Плачьте с плачущими

Я вспомнил свою исповедь, но не самую первую в моей жизни. Самая первая исповедь, когда я только пытался стать христианином, внешне не стала для меня чем-то значимым. Так, к сожалению, бывает нередко. Я стоял в большом храме, вокруг было много народа, длинная очередь на исповедь… Естественно, я волновался. Но мало-помалу собрался, что-то рассказал священнику, не сообщив при этом, что исповедуюсь впервые. И отошел, не очень понимая, что же со мной произошло и зачем все это было надо.

А потом, уже будучи студентом, я был отправлен на стажировку в США. И там познакомился с общиной, основанной потомками русских эмигрантов. Община хранила традиции, искоренявшиеся в России после революции семнадцатого года. Эти традиции восходили к последним духовникам Оптиной пустыни, к людям, их окружавшим и любившим. Некоторое время я просто общался с членами общины, разговаривал с их батюшкой. Я видел, что мои новые знакомые молятся, исповедуются, причащаются. Но при этом никто из них — ни прихожане, ни священник — не подталкивал меня, не советовал подойти к исповеди.

Однажды я сам решил это сделать. При этом, как порой полагают неофиты, я считал, что рассказывать священику можно далеко не обо всем, потому что есть вещи, о которых говорить стыдно. Переполненный комплексами и сомнениями, готовый только к такой вот «полуисповеди», я пошел к священнику. Рассказал ему о чем-то — и замолчал. Священник тяжело вздохнул и задал мне вопрос о тех моих грехах, говорить о которых я не собирался. Он назвал их совершенно точно. От неожиданности и от настолько точного «попадания в яблочко» я страшно смутился, растерялся. И заплакал — заплакал, может быть, впервые ощутив всю тяжесть греха, которая человека может раздавить. Я стоял и вдруг услышал, что рядом кто-то всхлипывает. И осознал, что это вместе со мной плачет священник…

Здесь, наверное, правильно было бы поставить точку, потому что невозможно передать словами то, что я тогда чувствовал. Скажу только, что после этого значение новозаветных слов плачьте с плачущими (Рим 12:15) перестало быть для меня фигурой речи и метафорой.

***

История эта очень личная и сокровенная, я очень редко рассказывал ее кому-то. Когда мне все-таки приходилось делиться ею с людьми, которые испытывали сложности с исповедью, они зачастую отвечали, что мне просто повезло с духовником. Действительно, мы вправе сказать, что не все священники способны так разделять чувства кающихся. Но тут нужно задуматься над вопросом: откуда же к священнику (пусть не к каждому, пусть не сразу) приходит этот опыт исповедования и дар сопереживания? Конечно же — от служения Христу, Который заповедал нам любить друг друга. И чтобы исполнить Его завет, как сказал мне один священник, мы должны научиться плакать с плачущими и радоваться с радующимися.

А когда кажется, что тебе некому сопереживать, ты всегда можешь обратится к Богу, Который всегда плачет о нас и о наших горестях и радуется вместе с нами во времена радости. Бог никогда никого не оставит без утешения — нам очень важно помнить это, даже когда мы считаем, что нам не везет с духовниками. Возможно, что при таком понимании обнаружится какая-то причина внутри нас, которая мешает нам почувствовать и установить, откуда такая незадача. А тогда мы сможем с помощью Божией взяться за эту причину и в покаянии просить Господа ее устранить.

…После той встречи в американской православной общине у меня никогда не возникало проблем с исповедью. Главное, что мне тогда открылось, — человек исповедуется именно Богу. И когда мы плачем, вместе с нами всегда плачет Бог.