«Давайте делиться вестью о Христе»

Предлагаем вниманию читателей интервью священника Георгия Максимова Аналитическому центру святителя Василия Великого, взятое диаконом Ильёй Масловым.

— Отец Георгий, в начале 2017 года Вы посещали страны Карибского бассейна с миссионерской поездкой. Расскажите, пожалуйста, о ней.

— Эти страны посещали мы в плане разведки, ознакомления. Я был не один – в составе группы из двух человек. Мы некоторые страны посещали вдвоём, некоторые по одному. В общей сложности посетили восемь стран: Барбадос, Тринидад и Тобаго, Сент-Люсия и так далее. Была задача узнать, как там обстоит дело с Православием, есть ли православные, есть ли интерес к Православию со стороны местных жителей. Я надеялся узнать о православных выходцах из России и стран бывшего СССР. С некоторыми удалось увидеться, познакомиться, молиться вместе. Но, к моему приятному удивлению, там гораздо больше православных сирийцев. В одной из стран есть сформировавшийся приход Антиохийской Православной Церкви – на острове Антигуа. Там очень хорошая община сирийская. Русских почти нет. Мы хорошо пообщались, договорились о возможных путях сотрудничества.

На острове Тринидад мы нашли большую сирийскую общину, но там нет прихода пока что и, конечно, храма православного там не хватает. Люди были рады видеть православного священника. С местными жителями тоже мы общались, знакомились, в том числе нашли людей, которые заинтересовались Православием, одного пастора на Доминике удалось заинтересовать. Мы на связи, конечно, со всеми этими людьми. Пока я не хотел бы переоценивать значение этих встреч. Будущее покажет.

— Какие религии представлены в странах Карибского бассейна? Доводилось ли Вам испытывать противодействие со стороны представителей других конфессий?

— Многие из этих государств островных в значительной степени протестантские, поскольку это были английские колонии. Во многих из них Англиканская церковь когда-то была доминирующей. Сейчас уже ситуация поменялась, но всё равно значительная часть верующих относится к Англиканской церкви, Методистской церкви. Других там тоже много, как и везде. Стремительно развиваются неопятидесятники, оттягивая на себя паству методистов, англикан, католиков. Есть страны католические, которые тоже были английскими колониями, но какое-то время испытывали большое влияние французов и восприняли католицизм. Доминика, например, Сент-Люсия.

Что касается Тринидада, то там много индусов. И в той местности, где мы жили, как будто в Индии я оказался, там и капища всюду были. И даже когда мы пришли крестить одного человека, мы приехали на пляж, и оказалось, что весь этот пляж заполнен идолами индуистскими. И я даже был шокирован, не ожидал, что может быть место настолько неподходящее для крещения. Но, слава Богу, потом мы нашли место, где можно было крестить и совершили крещение. Так что, мне кажется, что Господь проявит свою заботу об этих местах, об этих людях. Люди православные там есть, люди есть, которые интересуются Православием.

Есть курьёзный момент: на Тринидаде есть «Тринидадская православная церковь», которую возглавляет «патриарх всего Тринидада». Это исключительно местная инициатива: они не откололись от Церкви, они не дошли до Православной Церкви. Было бы интересно с ними познакомиться, узнать побольше. Но наш визит был очень кратким, и нас сразу взяли в оборот православные сирийцы. Мы провели всё это время вместе ними, и это было оправдано. Пока там нет православного прихода, некоторых там православных сирийцев к себе протестанты утянули. С ними тоже надо было пообщаться.

Вот этот курьёзный случай с «Тринидадской православной церковью» это знак того, что и местное чернокожее население имеет некоторый интерес к Православию. Может быть, он так и останется на уровне курьёза, а может быть со временем вырастет во что-то большее.

— Я так понимаю, что православных храмов там ещё нет?

— Нет. На Антигуа, где есть официально приход Антиохийской Православной Церкви, там получена земля под строительство храма, и надеюсь, что у них получится.

— Давайте коснёмся ещё одной экзотической страны – это Филиппины. По благословению Святейшего Патриарха Кирилла там активно развивается православная миссия. Могли бы Вы рассказать об успехах в этой стране?

