«Это был голос Лавры, голос Церкви!»

Эта весть тяжелой скорбью отозвалась в сердцах тысяч и тысяч православных верующих по всей России, за ее пределами, в ближнем и дальнем Зарубежье. Отец Матфей был воссоздателем церковно-певческой традиции дореволюционной России и основателем особенной, лаврской певческой традиции, которая в тяжелый и сложный период «советского плена» Русской Церкви явила на долгие годы образцом, неким эталоном молитвенного певческого обращения к Богу.

Трудно представить и осознать, особенно в первое время после кончины отца Матфея, насколько велика эта утрата для нашей церковной жизни, во всех ее аспектах. Сегодня мы можем только вспоминать и пытаться осмысливать почти полувековое служение отца Матфея, уникального музыканта, композитора, талантливого педагога, внимательного и вдумчивого собеседника, главное же – истинного монаха и послушника преподобного Сергия Радонежского. Всю свою жизнь, весь свой талант отец Матфей отдал Богу в воспевании Его Небесной славы, приводя в Церковь Божественной силой ангелоподобных песнопений новых и новых чад.

В первые же дни по кончине архимандрита Матфея Главный редактор радио «Радонеж» Николай Бульчук связался по телефону с людьми, близко знавшими отца Матфея: среди них простые миряне, видные иерархи нашей Церкви, композиторы, искусствоведы и певцы. Вспоминая приснопамятного отца Матфея, они сходились в главном: отец Матфей велик, и таким великим он останется навсегда – в нашей памяти, в истории церковного пения, в жизни Русской Православной Церкви!

Царствие Небесное! Вечная память!

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший экзарх всея Беларуси:

Кончина архимандрита Матфея (Мормыля) отозвалась в сердце болью расставания с дорогим человеком. Отец Матфей и церковное пение высшего мастерства – эти понятия, я бы даже сказал, эти явления нашей современной жизни звучат синонимами.

Потому что и об отце Матфее без музыки, и о музыке без отца Матфея в наши дни нельзя даже помыслить

Великий педагог, бесконечно талантливый и столь же бесконечно разборчивый в своих отношениях с людьми, отец архимандрит воспитал поистине неисчислимое число тех, которые могут с полным правом и твердым основанием сказать о себе: «Пою Господеви дондеже есмь».

Верю, что для самого отца Матфея не было никаких временных ограничений в его личном пении Богу, в его сокровенном воспевании Господа нашего Иисуса Христа.

Отныне и вовеки слова «дондеже есмь» – означают для него Вечность, в которой он продолжит дело своей земной жизни – стоя уже не перед сонмом молящихся, не в собрании своих учеников, но пред Лицем Божиим!

И я радуюсь, когда размышляю об отце Матфее в масштабах вечной жизни – ведь он уже «во ушию своею» услышал, что есть Ангельское пение! И потому душа его воистину во благих водворится, а память о нем будет в род и род!

Митрополит Тульский и Белевский Алексий, бывший наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры:

Господь нам подарил для нашей церковной жизни отца Матфея как величайшего носителя церковной духовной музыкальной культуры. Он, как одаренный от Бога человек, сумел воспринять и раскрыть ту глубокую, прежде всего, традицию не только такого вот пения светского, а именно настоящего, особенно монастырского, которое он развивал и помогал в этом отношении и братии Троице-Сергиевой Лавры, и студентам Московской Духовной Академии.

Не только Троицкие распевы, но и распевы северные – и Соловецкие, и Валаамского монастыря… И южные распевы – то, что касается Киево-Печерской Лавры, – вот он все это передавал, все это умел передать… Конечно, это великий, великий подвижник церковно-музыкальной культуры.

Но, слава Богу, он не оказался просто зерном, которое не принесло никакого плода. Из его зерна вырос большой колос: он воспитал многих и многих достойных себе преемников, и веруем, что Господь в Селениях праведных примет его душу сегодня в Собор Ангелов, которые воспевают Славу в Вышних Богу!

И молимся все, чтобы милость Божия упокоила душу его в Селениях праведных! А дело отца Матфея уже теперь не загаснет…

Митрополит Псковский и Великолукский Евсевий:

С болью в сердце я узнал о кончине отца архимандрита Матфея, который оставил глубокий след и в моей жизни, и, наверное, в жизни всей нашей Православной Русской Церкви. Дело в том, что мне как раз посчастливилось с ним быть рядом еще когда мы поступили в семинарию – стояли бок о бок с отцом Матфеем и пели баритонами в хоре Марка Харитоновича (Трофимчука), в академическом хоре на хорах, когда мы пели акафист Покрову Божией Матери.

Он всегда был живым и веселым. Потом он переходит в обитель, это на моих глазах, с покойным ныне отцом Марком (Лозинским). Они были первыми, кто открыли, может быть, и мне путь в монастырь: я за ними потом пошел в обитель, и вся моя жизнь монастырская проходила, конечно, с отцом Матфеем. Я и у него в хоре пел, и сам как-то помогал, регентовал народом, пользовался его поддержкой и вниманием. Несмотря на его такой строгий характер, у него сердце было обращено всегда к красоте церковной службы, и эту красоту он доносил: не только чувствовал своей душой и сердцем, он эту красоту доносил до каждого человека, посещающего нашу святую Лавру. И, конечно, то, что он посвятил свою жизнь этой красоте церковной службе, – я считаю, что его жизнь отдана именно нашей Русской Православной Церкви и нашему церковному пению. Ему он посвятил свою жизнь и отдал ее как мученик, как страдалец, потому что он переваривал своим сердцем, сознанием, нервами текучесть кадров; он, конечно, переживал очень больно. Каждый год у него одна часть хористов уходила, другая приходила. И приходилось все заново: убеждать, призывать, наказывать и учить… Но, самое главное, он был погружен в эту атмосферу церковной музыки, церковного богослужения.

Я считаю, он сделал огромное дело не только для Лавры, украшаю службу лаврскую, но он дал возможность обновлению церковного пения во всей нашей Русской Православной Церкви. И даже Украине, Белоруссии и ряду других республик бывшего Союза, потому что студенты, которые учились в Лавре и в Академии, – они, обучаясь церковному пению у отца Матфея, потом это разносили как живой росток в свои храмы, в свои епархии, в свои приходы. И украшалась пением наша Русская Православная Церковь трудами отца Матфея. Было не только разрушение наших храмов в безбожное время, погибали не только стены храмов и монастырей, погибала вся культура церковная. И вот отец Матфей явился как родник, который освежил красотой пения и оживил русское церковное пение в приходах – не только Лавры, но и всей Русской Православной Церкви. Он именно отдал свою жизнь на украшение пением. Он чувствовал красоту пения своим сердцем, своею душой, и этого требовал от участников своего хора.

