Сохранить теплоту в сердце: о благоговении

Храм — место особого присутствия Божия. Поэтому, бывая в храме, соприкасаясь со святынями, а также с предметами, которые используются при совершении богослужения, верующий человек испытывает особое чувство — благоговение. Но бывает и так, что благоговение теряется, и с ним уходит нечто важное — искривляется христианская жизнь человека, а иногда даже происходит утрата самой веры… Как правильно относиться к храму, богослужению и святыне, что поможет сохранить благоговение — об этом мы говорим с Митрополитом Саратовским и Вольским Лонгином.

— Владыка, как связаны вера и благоговение?

— Очень тесно. Благоговение является внешним проявлением веры. Благоговение к храму — это понимание, что место, связанное с поклонением Богу и с молитвой к Нему, свято. Мы помним известные слова еще из Ветхого Завета: иззуй сапог с ногу твоею, место бо, на нем же ты стоиши, свято есть(Нав. 5, 15). Это требование Писания проявить свое благоговейное внутреннее состояние в каких-то внешних действиях — очень правильное. Человек ведь двусоставное существо: он не может переживать свои чувства исключительно духовно, они должны проявляться вовне. Скажем, входя в храм, прикладываясь к иконам, мы крестимся, кланяемся, и эти внешние действия — выражение нашего внутреннего благоговения.

Мы знаем о том, что храм — это место селения славы Божией, поэтому относимся к нему совершенно иначе, чем к какому-либо другому общественному зданию. Но даже и в любом общественном месте воспитанный человек будет придерживаться определенных правил поведения. Тем более они должны соблюдаться в храме, который имеет столь высокое предназначение.

Казалось бы, это само собой разумеющиеся вещи. Но сегодня о них необходимо напоминать, потому что прервалась традиция церковного воспитания, в том числе передачи каких-то поведенческих норм, связанных с благоговейным отношением к святыне.

Вспоминаю рассказ ныне покойного болгарского архипастыря — митрополита Неврокопского Нафанаила. Он говорил о том, как благоговейно относился к своему служению, к святыне их деревенский священник, который приходил к ним домой причащать больную, и с каким благоговением относились верующие люди к нему самому: «Епитрахиль, крест, Евангелие были у него завернуты в ткань. Прежде чем эту ткань развернуть, он вымыл руки, перекрестился, поцеловал эту ткань и лишь затем развернул. И отношение людей было настолько благоговейным, что воду, которой священник мыл руки, они не выплескивали наземь, а выливали в огонь, на угли, чтоб ее никто не топтал». Такое почтение к святыне и благоговение пастыря поразили подростка, он запомнил это на всю жизнь. И могу сказать, что сам владыка Нафанаил был очень благоговейным человеком.

У нас же сегодня все выглядит несколько иначе, потому что наши храмы наполнены людьми, пришедшими в Церковь совсем недавно. Ведь развитие церковной жизни в последние два десятилетия в России носит взрывной характер. Пример тому — наш Саратов, где за год и три месяца открылось пятнадцать храмов. На Вербное воскресенье, на Пасху, которая в большинстве из этих храмов отмечалась впервые, все они были битком набиты. И конечно, люди были разные, в том числе и те, которые до этого в церковь, может быть, не ходили совсем или заходили один-два раза в году. Теперь же они увидели, что рядом с их домом выстроили храм, наконец-то собрались и пришли, и это очень хорошо. Но можно ли думать, что это прихожане, которые уже все знают и замечательно разбираются в богослужении? Нет, конечно. Значит, открывается огромное поле деятельности для духовенства.

Как и все, что связано с верой, с Церковью, наше благоговение должно быть очень осмысленным. Если вместо осознанного почтения к святыне человек просто заучивает ряд непонятных действий, появляется то, что сейчас любят называть магическим, языческим отношением. Поэтому христианину нужно всегда относиться к своей вере очень сознательно. Нужно знать Священное Писание, нужно знать, что такое храм, как он устроен, что в нем происходит, в какой момент, и как человек должен относиться к происходящему, выражая свое отношение, в том числе и своим поведением, какими-то действиями.

