Пакт о ненападении

Художник: Ладо Тевдорадзе

Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою.

(Быт. 3: 16)

Вы, наверное, помните историю Шекспира и Магды, чей венчанный брак развалился, как спичечный домик, из-за глупых причин. Шекспир отказался от долгожданного сына, сказав, что это «не его работа», а разъяренная Магда поклялась отрезать поганый мужнин язык и скормить собакам при удобном случае. И двое верующих разошлись, словно облака в ветреный день.

Остыв, Шекспир не раз пытался построить сожженные мосты, но Магда была непреклонна: отключала мобильник и стирала длиннющие sms-ки с цитатами из Библии, лопаясь от злости. Духовник их преставился, и некому было помочь мудрым советом – помирить супругов. Друзья и соседи каждой стороны винили во всем противоположную, и выхода из тупика явно не проглядывалось.

В этой конфронтации прошло лет десять или около того. Их сын Петре рос и шкодил соответственно возрасту и гиперактивному темпераменту, даже не подозревая, какие страсти разыгрываются за его спиной.

Вся эта тягомотина так бы и продолжалась, не наткнись Магда в интернете на беседу протоиерея Андрея Ткачева, известную массам как «Ломать жену об колено».

Магда слушала и возмущалась: как, она, такая умница-разумница, должна стать тенью своего непутевого мужа?!

Магда прослушала речь священника, несказанно возмутилась и стала искать другие высказывания «попа-монстра» об испокон веков угнетаемом женском поле. Оказалось, что проповедей у него на эту тему немерено. Сами собой попадались «возмутительные» куски:

Один пример из обыденной жизни. Садясь за стол обедать или ужинать, кому в наших семьях подают первую тарелку с едой? – Детям. Вот так! А кому надо бы? Мужу! Мужу первую тарелку! Кормильцу семьи, потом всем остальным, жене последнюю. Это норма жизни. И жена должна этот принцип отстаивать последовательно. Маму должна второй покормить, а первым – мужа, пусть мама хоть треснет от злости. Потому что это закон Божий! Сначала первый по смыслу^[1].

Нет, положительно, это и в уме не укладывается! Шекспир, недобитый пыльным мешком из-за угла, оказывается первый по смыслу. А она, Магда, умница-разумница и пчела-труженица, на которой все держится, лишь так, вторая с конца. Ну куда это годится?!

Глаза уже выискивали новое, в ум не вмещающееся:

Посмотрите на семью святителя Василия Великого. Кстати говоря, и у святителя Василия Великого, и у святителя Иоанна Златоуста, и у святителя Григория Богослова – святые матери. У Василия – Эмилия, у Григория – Нонна, у Иоанна – Анфуса. Можно так и поминать их вместе с мамой: «Молитвами Василия Великого и мамы его, молитвами Григория Богослова и мамы его, молитвами Иоанна Златоуста и мамы его помилуй мя, Господи». У святого мученика Пантелеимона – мама святая, Иула. У блаженного Августина – мама святая, Моника. Причем мужья у этих святых жен отнюдь не святые были. Подруги святой Моники даже удивлялись, почему она ходит без синяков и шишек: у нее муж был очень нервный, во гневе страшный, а у них мужья покладистей, но они вечно с синяками. А она говорила им: «Да я молчу, я не спорю с ним никогда. Он мне слово – я ему: “Прости меня!”». И так она всю жизнь без тумаков ходила при таком свирепом муже. А остальные при кротких мужьях получали тумаки. Вот школа семейной жизни^[2].

Протоиерей Андрей Ткачев. Фото: Православие.Ru

Или как вам такое? Опять из тех же проповедей, с которыми ни одна уважающая себя женщина не должна согласиться:

Спрошу вас и себя: если ребенок – главная ценность и если женщина всем управляет и командует, то где место мужу? Какое место ему отведете взамен прежнего и естественного – господственного? Неужели он создан, чтобы биологически осчастливливать дочерей, делая их матерями; дарить женам постельные радости и зарабатывать деньги (желательно большие), а в остальном стоять сбоку молча? Всё что ли? И неужели мамами наученные и женскими журналами наставленные, именно об этом «счастье» подсознательно мечтают и молятся тысячи девушек, желающих выйти замуж? «Кормит, любит, одевает, балует, ласкает, ни в чем не перечит, ибо я – хозяйка». Это, девушки, мечта не о реальном муже, но о Коте в сапогах, который пушист, ласков и по совместительству – чудотворец. С такой мечтой о браке придется остаться незамужней или в отчаянии выйти в конце концов за стареющего вдовца. Чтобы так не случилось, нужно в мечты о браке (мечты неизбежные, естественные и греха в себе не несущие) допустить библейскую идею служения, добровольного смирения и невидимой роли. Желай стать тенью мужа, желай стать ребром его и водвориться на естественное место – ближе к сердцу его и под покров плоти. Желай отдать себя ему, чтобы потом раствориться в материнстве. Тогда будущее счастье из разряда невозможного переходит в разряд возможного, хотя и необязательного^[3].