Я вспоминаю все это и, с одной стороны, благодарен отцу Матфею за его великий труд, за то, что он отдал жизнь Русской Православной Церкви. Считаю, что эти его ростки еще долго-долго будут украшать нашу Церковь церковным пением и молитвой. Ну, а мы просим Господа, чтобы его Господь упокоил в селениях праведных, и чтобы не только в Троицкой обители была его память, но и вся Церковь Русская, во всех уголках его имя не забудет в своих молитвах. Мы желаем, чтобы он из обители земной водворился в Обитель Божию! Пусть он славит Господа вместе с Небесными Силами, вечная ему память!

Ректор Санкт-Петербургских Духовных школ, епископ Гатчинский Амвросий:

От нас ушел архимандрит Матфей… Человек ярчайшей жизни, человек, который оставил очень глубокий след в судьбе не сотен, а многих тысяч людей во всем мире. Среди его учеников, Господь осчастливил быть и меня. И, конечно же, для нас это – огромная потеря.

Однажды я услышал слова одного мудрого человека, который сказал: «Вы когда плачете, рыдаете, когда ваше сердце наполняется тоской, это не значит, что вы жалеете того, кто ушел от вас. На самом деле, мы жалеем самих себя из чувства нашего собственного эгоизма». Потому что нам было с этим человеком хорошо, а теперь ему намного лучше, нежели ему было здесь, и нам было с ним здесь тоже. А мы тоскуем, унываем и плачем еще и оттого, что нам теперь без него плохо.

Отец Матфей прожил жизнь настоящего христианина и монаха. У каждого из нас есть цель в жизни. Но главная цель в жизни каждого человека, и особенно христианина, это обожение. А путь к обожению лежит через любовь к Богу. И вот, любовь к Богу в его жизни была настолько очевидна, настолько она служила для всех нас примером и ориентиром, что, действительно, трудно смириться, потеряв здесь, в земной жизни, такой образец.

Отец Матфей научил нас молиться. Он научил нас любить богослужение и понимать его так, как никто, наверное, не смог бы научить. Он был человеком суровым, с одной стороны. И все, кто прошел через его школу, помнят его крепкий кулак, его несгибаемую волю. Помню, как он любыми путями умел добиваться своей цели – и в области пения, и когда защищал своей коллектив или кого-то из этого коллектива (отстаивал студентов семинарии). И, вместе с тем, он был удивительно любвеобильным человеком. Это проявлялось не только в его таком кавказском гостеприимстве, которое испытывал всякий человек, который приходил к нему и переступал порог его келии, – это чувствовалось по его подлинному отношению к человеку. Его любовь была лишена сентиментальности, какой-то слащавости, сюсюкания. Эта любовь была настоящей любовью отца к своему ребенку, отца к детям. Она была строгой, подчас суровой…

Сам момент погребения отца Матфея, день, когда произошло отпевание, сейчас хранится в памяти и сердце тех людей, которые приехали на это торжество. Торжество перехода удивительного человека из жизни земной – в жизнь, к которой он стремился всю свою земную жизнь. И удивительное чувство каждый из нас вынес после участия в молитве у гроба почившего пастыря. Это чувство смешано, конечно, и со слезами скорби. Это чувство, с другой стороны, некоего единения, которое произошло в Боге через отца Матфея.

Он никогда не вел к себе, он никогда не пытался быть каким-то гуру, авторитетом. Он никогда не заявлял о своем духовничестве. Но это был по-настоящему старец и особого рода духовник, который собрал у своего гроба тысячи людей, тысячи учеников.

Я не помню за свою, может быть, небольшую жизнь, никогда такого отпевания, которое видел, когда отпевали отца Матфея. Когда тысячи (тысячи, без преувеличения) голосов пели «Со святыми упокой…» и «Вечная память»… Пели в только ему присущем стиле. А его братский хор пел на этом отпевании так, как будто им управлял сам почивший отец архимандрит Матфей!

Мы все понимаем, что, рано или поздно, нам придется отсюда уйти. И, может быть, не это печалит нас сегодня. А нас печалит очень сильно то, что, скорее всего, отец Матфей унес с собой тот потенциал, который давал возможность петь так, как хотел этого он. Петь в той манере, которая стала идеалом русского церковного пения в XX столетии. Он сохранил монастырские напевы многих обителей, закрытых в те страшные годы, а потом, когда эти обители снова возвратились к своей молитвенной жизни, – эти напевы как бы плавно перетекли и на Соловки, и на Валаам, и в Киево-Печерскую Лавру…

Отец Матфей удивительно трепетно относился к Преподобному Сергию. Я даже могу сказать: у них были какие-то свойские, личные, что ли, отношения. И когда, я помню, было распределение певцов по хорам при поступлении в семинарию и Академию, и каждый из нас, регентов, конечно же, хотел себе взять лучшего, – отцу Матфею доставались те, которые не были разобраны нами. И он всегда говорил: «Ничего, я пойду к Преподобному, попрошу у него, и он всегда даст мне людей…» И, действительно, Преподобный ему давал. И даже из тех, кто, может быть, не совсем смог раскрыть свои таланты при поступлении, он делал прекрасных певцов.

Но, что самое главное, он воспитал совершенно замечательных священнослужителей – священнослужителей, которые полюбили богослужение, полюбили Церковь и любят Бога. Это была особая школа.

И скорбь не оттого, что он ушел в мир иной: я твердо верю, что он достиг той цели, к которой шел. Он соединился с Тем, Кого искал всю свою жизнь, к Кому стремился и при Имени Кого горело его сердце. Ради Кого он отдал все свои силы, все свое здоровье, может быть, подчас не щадя себя совершенно.

Но мне бы, конечно, очень хотелось, так же, как и многим, чтобы его дело продолжилось, чтобы эта школа сохранилась. А когда Господь, может быть, пошлет человека еще такого же талантливого (который, конечно же, рождается, может быть, даже не раз в сто лет), чтобы эта школа снова взошла на ту высоту, на которой она оказалась благодаря трудам, таланту и, что самое главное, любви и личному подвигу отца Матфея. И здесь, наверное, дело даже не столько в таланте, потому что он уповал не на собственный талант и не на собственные силы. Он уповал всегда на помощь Божию, на молитвы Преподобного Сергия.

И поэтому я верю, что тот преемник, который будет так же уповать на помощь Божию и на молитвы Преподобного, сможет сохранить это великое достояние, которое нам оставил отец Матфей. И церковно-певческую школу, и, конечно же, тот дух любви к службе, к Богу, и то удивительно современное и правильное, лишенное всякого ложного мистицизма отношение к духовной жизни, которое было реализовано сполна в руководстве людьми – в незаметном, совсем нецеленаправленном – руководстве людьми, руководстве к Богу, ко спасению почившим пастырем.

