«Господь да сохранит Вас для неба»

«Наш святой»

Епископ Вениамин (Милов)

Сам этот факт удивителен. Владыка находился на Саратовской кафедре всего несколько месяцев – с февраля по август 1955 года. Многие не знают подробностей его жизни просто потому, что до недавнего времени книги владыки были малодоступны (некоторые научные труды были опубликованы в конце ХХ века; дневники и письма, вышедшие впервые в издательстве Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, не переиздавались с конца 1990-х^[1]). Осталось очень мало людей, которые знали владыку лично. Однако уже несколько поколений верующих саратовцев приходит к месту его упокоения с твердым убеждением: «Здесь лежит наш святой».

Тем же, кто познакомился с книгами владыки Вениамина, совершенно очевидно: перед нами – личность удивительного масштаба. Исповедник, который принял жестокие страдания за веру и научился при этом жить в непрестанном благодарении за все, что случалось в его жизни. Монах, молитвенник и аскет, вырванный насильно из монастырской жизни, но навсегда сохранивший преданность Богу, Церкви и верность своим монашеским обетам. Богослов, в сердце которого жила «пламенная, снедающая душу жажда богопознания», способный передать христианам учение Православной Церкви сквозь призму личного духовного опыта…

Коротко о его биографии.

Виктор Дмитриевич Милов родился 8 (21) июля 1897 года в Оренбурге, в семье священника. Учился в Яранском духовном училище, Вятской духовной семинарии. В 1916 году поступил в Казанскую духовную академию, где находился под духовным влиянием инспектора академии архимандрита Гурия (Степанова)^[2]. Учеба в академии была прервана Октябрьским переворотом.

7 апреля 1920 года владыкой Гурием, к тому времени епископом Алатырским, был пострижен в монашество в московском Даниловом монастыре с именем в честь священномученика Вениамина Персидского. 12 апреля того же года был рукоположен во иеродиакона, 8 октября – во иеромонаха.

В 1920–1922 годах учился в Высшей богословской школе при Даниловом монастыре, где в то время преподавали профессора ликвидированной новой властью Московской духовной академии. В 1922 году был удостоен степени кандидата богословия за сочинение «Жизнь и учение преподобного Григория Синаита». В апреле 1923 года возведен в сан архимандрита, назначен наместником московского в честь Покрова Пресвятой Богородицы мужского монастыря.

Братия Покровского монастыря. 1927 г.

28 октября 1929 года архимандрит Вениамин был арестован и приговорен к трехлетнему заключению, которое отбывал в лагере в районе Медвежьегорска. Формальным поводом к аресту послужило обвинение в обучении детей Закону Божию в Покровском монастыре.

После освобождения с июля 1932 года по июнь 1938-го служил сверхштатным священником в храме великомученика Никиты во Владимире. 15 июня 1938 года вновь был арестован: ему ставилось в вину «участие в антисоветской организации». В документах о реабилитации указано, что на его допросах применялись «запрещенные методы ведения следствия», то есть пытки. Наказание архимандрит Вениамин отбывал в Устьвымлаге.

После освобождения в июле 1946 года он вступил в братство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Преподавал во вновь открывшихся духовных школах апологетику, пастырское богословие, догматику и литургику. 14 июля 1948 года защитил магистерскую диссертацию «Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви». В 1948 году был утвержден в звании профессора, назначен инспектором МДА.

«Я хотел бы жить и умереть в Лавре», – говорил близким отец Вениамин. Однако этому желанию его сердца не суждено было исполниться. 10 февраля 1949 года он вновь был арестован и без суда и следствия, по материалам предыдущего следственного дела, выслан на поселение в Казахстан. Первые полтора года жил в колхозе близ села Байкадам, затем получил разрешение на переезд в город Джамбул, где до сентября 1954 года служил псаломщиком, регентом, затем священником в Успенской церкви.

Именно к этому времени относятся его удивительно глубокие и искренние письма из ссылки, адресованные семье Пелихов – отцу Тихону (он стал одним из самых известных и любимых духовников советского времени), матушке Татьяне Борисовне и их детям Кате и Сереже.