— Православная миссия там совершается трудами многих людей. Просто поскольку я об этом пишу, иногда у людей возникает впечатление, что именно я там в основном тружусь. Это неправильное впечатление, потому что там вложен большой труд очень многих людей: и священнослужителей, и мирян, и, конечно, священноначалия. Уже даже архиерей туда ездил – владыка Солнечногорский Сергий. И владыка Рязанский Марк с самого начала всячески помогал.

Этот труд привёл к тому удивительному явлению, что целая местная церковь обратилась в православие. Порядка полутора тысяч человек приняли Православие. Есть и другие, которые хотят, готовятся. Для нас это был вызов. Потому что мы знаем, как совершить оглашение одного человека, огласить семью. А огласить тысячи людей, которые принадлежат к другой культуре, другому народу, – это был вызов. И мы искали пути, как лучше это сделать, советовались со священноначалием. И, по благословению священноначалия, многое удалось сделать для того, чтобы не просто их принять, потому что принять это не проблема, но и для того, чтобы они действительно стали православными, чтобы они дорожили этим, чтобы их жизнь поменялась. К этому они стремились, к этому они движутся.

Прихожане православного храма святой равноапостольной царицы Елены в Литл Багьо (Минданао, Филиппины)

— Отец Георгий, были ли какие-то семена Православия посеяны на Филиппинах до того, как там оказалась миссия Русской Православной Церкви?

— Они сами нас пригласили. Сами сделали выбор в пользу Православия. Да, ещё, может быть, не до конца его понимая во всей полноте, но главное понимая. Эти люди принадлежали к церкви, которая давно отделились от католиков. В некотором смысле они даже ближе к православным, чем и католики, и протестанты. В отличие от протестантов, у них есть почитание Божьей Матери, почитание святых, иконы, молитвы за умерших, крещение младенцев. То есть у нас нет никаких споров, их не нужно этому учить, у них уже это есть. В отличие от католиков, у них нет примата Папы Римского, нет целибата священнослужителей, и за филиокве они нисколько не держались. По сути они были близки к Православию, даже не совсем это осознавая.

Их основатель стремился к Православию, он писал константинопольскому патриарху просьбу о том, чтобы их приняли, ещё давно – в 30-е годы прошлого века, но этого не случилось. И сейчас они фактически продолжили это движение.

Надо понимать их положение. Филиппины преимущественно католическая страна, сами католики на них смотрят как на каких-то псевдокатоликов, на католиков второго сорта. И они поняли, что у них нет апостольского преемства, что их рукоположение ненастоящее. А что тогда настоящее? И они сравнивали, размышляли. И когда они узнали о Православной Церкви, для них это был глоток свежего воздуха, очень воодушевляющее знание. Потом они уже пригласили отца Кирилла Шкарбуля.

Отец Кирилл Шкарбуль был самый ближайший священник Русской Православной Церкви к Филиппинам в то время. Приехал, познакомился, увидел, что у них серьёзные намерения, передал прошение священноначалию. И по благословению архиепископа Марка была начата эта миссия. А меня туда прислали после того, как уже всё началось, в качестве одного из помощников.

— На каком языке проводились богослужения на Филиппинах? И какие у Вас были ощущения от первых совершённых там служб?

— Тогда я служил вместе со священником Станиславом Распутиным в качестве диакона. Мы старались служить на английском языке, который местное население понимало намного лучше, чем церковнославянский, и иногда стремились служить на себуано. Когда я стал сам служить в качестве священника, я практически всегда служил на себуано. Я к этому привык. Однако существует ещё один местный язык – тагалог. К этому я привык в меньшей степени, ещё запинаюсь, когда служу. Но я стараюсь, потому что поскольку в нашей миссии на Филиппинах ещё недостаёт достаточного количества священников, и служба бывает редко, люди подолгу её ждут. Стараюсь, чтобы службы люди могли слушать на родном языке, чтобы они всё понимали. Мы также распечатали текст литургии на родном языке, чтобы, даже если я неправильно произнесу то или иное слово, люди стояли, читали и понимали, о чём идёт речь. А ощущения от службы всегда равны самим себе. Ведь во время богослужения мы соприкасаемся с событиями Тайной Вечери. Поэтому, где бы ни происходило богослужение, во Вьетнаме, на Филиппинах или где-то ещё, в каких бы условиях ни совершалась Божественная Литургия, ощущения у меня от неё такие же, как если бы я совершал её в нашем храме.