Мы должны за него молиться, молиться о упокоении его бессмертной души. И, конечно же, сколько живем сами, будем хранить в своем сердце о нем вечную и благодарную память.

Архимандрит Илия, смотритель Патриарших покоев Свято-Троицкой Сергиевой Лавры:

Царствие Небесное отцу Матфею! Архимандрита Матфея я знал еще с 1965 года. Впервые приехал в Лавру, здесь был такой прозорливый благочинный, возвратившийся из ссылки, архимандрит Феодорит, великий проповедник. И вот, кто-то меня подвел к отцу Феодориту (а я еще не думал в семинарию поступать), он благословил меня и отвел к отцу Матфею в келию. И сказал такие слова прозорливые: «В будущем отец Матфей поможет вам поступить в семинарию». Я еще не думал об этом, но так потом и получилось. В 1967 году я поступил в семинарию, отец Матфей был уже преподавателем, был в Приемной комиссии, какое-то слово сказал обо мне…

Дальше уже я учился в семинарии, потом пришел в монастырь. Здесь в монастыре был нынешний митрополит Онуфрий (Черновицкий и Буковинский), был послушником и иеродиаконом. Мы с ним помогали отцу Матфею. Отец Онуфрий знал ноты и переписывал отцу Матфею партии, а я уборку делал в келии. И еще, что нужно, помогали ему.

Что я могу сказать об отце Матфее? Вся братия и я тоже большой пример с него взяли в назидание: он был очень трудолюбив, он жизнь свою отдавал полностью для Церкви, для монастыря, для Духовных школ. Полностью… Это было что-то необыкновенное! Когда я приходил к нему в келию, он всегда писал разные ноты, расписывал разные напевы, например, Киево-Печерский… Перерабатывал, фисгармонь у него была… И проводил спевки. В те времена (60-70-80-90-е годы) каждую неделю у него по две спевки было: для смешанного и для мужского хора, спевки были капитальные. И он требовал! Каждый человек должен был пропеть партию свою один, без хора. Это была капитальная проработка! Кому Господь благословил попасть к нему в хор, то из хора уходили потом почти регентами! По всему миру разносили напевы нашей Лавры, напевы отца Матфея…

Он использовал Киево-Печерские, Почаевские, Глинские напевы. Нашего отца Нафанаила, дореволюционные лаврские напевы, и много перерабатывал. И, что интересно, многие наши старцы в 70-е годы роптали на отца Матфея, что он как бы вводит нововведения. Им казалось, что нужно бы петь по-простому, а отец Матфей любил красивое пение, хоры были мощные, ребята были такие солидные (семинаристы в те времена). И он добивался, конечно, перед начальством, чтобы певцам немножко платить (в те времена не было денег, все были бедные). Добивался, чтобы и за спевки платили, это было подспорье студентам. Обо всем он заботился, о хоре полностью заботился. И вот, что сказал мне насчет этого нынешний духовник Лавры архимандрит Варфоломей.

В советское время не было никаких регентских школ, ни нот не писали, ничего. Это все давал отец Матфей всему миру – Советскому Союзу и другим православным странам. Потому что ноты переписывали вручную, даже ксерокса тогда не было! Переписывали сотнями и тысячами экземпляров! В частности, будущий митрополит Онуфрий много очень переписал ему нот, а трудились и семинаристы, и послушники, – переписывали, и он раздавал. И в хоре тоже распространял ноты. И так шло пение по всему православному миру. Не было тогда ни регентских школ, ничего, но Господь так сподобил, что из хора отца Матфея расходились батюшки и матушки как регенты и иконописцы во всему Союзу: на Украину, в Молдавию, в Россию, в Крым, даже за границу, и с собой они уносили ноты. И там создавали хоры, песнопения лаврские вводили. Я сам часто сейчас приезжаю на Украину (возле Молдавии, Винницкая область), так туда сам много нот передал, а сейчас они уже напечатаны там. И везде – наши песнопения, так что душа радуется. Служишь – и как в Лавре!.. Такое же песнопение, как у нас, такие же ноты…

Так что одна из его добродетелей была – великое трудолюбие. Он очень любил Церковь, он не пропускал ни одного богослужения, создавал хоры. У него был и смешанный хор, и братские хоры, особенно праздничные. Даже недавно, еще до болезни его, он во время каникул всегда пел в Успенском соборе позднюю литургию. И спевки так же проводил, красота была!

Отец Матфей завел в нашей Лавре такой старый дореволюционные обычай: на пении «Херувимской» два хора – правый и левый (он свой хор разделял на два хора) выходили перед алтарем и пели – «Херувимскую», «Милость мира» и т.д. Так красиво и впечатляюще это было, особенно когда архимандрит служит, открыты Царские врата, – незабываемое впечатление…

Господь даровал отцу Матфею и пострадать, у него, несмотря на его такой казацкий склад, была болезнь – диабет, потому что переживаний было много. Все большие события церковные, начиная с 50-х годов, большие церковные праздники, – все проводились в Лавре. Соборы церковные, избрание Патриарха Пимена, похороны Патриарха Алексия, – везде красиво пели хоры отца Матфея! Интронизация Патриарха Пимена в Лавре происходила – все сопровождал хор отца Матфея.

Тем более, сейчас надо сказать, будущий Патриарх Пимен был сам регентом, поэтому он любил отца Матфея. Однажды как-то вышло, что хор отца Матфея на праздник поставили в Трапезный храм, а Святейший Пимен служил в Успенском соборе, где руководил простым будничным хором отец Никон. Так Патриарх стал сразу спрашивать, где хор отца Матфея. И сразу же перевели из Трапезного в Успенский собор!.. Святейший Пимен сам был регентом и очень любил песнопения в исполнении отца Матфея.

Архиерейские соборы наши, все церковные события, например, такие, как конференции «За мир и разоружение!» (сейчас мы осуждаем их, а тогда они проводились в Лавре), все религии мира, все православные собрания, проходившие в Лавре, – на все эти мероприятия отец Матфей готовил свой хор. Уже не говоря о том, что каждое лето и каждую осень – праздник Преподобного Сергия. У него были сводные хоры – в Успенском соборе поют два мощных хора, а потом все певчие, человек 120, собираются на площади у Лаврской колокольни. Это красотища, молебен Преподобному Сергию, сопровождаемый таким сводным хором! Необыкновенно!..