«Эти письма сохранились чудом»

Архимандрит Вениамин (Милов). Письмо Екатерине Тихоновне Пелих

Пожелтевшая от времени почтовая карточка, строки, выведенные выцветшим химическим карандашом: «куда» – город Загорск, Полевая улица; «кому» – Пелих Екатерине Тихоновне. Адресату было в то время 11 лет… В декабре 2008 года мы встретились с Екатериной Тихоновной в храме Спаса Преображения на Болвановке^[3]. «Это просто чудо, что они сохранились, – рассказала матушка Екатерина, перебирая письма владыки. – Получив письмо, мама переписывала его в обычную школьную тетрадь. В то время родители ждали чего угодно – и обысков, и арестов, поэтому мама спрятала оригиналы писем. Мы нашли их только после ее смерти в доме, где давно никто не жил».

Матушка Екатерина хорошо помнила первых насельников Лавры: «В основном старцы и среднего возраста, из лагерей. И такие они были измученные, истощенные… Мама пела в первом хоре Лавры. И она, и ее друзья принимали самое активное участие в жизни монахов: обеспечивали и одеждой, и пищей, ведь в монастыре пока еще ничего не было налажено. И вот, как тогда говорили, “новый батюшка появился”: высокий, худой, совершенно истощенный. Его облик очень живо сохранился в моей памяти. Вскоре мы узнали, как его зовут: архимандрит Вениамин. Видимо, мама первая из нас попала к нему на исповедь, и вскоре он стал духовником всей нашей семьи».

Арест архимандрита Вениамина в 1949 году был неожиданным для всех: «Конечно, горьким было это разлучение. Какое-то время мы ничего о нем не знали: где он, что он. Первое письмо из Казахстана мы получили спустя почти полгода». Семья Пелихов взяла на себя заботу о духовном отце в годы тяжелейшей для него казахской ссылки.

В своих письмах архимандрит Вениамин рассказывает о пережитом, о сложностях быта ссыльного, иногда просит о помощи. Но главное – это была единственно возможная для него беседа с близкими ему по духу и дорогими людьми. Как духовник, он отвечает на вопросы, дает советы, разъясняет недоумения. И многие из его советов и сегодня важны для всех, кто стремится к духовной жизни.

О близости Божией в горниле искушений

Архимандрит Вениамин (Милов). Фото из следственного дела. 1949 г.

О своих скорбях и болезнях отец Вениамин писал очень коротко. Эту последнюю ссылку он переносил очень тяжело. Казались невыносимыми условия чуждого быта, давали о себе знать возраст и болезни. Но главной бедой была для него оторванность от Церкви, невозможность участия в Таинствах. Несмотря на это, порой он переживает чувство удивительной близости Божией и не перестает благодарить. Перечитаем фрагменты его писем того времени.

«Дорогие о Господе! Прежде всего радуюсь случаю написать Вам, хотя пишу в казахской юрте, сидя на земле. Теперь жнива и казахи кочуют, я, по обстоятельствам своего положения, вынужден участвовать в колхозной работе. Посылку Вашу получил. Горячо благодарю за теплое участие и память о мне. Письма Ваши читаю со всем сердечным вниманием и душой живу Вашими радостями и скорбями». (22 июля 1949 г.)

*

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]! Я пока до сентября продолжаю жить в грязной юрте и работаю до утомления ежедневного. С переходом в деревню буду просить Вашей хозяйственной опытности: нет ли возможности достать пачку сушеных овощей, чтобы класть в суп? У нас теперь, кроме пшеничной муки, ничего купить нельзя. Надо ухитряться готовить суп из муки. Привет о[тцу] Т[ихону] и благословение Божие призываю на всю Вашу семью…» (20 августа 1949 г.)

*

«План жизни у каждого человека развертывает Бог. Если Он послал меня в такую тесноту, значит, так нужно»

«От председателя колхоза я получил приказание идти работать учетчиком в тракторную бригаду. Общество от меня по настроению – далекое. Мучаюсь с обмерами полей. Работают день и ночь, а я должен регистрировать горючее в тракторах и выработку. Нахожусь все время в полях, а ночью в какой-либо дымной юрте. Мучают паразиты, холод и теснота. Так должно быть до заморозков, то есть до половины ноября… Настроение грустное. Одно меня ободряет – это то, что план жизни у каждого человека развертывает Бог. Если Он послал меня в такую тесноту, значит, так нужно.

Мясо надобно солить едкой солью, чтобы не разлагалось. Я как раз нахожусь в рассоле. Даже при такой суровости быта душа частично разлагается вдали от Церкви. Что же было бы со мной при тихом образе жизни?

Остаюсь с пожеланием Вам терпения, бодрости духа. А.В.» (26 сентября 1949 г.)

*

«Сейчас у нас разыгрался пыльный ураган. Я заблудился в поле, за два шага ничего не было видно. Зашел в чужой колхоз. От пыли чуть не ослеп.

