Священник Иоанн Десницкий с дочерью. Село Тортым. Середина 1920-х годов Иоанн Петрович Десницкий родился в 1888-м г. в с. Игра в семье псаломщика. Получил духовное образование. Последнее место служения – с.Тортым. 27 дек. 1937 г. осужден на 10 лет. 17 сентября 1938 года погиб в огне лесного пожара.
В 1994-м г. районная газета «Звезда» так писала о священнике: «Новая власть нещадно прижимала батюшку Ивана Петровича Десницкого придирками и налогами и наконец, сгноила его в закоулках своего страшного «Архипелага ГУЛАГа».
Иоанн Петрович Десницкий был из числа тех скромных сельских батюшек, кто из года в год честно служил Господу и прихожанам словом и делом, и не отступал «от Господа Бога отцов своих» (Суд. 2, 12). Как и большинству священников Русской Православной Церкви в ХХ веке, о. Иоанну было суждено претерпеть тяжкие гонения и заплатить очень многим за верность своему пастырскому долгу. Его недолгой и полной невзгод жизни было суждено оборваться в Вятском исправительно-трудовом лагере НКВД – в страшном испепеляющем огне лесного пожара.
О. Иоанну было суждено заплатить очень многим за верность своему пастырскому долгу
Иоанн появился на свет в семье псаломщика[1]. Его отец, Петр Александрович Десницкий, согласно церковным ведомостям, был сыном священника. В 1869-м году, возможно, из-за преждевременной смерти отца, Петр был вынужден уйти из среднего отделения Вятского духовного училища. Епископ Сарапульский Геннадий (Левицкий) определил 21-летнего юношу на место дьячка к Христорождественской церкви села Зюздино на северо-восточной окраине обширного Глазовского уезда[2].
Приход села Зюздино-Христорождественское был открыт в глухом таежном краю по указу Св. Синода в 1861-м году, а в 1865-м на средства прихожан и благотворителей здесь возвели деревянный однопрестольный храм. Дьячок Десницкий приехал в село с молодой женой Наталией Александровной, дочерью священника. В 1871-м году Петр был «произведен в стихарь». В ведомости о нем писали: «Читает и поет порядочно. Катехизис знает»[3].
7 лет место священника в Христорождественской церкви оставалось «праздным», и молодой дьячок был вынужден служить в храме вдвоем с пономарем. Священник приедет лишь в 1879-м году, и Петр при нем станет исполнять обязанности псаломщика[4]. В семье Десницких уже подрастали пять дочерей, когда 14 сентября (по старому стилю) 1889 года у Петра и Наталии родился сын, получивший при Крещении имя Иоанн[5].
Церковь села Зюздино-Христорождественское. Начало ХХ века (Вятский епарх. архив)
В 1893-м году псаломщик Десницкий с семьей переезжает из Зюздино-Христорождественского в только что открытый приход в селе Васильевском Глазовского уезда, в 60 верстах от уездного города Глазова. Однако по приезде на новое место служения происходит трагедия. Петр Александрович, страдавший от легочного туберкулеза – чахотки, умирает 24 октября 1893 года в возрасте 45 лет. Его сыну Иоанну было тогда всего 4 года...
После смерти мужа матушка Наталия осталась с шестью детьми на руках. В феврале 1894 года в селе Васильевском она выдает старшую дочь Елизавету замуж за псаломщика Пасынкова, а в марте переезжает «со всем своим семейством на постоянное место жительства в село Игру»[6]. Здесь в местной церкви уже четверть века служил ее родной брат – священник Николай Модестов[7].
Село Игра. Иоанно-Богословскя церковь. Начало ХХ века (Фотофонд ЦГАКО. № 0163)
В Игре вдова «по прошению» сразу же устраивается просфорницей в Иоанно-Богословский храм. От епархиального попечительства матушка Наталия получала небольшое ежегодное пособие – 6 рублей. Кроме того, Игринская церковная община выдавала ей по 12 рублей пособия и 50 пудов хлеба в год[8].
Иван Петрович Десницкий в юности Конечно, этих скромных доходов большой семье Десницких едва хватало на жизнь, и, возможно, поэтому одну из дочерей вдовы берет на воспитание ее дядя – о. Николай Модестов, переведенный на служение в село Васильевское. С матерью остались жить три дочери и сын Иоанн[9].