— Наверное, основной причиной недостатка благоговения прихожан в храме является незнание смысла службы, того, что во время нее происходит? Однажды мы говорили ^[1] с Вами о том моменте Литургии, когда после возгласа «Святая святым» закрываются Царские врата…

— Да, большинство прихожан в это время просто «выключаются» из службы, переходят с места на место, приветствуют друг друга, начинают прикладываться к иконам. Но ведь в этот момент в алтаре происходит священнодействие! Происходит причащение духовенства и готовится причащение мирян.

А у людей есть некая внутренняя убежденность, что наступила пауза, которую можно и нужно чем-то заполнить. Даже пономари тут же начинают греметь всякими крышками и что-то обязательно при этом роняют в самый важный момент причащения духовенства. Или, когда я, например, выхожу на проповедь, приходится ставить своего жезлоносца перед праздничной иконой, чтобы он, так сказать, грудью защищал ее от народа, который начинает прикладываться к ней, несмотря на то что стоящий перед ними на амвоне архиерей пытается им что-то сказать… Хотя в целом я сказал бы, что таких случаев становится меньше.

— В нашем храме священники пытались одно время переломить ситуацию, то есть призвать к порядку и запретить прикладываться к иконе праздника перед причащением мирян и даже в ходе его. «Перед нами стоит Сам Христос, а мы Его не замечаем и идем прикладываться к иконе…» — говорил батюшка. Ничего не вышло, и было много недовольства, жалоб… Как нужно работать священнику с прихожанами в этом вопросе, как учить?

— С людьми нужно говорить и говорить, все им объяснять. Я не скажу, что все сразу проникнутся, но, по крайней мере, через какое-то время услышат, и основная масса прихожан начнет правильно реагировать. Да, достучаться порой бывает очень сложно. И не только потому, что мы, духовенство, не дотягиваем. Но и потому, что сейчас очень много людей, которые никого не хотят слушать, ни о чем знать не хотят. К сожалению, это особенность нашего времени, и она будет только усугубляться.

Более того, приходят люди, имеющие какие-то совершенно фантастические представления о церковной жизни, но знающие твердо, зачем они в церковь пришли, что им здесь нужно, что им здесь должны дать. Это, конечно, большое испытание для священника. Однако ему необходимо сохранять выдержку, терпение, нужно быть вежливым, улыбаться, спокойно отвечать даже на самые странные вопросы. Надо понимать: во-первых, что, если человек пришел в храм, значит, это произошло не без воли Божией; и, во-вторых, что это именно дело священника — объяснять, что такое Церковь, таинства, что такое жизнь с Богом, и учить этому.

После совершения хиротонии и освящения Святых Даров архиерей дает новопосвященному часть Святого Хлеба. Священник молится Господу об укреплении в предлежащем великом и страшном служении

— В этой молитве говорится немного о другом — о том, что из всех благоговейных иподиаконов или диаконов рукополагается самый благоговейный. Но в общем-то, действительно, единственное, в чем мы можем и должны соревноваться друг с другом, — это наше благоговение. Благоговение в данном случае подразумевает не внешние признаки — соответствующую походку, наклон головы и прочее, а степень глубины церковной, духовной жизни человека. То есть благоговейный человек — это тот, кто живет со Христом.

— В чем проявляется благоговение священника? Вы говорили, что многое становится ясным при первом же взгляде на храм. На что нужно обратить внимание?

— Да, здесь все очень просто на самом деле. Чем больше благоговения у священника, тем менее отличается его жизнь в Церкви от его жизни за порогом храма. Если же священник приходит в храм только «работать», то надевает на себя вместе с рясой («со спецодеждой», как говорили уполномоченные в советские годы) некую маску. А потом, выходя на улицу, снимает ее и становится «обычным человеком». Причем в таких случаях он эту свою «обычность» подчеркивает настолько карикатурно, что это бросается в глаза. Это значит, что человек своей веры стесняется, он не живет по ней. Конечно, это очень плохо. Это говорит о том, что как священник он несостоятелен. Он может быть неглупым, может быть даже добрым, но, конечно, благоговейнейшим его назвать нельзя.

