Самая хорошая ошибка

Сегодня технологии повсюду, жизнь каждый день предлагает нам немыслимые доселе вещи, притом часто взаимоисключающие. Например, развиваются технологии, совершенствующие контрацепцию – незачатие. Там, где природа создала бы жизнь, технология вмешивается со своей претензией: «Нет, это контролирую я! Жизнь будет, если захочу я!»

Существует и обратное явление: где имеется проблема с рождаемостью, технология снова вмешивается: «Я создам плодовитость. И не только ее, но и саму жизнь! Я могу не только улучшить здоровье эмбриона посредством хирургического вмешательства или иным способом, но и изменить генетические характеристики плода!» У технологии имеются такие претензии, потому что само общество хочет этого, общественное мнение хочет этого, наука хочет этого – все считают, что всё это очень хорошо. А почему?

Научное знание может обернуться тиранией – посмотрите, какие дилеммы ставит перед родителями возможность прервать беременность в любой момент. Современные средства диагностики отслеживают развитие плода на разных этапах беременности. Люди идут к врачу, а он им говорит:

– Мы провели тест, и у вашего ребенка, вероятно, будет синдром Дауна.

– Синдром Дауна?!

– Да.

– Вы уверены?

– Скорее всего, это так. Сохраните плод еще на месяц, мы проведем и другие наблюдения и скажем точнее, с какой вероятностью.

Спустя известное время врач говорит:

– Сейчас у нас есть некоторые надежды.

– Но, доктор, вы же раньше говорили, чтобы я сделала аборт! А какой была вероятность?

– 30% за то, что синдрома нет, а сейчас 50%.

Вот так и начинается тирания знания. «Зачем мне надо было это знать, и что нам теперь делать?» – недоумевают многие родители. А если ребенок родится с синдромом Дауна, то кто может сказать, что ему плохо будет житься на этом свете? А что ему? Он же исключительная личность.

У нас в Аттике, в митрополии, было трое таких детишек, они помогали при храме. Это были невероятные дети! Однако если у ребенка болезнь Хантингтона, то это будет означать, что он буквально будет деградировать. И наука услужливо предлагает тебе решение:

– Да сделайте вы аборт, и всё тут. Так не живут! Неужели тебе, отче, так хочется увидеть, чтобы человек так жил и страдал?

Давайте быть честными: вы бы убили ребенка, если бы он родился больным?

Нет, конечно же, я не хочу видеть никого живущим таким образом. Но я не хотел бы также, чтобы хоть один человек был уничтожен, прежде чем ему дадут возможность жить. И, кроме того, давайте быть честными: то, что вы делаете с ребенком на 6-м месяце беременности, вы бы сделали на 6-й день после его рождения? Нет, не сделали бы. Почему же мы делаем вид, будто не понимаем этого?

К нам, бывает, приходят супруги, у которых между собой разногласия: один хочет сохранить ребенка, а другой – сделать аборт. Бывает, один другому угрожает:

– Если сохранишь его, мы разведемся!

И тогда они идут к духовнику в надежде разрешить проблему.

Это действительно трудно. Однажды пришел молодой человек со своим тестем – их направил духовник. Этот молодой человек хотел стать священником. Но тогда он сказал мне так:

– Владыко, вы будете отговаривать меня, но я просто хочу, чтобы вы знали: моя жена беременна, ее осмотрели и сказали, что ребенок будет инвалидом. Мы просто с ума сошли после этого. Но решили, владыко: мы сделаем аборт! Я знаю, что это грех. Знаю, что лишусь священства навсегда. Я всё знаю, но я не могу, отче, я не могу!

– Понимаю.

Я больше ничего не сказал.

– И вы мне не скажете ничего?

– А что мне сказать?

– Скажите что-нибудь!

Я сказал ему:

– Ну вот посмотри! Зачем ты пришел? Сказать мне, что не выдерживаешь этого? Или чтобы я сказал: «Не делайте аборта»? Я не верю ни в то, ни в другое. Или ты, конечно же, хочешь, чтобы я сказал тебе что-нибудь и ты так сильно не обременял бы свою совесть?

– Да, это так. Но я знаю также, что вы ученый.

– Это сейчас не имеет никакого значения: я ничего не могу сделать для тебя как ученый.

Его тесть только сидел и плакал. Жена ждала их. Она не пришла, чтобы я ее не разубедил.