В себе вижу тучу слабостей, недостатков и чувствую, как нужна человеку благодать Святого Духа и в то же время личное напряжение к добру и молитве. Погибать легко нравственно, но стоять в Боге мысленно и деятельно можно только при непрерывном личном напряжении. Хотя бы это было по инерции ума»^[4]. (1 октября 1949 г.)

*

«Сейчас распечатал Вашу посылку. Все просмотрел и хотя на несколько минут утешился в своем внутреннем мире. Благодарю за любовь совершенно родную, чуждую разбавленности себялюбием.

Дорогого о[тца] Тихона прочитал слова на бумажке, в которую была завернута просфора. Спаси его Христос! Как это все меня утешило!

Но утром на другой день действительность снова поставила меня лицом к лицу пред горем. Главное, знаете, что тяжело? Это всегдашняя скованность зависимостью от колхозного режима. Ежеминутно жди: вот-вот куда-нибудь пошлют. Заставят делать то, что тебе чуждо, например: чистить колодцы по вечерам, где-либо на холоде держать за поводья лошадь председателя кол[хо]за в то время, как он где-либо кушает и благодушествует. Необходимость вменять себя за ничто постоянно – нелегка. Выбраться из колхоза нет возможности. Предлагают, правда, торговать мясом в сельском ларьке… но это смешно. Какой я торговец?! Просвета не вижу впереди своего бытия… Пока кончаю писать. Спасибо Вам за все». (18 октября 1949 г.)

*

«Цели жизни своей при всей суете не забываю. Знаю, что лежит человеком едино умрети, потом же суд^[5]. Помню Христа, Живой Хлеб Жизни, и тоскую о пребывании в Нем. При множестве искушений не забываю, что счастье души зависит от пребывания в родной стихии открытым сердцем и от служения другим тем даром, каким Бог наделил. Без суеты трудно прожить, но когда Церковь помогает благодатно, суета не пагубна. Труднее жить вдали от Церкви и от родного окружения. Тогда искушения острее, сопротивляемость злу слабее. Где-то повелит Бог жить мне в будущем?..» (6 ноября 1949 г.)

*

«Внутренне глубоко верится, что Богу все возможно, что судьбы человеческие в руках Его и Он чудесно неожиданными путями силен избавить от бед. Каждый из нас ведом Богу, и Бог поразительно близок к человеку – так близок, что внемлет всякому слову молитвы его и с нежностью выше материнской утешает его. Поэтому уповаю, что и меня Он вернет к алтарю Своему, когда это будет мне полезно». (25 ноября 1949 г.)

*

«В горе своем за последний год одно только чувствую, что при тяжких переживаниях душа действительно имеет в Боге не только близкое Существо, не только единственного Отца, но и основу самого бытия. И когда накапливаются тяготы дня, при обращениях к Нему всегда чувствуется стояние пред Живым, внимающим Существом и всеблагостным Утешителем. И после обращений к Богу в жгучих печалях становится понятным, каким образом, когда “мы в Нем, Он в нас”, то есть тогда состояние молящегося похоже на настроение дитяти, покоящегося на груди матери». (16 января 1950 г.)

*

«За последнее время сильно чувствую необходимость готовиться к переходу “домой”, то есть к смерти. Сердце плохое, физическая ослабленность бесспорна. И в то же время очень ярко чувствую руку Божию над собой. Бог близок всегда к нам. Все слышит, всегда отвечает на молитвы не только сменой наших внутренних состояний, но и кризисами в наших внешних положениях. Почему Он попускает нам пребывать в горниле разных искушений, это мы узнаем после». (7 декабря 1950 г.)

О пастырском служении

Архимандрит Вениамин (Милов). Джамбул. 1951 г.

*

«Наша церковная служба, совершаемая с полным благоговением, носит печать благодатности… Богобоязненный священнослужитель – носитель Духа Святаго. Ведь что такое в человеке верующем страх Божий? Это – дыхание Св[ятого] Духа, облекающее и проницающее душу богобоязненную. Если же имеющий страх Божий допустит какую-либо вольность и нескромность, то он сразу чувствует отступление благодати Божией. Тогда и храм видится им только как “человеческое” помещение.