Благоговейный священник — это священник, который относится к служению как к главному делу, содержанию всей своей жизни. Когда приходишь в храм к такому батюшке, видишь, что в храме чисто, красиво, все сделано со вкусом, с любовью, выдержано чувство стиля. Заметно, что священнику самому нравится, что и как он делает в храме. А бывает наоборот: тряпки брошены по углам, ведра старые стоят, вместо мебели какой-то колченогий стул, обглоданная скамейка… Все это очень показательно. Храм может быть небогатым, но ухоженным. Есть очень верное старинное выражение: «Бедненько, но чистенько». Это доступно всем и зависит только от настоятеля и его отношения к своему делу.

И конечно, совершение богослужения. Есть священники, которые так спешат служить, что создается впечатление, будто бедного батюшку силком засунули в алтарь, и он бежит оттуда при первой же возможности. В таком храме служба совершается поспешно, с небрежением. Что там поют, читают — никому не понятно. То есть явно священник не живет службой, в его сердце она отклика не находит. Он смотрит на нее как на нудную, тяжелую обязанность, с которой надо поскорее покончить…

Два этих критерия — состояние храма и то, как в нем проходит богослужение, — нам очень ясно и четко говорят о священнике. Еще раз можно сказать: благоговейный священник — это тот, кто живет своим служением, находит в нем пищу для своего сердца и ума, который готов все в своей жизни подчинить этому служению.

— Какое влияние благоговение батюшки оказывает на прихожан?

— Есть замечательная русская пословица: «Каков поп, таков и приход». Она действует во всех случаях жизни.

— Как сохранить благоговение, горение в служении священника? Может быть, в свое время Вы спрашивали совета у кого-то из духовенства старшего поколения или видели добрые примеры?

— Вообще, человек — существо непостоянное, и сохранить горение сложно. Когда я был молодым, я видел нескольких пожилых священников, которые служили долго и хорошо. Мне не хватило тогда ума спросить, как они этого достигли.

Например, я знал священника, который больше сорока лет прослужил на одном приходе. У моих дедушки и бабушки была дача под Можайском. На каникулах бабушка собирала всех своих пятерых внуков и обязательно возила нас пару раз за лето причаститься в Ильинский храм Можайска, который не закрывался в советское время. Священника звали отец Борис (протоиерей Борис Пономарев). Это был ветеран войны, очень простой работящий человек с мозолями на руках. Он прекрасно служил и содержал свой храм в идеальном порядке. Храм стоял на старинном кладбище, о котором он тоже заботился сам. Если я приезжал в то время, когда не было службы, то видел, как он ходил с тачкой по этому кладбищу, убирал, красил оградки, собирал мусор, делал что-то еще. Он весь день был занят: летом поливал цветы, зимой убирал снег. Храм был вычищен до такой степени, что буквально блестел. И так почти пятьдесят лет! Пока была жива его матушка, они вместе жили и трудились. Он сам шил облачения, пек просфоры. На престольный праздник в храме собиралось очень много народу. Отец Борис знал, что приедут дети, и, пока русская печь в его доме остывала после выпечки просфор, он взбивал и пек безе. Я очень хорошо помню полную печку этих безе огромных размеров, которые он готовил специально для детей.

В 1990-е годы умерла его матушка, ему самому было за восемьдесят, но он все так же трудился. Погиб трагически: приютил кого-то вышедшего из тюрьмы, и его зарезали. Знал я еще одного батюшку в костромской деревне, отца Василия, который тоже почти полвека был там настоятелем. Он скончался некоторое время тому назад.

Теперь, когда я стал архиереем, и на моих глазах проходит жизнь многих священников, я начал задумываться: в чем секрет того, что, прослужив несколько десятилетий у престола, они оставались и благоговейными, и собранными, и внимательными? Но я их не спросил в свое время, по молодости… А сейчас думаю: как это им удалось? И со временем я начал чаще вспоминать их и других батюшек, прослуживших до глубокой старости, и по-новому ценить их за это, потому что в их лице я видел священников, которые до глубокой старости были такими, каким и я бы хотел быть всю жизнь.