По Литургии видно, как воцерковляются прихожане местных храмов. Когда мы служили первые Литургии, нам приходилось всё организовывать самим: самим распределять чтение, самим подавать кадило и так далее. А сейчас местные верующие уже всё знают сами: какой где прокимен, какие чтения апостольские – всё знают уже заранее, алтарник заранее кадило подаёт, даже поют сами, по-православному. Это тоже признак воцерковлённости, люди хорошо уже знают службу, при том, что на сегодняшний день у них там было 10-15 служб. Это большой прогресс. Работа идёт большая: мы книги издаём, радио православное вещает на местном языке, передаём традиции церковного пения, к которому лично я не имею отношения, но другие люди приехали, потрудились, переложили песнопения на себуано, научили петь местное население.

В принципе, они певчески одарённые люди, «схватывают на лету», и многие из них хорошо и сразу от природы поют. Это тоже помогает, конечно. Открыли там воскресные школы. В общем, стараемся. Но и они стараются.

С чего всё начиналось: мы проводили беседы с местным населением, ещё до их перехода в Православие. У них вся предшествующая миссия христианская была католической, в христианских храмах были статуи, скамейки. Но мы начинали с главного. Мы не говорили с самого начала убрать статуи или скамейки, хотя я понимал, что рано или поздно, если они перейдут в Православие, то и храмы у них должны будут выглядеть как православные. Но у меня был вопрос, как это сделать. Ещё у них была привычка в храме ставить флаги Филиппин. Мессы они начинали с пения гимна Филиппин. Что в нашей традиции как-то странно. Но я размышлял, как им сказать о том, что так делать не до́лжно. Ведь скажешь, а люди подумают, что ты выступаешь против их государственности.

Но я увидел, что люди сами всё понимают, Господь их Сам вразумляет, все эти вещи – они сами устроились. Даже в какой-то момент, помню, приехал в храм, пожертвовал иконы, через некоторое время приехал, а люди сами убрали статуи и на их место поставили иконы. Иконы сами вытеснили статуи, мне даже не пришлось им что-либо говорить. То же самое было со скамейками – это ещё серьёзнее было, так как люди привыкли сидеть, а православное богослужение намного дольше католического. Но когда люди услышали, что православные молятся стоя, они сами вынесли все скамейки из храма. Некоторые сами иконостасы сделали, выделили деньги на это. И флаги Филиппин сами исчезли. И вот мы нормально служим без филиппинского гимна, и никто даже не тоскует о нём и не вспоминает.

— Наверное, это следствие той естественной миссии, когда раскрывается красота Православия, которую люди постепенно впитывают. Хотелось бы с Вами поговорить о миссии в более общем плане. В год столетия революции хотелось бы задать такой вопрос: была ли миссионерская работа в Российской империи более масштабной и качественной, чем сегодня, и что мы можем почерпнуть из этого опыта?

— Серьёзная, на широкую ногу поставленная миссия была сформирована в России только во второй половине XIX века. До этого были отдельные моменты: Алтайская миссия, миссия в Сибири. Но это всё тоже XIX век. До этого времени было как-то сложно. Миссионерам приходилось преодолевать очень много проблем на пути.

Литва, Латвия, Эстония современные тогда входили в Российскую империю. Святителю Филарету (Гумилевскому) там запрещали проповедовать Православие среди местного населения. Запрещали даже поддерживать тех местных, которые обратились к Православию. А когда он пытался эту ситуацию переломить, его просто перевели в другое место, а на его место назначили иного архиерея. И это не единичный случай, и другие такие были примеры, когда государственная власть или какие-то конкретные государственные чиновники препятствовали миссии как на территории России, так и за её пределами.

Священномученик Иоанн Восторгов писал, что, когда читаешь о трудах миссионеров, горечь берёт от того, что самыми большими врагами миссионеров были чиновники Российской империи. Не всё в этом отношении было легко и просто. Многие думают: раз было Православие государственной религией, значит всё было легко и просто. Нет, миссионерам не было легко.