Чем больше слушала, тем больше втягивалась Магда в этот садомазохизм. И тихо-тихо в броне собственной стопроцентной правоты стали появляться дырки, прогрызенные червяками сомнений.

Выходило, что, живи она в каком-нибудь XVII веке, терпела бы притрушенного Шекспира как миленькая и еще благословляла бы небеса за мирного супруга. Так просто она бы от него точно не избавилась. И Магде, как по заказу, вспомнился эпизод на собственном венчании: вот Шекспир неловко берет ее за руку, путаясь с положением, чью руку вниз, а чью наверх; их духовник, связывая в это время длани брачующихся полотенцем, прикрикнул на главу семьи: «Да кто ж так жену держит?! Смотри, удерет она от тебя при первом удобном случае…»

Надо ж, как в воду глядел.

И в чем-то отец Андрей Ткачев таки прав: «С падением семьи исчезнет и государство, потом придет антихрист».

Противостоять этому можно только каждому на своем месте. То есть принимать выделенную тебе половину, которая посылается каждому далеко не случайно.

В том, что встреча с Шекспиром была именно ответом на ее, Магдины, молитвы, сомневаться не приходилось. Сколько раз она примеряла к себе мужей подруг и каждый раз понимала: «И с этим бы не смогла, и тот не мое, а вон того точно бы придушила подушкой во сне или фехтовала бы сковородкой в реале».

Выходит, что она виновата в развале семьи, заранее просчитав вариант с разводом

Так посмотреть, выходит, что и сама пчела-труженица тоже виновата в развале семьи. Она изначально воспринимала Шекспира как какой-то перевалочный пункт в ее биографии. Возраст уже немалый, почему бы не сходить замуж? А мужики, они почти все одинаковые. И заранее просчитала вариант с разводом. Не она первая, не она последняя.

И сейчас, слушая удивительные новости от отца Андрея, что, оказывается, муж в семье главное, а не ребенок, и женщина создана как обязательная помощница мужу, а не как суверенная единица мироздания, Магда соглашалась: «Я знаю, что я ничего не знаю».

На память пришел давно похороненный в глубине души случай.

Шли они как-то с Шекспиром по улице, еще в ранге молодоженов. Магда вроде что-то зудела ему про деньги и необходимость зарабатывать. В мозгах же циркулировало совсем другое, сокровенное: «Смогу ли я, несмотря на свой возраст, родить ребенка? Господи, подай мне знак какой-нибудь. Может, не стоило лезть (косой взгляд в сторону благоверного) в это полуграмотное болото?»

А Шекспир знай себе идет и солнышку улыбается. Потом остановился и всю мелочь из кармана выдал какой-то русской бабке у забора.

Художник: Ладо Тевдорадзе

– Будет, будет у вас сын. Только своего мужа не грызи. Он у тебя блаженный. Его Бог любит, а люди чморят. Жизнь такая.

Ва! Ничего себе! Магда не ожидала такой речи.

– Трое у вас будет! – бабка, видимо, какую-то волну информационную поймала. – Только смотри свое счастье не проворонь.

– Э, о каком счастье речь… – скисла Магда. – Мне бы хоть одного родить.

– Ты слова такие слышала: «цветы запоздалые»?

Было от чего удивиться: бомжиха, оказывается, в курсе творчества Чехова. А та словно решила до конца ее шокировать и продолжает:

– Так и у вас будет… Если оба потрудитесь… У меня самой такое было. Я тоже не на улице родилась.

Магда уже забыла, куда шли. Шекспир пристроился тоже слушать.

– Мы в Абхазии жили. Муж мегрел у меня был. Плантация мандаринов. Еще людей нанимали, чтоб собрать… Но это так, к делу не относится. Да, так вот… У меня 17 лет не было детей. Ты только представь: 17! – она сделала на числе особое ударение. – У меня уже эти дела закончились. Смотрю: я располнела ненормально. Пошла к врачу. А он мне говорит: «Ты беременна». Муж не поверил и выгнал меня из дома. «Не от меня это! – так орал, чуть не убил. – Столько лет ничего не было! А сейчас что, “Аврора” выстрелила?!»

