Татарин

Студенты Казанской духовной семинарии

У нас в России все народы давно перепутались, как сеть у рыбака, которая внутри хаоса складок лежит правильными ровными квадратами и нужно ее только смочить и перебрать, чтобы засияла она своими ряжами. Чтобы быть уже не ловцами рыб. И русские, и татары, и коми, и зыряне, и ханты, и манси, и немцы, и якуты – все давно стали русскими. Все говорят по-русски, все делают одинаково, но каждый как-то с приподвыпертом, то есть не до конца все просто. Ну и для смеха определяют: этот татарин, а этот русский.

Иду я как-то утром по улице, жмурюсь от солнца весеннего и плачу от радости. Тут подходит ко мне седобородый старичок, взял строго за руку и говорит:

– Отчего у нас в стране татары за мусульман считаются? Ислам-то сюда позже Православия пришел. А до того все были кругом язычники. Ты скажи знакомым газетчикам, чтобы они про то, что много святых татар в истории России было, написали.

Я поклонился ему:

– Обязательно скажу.

А сам и думаю: чего такого сказать? И вспомнил. Был у меня один знакомый сварщик – очень верующий паренек Тимур. А в церкви его все звали Тимофеем. Духовником у него был очень хороший многодетный протоиерей. И вот видит он пламенную веру Тимура и говорит ему:

«Так ведь я татарин…» – говорит Тимур. «Ну и что? – отвечает батюшка. – Знаешь, сколько татар стало православными святыми!»

– Хочешь быть священником?

А тот, видимо, мечтал, но думал: куда ему, татарину… Так что даже заплакал на исповеди-то.

Батюшка ему говорит:

– Кто пресвитером быть желает – доброго желает. Если хочешь, поезжай в семинарию учиться, я тебе и рекомендацию напишу.

– Так ведь я не мальчик, и жены у меня нет.

– Можно верить в Бога, а нужно Богу верить. Верь Богу, и Он всё управит.

Тот слезы утирает:

– Так ведь я татарин…

Преподобный Петр царевич Ордынский

Батюшка улыбнулся:

– А может быть, даже больше.

И вот на Пасху отец Тимофей решил вспомнить, как пели «Христос воскресе» на разных языках…

Оставил Тимур свою работу, поступил в семинарию. Нашел себе хорошую жену в регентском классе. Владыка его рукоположил в диаконы, потом в священники и отправил «пару из молитвенника и клироса» в дальнюю большую деревню, где стоял древний пустующий храм. Батюшка храм подлатал, нашел кое-какую утварь да одеяния и стал себе служить. Деревенские потянулись на службы, но упорно среди них слух ходил, что «священник не настоящий, потому что татарин». Особенно так ворчали те, которых батюшка от рюмочки отлучить хотел. Так прошло три года. И вот на Пасху отец Тимофей решил вспомнить, как пели «Христос воскресе» на разных языках, показывая торжество Православия во всех народах. И запел по-гречески: «Христос анести! – Алифос анести!»

Как загудели старушки:

– И так на непонятном церковном языке служит, а тут и вовсе по-татарски запел!

И написали недовольные активисты письмо архиерею, что, мол, батюшка по-татарски службу ведет. Приехал архиерей, выслушал все их жалобы и говорит:

– Вижу, что не доросла еще ваша община до своего пастыря. Поэтому заберу его в столичный город, пусть там народ просвещает. А на вас за доносы – епитимья: не будет теперь у вас священника еще три года.

Уехал владыка. Селяне одумались, взмолились:

– Батюшка отец Тимофей, не оставляй нас сирыми! Как же мы без службы и Причастия жить будем? Кто же детушек крестить будет, венчать молодых, старых отпевать?

– Не знаю, – говорит отец Тимофей, – а только мы, священники, – солдаты нашего владыки: слушаемся его и ничесоже не можем глаголати вопреки.

– Вот, – сказал один мужичок другому, – в конце опять не по-нашему заговорил…