Думаю, причина в том, о чем я сказал выше: у них было отношение к священнослужению как к особой жизни. А это дает и силы, и возможность сохранить теплоту в сердце и служить достойно. При том, что у них были огромные трудности, проблемы, ведь они жили при советской власти, а это была очень нелегкая жизнь.

— Миряне тоже часто говорят о потере благоговения — в основном по причине привыкания к святыне. Что тут можно посоветовать, на что обратить внимание?

— Человек ко всему привыкает: и к святыне, и к молитве. Но обычно он сначала ленится, говорит себе: «Не буду сегодня читать утренние (или вечерние) молитвы…», «Не пойду на службу в это воскресенье — ничего не случится» и так далее.

Для тех старых священников, которых я знал, ежедневно молиться было совершенно естественно. Отец Борис читал правило каждый раз перед службой. Даже когда он был уже глубоким стариком, не прочитать правило для него было немыслимо, невозможно. А наших молодых священников мне иногда хочется спросить: «Вы каждый раз перед службой читаете правило?». Но я порой боюсь об этом спрашивать, потому что не знаю, как реагировать на возможный отрицательный ответ. Догадываюсь, что не все и не всегда его читают.

То же самое можно сказать и в отношении мирян. Потери в духовном плане происходят тогда, когда человек сам что-то оставил, выбросил из своей жизни. А потом он говорит: «Я потерял»… Не потерял — выбросил. И конечно, последствия этого могут быть очень серьезными, вплоть до потери веры. Сегодня благодаря Интернету мы знаем немало таких историй. И тогда человек говорит о церковной жизни, о молитве, о постах: «Зачем мне это надо? Это все ерунда, глупости. Это “не работает”». «Работает — не работает» — основной критерий для современного человека: набор определенных действий, по его мнению, должен привести к определенному результату. А с Богом так не бывает. Бог — это Личность. С Личностью так общаться нельзя. Результат жизни в Церкви — это жизнь в Церкви. Я, например, другого результата не знаю. А все остальное — на волю Божию.

— В «группе риска», наверное, и те, кто помогает в алтаре, особенно подростки?

— Да, конечно. Когда я рукополагаю священника или диакона, каждый раз каждому из них я говорю о том, что главное, что он должен сохранять, — благоговение к алтарю, к престолу, стараться не привыкнуть к нему как к рабочему месту.

Что касается подростков… Необходимо, чтобы рядом был настоящий, подлинный священник, глядя на которого они могли бы просто прочувствовать святость места, высоту служения Богу.

Я всегда призываю батюшек, чтобы они работали с молодежью, воспитывали хороших абитуриентов для семинарии. Но я понимаю, что многие этого не хотят. А не хотят потому, что прежде всего для этого нужно воспитывать самого себя. Для того чтобы молодой человек, вошедший в алтарь, не ушел оттуда с разочарованием в Церкви и церковной жизни, а оставался там и горел желанием служить Церкви, а потом, может быть, и сам захотел стать священником, он должен увидеть добрый пример в лице того священника, которому он помогает.

Поэтому, с одной стороны, да, подростки в группе риска. Но, с другой стороны, если у них перед глазами добрый пример, это возможность на всю жизнь в хорошем смысле слова «заразиться» любовью к Церкви, к богослужению. Потому что юность — это такое время, когда человек легко учится и воспринимает все очень глубоко.

— Вопросы, которые приходят к нам на сайт «Православие и современность», в основном бытового содержания. Среди них много о том, как поступать с освященными предметами или освященной пищей. Например, надо ли собирать все крошки от освященного кулича и пасхальных яиц и их сжигать? Что делать с вербой, с ниточкой, на которой носили крестик? С бутылочками из-под лампадного масла или святой воды? Как правильно вытирать пыль с икон («В церкви сказали, что надо выделить отдельную тряпочку, которую стирать нельзя, можно только ее сжечь. Так ли это на самом деле?»). И действительно — что со всем этим делать? Где золотая середина? Например, к иконам мы должны испытывать благоговение. Но разве тряпочка с пылью от икон — святыня, которую непременно надо сжигать? Не так ли возникает пустосвятство?