Отец Матфей не искал ни славы, ни чести, у него было одно – служба Церкви, он был полностью погружен в пение. При Патриархе Пимене, который любил его как регента, был такой случай: у нас что-то не было благочинного, и Святейший назначил его благочинным. И все удивлялись: как же это он будет совмещать? И отец Матфей немножко – год или два – был благочинным. А благочинный в Лавре обычно очень занят, нагрузка очень большая, но отец Матфей сумел совместить и пение, и спевки. И тут впервые в Лавре появилась должность помощника благочинного. Потому что он был регентом, и надо было иметь помощника. Так дод сих пор и существуют помощники благочинного, по два сегодня существуют помощники у благочинного. А раньше не было, только отец Матфей ввел это.

Он был знаком со многими старцами. Был такой старец Стефан на Северном Кавказе, он был с ним знаком, например. У отца Матфея была большая библиотека. Он дружил с покойным ныне профессором Марком (Лозинским), они вместе пришли с ним в монастырь. Отец Марк умер в молодые годы: они очень дружили, вместе жили в келии, вместе пострадали от пожара – горели у них лампадки, а они пошли на службу, и от лампадки в келье произошел пожар.

У отца Матфея было много знакомых, поэтому в советское время, когда духовных книг не было, он собрал большую библиотечку. Так хотелось почитать что-нибудь духовное: Златоуста, Иоанна Лествичника или авву Дорофея, – это было на вес золота! У отца Матфея были все эти книги, и мы брали у него читать. Например, я, отец Онуфрий, просто заходили в келию, брали, читали, приносили обратно.

Еще было большое событие – Тысячелетие Крещения Руси. Отец Матфей собрал большие хоры, сопровождал все мероприятия праздника. Раньше не было Храма Христа Спасителя, только Елоховский Патриарший собор, и все. И все торжества Тысячелетия Крещения Руси проходили в Лавре, заседания былив Трапезном храме, при которых пели большие сводные хоры отца Матфея. Это было очень красиво и наглядно.

Пение – это призывающая благодать. Господь призывает к покаянию, к вере разными путями. Кого – через скорби, болезни, смерть родных. Кого – через церковь: вошел в храм неверующим, вышел – верующим. На богослужении Благодать касается сердца человека. Кого – через пение, через проповедь священническую.

Такой случай был в 1974 году. Раньше монастырей мало было, храмов мало. А в Лавру подъезд был очень удобным: электрички. Поэтому сюда, в Лавру, приезжало очень много народа, и мы исповедовали тогда целую ночь. Сейчас обычно до 11-12 часов, когда всенощные под великие праздники. А тогда мы исповедовали до пяти часов утра! Бывали случаи – с исповеди ночной остаешься на раннюю литургию помолиться или причаститься.

И вот, тогда я исповедовал, до ночи уже, подошла ко мне группа людей, лет 60-70. Они сказали мне: «Отец Илия, мы из лесов Архангельских, ИПЦ – Истинная Православная Церковь, последователи Патриарха Тихона. «Тихоновцы» так называемые». Практически, в первый раз они попали в храм. А до Лавры они заехали в Псков, но как-то там на них впечатление не произвела служба. У нас же попали на службу в воскресенье Недели Крестопоклонной: середина Великого поста, когда в центр храма выносится крест. Отец Матфей тогда уже имел прекрасные хоры, которые исполняли красивейшие подобны, стихиры, другие песнопения… И эти люди мне сказали: «Отец Илия, мы впервые услышали такое красивое ваше пение, и из Церкви мы уже никогда не уйдем!» Я так был поражен этими словами: люди жили в лесах! Никогда не слышали партесного пения, и так они мне ответили!

И тогда я нашим некоторым старцам, которые были против отца Матфея за то, что он вводит новое партесное пение, сказал: «Видите, как людей коснулась Благодать Божия через пение!»

Был у нас еще и другой случай. Один мальчик, сынок члена Политбюро (в советское время высшая власть в Кремле – это Политбюро) попал на экскурсию в Лавру. На буднях, попал в Трапезный храм, где шла служба… И вот, как он нам потом рассказывал (его имя в крещении Павел): он вышел из храма, и уже в душе его зародилась вера. Потом он потихоньку начал посещать храмы вокруг Москвы (их ведь охраняли, слежка была) и принял где-то под Москвой, в глуши, крещение. Принял крещение и, обладая красивым голосом, был очень музыкальным. Он начал приезжать к отцу Матфею петь в хор. Я удивляюсь, но отец Матфей не побоялся его принять в хор (не оформлял, просто петь, тот приезжал как любитель), пел по воскресным дням и великим праздникам. А потом ему захотелось поступить в семинарию. Когда речь зашла о семинарии, родители буквально встали на дыбы. Родной отец написал заявление своим соратникам: «Прошу помочь перевоспитать моего сына». До армии его в семинарию не допустили, а он отслужил армию, свободно поступил в семинарию, отлично ее закончил, женился, венчался, сейчас – хороший протоиерей, служит в Москве.

Такова промыслительная воля Божия.

К отцу Матфею очень многие просились в хор, но, конечно, он брал в хор очень музыкальных людей. Господь дал ему особый музыкальный дар. Интересно он проверял свой хор: поставит своим заместителем кого-то, а сам идет вперед, и перед иконостасом посидит немножко, послушает… Он мог на слух определить, кто портит хор, в тенорах. в басах или альтах, – кто и в чем испортил. И сразу бежит на клирос, поправляет. И занимался он с хором капитально. Те, кто у него пел, становились прекрасными регентами, и прекрасными православными христианами!

Сколько он пел отпеваний, и Патриарха Алексия I его сводные хоры отпевали, и Пимена, и Алексия II. Все большие события церковные без отца Матфея не происходили. Например, братские похороны… Он красиво любил, по-монашески, полностью вел монашеское отпевание. Отпевание всегда превращалось в праздник. Но ведь так оно и есть, потому что для верующего православного христианина нет смерти, есть только вечная жизнь, переход. Радость: человек переходит из мученической, страдальческой жизни земной к вечной жизни. А не бывает человека, чтобы день прожил и не согрешил. Поэтому и нужна молитва Церкви: какие бы люди ни были праведные, подвижники, – Церковь все равно молится, чтобы Господь усопшему все немощи простил и удостоил Царствия Небесного.

У нас тоже было очень трогательно, когда отца Матфея привезли из Химок из больницы, первую панихиду послужили. Очень трогательно, до слез… И как бы не верится… Но верим, что Господь ему дарует Царствие Небесное! И хотя мы видели его в последнее время немощным, на коляске, на последней службе он был под Успение Божией Матери, управлял сидя, потом ему стало плохо, его увезли, и уже все… Так что он трудился до самого конца. И даже на коляске управлял хором. А в то время, когда он был на ногах, он мог, конечно, держать хор. Это великий дар Божий – так исполнял хор песнопения, что хотелось специально идти на службу, чтобы послушать хор отца Матфея, помолиться за его пением, это неописуемо!