Отец Георгий вместе с прихожанами общины Макалангота (Филиппины)

Второй момент, касающийся миссии: среди миссионеров были разные подходы. Конечно, к концу XIX века миссия была широко организована. Во многом благодаря святителю Иннокентию Московскому началась систематическая миссия, целенаправленная. Но при этом было очень большое количество миссионеров, которые были миссионеры не по призванию, а по должности. Они были сторонниками псевдомиссии: с формальной точки зрения выполнять свои обязанности, приводить к вере с опорой на государственный аппарат и так далее. И с ними спорили те миссионеры, о которых мы знаем в том числе как о святых, и иные, может быть, менее известные, которые были миссионерами в евангельском смысле, в подлинно православном смысле: несли настоящую проповедь, прилагали большие усилия.

Даже тогда многие миссионеры имели такую ложную установку, что народы, которые вошли в Российскую империю, надо сначала приобщить к цивилизации, а потом уже им проповедовать. А пока не приобщишь цивилизации, рано с ними о Христе говорить. Это, конечно, неправильный посыл, потому что сколько бы ты ни приобщал к цивилизации человека, он не станет православным просто из чувства благодарности за то, что ты научил его писать по-русски или ещё чему-то, как это и произошло впоследствии.

Так что и внутри миссионерского движения было всё непросто, был напряжённый поиск того, как должно быть, как правильно. Если вы посмотрите решения или обсуждения миссионерских съездов начала XX века, вы увидите там как раз много споров и несогласий, и указаний на проблемы. Но, по крайней мере, это была жизнь, миссионерская жизнь. Да, были проблемы, были сложности, но это была серьёзная жизнь, серьёзная работа. У нас сейчас такого нет. У нас сейчас в лучшем случае разговоры о миссии и некоторые энтузиасты-миссионеры.

— Хотелось бы узнать Ваше мнение о перспективах миссионерской работы среди мигрантов, туристов и иностранных студентов.

— Когда я был в Индии, то обнаружил, что миссионерская работа идёт на очень высоком уровне. У нас такая есть установка, что индуизм – это не миссионерская религия, что индусом можно только родиться, индусом не становятся. Когда я побывал в Индии, то увидел, что это не так. Очень они серьёзно и благосклонно относятся к тому, что белые принимают (или считают, что принимают) индуизм; к тому, чтобы люди увлекались, узнавали об индуизме, проникались их религиозными взглядами, их религиозной культурой. У них это прямо государственная программа. Они делают это не только для тех групп, о которых Вы упомянули, но они, например, приглашают весь персонал сотрудников посольства, устраивают для них экскурсии по самым лучшим храмам, самым красивым капищам. Устраивают лекции гуру, и не «абы кого», а самых известных и лучших. Устраивают для них участие в праздниках, чтобы люди всё это посмотрели. Литературу опять-таки дают. И люди после этого выходят очень «обработанные».

Помню, общался с сотрудницей одной из российских структур, одной из соотечественниц, которая там работает и прошла весь этот курс. Она мне рассказывала, что индусы – просто замечательные люди, от них только добро, мир, никаких преступлений не совершается. Это у нас разговор был в Дели. Я был удивлён. Дели – это город, где больше всего изнасилований происходит в Индии. Я спрашиваю, это кто делает, если не индусы?

Китайские студенты на экскурсии по православным храмам Благовещенска

Нет, я не демонизирую индийцев, я люблю индийцев, в них есть что любить. Но такая идеализация была для меня удивительна. Моя собеседница говорит: «Это приезжие». Понимаете? Это следствие хорошо поставленной миссионерской работы. И они это делают, хотя могли бы этого не делать. Почему бы нам этого не делать?

Уже работа идёт в плане студентов. Отчасти я как раз стоял у истоков этой работы. Мы начали китайцев возить, показывать китайским студентам наши храмы, монастыри, святыни. Потом продолжили другие люди, в особенности Константин Гордица, с Китайского подворья. Он сейчас как раз этим направлением и занимается. И он не только такие разовые поездки организует. У него был такой опыт: он бирманских студентов возил в многодневные поездки, они восстанавливали там монастыри, «проникались». В общем, это было очень важно и очень ценно.