«Опыт жизни приводит к живому убеждению, что мы не только “ничто”, но без Бога – “пустое ничто”»

Еще хотелось высказать несколько мыслей по поводу молитвы нашей к Богу. Опыт жизни, знаете ли, приводит в конце концов к живому убеждению, что мы не только “ничто”, но без Бога – “пустое ничто”. В сердце человека, по крайней мере, теплое чувство благодарной любви к Богу должно быть неотступным. Все наши мысли, чувства, слова и действия должны истекать именно из такого чувства. А поскольку у нас подобное чувство является лишь временами, то мы – “развороченное ничто”, опустошенное от Бога. Потому необходимо пред началом всякого дня молиться Господу о том, чтобы Он положил печать силы Своей на все, что мы мыслим, говорим и делаем. Например, можно молиться такими словами: “Господи Боже! Даруй мне в наступающий день Твою силу и положи ее как печать на мой ум, сердце и волю. Даруй мне благодать обращения со всеми, чтобы я не огорчил Твою святую любовь своими грехами”. Подобная молитва должна быть первым криком больной и немощной души к Богу, первой молитвой о содействии свыше.

Вы сами постоянно чувствуете, как сила Божия при чтении Вами молитв приближается к Вам и как небесная стихия вторгается в Вашу душу. Отсюда сделайте вывод о том, как нам нужен Бог ежемгновенно – Бог сердца нашего, Бог всякого утешения и радости. Им и будем согреваться и оживотворяться. Этого блага желаю Вам так же, как и своей худости и ничтожеству.

Господь да сохранит Вас в мире и благополучии. А.В.» (1 сентября 1953 г.)

*

«В личной нашей духовной жизни, знаете, чего недостает? Нет напряжения у нас к ношению помысла Иисусовой молитвы, нет осторожности в употреблении речи, мало понуждения себя прощать всех, пред всеми смиряться, мало боремся со своей нервностью и с привычкой механически молиться. Еще мы должны помнить, что исправляет человека – в ответ на его понуждения себя к добру – не человеческая воля, а Сам Господь Иисус Христос. Нам дана способность противиться борющим нас злым и другим помыслам и отвергать их, а исправляет наш характер Господь. Мы должны особенно беречься недружелюбия к кому бы то ни было. Удаляющийся от человека – удаляется от Бога. Мы спасаемся чрез доброе отношение к другим и чрез строгое отношение к себе благодатию Христовою.

Подвижники в разных св[ятых] местах учат нас открываться душевно пред Богом и помогают в том, а от Бога тогда незримо изливается дождь успокоительной и врачующей силы». (5 ноября 1953 г.)

Советы матушке

Епископ Вениамин (Милов). Письмо Екатерине Тихоновне Пелих

Значительная часть писем будущего владыки адресована матушке Татьяне Борисовне: он отвечает на ее вопросы об устроении духовной и семейной жизни. И эти письма невероятно интересны, потому что благодаря им мы становимся свидетелями общения двух незаурядных людей. Поскольку имя протоиерея Тихона Пелиха сегодня хорошо известно, расскажем особо о его супруге.

Татьяна Борисовна Пелих (урожд. Мельникова) родилась в 1903 году в Варшаве, в дворянской семье. В гимназии в Царском Селе училась вместе с великими княжнами Марией и Анастасией. После революции Мельниковы переехали в Нижний Новгород, где в 1919 году Татьяна познакомилась с владыкой Петром (Зверевым)^[6], который служил в Печерском монастыре. По его благословению Татьяна преподавала Закон Божий и церковное пение в монастырской воскресной школе для детей, исполняла секретарские обязанности. Под руководством владыки Петра она настолько основательно изучила церковный устав, что знала его наизусть и впоследствии помогала священникам, даже при отсутствии богослужебных книг. В эти же годы она выучила наизусть Евангелие от Марка и несколько канонов и акафистов. Позднее, в тюрьмах и ссылках, это очень помогало и ей, и окружавшим ее верующим людям. После ареста владыки Петра семья Мельниковых вернулась в Москву.

В 1921–1923 годах Татьяна – прихожанка храма Христа Спасителя в Москве, духовная дочь протопресвитера Александра Хотовицкого^[7]. Основным ее послушанием было носить письма и передачи духовным лицам – заключенным московских тюрем. После ареста отца Александра Татьяна стала духовной дочерью одного из известнейших старцев того времени – насельника Данилова монастыря архимандрита Георгия (Лаврова)^[8]. Вместе с ним в 1928 году она отправилась в ссылку в Киргизию, обеспечив старцу постоянный уход в последние годы его жизни. Кроме бытовых хлопот (добывать продукты, доить корову, печь хлеб, стирать и прочее) ей приходилось ежедневно исполнять дома весь суточный круг богослужения в качестве псаломщицы. Старец скончался в 1932 году – через несколько дней после освобождения.