Родила я дочку. Он ее так за свою и не признал. Тут как раз война в Абхазии. Как водоворот какой-то… Так я в Тбилиси попала. Все мытарства рассказывать – книгу можно написать во-о-от такую, – и рассказчица показала руками предполагаемую толщину шедевра. – Моя дочка выросла. Она сейчас в Америке. Поехала туда нянькой и смогла закрепиться. А я здесь. Так, видно, Бог захотел.

Еще что-то говорила тогда Магде бомжиха, но теперь и не вспомнишь.

После той встречи на улице много воды утекло. Шекспир с Магдой побили горшки, как вы знаете, и рождение еще двух детей так и осталось за гранью реального.

Приходила как-то Магда на то место посоветоваться с бабкой-провидицей, но не нашла старуху на прежнем месте. Стала расспрашивать народ вокруг. Еле-еле ее вспомнил парковщик в зеленом жилете:

– Зимой она замерзла в Кировском парке. А вот в каком году было – не помню…

Магда снова и снова вслушивалась в поразившие ее проповеди и выхватывала новое для себя:

Гордые дуры наказываются вдвойне… Залог счастья любой, даже самой раскрученной, женщины – быть в тени своего мужа независимо от его места на социальной лестнице…

В итоге Магда под впечатлением всего услышанного и прочитанного решила впервые за столько лет простить Шекспира и перестать попрекать его старыми косяками.

Шекспир несказанно удивился перемене в женином настроении и тут же забил стрелку в ближайшем парке.

Как давно Магда не видела мужа на расстоянии вытянутой руки! Бедный, бедный дохляк. Как же ты постарел… Без зубов, с выпирающим кадыком и трехдневной седой щетиной, да еще и лысиной в придачу. Видно, только и делал, что глушил пиво с водкой, не закусывая.

Но дело превыше всего. И Магда приступила к выработке мирного соглашения аж о десяти пунктах. Озаглавила эту филькину грамоту в лучших исторических традициях: «Пакт о ненападении».

– Я буду давать деньги и видеться с сыном по воскресеньям, – выпалил Шекспир долго вынашиваемую фразу и достал из кармана… очки.

Магду как током дернуло: у нее в сумке лежала точно такая же оправа.

– Ва, Шекспир, с каких пор ты ослаб глазами? Ты же рассказывал, что в армии был снайпером.

Бывший «ворошиловский стрелок» судорожно затянулся сигаретой без фильтра:

– Эх, старость не радость. Сварку как-то соседу делал, и стружками глаза засыпало. Потом пинцетом доставали. В итоге пошел на базар и выбрал себе очки за пять лар.

– Как?! Без врача? Без замеров?

– Я примерил. Вроде ничего, и ладно.

Магда осмысливала процент вероятности. Это ж надо – выбрать не глядя оправу точно такую, как у нее. Это шанс один из миллиона.

Ох, неспроста это, неспроста.

Стороны подписали свежесостряпанный пакт. И Магда тут же представила отцу сына.

Вступивший в права папаша, недолго думая, развил бурную воспитательную деятельность:

– Я повезу вас на рыбалку на Черепашье озеро и покажу сыну, как надо правильно ловить рыбу. Мальчику полезно будет знать.

– С каких пор ты стал рыбаком? – удивилась Магда, не подозревавшая о дремавших в муже охотничьих инстинктах. – И как ты будешь ловить без удочки?

– На месте разберемся! – бодро парировал Шекспир и остановил такси.

Рыбалка без удочки была обречена на провал, и Шекспир предпринял героическую попытку поймать в прибрежной тине крошечного лягушонка. Было много воплей, беготни по берегу и брызг (дело осложнялось тем, что и отец, и сын не умели плавать, а земноводное этим нагло пользовалось). Петруша принимал активное участие в преследовании жертвы и был в неописуемом восторге от самого процесса рыбалкоохоты в воде по щиколотку – иногда важен не результат, а само долгоиграющее действие.

Так появилась у бестолкового семейства традиция – встречи по воскресеньям и «походы на культурные мероприятия».

У Шекспира забрезжил новый стимул в жизни – работать, чтобы в воскресенья катать сына на качелях, ходить в зоопарк или в кафе, «как приличные белые люди», по его собственному выражению.

У Магды сам собой свалился с души огромный камень – загадка: почему так хорошо начавшийся консенсус двух верующих слишком резко и глупо оборвался? И глядя, как Шекспир воркует с сыном, рассказывая ему о моделях военных самолетов (тема, в которой Магда даже не пыталась разобраться), она понимала, что старость они доживать будут все-таки вместе.