Я считаю, что в плане студентов это обязательно нужно делать. У них должно остаться в памяти, что Россия – это не только то, что они видят здесь, пока учатся, но это ещё и Православие. Пусть они хотя бы знают о нём. Не надо обольщаться, конечно: после этих поездок 100% студентов не пойдут и не попросят крестить их. Но, по крайней мере, они узнают о Православии, они запомнят, что пока они здесь были, Православная Церковь для них кое-что сделала, проявила к ним внимание. Когда они станут у себя на родине чиновниками, когда они займут ответственные посты, пусть и к ним придёт когда-нибудь на приём православный священник с просьбой посодействовать местному храму. Это будет лучше, это будет правильнее. Даже если эта ситуации не состоится, всё равно это хорошо, если людей, которые положительно относятся к Православию, которые знают о Православии, будет больше. Поэтому студентами обязательно нужно заниматься. Конечно, Константин Гордица трудится, но он не может охватить все вузы. Потому я думаю, что если ваш Центр подключится к этому, то это будет очень ценно.

С мигрантами сложнее, чем со студентами. Вы знаете, студенты очень положительно относятся. Когда мы начинали, мы думали: а захотят ли они слушать нас? Даже наших российских студентов вывезти куда-то сложно, они очень занятые. Они говорят: «Да-да-да, мы хорошо относимся, но у нас дела, надо учиться, мы устаём, уроки…» И я подумал: может, китайцы те же самые или вьетнамцы, может, они ещё более занятые (им же, помимо всего прочего, ещё и русский язык надо учить)? Но нет, им, оказалось, интересно узнавать о России, узнавать о Православии. Они очень интересные вопросы задают, по существу, уяснить для себя важные моменты стараются. Поэтому это надо делать. И это легко делать, потому что они сами этого хотят.

В случае с «гастарбайтерами» сложнее. Потому что «гастарбайтеры» всё-таки действительно работают, устают. У них времени свободного не очень много и желания. И самая главная проблема, на самом деле, это то, что у нас нет точки встречи с ними, где мы могли бы с ними встретиться и пообщаться, чтобы было у него свободное время, у меня свободное время. Если же такую точку встречи можно найти, то да, можно с ними работать и привлекать их. Пока что это самая большая проблема в отношении гастарбайтеров и людей, которые здесь работают.

Мемориал Бутовского полигона

У нас был опыт – мы приглашали в поездку людей, работающих в Москве официально, из латиноамериканских стран. Им тоже было очень интересно. Также приглашали людей из африканских стран. Помню, один из миссионеров возил их на Бутовский полигон, и они были потрясены, узнав про новомучеников. На них это произвело большое впечатление. Они этой части России не знали, это было для них целое открытие.

— Представляется, что посещение иностранцами таких мест, как Троице-Сергиева Лавра, это прекрасный повод для миссии. Как Вы считаете, следует ли проводить экскурсии в миссионерских целях?

— Конечно, когда мы возили ребят на экскурсии, мы же проводили для них в этих монастырях, храмах экскурсии. Более того, был такой пример, когда мы сотрудничали с преподавателями в некоторых вузах и там была группа бирманцев, которая ездила в поездки. Потом их преподаватель попросил их написать об их впечатлениях: что они запомнили, что им понравилось. Они написали, и нам прислали эти впечатления их и замечания. И мне бросилось в глаза, что ребята запомнили исключительно то, о чём им рассказывали и что им показывали одновременно. То, что им рассказывали, но не показывали одновременно, они не усвоили. Это не только бирманцев касается – это в принципе такой закон человеческого восприятия. Когда ты рассказываешь про икону и показываешь её, это проникает очень глубоко. А если ты сядешь и будешь отвлечённо об иконе говорить, то человеку мало что запомнится и мало что останется. Потому, конечно, экскурсии имеют очень большой потенциал.

— Хотелось бы поговорить ещё о допустимых и недопустимых формах миссии. Ведь миссия касается спасения души. Возникают соблазны такого рода: «поймать» человека, увлечь аудиторию, привлечь людей к себе, а не ко Христу. Каков для Вас идеал православного миссионера в этом плане? Каковы критерии миссионерской работы?

— Мне очень нравится как православный миссионер святитель Николай Японский. Когда, будучи ещё молодым человеком, только начинал читать его дневники, мне иногда казалось, что он иногда резковато отзывается, не были понятны какие-то его действия, слова. Когда же я сам оказался сопричастным к похожей деятельности, то мне всё стало понятно. И очень даже поддерживаю то, что он писал.