Его песнопения, его традиция останутся на многие годы. Сейчас вся Россия молится о нем – многие батюшки, многие архиереи, выходцы из его хора… Не только своими песнопениями, своим трудом, своими нотами он послужил России – переписывали его ноты и студенты из Греции, из Польши…

И сейчас у нас, конечно, и печаль, но и молимся мы, чтобы Господь простил его вольные и невольные прегрешения, принял

Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма Св. Николая Чудотворца в Пыжах:

«Блаженны умирающие о Господе, ибо дела их идут вслед за ними».

Не только непрерывные панихиды по всей России сопровождают сейчас новопреставленного архимандрита Матфея. Все праздники, все литургии, которые он пел – Пасха Господня. Мы говорим, что Троице-Сергиева Лавра – столица нашей Церкви. Можно сказать, что хор, который создал отец Матфей – голос Лавры, голос всей Церкви.

Он слышен везде, его узнают, он неповторим как все, рожденное подлинным талантом и, тем более, благоговейной молитвой. Он сам вдохновляет на молитву ищущих спасения, на истинную христианскую жизнь. Это – проповедь для внешних, в мире, который больше не поет. Потому что нельзя же назвать пением то, что сегодня чаще всего они поют… В мире, погибающем от уныния, Церковь поет, как пела она от начала, от Христа, от апостолов, и как будет петь до конца.

Церковь не может не петь, потому что всегда сердца христиан переполнены радостью хвалы Господу за дар Его жизни. «И от избытка сердца глаголют уста».

Целожизненный труд отца Матфея – это событие и явление. Иконопись называют «богословием в красках», а здесь богословие – в звуках, в пении. Отец Матфей был богословом, поэтому он и исполнил заповедь: «пойте Богу разумно».

Скажу несколько слов о своем личном общении с отцом Матфеем. Не все, наверное, знают, что отец Матфей был еще и преподавателем, заслуженным профессором Московской духовной академии. И преподавал он не церковное пение, а Священное Писание Нового Завета, которое, у меня было впечатление, он знал на церковнославянском языке наизусть! На церковнославянском. На языке богослужебном.

Помню, года два назад на защите то ли дипломной работы, то ли кандидатской диссертации он давал отзыв на сочинение выпускника, посвященное богослужебным и певческим традициям Успенского кремлевского собора.

Отец Матфей не зачитывал, как это обычно делают, а говорил, во многом импровизируя на ходу. Какое удивительное знание, какую глубину и тонкость, какое благоговение перед святыней обнаруживал он в своих рассуждениях и замечаниях. Как будто речь шла не об очередном незначительном эпизоде в нашем рутинном учебном процессе. Он, все более увлекаясь, вдохновенно погружался в ту живую стихию, где Слово Божие, богослужение и пение сливаются в одно. И он чувствует себя в ней, так и напрашивается сказать, как рыба в воде.

Невольно вспоминается еще, как принимали мы с ним экзамен по Новому Завету. Было три группы четвертого курса семинарии, более семидесяти человек, и к каждому отец Матфей обращался не по фамилии, а про имени: Саша, Сережа, Костя, Володя… Меня это поразило: чтобы знать всех по имени, надо, по крайней мере, иметь достаточное общение с ними, а на занятиях с этими студентами он встречался лишь два раза в неделю! Отмечу, что это обращение по имени у отца Матфея было очень естественным, как естественно это бывает у отца к родным детям. Эта естественность, эта простота, эта открытость были, наверное, его определяющими чертами. В подтверждение известной истины: чем значительнее человек, тем более он прост, тем естественней в общении. Видно было, что отец Матфей любил молодежь, и молодежь любила его: то ли он, заражаясь от нее, то ли заражая ее духом не знающей старения веселости. Той веселости, которая знает, что есть Бог. «А кто весел, тот да поет», говорит апостол.

Благодарю Бога, что Он сподобил меня общения, хотя бы самого малого, с этим человеком. А его общение было необычайно огромным: от Патриархов и архиереев до самых простых бабушек.

Что касается молитвенного общения, то не будет преувеличением сказать, что это было общение со всею Церковью – через его хор, через записи песнопений, которые распространялись повсюду. А теперь это общение будет все более возрастать…

Да, с уходом таких людей уходит целая эпоха! Ушел Патриарх Алексий, ушел и отец Иоанн (Крестьянкин), ушел отец Матфей (Мормыль). Но, как говорил еще святой Иоанн Златоуст, «Не плачьте обо мне. Не мной началась проповедь в Церкви, не мной она и кончится». Отходя ко Господу, отец архимандрит Матфей заповедует нам бережно, не жалея никаких усилий, хранить сокровище Церкви, однажды врученное нам. Золото мы приняли, золото и должны другим передать. Не допуская обмена его на медяки, то и дело предлагаемые нам. Потому песнопения отца Матфея звучат сегодня, как его молитвы со всею Церковью и как молитвы Церкви о нем. Вечная память!

Иеродиакон Никон (Котов):

Дорогие отцы, братия и сестры! Сегодня, в половине первого ночи скончался выдающийся деятель Русской Православной Церкви, известный регент и литургист, насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры священноархимандрит Матфей.

Православная Церковь сегодня скорбит, потому что сегодня она потеряла выдающуюся личность. Архимандрит Матфей явился основателем целой эпохи в истории церковного пения. Он не только возродил дореволюционное пение, но и явился осмыслителем церковного пения в современном мире.

Сам архимандрит Матфей закончил Ставропольскую семинарию, после семинарии поступает в Московскую духовную академию, и после Академии, в 1961 году, поступает в Лавру. Там он вначале возглавил народный хор, потом вольнонаемный хор, и уже в настоящее время до последнего часа своей жизни он регентовал братским хором, который состоял из студентов Московских духовных школ и насельников, братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

Отцы, братия и сестры! Все вместе сегодня да вознесем молитвы о приснопамятном новопреставленном архимандрите Матфее, чтобы Господь упокоил душу его в Своих селениях, а нам дал силы к несению нашего жизненного креста, чтобы Господь не оставил Русскую Православную Церковь Своим Покровом и дал достойных последователей того великого начинания, которое возглавил архимандрит Матфей. Вечная память новопреставленному архимандриту Матфею!

Константин Ефимович Скурат, заслуженный профессор Московской духовной академии, доктор церковной истории:

Для нас всех – сегодня день скорби. Скорбит обитель Преподобного Сергия, Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Скорбит духовная школа – Московская духовная академия и семинария, Большая келия Преподобного и Богоносного отца нашего Сергия. Можно сказать, что скорбит вся Русская Православная Церковь, переживая кончину дорого нашего отца Матфея.