— Освященную пищу нужно съедать всю. Раньше даже просто благословленную перед едой пищу никогда не выбрасывали. Надо просто постараться, чтобы на твоем столе было столько, сколько ты и твои близкие в состоянии съесть, а не в пять раз больше. Сжигать или опускать в проточную воду, оставлять в так называемом непопираемом месте вещи, которые были рядом со святыней, — это древнее правило. Это нормально. Просто не нужно в этом как-то слишком усердствовать, не расширять до бесконечности круг таких вещей. Смысл этой традиции — воспитание в человеке чувства некой надмирности, иноприродности священных предметов. Но тряпочка с пылью от иконы — не святыня, конечно. Ко всему надо подходить с рассуждением.

— А что является святыней?

— Святыня — это нечто отделенное от обычного мира; то, что связано с Богом. Это видимое проявление действия благодати Божией в нашем человеческом мире. Мы знаем из Священного Писания о том, что обычные предметы, как, например, опоясание апостола Павла (о чем сказано в 19-й главе книги Деяний святых апостолов), могли приносить исцеление тем, кто с верой прикасался к ним. Но конечно же, мы почитаем не сами эти предметы и не саму материю, а возносим наш ум от образа к первообразу, согласно оросу VII Вселенского Собора, то есть к самому Христу Спасителю, к Матери Божией, поклоняясь и почитая Самого Бога и проявления Его благодати в мире.

Что касается материальных свидетельств — неких «костылей» для человеческого сознания, то при всем уважении к ним нужно все-таки очень четко видеть разницу между Богом, Который является Источником святости, и самими этими вещами.

— Для сегодняшнего дня, кажется, характерна и такая проблема: мы так долго боролись против магического отношения к происходящему в Церкви, обрядоверия, что во многом разрушили и благоговение к святыням и таинствам. Появилось отношение к Причастию как к тому, на что «я имею право». Это из-за того, что люди стали причащаться гораздо чаще, или дело не в этом?

— Видите ли в чем дело… Мы все время живем по принципу маятника: он у нас то в одну сторону качнется, то в другую. Да, против магического отношения, обрядоверия мы боролись и боремся. Но при этом нужно очень четко понимать и не пропускать другого врага — потребительское отношение к Церкви, ко всему, что в ней происходит, к таинствам: «Я пришел — дайте мне, имею право». Это, может быть, еще хуже, чем не вполне осознанное отношение к святыне и ко всему, что с ней связано. Но это тема особого разговора. То, что современная жизнь приобретает явно выраженный оттенок взаимоотношений «ты — мне, я — тебе», и такие отношения мы пытаемся строить не только с людьми, но и с Самим Богом — это очень плохо, это страшно. И с этим нужно бороться в себе еще более крепко, чем со всем остальным.

* * *

Рано потерял отца и воспитывался бабушкой, которая привила ему глубокую веру. Был призван на фронт на второй день Великой Отечественной войны, воевал на Ленинградском фронте. Награжден орденом Отечественной войны I степени, семью медалями.

После демобилизации в 1946 году поступил в Московскую духовную семинарию. 28 мая 1952 года был рукоположен во диакона, на следующий день — во пресвитера архиепископом Можайским Макарием (Даевым).

В 1952 году назначен настоятелем Покровской церкви села Малое Карасёво Коломенского района, годом позже — настоятелем также Покровской церкви села Хомутова Щёлковского района.

В феврале 1955 года назначен настоятелем храма во имя Пророка Божия Илии в Ильинской Слободе. В годы войны церковь сильно пострадала от осколков вражеских снарядов, и настоятель приложил много трудов для ее восстановления. Отец Борис также оказывал помощь восстанавливающимся храмам Можайского и Рузского районов, помогал сестрам Спасо-Бородинского монастыря. С конца 1994 года он по совместительству исполнял обязанности настоятеля Михаило-Архангельской церкви в селе Архангельском Рузского района и руководил восстановительными работами.

Убит 16 июля 1999 года в деревне Ильинская Слобода Можайского райо-на Московской области тремя рецидивистами, проникшими в храм ради кражи нескольких старинных икон.

Журнал «Православие и современность» №42 (58)