У нас есть многие очень талантливые миссионеры. Они просто не на свету, они не из тех, чьи имена у всех на слуху. Есть очень талантливые, но скромные миссионеры в России, которые переводят целые общины. Вот это, как мне кажется, настоящие миссионеры. Но если я назову их имена, то для большинства людей они ничего не скажут. У нас когда говорят о миссии, то называются имена, которые, на мой взгляд, к миссии уже не имеют никакого отношения. Может, имели в 90-е годы, но не сейчас. Когда человеку хочется просто иногда «выпендриться» и он называет это миссией, это, мне кажется, неправильно. Когда устроили концерт с плясками в храме – это не миссия. Миссия среди кого? Среди собственных прихожан что ли? Они уже и так твои прихожане. Может у тебя поменьше прихожан станет после этого. Какая это миссия? Когда что угодно начинают называть миссией, я не сторонник этого.

Когда под предлогом миссии в Церковь начинают приводить даже не новшества, а личные странности, я тоже не сторонник этого. Я смотрю как Господь говорит: смотрите по плодам. Вместе с тем, если что-то появляется новое или непривычное для меня, и в этом нет ничего против святоотеческого Предания, я посмотрю, как это работает, какие плоды из этого. И тогда я составляю впечатление – можно ли это назвать миссией или это экстравагантные вещи, которые неприемлемы.

— Как миссионеру не допустить собственного культа личности, наподобие того, который сложился, например, вокруг имени отца Александра Меня?

— В целом есть проблема, что если человек приходит в Церковь не ради Христа, и если на протяжении своего пребывания не осмыслит, что надо искать Христа, он уйдёт так или иначе. Громко уйдёт или тихо. Потому что именно Христос в Церкви и даёт нам всё то, для чего нам здесь нужно оставаться.

Бывает такое, что человек приходит к священнику и ему все нравится, пока батюшка хороший. Но поменялся батюшка и человек уже уходит. Бывает, человек приходит из-за проблем, чтобы стало лучше. Он молится, ему помогают, ему стало лучше. Он пришёл не за Христом, а за решением проблемы. Он получил решение и потому уходит.

Поэтому, я думаю, миссионеру очень важно учить людей любить Христа. Чтобы они личную связь с Господом искали и за неё держались. Если это произошло, ничего страшного, если священника потом куда-то переведут или он умрёт.

Это, кстати, касается и православного воспитания детей. Главное передать ребёнку вот это чувство и желание живой связи с Богом. Если у него эта живая связь есть, если он хотя бы получил опыт этой живой связи, то даже если в течение его жизни его будет иногда мотать, вот этот опыт живой, молитвенной связи с Богом поможет ему потом выкарабкаться и встать на нужные рельсы. Если этого нет – на детях это очень ярко видно.

Недавно разговаривал с одной воцерковлённой женщиной, она рассказывала, плакала, что её сын охладел к Церкви, не ходит больше. Она переживает. Это все как раз из-за того, что нечасто, когда мы с детьми на эти темы разговариваем – мы следим, чтобы они знали как креститься, крестное знамение налагать, молитвы знали, знали как себя в Церкви держать, какие службы там есть, детскую Библию с ними почитали – всё это важно. Я не говорю, что это неважно. Но самое главное: живые отношения с Богом для многих детей из воцерковлённых семей неизвестны.

Второй момент – им неизвестно покаяние. Дети из церковных семей видят, как родители грешат, но как каются они не видят. Вырастают с убеждением, что их родители лицемеры. Потому что они видят грехи родителей, но покаяния их не видят. Они не учатся покаянию. Но это немного другая тема. Первая тема связана как раз с тем, о чём мы говорим – надо людей приводить ко Христу так, чтобы они ощущали живую связь с Богом. Так, чтобы жизнь по-Божьему строилась. В случае о. Александра Меня было много чисто интеллектуальных вещей – нравилось кому-то, как батюшка книги пишет, как он изъясняется, что начитанный, эрудированный.

— Отец Георгий, Вы были другом и сподвижником отца Даниила Сысоева, известного миссионера, убитого в 2009 году. Как Вы считаете, в чём состоит основной вклад отца Даниила в православную миссию, в чём его подвижничество, которое всё более и более раскрывается после его смерти?