25 января 1933 года в день своего ангела Татьяна была арестована. Несколько месяцев она и арестованные с ней друзья (по делу «контрреволюционной ячейки христианской молодежи») провели на Лубянке, затем в Бутырской тюрьме. В 1933–1935 годах Татьяна находилась в ссылке в Сиблаге. По возвращении обосновалась в Загорске.

«У моей мамы Татьяны Борисовны была удивительная жизнь, – рассказывала Екатерина Тихоновна. – В юности она не хотела замуж, просила отца Георгия о постриге. Он постригал почти всех, кто его просил об этом, а ей сказал: “Подожди, будешь матушкой”. И спустя много лет она стала матушкой – женой священника. После смерти отца Георгия ее духовником стал архимандрит Вениамин (Милов), после его смерти – архимандрит Афанасий (Сахаров)^[9]. Она искала духовного руководства, и Господь посылал ей духовников».

Матушка Татьяна Борисовна скончалась 1 июля 1983 года. Отец Тихон пережил свою супругу только на две недели…

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]! В распределении обязанностей по дому между Вами и о[тцом] Т[ихоном] Богом установлена пропорция: Ваш удел – хлопоты, Т[ихона] Т[ихоновича] – созерцание и книги. Поэтому Вам нужно искусство и хлопотать, и осторожно раздвигать налегающую на Вас паутину суеты. Здесь поможет Вам сама тонкая до щепетильности Ваша совесть. Она не даст Вам покоя, пока Вы не исполните своего долга пред душой своей. Когда чего не выходит доброго по Вашему желанию – восполняйте все сокрушением и будете помилованы». (3 марта 1950 г.)

*

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]! В расстройствах Ваших не унывайте. Характер нескоро переделывается. Тысячи сокрушений все же не остаются без плода. Непременно зерно добрых желаний у Вас прорастет и родится плод изменения. Как в дереве созревание плодов имеет место по истечении установленного Богом срока, так и в нас, болеющих о своем несовершенстве и немощах, плодоношение исправления происходит в срок, предвиденный Господом к нашей пользе». (26 января 1950 г.)

*

«Наивысшего сокровища желаю Вам – углубления способности молиться»

«Позвольте поприветствовать Вас с днем Ангела, хотя привет и запоздал. Самого наивысшего сокровища желаю Вам – углубления способности молиться. С этим приобретением все святое входит в душу. Это канал, по которому от Лозы, Христа Спасителя, движется в ветку души сок благодати. А благодать Божия есть сила всего доброго в нас, и помощь, и претворение добрых наших желаний в дела». (3 февраля 1950 г.)

*

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]! Что-то последние Ваши письма минорны. Болезни, неустроенность дома, заботы о детях как бы ни трогали Вас остро, при всем том Церковь Божия, [как] родная мать, всегда Вас окрылит токами благодати. Самое главное в Вас цело – вера глубокая, с помощью ее все наносное преодолеется благодатию Святого Духа. Этого я желаю Вам». (14 июля 1950 г.)

*

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна], а Ваши боли душевные о недочетах в отношении к Богу покрывайте сокрушением сердца. Тогда Всемилостивый Бог простит за все и убелит вас “паче снега”. Мы – немощны, постоянно падаем, изнемогаем, малодушествуем, часто плачем. Но Бог у нас – Всемилостивый, Пресострадательный, Безмерно Щедрый. В Его любви исчезнут все наши немощи и слабости, если оплачем их с искренним желанием более их не повторять.

Я за последние дни очень страдал от всяких неожиданностей. Но о грустном можно говорить лишь немного или, что еще лучше, не говорить ничего.

Дорогому Т[ихону] Т[ихоновичу] желаю мира и радости духовной в служении и углубления в познании веры и духовной жизни. Господь да сохранит Вас для неба и вечной радости. А.В.» (28 июля 1950 г.)

*

«Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]! Возможностью бывать на Литургии не переставайте пользоваться^[10]. В этом почерпнете силы терпеть тяготы дней своей жизни. Смиренный образ мыслей о себе и молитва во всякое время на домашних работах способны делать менее едкими домашние неприятности. Господь да хранит Вас!» (24 октября 1952 г.)