Сердце сжимается от боли, и сжимается не потому, что он ушел в иной мир, – нет! Там лучше, там не ни болезней, ни печалей, ни скорбей. Но сжимается потому, что его среди нас уже нет. Мы не услышим больше в храме ангельское пение братии и студентов Духовных школ, руководимых отцом Матфеем, не услышим доброго слова дорогого Батюшки.

Это был человек-труженик, большой труженик, который болел за свое великое дело, который жил им.

Помню, как я в день памяти Преподобного и Богоносного отца нашего Сергия после богослужения в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры подошел поздравить отца Матфея с праздником и поблагодарить его за прекрасное пение. Отец Матфей расплакался и тихонько мне на ухо говорит: «Очень и очень болит нога…» Я почувствовал в этих словах Батюшки опасение, что скоро он не сможет придти в этот Божий храм и приступить к своему любимому делу. Вместе с ним прослезился и я. Как мог, я старался утешить его, но чувствовал, что получается у меня плохо.

Все знают отца Матфея как незаменимого регента, это действительно так. Но я верю (и не только я, но и все мы верим), что Господь по молитвам отца Матфея пошлет достойную ему замену. Почему? Потому что отец Матфей не оставит тех, кого он так любил, а любовь не отпадает никогда!

Но он был не только знаменитый регент, а был одновременно и опытнейший профессор Духовных школ. Думаю, что об этом лучше скажут наши студенты, слушатели его лекций. Со своей стороны я могу только отметить, что когда отец Матфей болел, я видел на их глазах грусть, они часто меня спрашивали, когда отец Матфей придет к ним снова в аудиторию, когда они снова смогут слышать его голос.

Отец Матфей был также высокодуховным служителем Божиим, добрейшим человеком, готовым придти всегда на помощь. Опять вспоминаю теперь далекое прошлое, когда мне понадобилось лечение: отец Матфей устроил все, для меня необходимое, и сделал это легко, свободно, без лишних разговоров.

Мы, преподаватели Духовных школ, встречали его всегда с радостью, ждали в профессорской, место (постоянное его место) не занимали, даже если он опаздывал. С его приходом все оживали, так как отец Матфей непременно скажет что-нибудь нужное, приятное для нас.

Я глубоко верую, что такого служителя Божия, каким был отец Матфей, уже встретили Радонежские Преподобные во главе с Богоносным отцом нашим Сергием, и ввели его в Обители Небесного Отца. Вместе с Радонежскими святыми были и Преподобные Антоний и Феодосий Печерские, – не случайно ведь отец Матфей ушел в день их церковной памяти.

Я сказал «ушел»: да, телом он ушел от нас, но духом, бессмертной душой, он остается с нами. Вечная память тебе, дорогой Батюшка и любимый профессор! Мы будем молиться за тебя, а ты молись за свою святую обитель, за свою Духовную школу, за всех нас! К радио «Радонеж» у меня будет только одна просьба, но просьба задушевная: почаще и побольше передавайте церковное пение, исполняемое хором во главе с приснопамятным отцом Матфеем!

Николай Григорьевич Денисов, кандидат искусствоведения, доцент Московской государственной консерватории, начальник Отдела филологии искусствоведения Российского государственного музыкального фонда, член Союза композиторов России:

Много десятилетий я занимаюсь изучением церковной музыки. Без ложной скромности могу сказать, что я горжусь тем, что именно мне принадлежит самая значительная публикация об отце Матфее именно как о регенте.

Отца Матфея (Мормыля) я впервые увидел в 1994 году на Первом семинаре преподавателей церковной музыки семинарий и духовных училищ Русской Православной Церкви. Он присутствовал на нем и комментировал выступление каждого человека. Это было неповторимо: его можно было слушать с открытым ртом до конца, и, сколько бы он ни говорил, нельзя было отвлечься.

Он поразил меня своей музыкальной эрудицией, и я никого не знаю из людей, которые знали бы так историю русского церковного пения Синодального периода. Он знал все издания музыкальных сборников: в каком городе этот сборник издан, в каком количестве экземпляров, для какого хора – женского, мужского, смешанного, в узком или широком расположении голоса в этом сборнике представлены…

С того времени у нас возникла дружба, мы с ним неоднократно встречались на всех этих семинарах, в итоге в 1998 году это вылилось в то, что я провел с ним пятичасовую беседу. Никогда не забуду этой встречи! По результатам этой беседы появилась статья: «На чужом основании я никогда ничего не строил». Я без ложной скромности могу сказать, что горжусь этим, поскольку больше никому не удавалось столько с ним побеседовать и добиться того, чтобы он столько о себе рассказал.

Феномен отца Матфея заключается в том, что он не имел музыкального образования, и это еще больше поражало! Поражало всех – и дирижеров, и музыковедов, и историков. Поразительно то, что он все это держал в памяти устно: всех иерархов, священников, которых он встречал в своей жизни с детства, он мог реально воспроизвести, их тон, возглас… Он мог дать всегда емкую характеристику каждому явлению: каждому священнослужителю, каждому хору, каждому церковному произведению.

Мы с ним дружили пятнадцать лет, периодически созванивались. И, какой бы вопрос я ему ни задавал, он всегда на это кратко, точно отвечал. Но что в нем еще было поразительно: он всегда мог пошутить, всегда мог привести какое-то образное сравнение.

Никого не могу поставить рядом с ним! Не хочу обижать Священноначалие, священников, регентов, дирижеров, и как специалист, могу сказать, что ушла эпоха. Ушла эпоха, когда в Русской Церкви молились, и эта молитва была облечена в музыкальные звуки. Отец Матфей сделал великое дело: он создал музыкальное лицо Русской Церкви советского периода. И подвиг его заключался в том, что он на этом поприще подвизался в трудные советские годы, когда это не поощрялось, когда это не приветствовалось. Он был титанического трудолюбия, у него постоянно ведь менялся состав поющих. Это были обычные семинаристы, часто без музыкальной подготовки. И за короткое время он добивался таких потрясающих результатов!

И главное, что отличало его хор: это было не исполнение церковной музыки, это была молитва в музыкальных звуках! Можно однозначно сказать, что он – солнце, которое сияло эти полвека, и это солнце от нас ушло. Я не могу никого поставить вровень, рядом с ним… Это Апостол церковной музыки вот этого, самого сложного, советского периода ее истории.

И если очень кратко сказать, как бы я охарактеризовал отца Матфея (Мормыля), я бы это выразил такими словами: отец Матфей велик, и он таким великим останется навсегда!