Когда мальчику исполнилось 10 лет, он поступает в Глазовское духовное училище[10]. После его окончания Иоанн переходит в Вятскую духовную семинарию. Сын псаломщика приезжает в Вятку в очень бурную и неспокойную эпоху первой русской революции. В обществе тогда повсеместно царили радикализм и нетерпеливое ожидание перемен. Среди семинаристов бунтарство и неповиновение властям имело очень давние традиции. Юноши, жаждавшие высшей справедливости, не желали мириться с пороками общества и государства.
Попал под влияние юных вольнодумцев и семинарист Десницкий. По его словам, он «примыкал в 1906 г. к нелегальным кружкам эсеров и РСДРП (но большевиков или меньшевиков, я не знаю), посетил всего три занятия на этих кружках...». Иоанну не повезло, и вместе с другими участниками волнений в мае 1907 года его исключают из 1-го класса семинарии[11].
Всех участников беспорядков, у кого были влиятельные родственники, взяли в семинарию обратно. Но у Десницкого таких заступников не оказалось, и ему пришлось вернуться домой. Но молодой человек не сдался и, по словам его дочери Наталии, сумел всего за два года закончить семинарию экстерном[12].
Село Васильевское. Церковь Ильи Пророка. Начало ХХ века. Художник Татьяна Павловна Дедова
В апреле 1909 года Иван был назначен учителем в школу грамоты, находившейся в деревне Денисяты – в приходе Александровской церкви Омутнинского завода Глазовского уезда[13]. Но очень скоро его дядя, о. Николай Модестов, заведовавший в селе Васильевском церковной школой, берет юношу к себе на должность помощника учителя. Год спустя Иван уже исполняет обязанности учителя, чтобы, по его словам, «иметь возможность успокоить и содержать свою старушку-мать»[14].
Село Тортым. Бородицкая церковь. Начало ХХ века. Художник Татьяна Павловна Дедова
Анна оставалась верной спутницей Иоанна Петровича до конца его дней
В сентябре 1910 года Десницкий переходит на работу учителем в церковную школу села Тортым Глазовского уезда. Село находилось в глухих лесах, в 100 верстах от города Глазова, и в 20 – от станции Кез Пермской железной дороги[15]. Приход села Тортым был открыт по указу Св. Синода в 1861-м году. В 1865-м в селе построили украшенную фронтоном с колоннами деревянную церковь, освященную в честь Афонской иконы Пресвятой Богородицы «Утоли мои печали». А в 1882-м году в селе открыли одноклассную смешанную церковно-приходскуюшколу[16]. Ее двухэтажное здание стояло рядом с Богородицким храмом[17].
Учителя Иван Петрович и Анна Ивановна Десницкие. 1911 год, Глазов Вместе с Иваном Десницким в школе трудилась учительница Анна Ивановна Прокошева, дочь крестьянина, приехавшая в Тортым в 1908-м году после окончания Глазовской женской гимназии[18]. Вскоре молодые учителя обвенчались. Несмотря ни на что, Анна оставалась верной спутницей Иоанна Петровича до конца его дней. В марте 1911 года в семье Десницких родились дочь Лидия, а в 1914-м – Екатерина[19].
В 1909-м году в селе Тортым рядом с Богородицкой церковью и школой на средство прихожан и благотворителей начинается строительство каменной церкви. Пятикупольный храм с колокольней, богато украшенный узорчатой кирпичной кладкой, возводили, скорее всего, по проекту известного вятского архитектора Ивана Чарушина, в популярном тогда «неорусском» стиле. В 1910-м году над храмом был поднят последний крест, а службы в новой Тортымской церкви начались в 1915-м году. По рассказам старожилов,
«Храм был просторный и светлый, пол обогревался благодаря печи, которая была в подвале, и сложной системе дымоходов, выложенных под полом и в стенах. Приезжая вместе с родителями на службы из дальних деревень, дети садились на пол и отогревались после зимней дороги…»[20].
В августе 1915 года Иоанн Петрович, «по слабости здоровья, по совету врачей вынужден был оставить должность учителя» и поступить в псаломщики при храме Зосимо-Савватиевской церкви села Коршик Орловского уезда[21]. Поведение и служение псаломщика Десницкого местный благочинный оценил как «отличное». В 1917-м году бывший учитель уже исполнял обязанности диакона[22].