Письма детям и о детях

Протоиерей Николай Кречетов и его супруга Екатерина Тихоновна. 2008 год

Даже при самой благоприятной семейной ситуации воспитание детей – особый, чрезвычайно ответственный подвиг. Сердце матери всегда болит о детях. Зная об этом, владыка старался утешить и укрепить Татьяну Борисовну в ее трудах.

«Родным моим деточкам желаю в наступающее лето провести каникулы в сдержанной осторожности и серьезности души, чтобы чем-нибудь не огорчить папу и маму. Покой родителей есть и ваш покой. Если вы сохраните к родителям бережение их покоя, то в этом найдете и свой покой и счастье. Иначе и на каникулах не отдохнете. Господь да сохранит всех вас и благословит». (8 мая 1950 г.)

*

«К[ате] и С[ереже] желаю успехов, а С[ереже] отдельно молитвенно желаю, чтобы он порадовал папу и маму безупречностью обращения и скромностью. Он – виноградная веточка, а Господь Спаситель – лоза. Если дорогой мальчик молитвой привьется к Спасителю, научится терпеть молитву, чувствовать ее слова, сила молитвы облагородит его сердечко. Без Иисуса Христа мы не можем исправиться – не умеем, не хотим и бессильны. Здесь тайна перерождения каждого сердца». (12 апреля 1951 г.)

*

«Деткам желаю успехов в учебных занятиях, но прежде того – успехов в послушании папе и маме и в исполнении молитвенного долга пред Богом. Теперь сознание этого долга не стоит ли на втором плане, если только не на третьем у деток? А надо, чтобы Бог – Источник всего святого в нас – был на первом плане всегда». (14 сентября 1951 г.)

*

«Для каждого человека закон – иметь горячее чувство к Богу. Пока его нет, нет и центра жизни»

«С[ережа], если Вас слушаться не будет, учиться будет неважно. Надо сначала наладить отношение к Вам, а потом напрягаться в изучении школьных предметов. И К[ате] надо подтягиваться в нравственной дисциплине. Для каждого человека закон – иметь горячее чувство к Богу. Пока его нет, нет и центра жизни. И неизбежны всякие проявления характера». (8 декабря 1951 г.)

*

«Дорогой Т[атьяне] Б[орисовне] спешу выразить сердечно свои мысли и чувства в связи с наступающим днем ее Ангела. К светлому приветствию с этим днем, памятным и духовно дорогим, невольно навертываются в сознании думы о тревогах дорогой именинницы. Ваша участь по дому – нести покорно крест печалования о детях с надеждой на Бога. Человечески мы хотели бы, чтобы детки сразу сделались ангелами. Но характер их и недостатки в своем исправлении подчинены судьбам Промысла Божия. Богу возможно их сразу исправить промыслительными воздействиями. Т[атьяне] Б[орисовне] же, как хананеянке, предлежит вопиять и вопиять к Богу. Господь всегда Вас видит и слышит Ваши молитвы. Нужно только смиреннейше и непоколебимо продолжать молиться, нести подвиг состраждущей любви и мужественно с верой стоять в ходатайстве пред Богом за детей». (10 января 1952 г.)

Одиннадцатый час

Епископ Вениамин (Милов)

За время своего короткого архиерейского служения владыка обрел огромную любовь саратовской паствы. «Владыка Вениамин был одаренным проповедником, – вспоминал архиепископ Ярославский Михей (Хархаров). – В Саратове, когда он только произносил слова обращения: “Дорогие, возлюбленные, Богом данные мне дети…”, причем сказанные с такой теплотой и сердечностью, что с этих начальных слов прихожане начинали плакать. Говорил он всегда с большим чувством»^[11].

Кончина владыки была неожиданной, скоропостижной. В среде его духовных чад существует убеждение, что она была насильственной. Это мнение приведено в том числе в справочнике «Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XX веке»^[12], подготовленном Свято-Тихоновским богословским институтом (ныне ПСТГУ).

Протоиерей Владимир Тимаков вспоминает: «Ушел из этого мира владыка Вениамин при загадочных обстоятельствах. Указывали даже на споспешника смерти – келейника, но экспертизу Советы не проводили»^[13].

Богоборческая власть вела борьбу даже с уже покойным владыкой, стремилась стереть его имя из памяти людей: известно, что не раз предпринимались попытки разрушить его надгробие.

Однако у Бога нет мертвых, и настоящая любовь – любовь во Христе – не умирает. Только этим и можно объяснить, почему так любили и любят люди владыку Вениамина, почему сердцем чувствуют: «угодна бо бе Господеви душа его»^[14], как говорится в паремиях на день памяти преподобных отцов.