Николай Сергеевич Георгиевский, профессор, первый регент Патриаршего кафедрального собора Храма Христа Спасителя:

Я получил печальную весть о том, что скончался один из виднейших представителей самых профессиональных, самых лучших монастырских регентов нашей Святой Церкви отец Матфей (Мормыль). Очень жаль, и очень, конечно, тяжелая утрата. Отца Матфея я хорошо знаю очень долгое время – с 1960-х годов, когда он сам еще учился, регентствовал у нашего общего, я считаю, учителя – Николая Васильевича Матвеева. Самое главное то, что он сумел взять все лучшее, все самое личное, которое было у Николая Васильевича. И надо сказать, что у него вышло все прекрасно.

Пение отца Матфея было для нас всегда тем мерилом церковности монашествующих в стенах Святой Лавры. Я прекрасно помню юбилей – 50-летие архиерейского служения Святейшего Патриарха Алексия (Симанского), когда к этому времени, к 1963 году, было выпущено две пластинки. Одна пластинка – Матвеева, вторая пластинка – отца Матфея (Мормыля). И то незабвенное первое впечатление, которое было от его исполнения, незабываемо по сегодняшний день!

Я никогда не забуду братские молебны у раки Преподобного Сергия в раннее время. Надо сказать, что там пели именно монашеские сердца. И это очень важно, и это очень лично все было, и это было, конечно, наполнено той монашеской жизнью – ее спецификой, ее переживаниями, ее крепкой верой, ее полной отдачей Русской Православной Церкви в ее сердце, которое тогда билось, конечно же, в стенах Лавры, у раки Преподобного Сергия.

Я встречался много раз и много общался с отцом Матфеем, поэтому я всегда знал, что это настоящий монах, прежде всего. Глубоко верующий, глубоко почитающий все каноны Церкви, все законы Церкви, всегда скромный и, я бы сказал, емкий человек как личность. Если сейчас еще и есть такие люди, то их очень мало. Мы понесли невосполнимую утрату. Самое главное, я не вижу его преемника в Троице-Сергиевой Лавре.

Особенно помнится мне наше сотрудничество в Храме Христа Спасителя, где я был первым регентом Патриаршего хора, организованного мной. Мы с ним проводили все важнейшие богослужения, которые благословлял Святейший Патриарх Лавре петь вместе с нашим хором. Это, как правило, вечерня на Рождество, вечерня на Пасху. И это тоже было незабвенно, потому что Лавра как бы начинала себя проявлять в стенах Храма Христа Спасителя. Это было удивительно и незабвенно!

Все записи своего хора в других государствах, которые отец Матфей сделал, сопровождая Святейшего Патриарха, по благословению Священноначалия, будучи в Германии, например, или во Франции, и тот успех, который сопутствовал его хору, говорит об очень многом. Потому что специфика монастырского хора резко отличается от профессионального, и поэтому здесь именно дух преобладал над пением. И у отца Матфея всегда дух преобладал над пением! Дух Православия, дух монастыря, дух монашества в самых лучших формах, в каких он только был.

Вечная ему память! Вечная ему слава! Дай, Господи, ему Царствия Небесного!

Он приобщил нас, и приобщал всех нас к тому монашескому деланию, которое существовало всегда в Лавре, и выливалось особенно в пении.

Особенной трудностью было то, что постоянного состава у отца Матфея не было, и я как регент хорошо понимаю, каких трудов стоило ему влить новых членов в свой музыкальный коллектив – как в смешанный хор, так и в монашеский хор, и составить возможность пения на хорошем монастырском уровне. Царствие ему Небесное!

Георгий Георгиевич Поляченко, многолетний художественный руководитель Международных фестивалей музыки в странах Европы и Америки, председатель православного церковно-певческого общества:

Не стало отца Матфея, отца Матфея (Мормыля), великого Архирегента всея Руси. Явления необычайной духовной силы. Человека, излучавшего эту силу, которую чувствовали и слушатели, и прихожане, и слушатели на просветительских концертах… Чувствовали на всех уровнях человеческого восприятия – и на духовном, и на душевном, и на физическом.

Духовное музыкальное искусство утратило церковного служителя, сотворившего целую эпоху. И этой эпохой был он сам: отец Матфей (Мормыль).

Нет таких эпитетов в русском языке и в других языках, которые могли бы выразить гениальность (если возможно употребить это слово в отношении архимандрита), Божий дар отца Матфея, явление «самозамыкающего».

Отец Матфей был великим духовно-певческим наставником, но он не мог, в силу своей ярчайшей особенности своего могучего таланта, оставить равновеликих последователей. Все попытки подражать хоровой манере отца Матфея безуспешны. Ибо невозможно копировать невероятную, но явленную силу русского православного духа, воплощенную в исполняемых песнопениях.

Те, кто пытается подражать отцу Матфею, в основном, пытаются следовать ему на внешнем уровне музыкальных оттенков и других средств выразительности. Но невозможно подражать неповторимому. Так уже (теперь – уже) никогда неповторимому!

Мне воистину посчастливилось быть знакомым лично с отцом Матфеем: хор Духовных школ принимал участие в Международных фестивалях православной музыки, а также я имел радость и счастье общаться с отцом Матфеем в Германии, когда хор сопровождал визит Святейшего Патриарха Алексия II в Германию.

Дар отца Матфея был таковым, что немцы, не знающие церковнославянского языка, постигали сакральную суть богослужебных песнопений. Это была воистину проповедь в звуках! Они постигали суть, раскрываемую пением, непостижимую суть, которую мы именуем русским православным духом.

Должен сказать, что те записи, которые оставил отец Матфей, замечательны. Конечно, это школа на века. Но все же эти записи не способны передать тот возвышенный дух, который царил, парил, который входил в нас на богослужениях и на духовно-просветительских концертах. Ну, это можно в какой-то мере сравнить с присутствием на литургии или же прослушивания литургии в воспроизведении на записи: утрачивается то сакральное, необыкновенное, неизъяснимое, но то великое, что и есть Божественное служение, Божественное пение, – то, чему служил отец Матфей.

И все-таки эта высокая составляющая его творческого делания – она утрачена навсегда! Она не будет никем продолжена, еще раз говорю: это было самозамыкающее явление. Но вот эта сила духа – она передавалась. И она оживает, она оживает в нашей благодарной памяти, когда мы будем теперь вспоминать нашего великого Архирегента, когда тот слепок уже пройденного пути будет воссоздаваться в нашей благодарной памяти. И он будет жить и в нашей памяти, и в той жизни, где настоящее, прошлое и будущее слиты воедино в Божественном вечном времени. Царство Небесное! И вечная светлая память великому Архирегенту всея Руси, архимандриту, отцу церковно-певческого делания, Матфею! Вечная память!