Церковь Зосимы и Савватия Соловецких в Коршик. 2015 год. Фото Анны Михеевой
Во время Гражданской войны, в марте 1919-го, семья Десницких возвращается в Тортым. Анна Ивановна снова работает в местной школе, а о. Иоанн становится диаконом при каменном Богородицком храме[23]. Но вскоре в Глазовском уезде начинается наступление сибирских и пермских дивизий адмирала Колчака. Вокруг Тортыма идут кровопролитные бои, и вскоре в село входят белогвардейские части.
Диакон Иоанн Десницкий с женой, дочерьми, матерью и сестрой Антониной. 19 июня 1917 года. Село Коршик Священник Тортымского храма Григорий Котельников, у которого советские власти конфисковали дом, хлеб и часть имущества, встретил колчаковцев с радостью. По приказу белых офицеров о. Григорий организовал в селе новую волостную управу, провозгласил в храме многолетие правительству Колчака, читал проповеди против большевиков и составил список местных коммунистов. Когда же в июне 1919-го началось стремительное отступление белых, то священник, опасаясь расправы со стороны красных, вместе с колчаковцами бежал из села на Дальний Восток. В 1923-м году о. Григорий вернется в Удмуртию, станет священником села Сосновка Шарканского района и будет расстрелян в 1938-м[24].
После бегства батюшки Богородицкий храм надолго остался без пастыря. В августе 1919 года, «уступая усиленным просьбам и желанию прихожан», о. Иоанн становится священником при церкви села Тортым[25]. Вместе с ним в 1920-е годы в храме служили молодой священник Петр Арбузов, диакон и псаломщик[26].
Первоначально семья о. Иоанна жила в «казенном» доме, предоставленном, как учительнице, Анне Ивановне. Однако из-за эпидемии тифа их квартира была занята под больницу, и Десницких перевели в частный дом. Но когда его хозяин за короткий срок поднял квартплату с 500 до 1000 рублей, Анна пошла в Тортымский волисполком. Там ей предложили для жилья старый полуразвалившийся дом давно умершего псаломщика Кибардина. И Десницкие согласились[27].
После начала проведения в стране коллективизации с семьей священника происходит беда
«Желая обзавестись собственным углом», о. Иоанн в 1920-м году на деньги, заработанные женой в школе, своими руками и при помощи односельчан и нанятых плотников сумел заново отстроить маленький домик. В 1922-м к дому Десницких прирезали земельный участок – «одворицу»[28]. На нем трудолюбивый священник с женой и детьми устроил пасеку и засеял часть земли клевером и медоносными травами, разбил сад[29]. К тому времени в семье о. Иоанна уже подрастали два сына и две дочери. Чтобы прокормить большое семейство, Десницкие, как и все селяне, держали лошадь и корову с телкой[30].
После начала проведения в стране коллективизации с семьей священника происходит беда. Как «служитель культа», о. Иоанн был давно лишен избирательных прав. Помимо унижений и уплаты многочисленных налогов, батюшка, как «лишенец», должен был ходить на обязательные работы. В начале 1930 года его вместе со старшей дочерью отправляют на лесозаготовки.
Бородицкая церковь села Тортым в 1941 году (ЦГА УР. Ф.Р-620. Оп.1. Д.1258. Л.84) В отсутствие хозяина бригадир Светлаков, которому приглянулось справное хозяйство «попа», решил «раскулачить» его. Как потом писал в одной из жалоб о. Иоанн, 18 февраля, когда
«жена моя лежала больная после родов, у меня было отобрано все движимое имущество до последней нитки, не исключая и белья, выстиранного и вывешенного на морозе для просушивания. 27 февраля семья моя была лишена и своего угла…».
Больная матушка Анна
«едва могла дотащиться до новой квартиры с четырьмя малолетними детьми… и была помещена в избу шесть аршин кругом вместе с семейством кулака Курочкина. Мой дом занял объездчик Светлаков Гавриил Родионович, бывший тогда ответственным бригадиром по лесозаготовкам и принимавший самое активное участие в отобрании моего имущества и выселения моего семейства из дома...».
Семья Десницких в селе Тортым. Середина 1920-х годов Корова, гуси и 80 пудов картофеля тоже достались Светлакову. Пять ульев, мед и другое имущество были описаны и частью проданы с торгов[31].