А у меня сердце разрывалось, это же нелегко… Как мне наступить на свое сердце и дать им совет: «Поступите вот так вот»! Ведь тогда люди не выдержали бы. Но я не мог и сказать им: «Сделайте аборт!» Поэтому я сказал им:

– А знаете, какие ошибки самые хорошие? Те, которые совершают ученые! Мне больше нечего сказать вам. Вы просто помолитесь и скажите: «Что даст нам Бог!»

– Знаю, отче, то же самое сказал мне и духовник.

– Сделай же так, как Бог тебя просветит.

Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай

Они ушли. И вот прошло известное время. Они так больше и не пришли. Я был уверен, что они сделали аборт. Но они тогда вернулись домой, и жена сказала:

– Я не могу сделать этого! Пускай родится, какой бы он ни был! Я не могу, я сама себя возненавижу! Пусть лучше будет такой ребенок, который будет нас смирять, он по меньшей мере будет вызывать в нас благие помыслы.

И вот ребенок родился совершенно здоровым. Что произошло, мы так и не знаем. Просто я хочу сказать, что у науки имеется определенное значение, но очень хорошо, чтобы его опровергали. Особенно когда опровергается такая система, где врач всезнающ и с легкостью превращает вероятность в уверенность, а Бог остается вне поля зрения.

Вы знаете, что среди наших обязанностей как духовников есть и эта – так воспитывать супругов, чтобы развивать в них веру, провоцировать веру. Я не могу сказать, что ребенок не родится больным, может случиться и это, к несчастью, но самое главное в данном случае не то, чтобы люди получили здоровое дитя, а чтобы Бог родился в их сердцах здравым образом.

К нам приходят также супруги, у которых целые годы подряд нет детей, а они очень сильно хотят их. Разве это не естественное человеческое желание? Вы семейные люди, вы знаете это: когда есть дети, дом становится полон, меняется жизнь, преображаются отношения, утихает помысл. Мы, как духовники, могли бы дать благословение, когда речь заходит об искусственном оплодотворении, но когда человек приходит к нам, нельзя, чтобы мы принимали решение вместо него. Однако мы должны поговорить с ним: помимо того, чтобы дать ему одобрение на искусственное оплодотворение (и на духовное оплодотворение тоже), – поговорить с ним о том, что в обществе, в котором мы хотим всё вогнать в симметрию научной прочности, у Бога есть Свои способы действования.

Вымоленные дети – это знамения. 22 года ожидания и вдруг – хоп! А врачи говорили, что супруги бесплодны

Вымоленные дети – это знамения. На исповеди обратите внимание на детей, родившихся по обету и носящих имена таких святых: Нектарий, Арсений, Ефрем, Лука. Я видел невероятные вещи у таких детей, они – плод горячих молитв. Не все могут быть такими, но я говорю вам о детях, которых видел. У таких детей имеется молитвенный покров.

Знаю о 53 детях, родившихся вопреки уверению врачей, что родители их бесплодны. Им сказали это после обследований и длительной – от 4 до 22 лет – совместной бездетной жизни. Когда мы рассказываем об этом или читаем в житиях святых, то всё выглядит так просто. 22 года ожидания и вдруг – хоп! А сейчас мы их причащаем, они ходят в церковь.

Вот и сейчас у нас две женщины беременны, одна после 13 лет ожидания, и другая тоже после долгих лет бесплодия. И они не слишком церковны, но имеют веру.

Бывает, что приходит церковный человек и негодует:

– Отче, ну почему Бог не дает мне ребенка? Я христианин, разве я не угождаю Ему? Так почему же?

Неужели ты всерьез думаешь, что если ты слушаешь церковное радио, то ты уже христианин? Бог судит не так.

Или приходит женщина с обнаженными плечами и говорит:

– Отче, я очень грешна, и поэтому Бог не дает мне ребеночка. Вы можете прочитать надо мной молитву?

Это реальный пример – вскоре у нее родились близнецы, в Патре.

Прекрасный мир Бога превосходит наш ум. Мы должны раскрыть людям смысл их существования, применяя в Церкви икономию. Не одна акривия представляет собой путь, существует еще и икономия. Но ее применение должно быть смиренным, красивым.