— Про отца Даниила нужно прежде всего сказать, что для многих он был открытием в том плане, что можно не только говорить по Евангелию, но и жить по Евангелию. Что нет зазора между тем, что ты говоришь и как ты живёшь. Для многих было большим открытием, насколько он любил Бога. Он действительно этим жил. Для него это было не «профессией». Он всегда говорил о Боге, о Христе. Это то, чем всегда было переполнено его сердце. Он мог говорить много и с огромной любовью. Это было очень живо и впечатляло всех. Даже тех, кто относился к нему критично. Это не оставляло равнодушным.

Отец Даниил Сысоев

Что касается миссии, то это человек, который тему миссии поднял на серьёзный уровень. Я хорошо помню первый год, когда мы с ним начинали. К миссии относились как к какому-то чудачеству. Отец Даниил смог зажечь многих людей темой миссии. Настоящей миссией. Не псевдомиссией, а именно настоящей – исполнением заповеди Господа Иисуса Христа «идите, научите» (Мф. 28:19). Это его большая заслуга. И среди тех людей, которых зажёг его пример, есть те, которые уже оставили всё, отправились к другим народам, живут среди других народов как миссионеры, трудятся среди них. Это самый лучший плод.

В целом у нас сейчас не хватает миссионеров, не хватает, как говорил святитель Николай Японский, миссионерского сознания в нашей Церкви. Но оно начало пробуждаться. И огромная заслуга в этом отца Даниила: что это важно, что это возможно.

Я хорошо помню начало 2000-х годов, когда многие люди всерьёз говорили, что мусульман невозможно перевести в Православие, что они «непереводимы» в принципе. Сейчас такой глупости я не слышу. Все прекрасно знают, что можно и переходят. Один мой хороший знакомый, родившийся мусульманином, сказал, что когда он в начале 2000-х годов только воцерковлялся, то к нему было отношение как к редкости. А сейчас ему говорят, что много таких. И действительно, на каждом приходе в Москве есть бывшие мусульмане. Это как пример.

Конечно, дело не только в мусульманах в принципе. Отец Даниил показал, что миссия возможна. Это огромный его вклад.

Ещё один момент – Святейший Патриарх Кирилл уже на протяжении многих лет поднимает тему миссионерской ответственности Церкви. Это вторая заслуга – в начале миссионерского пробуждения, или по крайней мере того, что над темой миссии перестали смеяться. Стали всерьёз понимать как нашу задачу, как нашу ответственность.

— Прошу Вас напоследок высказать пожелания нашим зрителям, быть может, призвать их содействовать великому делу православной миссии.

— Я вспоминаю слова одного современного миссионера, одного из тех, кто благодаря отцу Даниилу принял решение уехать к другому народу и там трудиться. Он говорил: «самое прекрасное, что я видел в жизни, это глаза человека, который слышит Евангелие, и видно, что сердце его откликается».

Я как раз желаю, чтобы всем нашим зрителям довелось увидеть эту прекрасную вещь и посодействовать тому, чтобы то слово Спасения, которое вытащило нас из трясины, из погибельного болота греха, чтобы оно распространялось через нас и помогало другим. Это то, что принесёт свет в нашу жизнь.

Очень жалко, когда бывает, что у воцерковлённых людей как-то жизнь омрачена. Начинаешь с ними говорить – оказывается, не хватает доброделания, не хватает исполнения заповедей. Потому что сказано не только «уклонися от зла», но и «сотвори благо» (Пс. 33:15). Давайте сотворим благо – делиться вестью о Господе Иисусе Христе. Понимаю, что не все мы можем подняться на ту высоту, на которой стоял отец Даниил или святитель Николай Японский. Но, по крайней мере, в свою меру просто подумаем: «как я могу исполнить заповедь Спасителя «Идите, научите все народы»? И если я сам не учу, как я могу помочь тем, кто идёт и учит?» А им ваша поддержка очень нужна, хотя бы даже молитвенная. Спасибо большое!

Источник фотографий с Тринидада и Филиппин: страница о. Георгия Максимова в социальной сети «В контакте» — https://vk.com/id293099986