Когда же вернувшийся с лесозаготовок ограбленный священник начал требовать справедливости, то районный исполком предложил тортымским властям вернуть ему дом. Тогда Светлаков собирает комиссию из трех лиц и задним числом, спустя полтора месяца после конфискации, причисляет о. Иоанна к «кулацкой группе» и оформляет его выселение из дома как «кулака»[32].
Священник в ответ отправляет жалобы сначала в сельсовет и Тортымскую ячейку ВКП(б), а затем пишет помощнику прокурору района, в Президиум Областного исполкома, прокурору Вотской автономной области...[33] Тортымские крестьяне и сельсовет, в свою очередь, составили несколько приговоров и справок, подтверждавших правоту о. Иоанна и его чистоту перед законом[34].
Но, благодаря немалому влиянию бригадира Светлакова и равнодушию властей, жалобы «попа» долго лежали без рассмотрения. В декабре 1930 года прокурор Дебесского района Прозоров, изучив обстоятельства дела, выезжает в Кезский район и все-таки заставляет райисполком восстановить о. Иоанна «из кулаков» и отменить изъятие его имущества. Священнику, по его словам, смогли вернуть лишь
«дом, корову, пару гусей, двух кур и кое-что из хозяйственных вещей, которые не удалось продать с торгов за негодностью... остальное же все, особенно одежда, годная к носке, было распродано»[35].
Однако в августе 1931-го решение райисполкома об исключении о. Иоанна из группы кулаков было отменено областными властями, так как, по их мнению, «гр-н Десницкий по имеющимся признакам» все же «подлежит к кулацкой группе»[36].
В декабре 1932 года священника арестовали в первый раз. Его обвинили в «организации группового саботажа льнозаготовок». Через 10 дней «попа» отпустили. Но пока о. Иоанн сидел в тюрьме, председатель сельсовета выселил его семью из только что обретенного дома под предлогом, что раньше здание было причтовым, а значит – «казенное», и Десницким оно принадлежать не может[37].
В марте 1933-го священника снова арестовывают сотрудники ОГПУ по делу «Святого Никиты» – местного удмурта-юродивого Никиты Ложкина. Очевидно, улик против о. Иоанна найти не удалось, и его отпускают без суда[38].
4 ноября 1933 года Тортымский сельсовет окончательно изъял дом священника «для использования под культурно-просветительское учреждение». Упрямый батюшка отправляет не менее семи жалоб в Кезский райисполком, Ижевск и Москву. Но успеха они уже не имели. Дом Десницким так и не вернут[39].
В январе 1933 года священнику, в довесок ко всем неприятностям, спускают абсолютно нереальное «твердое задание» на заготовку: центнера мяса, 15 кг масла, сотни яиц, 10 кг шерсти, 15 кг меда, картофеля, овощей, кожи, овчины, 1400 кубометров лесоматериалов и 50 кг «утиля»[40]. В ноябре 1934-го сельсовет снова спускают священнику «твердое задание по дроволесозаготовкам». На этот раз обращение о. Иоанна в Ижевск по поводу новых поборов возымело успех. Спустя месяц областной исполком отменяет это «задание» как «незаконное»[41].
Постоянные обиды и унижения, заботы о семье не проходят даром для священника Десницкого. На фотографии 1930-х годов, сохранившейся у его родных, о. Иоанн выглядит сильно осунувшимся и намного старше своих лет.
14 октября 1937 года Тортымский батюшка был арестован в третий раз. Его увезли из села и заключили в тюрьму города Глазова[42].
14 октября 1937 года Тортымский батюшка был арестован в третий раз. Его заключили в тюрьму города Глазова
Следствие в отношении о. Иоанна оказалось не слишком долгим. На допросах священник признал, что «систематически совершал» Крещения детей в своей квартире, не спрашивая на то разрешения у членов семьи младенца и ограничиваясь лишь согласием матери. Кроме того, о. Иоанна обвинили в том, что он самовольно вел «записи актов гражданского состояния». Батюшка объяснил, что сведения о числе Крещений и погребений были необходимы ему для «представления декларации в райфо для налогового обложения»[43].
Но когда о. Иоанна обвинили в ведении разговоров, что «в колхозах колхозники голодуют», то он твердо отвечал: «виновным в этом себя не признаю», показания свидетеля «считаю ложными, и почему он ложно на меня показывает, объяснить это ничем не могу». 31 октября на последнем третьем допросе священник снова заявил: «в антисоветской агитации я не виновен, потому что я не вел»[44].