Возникнут и другие проблемы, с которыми люди всё чаще будут обращаться к вам, духовникам. С развитием изучения стволовых клеток многие люди будут спрашивать вас, можно ли им сохранить амниотическую жидкость¹ (то есть стволовые клетки). При рождении младенца врачи могут сохранить кровь из пуповины, чтобы использовать стволовые клетки, имеющиеся в ней, в будущем, если появится вдруг какое-нибудь серьезное заболевание. Проблемы нравственного характера здесь нет, по-моему, в том смысле, чтобы эти клетки были законченным в своей идентичности человеком. Однако проблема заключается в том, что здесь встает вопрос об огромном бизнесе, что порочно, когда речь идет о таинстве жизни. Объясню вам два момента.

В Греции рождается около 100 000 человек в год. Если при каждых родах сделать это сохранение амниотической жидкости, по 2500 евро на человека, то это составит 250 миллионов евро в год. Это «неплохой бизнес». В Европе всего 24 частных банка для хранения пуповинной крови, в которой имеются стволовые клетки, за которые ты платишь, и 13 из них находятся в Греции и на Кипре. Во Франции нет ни одного. Там только государственные банки. В государственных что происходит? Там ты отдаешь эту кровь в банк, и она может попасть к кому угодно, тогда как в частных она хранится только для тебя.

Несмотря на это, вероятность того, что стволовые клетки будут тобой использованы, учитывая современный уровень развития науки, исключительно мала. Поэтому даже национальная комиссия по биоэтике – не церковная, а та, что не связана с Церковью, – высказала возражения против массового введения этой практики.

Поэтому когда к нам придет человек с таким вопросом, ты категорически не станешь рубить с плеча: «Это запрещено!» Просто объясните ему, что вероятность влить дополнительные деньги в чьи-то карманы очень велика, а, с другой стороны, вероятность использовать когда-нибудь эти клетки почти нулевая. А нравственной коллизии здесь нет: здесь встает вопрос не об эмбрионе, а о клетке.

Огромной проблемой сегодня является желание установить полный контроль над рождаемостью – от зачатия, его вызывания или прерывания, до рождения ребенка и вмешательства в его будущее. Нам надо всегда иметь в виду настроенность людей. Вот пример из статистики университета Колорадо, собранной несколько лет тому назад. В одной анкете у людей спросили: «Если есть вероятность до самого рождения установить склонность ребенка к полноте в будущем, то вы прервали бы беременность?» И 11% ответили положительно. Это проявление мышления, когда желают рождения точно такого человека, какого нам хочется.

Человек подошел к своей кончине, и тут начинается: питание через зонд, катетеры… Такая жизнь – это жизнь?

Вспомним также о вопросах, связанных с окончанием жизни. Вот в какой-то семье человек тяжело болен, и его болезнь быстро прогрессирует. Мы, как родные, должны спросить себя: а какова наша ответственность за него? В какой-то момент ты начинаешь чувствовать, что ему просто не дают умереть. Вставляют катетеры, электроды, дают лекарства – человек собрался умирать, а происходит то, что происходит сегодня с нашей страной: она рушится, а мы силимся ее спасти. Человек подошел к своей кончине, и тут начинается питание через зонд, его кладут в отделение интенсивной терапии, а врачи говорят:

– Как скажете!

И в семье возникает огромная проблема: сохранять ли ему жизнь или нет? Эта жизнь – она жизнь или нет? Это та жизнь, которой желает Бог или которую навязывает технология? Огромный вопрос.

Эта дилемма возникает постоянно, поэтому так часто и организуются круглые столы и дискуссии специалистов по данному вопросу. Сейчас опять будет такой круглый стол в афинской больнице Евангелизмос, в котором я буду принимать участие. Вы видите, как ученые, да и все люди, пытаются выкарабкаться из безысходности, которую создало широкое, безрассудное и чрезвычайно навязчивое употребление технологий в пограничных областях жизни и смерти?

Эти проблемы порождают конфликты и кризисы в семьях. Люди не знают, что им делать. Они будут приходить и спрашивать, а мы, как духовники, должны быть очень внимательными в своих советах.

И, наконец, еще одна очень важная вещь. Мы те, кому предстоит давать ответы на все эти вопросы. Мы можем сказать людям: «Как Бог просветит вас!» Но когда четко видим, что что-то есть, то давайте скажем им это: «Поступи вот так вот, лучше не брать на себя тяжесть». Но если что-либо выше наших сил, пусть люди сами решают, а затем и мы по совету своих духовников или нашего епископа посмотрим, как нам отнестись к их выбору. Наше пастырское попечение не призвано решать проблемы, как мы зачастую полагаем, но спасать и освящать людей, открывать им путь в Богу.