Иван Петрович Десницкий в 1930-е годы Большего следователи предъявить священнику не смогли, и он продолжал сидеть в тюремной камере. Но страх за семью не отпускал его, и в ноябре он пишет на имя начальника Кезского отделения НКВД покаянное письмо:
«...желая быть полезным членом социалистического общества, я сим заявляю Вам свое категорические решение об отказе от должности и исполнения обязанностей служителя религиозного культа...»[45].
В середине декабря арестовали верную супругу о. Иоанна – Анну Ивановну – и священника той же Тортымской церкви Петра Арбузова[46]. Но следствие уже подходило к концу. 27 декабря 1937 года Тройка НКВД Удмуртской АССР, обвинив о. Иоанна и о. Петра в «восхвалении троцкистов» и в разговорах о «необходимости развала колхозов» и «скором перевороте власти», приговорила обоих к заключению в исправительно-трудовой лагерь на 10 лет[47]. Тем же решением тройки Анна Десницкая была освобождена. Проведя 17 дней в тюрьме, матушка все же смогла вернуться домой к детям[48]. А для самого Иоанна начинается его последний крестный путь...
Поздней осенью 1937 года в таежных лесах на северо-востоке Кировской области был создан один из семи основных лесозаготовительных лагерей СССР – Вятский исправительно-трудовой лагерь НКВД. Здесь шли работы по строительству Гайно-Кайской железной дороги. Вдоль нее выстроилась цепочка лагерных пунктов. Основным назначением лагеря и дороги стало освоение лесных массивов, расположенных на водоразделе рек Камы и Вычегды.
В январе 1938 года из Кирова в Вятлаг прибыл первый этап из нескольких сот заключённых. Подневольная рабочая сила прибывала в вятские леса со всех концов страны. К началу февраля в лагере насчитывалось уже более 2000 заключённых, а к первому марта – около 7000. Около половины вновь прибывших составляли так называемые «враги народа» и «социально опасные элементы», осужденные за «контрреволюционные преступления» по печально знаменитой статье 58 Уголовного кодекса РСФСР[49].
Анна Ивановна Десницкая в 1930-е годы Согласно документам спецархива, Иоанн Десницкий прибыл по этапу в Вятлаг 31 марта 1938 года. В карточке специального учета на заключенного Десницкого И.П. были указаны его особые приметы: рост – средний, телосложение – среднее, волосы – черные, глаза – серые. Священник отбывал наказание на отдельном лагерном пункте № 7 со спецподкомандировкой (будущее поселение Ягодный)[50].
О том, каково приходилось первопоселенцам Вятлага, среди которых был и о. Иоанн, сохранились такие воспоминания:
«из свежеспиленного леса в срочном порядке возводились типовые бараки. Мокли на делянках в тайге под дождём, перемешанным со снегом, зэки и охранники отогревали озябшие от топоров и винтовок руки у одного костра. А по ночам и те, и другие мёрзли и ворочались на сырых постелях, проклиная судьбу и мёрзкий северный климат…»[51].
По словам другого заключенного,
«в зону возвращались уже в темноте, совершенно обессиленные, голодные, едва передвигающие обмороженные ноги. Приходилось помогать тем, кто самостоятельно не мог передвигаться, а таких с каждым днем становилось все больше и больше. Охранники, не считаясь с наши физическим состоянием, подгоняли, требовали не нарушать строй, не отставать, покрикивая: ‟А ну быстрее! Прибавить шагу!”»[52]
В Вятлаге о. Иоанн принимал участие в строительстве железной дороги Яр – Фосфоритная. В августе 1938-го матушка Анна решила навестить мужа в лагере. По словам ее правнучки,
«когда она поехала к мужу в лагерь, вышла на станции, прошла какое-то расстояние и поняла, что не знает, куда идти, поскольку дороги к лагерю практически как таковой не было. Вдруг к ней подошел какой-то благообразный старичок и сказал, что отведет. Провел ее через лес, довел до забора, она повернулась, чтобы сказать спасибо, но его не было.. Исчез»[53].
Больше Десницким свидеться было не суждено
Больше Десницким свидеться было не суждено. В середине сентября в Вятлаге вспыхивает огромный лесной пожар. Как вспоминал очевидец,
«лето 1938 года выдалось в Вятлаге на редкость засушливым. В продолжение двух месяцев ни капли дождя не упало с небес. Температура доходила до 40 градусов. Хлеб на полях высох. Выгорела трава на покосах. Деревья понуро опустили рано пожелтевшие листья».
17 сентября над густым лесом появилось большое облако дыма.
«К вечеру показались огненные языки. Горел лес. Лесные пожары летом в Вятлаге явление довольно частое, и поэтому к событию отнеслись довольно спокойно, уверовав, что, как и в прошлые годы, погорит, погорит да и потухнет. Но так, как думали, не получилось...»[54].
Много позже родным о. Иоанна удалось узнать, что
«во время лесного пожара огонь перекинулся на бараки. Сами охранники спрятались в озере или реке, а заключенных оставили в бараках»[55].
По словам историка Вятлага подполковника Веремьева,
«двигавшаяся с чудовищной скоростью сплошная стена огня опустошила территорию на десятки километров в округе, уничтожила более 20 тысяч кубометров заготовленной древесины, возведённые к тому времени постройки, значительную часть железной дороги. Не обошлось и без жертв. Среди погибших и пропавших без вести значатся как вольнонаёмные сотрудники, так и заключённые: всего не менее 200 человек...»[56].
В тот страшный день матушке Анне было видение – крест на небе. Упав на колени, она сказала своим детям: «Все, его больше нет...»[57].
Согласно документам Вятлага, опознать заключенного Десницкого среди множества обугленных тел не удалось. 10 октября 1938 года он был объявлен в розыск, как
«неустановленный персонально среди обнаруженных трупов, в результате пожара 17.09.1938 г.».
12 мая 1941 года Судебная Коллегия Кировского областного суда признала Иоанна Десницкого безвестно отсутствующим[58].
В начале Великой Отечественной войны один из сыновей священника, Петр, пошел на фронт и погиб в 1942-м году в бою под Старой Русой в возрасте 19 лет. Дочь о. Иоанна, Наталья, вспоминая о пережитом, писала в письме родным: «Досталось нам по полной... Ну, ладно, все пережили, только в душе горечь осталась...»[59].
Справка о реабилитации И.П. Десницкого
19 апреля 1958 года о. Иоанн был реабилитирован – посмертно
15 сентября 1957 года вдова Анна Десницкая отправила на имя прокурора Удмуртской АССР заявление, в котором просила «пересмотреть дело моего мужа Десницкого Ивана Петровича. Одновременно прошу сообщить его дальнейшую судьбу...»[60] 19 апреля 1958 года о. Иоанн был реабилитирован – посмертно. Вместе с ним был оправдан и другой священник церкви села Тортым – о. Петр Арбузов[61]. Кроме справки о реабилитации, семье Десницких выдали официальное свидетельство о смерти о. Иоанна. Причиной кончины священника там было указано – «воспаление легких». Правду о смерти отца и мужа Десницкие узнают только со слов очевидцев[62].
В наши дни старый кирпичный храм села Тортым остается единственным уцелевшим из всех церквей, построенных до 1917 года на земле Кезского района. В его стенах прошли 18 лет не очень долгой и нелегкой жизни о. Иоанна.
Церковь села Тортым. Фото 2010 года
Опустевший в 1937-м, Тортымский храм был закрыт в 1941-м году. В ХХ веке здание церкви успело послужить и складом для зерна, и дизельной электростанцией, и сельским клубом. А в 1990-е оно снова стало православным храмом[63].
Из-за малочисленности и бедности тортымской приходской общины долгое время не может завершиться ремонт старинной церкви. Но пока еще поднимаются ввысь, к небу, кресты на проржавевших зеленых куполах. И есть надежда, что не исчезнет из памяти людской имя и печальная судьба священника села Тортым Иоанна Петровича Десницкого.
Кочин Глеб Александрович,
архивист Глазовской епархии,
научный сотрудник отдела истории
МБУК «Глазовский краеведческий музей»
Послесловие священника
Церковно-государственная «симфония» была колыбелью рода Десницких – потомственных служителей алтаря. Жизнь внутри сословия – типичная для многих стезя тихого сельского батюшки Иоанна Десницкого, застигнутого врасплох эпохой гонений, старавшегося не противоречить ни церковному народу, ни безбожному большинству. Страшное время отступничества: страдальцев за веру – тысячи, отступников – миллионы. И скоро вырастет новое племя, оболваненное школой и комсомолом, юность которого в 1937-м году будет окрашена пафосом всероссийской «зачистки территории» от прошлого, включая, конечно, и Церковь.
Вслед за этим наступает время, о котором С. Аверинцев справедливо замечает, что «компромиссы церковной иерархии начались после того, как большинство нации – будем называть вещи своими именами! – предало эту самую иерархию». И очень важно помнить не только безупречных героев веры, но и тех, кто отчаянно боролся, но был сломлен. И мы должны, думая о мотивации их поступков, приготовиться встретить искушения, которые предстоит распознать и попытаться достойно пройти нам самим.
Можно посочувствовать о. Иоанну, когда он в предчувствии расправы с семьей пытается спасти жену от насилия и гибели в лагере, а детей – от «перековки» в советском детдоме. К парадигме его выбора трудно применить хрестоматийную ситуацию, когда в ранние века мать-христианка тащит на место казни сына, а в ответ на возмущение («Себя не жаль, так хоть сына пожалей!») следует ответ: «Я не лишу его чести умереть за Христа». Для о. Иоанна внешне речь о вере вообще не шла, и потащить на расправу семью означало просто бросить своих домашних под нож или попытаться спасти их ценой своего доброго имени. Пример Патриарха Тихона или митр. Сергия были у него перед глазами, пример святого Александра Невского – в уме, и если отвлечься от личности и должности, парадигма его собственного личного выбора была аналогична. Он ведь не мог знать, что почти сразу по прибытии в Вятлаг сгорит в огне лесного пожара. Многие осужденные в том далеком году не могли предвидеть, что их бросают на умирание, которое для одних будет очень быстрым, а для некоторых – несколько более медленным, но свои 10 лет не суждено отбыть и выйти на свободу почти никому: в первые две военные зимы довоенный спецконтингент Вятлага практически весь вымер из-за отсутствия подвоза продовольствия, жутких морозов и непосильных трудов. Им была обещана «перековка» и потом жизнь по новым советским правилам, так сказать, «в новой нормальности». И соблазн тактической уступки ради стратегического выигрыша тонко просчитывали мастера-психологи из НКВД. Ведь это по-христиански – жертвовать собой ради спасения ближних: воспитанные той же церковной фразеологией следователи вполне могли это сказать священнику, внятно обозначив, что было бы с его женой и детьми, не прояви он эту уступчивость. В понимании чекистов они были рыцарями чести: жену-то, хотя и взяли на три недели, но все же отпустили. А ведь в том беспределе вполне могли сделать с ней что угодно. На свою Голгофу Десницкий пошел один.
Эшелон с обреченными уносил о. Иоанна Десницкого из города Глазова... но его обитатели перемещались не просто в иную точку земли, они попадали в пространство, где не знали о едином Боге. Боги тут были другие. Встречая вновь прибывших, начальник лагпункта внушал им первую заповедь Вятлага: «Закон здесь один, и это – я». Остальные заповеди им быстро растолковывали блатные, чекисты, стрелки охраны, бригадиры и каждый, кто сильнее и злее. Эта тема была затабуирована. Погибшие и палачи молчали. А чудом выжившие и сотрудники Вятлага подписывали обязательство никому и никогда не рассказывать о том, что видели и слышали в лагере – иначе снова окажутся там.
Протоиерей Кирилл Каледа однажды заметил в телеинтервью каналу «Спас», что надо найти подход к житиям новомучеников, не останавливаясь на Голгофе, но дойдя с ними до Воскресения. Он провел параллель с солдатами, подвиг которых возвышает их страдания: они – победители, несмотря на свою смерть. Это важно. А как нам дойти до Воскресения с теми, кто будучи сломленным на допросах, пойдя на компромисс с неправдой, ушел в мир непомерных страданий и тяжкой смерти в лагере? Ведь осталась целомудренно покрыта тайной главная, финальная часть жизни Десницкого. Мы не можем судить о состоянии души, прошедшей лагерный ад, опираясь только на предшествующие ему бумаги чекистов. И мы должны каждый раз, для каждого человека заново решать эту загадку: как его помнить? как о нем рассказывать и молиться? что из его жизни послужит нам и нашим потомкам уроком, а что – предостережением? С этой мыслью я советую не один раз перечитать жизнеописание отца Иоанна Десницкого – и думать, думать, думать.
Священник Антоний Быков,
Свято-Ильинский храм, г. Выборг