Лина Мкртчян, певица, лауреат Пушкинской премии:

«Его ищу, за нас Умершего. Его желаю, за нас Воскресшего. Моя Любовь распялась, и нет во мне огня, любящего вещество. Но вода живая и говорящая во мне, изнутри взывает мне: «иди к Отцу!»

Мыслить, жить и говорить так мог лишь тот, на расширенном сердце которого начертано имя Христа. У гениального русского музыканта архимандрита Матфея (Мормыля) было такое же, как у Игнатия Богоносца сердце, такая же всепобеждающая любовь, такой же дух неопалимый. Все выстоял, все вынес – кроме смерти Святейшего и человеческого равнодушия. Он создал лучший в мире хор, оживотворил его той самой «живой водой», «говорящей» и «поющей» в нем. Исконно русское богатырство Батюшки пронизывало все составы его.

За год до смерти Батюшке подарили уникальную икону Преподобного Илии Муромца, весь образ которого был навеян им, отцом Матфеем.

Пушкин говорил, что нация – это вера и ландшафт. Воистину, день и место рождения определили характер и путь Батюшки Матфея. Рожденный 5 марта, он унаследовал необыкновенные Божии дары и огненную веру от своего Небесного покровителя епископа Льва Катанского, в честь которого и был назван. Вспомню также, что в этот день отмечается память великого князя Ярослава Мудрого, основателя русской православной культуры.

Обретя в монашестве имя Евангелиста Матфея, до смерти нес свое апостольское служение, а рожденный в Терской станице, под градом креста, – всю жизнь, до последнего вздоха, был воином-крестоносцем.

Говорят, хор должен петь так, чтобы не мешать молиться. То есть, молчать? Но отчего же лик (хор) изображается на иконах? Хор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры под управлением архимандрита Матфея пел так, что камень начинал молиться! Он дарил возможность каждому, стоящему в храме, выстрадать свою молитву, заслужить ее, как высшую радость, утешить ею свою скорбь и укрепиться на подвиг.

Дай Бог, чтобы по его святым молитвам Великий Лаврский хор не утратил, сохранил все то, что в течение полувека отдавал ему гениальный дирижер, композитор и педагог незабвенный и незаменимый Батюшка Матфей!

И – совсем уж личное. Создав более тридцати монографий программных русских композиторов и поэтов и исполнив их многократно в лучших залах мира, скажу: ушел последний великий русский музыкант, сравнить которого, как я уже говорила неоднократно, по масштабу личности можно только с Георгием Васильевичем Свиридовым.

Да, увы, повторюсь: он не объявлен национальным достоянием, не награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». Он был сердцем Лавры! А Лавра – сердце нашей Родины!

Екатерина Садикова, певчая, многолетняя помощница о. Матфея (Мормыля):

Сегодня ночью умер наш регент архимандрит Матфей. Батюшка уже болел тяжело в последние годы, и летом в большом напряжении все за него переживали и молились и были несказанно рады увидеть его снова в храме на праздновании Успения Божией Матери. Многие даже поверили, что чудо свершилось, и Батюшка еще какое-то время с нами будет. Отец Матфей управлял последнюю службу на Успение Божией Матери – всенощное бдение до Шестопсалмия. Это был последний день, когда мы его видели. Сегодня ночью очень многие из нашего хора не спали, и весть узнали уже ночью. К утру весть облетела, наверное, многие города России. Отец Матфей для нас – это целая эпоха, целая эпоха церковного пения. Для меня конкретно – это мой учитель, и он для меня останется всегда учителем. Я пою у отца Матфея почти 15 лет, многие певчие поют больше гораздо, и многие гораздо лучше могут сказать о нем, гораздо лучше его знали. Для меня отец Матфей всегда останется эталоном, потому что это тот хор, с которого я начала постигать, что такое церковное пение. Но, кроме этого, для меня отец Матфей останется примером отношения к богослужению, и, я думаю, не только для меня: я думаю, что для всех, кто когда-то был с ним знаком, его отношение к службе – это урок на всю жизнь. К сожалению, сейчас редко встретишь такого человека среди молодых, кто так бы любил богослужение, так бы им жил. Для отца Матфея не существовало никаких личных причин, никаких обстоятельств, которые могли бы служить оправданием для нерадения к службе, и для нас это всегда было образцом. Меня всегда поражало, что какое-то невнимание, нерадение к богослужению, или к пению, или к хору отец Матфей воспринимал так глубоко, как будто это была личная обида. Он иногда просто не прощал некоторых вещей. А личные обиды он переживал очень легко, для него их, казалось бы, и не было. Для него личная обида была нерадение к богослужению.

Нам сейчас пока трудно привыкнуть к этой мысли, что отца Матфея уже нет, потому что уже очень долгое время он олицетворял лаврскую традицию и пение, и (не только для меня, для многих) образец, на который многие равнялись.

Будем надеяться, что то, что отец Матфей посеял, оно обязательно прорастет. Я не верю, что это может прекратиться. Я верю, что бесчисленное множество людей, которые знали его, они с этим живут, они несут это по жизни, и я верю, что эта лаврская традиция не умрет, и отец Матфей будет рад тому, что то, что он сделал, не пропало втуне. Вечная ему память, будем за него молиться, и мы, певчие, очень надеемся, что он будет за нас тоже молиться!

Клавдия Филипповна Ситникова, супруга настоятеля храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне о. Николая Ситникова:

Отца Матфея (Мормыля) мы знали очень давно, его чтили как подвижника благочестия. Он прибегал постоянно к отцу архимандриту Тихону (в схиме Пантелеимону) (Агрикову).

Мой супруг, протоиерей Николай Ситников, когда был студентом, всегда пел в его хоре.

Отец Матфей никогда не жаловался на свои недомогания или на то, что он может что-то сделать. Его песнопения нельзя было ни с чем сравнить!

Очень жалко, никак не думали мы, что он так рано уйдет, несмотря на то, что у него и было какое-то недомогание. Это потеря очень большая и для Лавры, и для Церкви. Потому что я не знаю, есть ли у него сейчас ученики. Я не живу в Сергиевом Посаде, хотя недавно и была: Лавра так и осталась Лаврой, – так же там все хорошо, так же там все благочестиво. Даже публика прислушивается к этому. Если в Москве мы видим, что люди суетятся, то там все сосредоточены, особенно в Троицком соборе.

Это очень большая потеря для нас. Отец Матфей (Мормыль) всегда ездил служить панихиду по своему духовному руководителю схиархимандриту Пантелеимону (Агрикову), и старался обязательно в этот день (это 15 октября, день кончины) побывать на его могиле. Он был человеком того времени. Он и сейчас оставался таким же. Если есть у него ученики, то это хорошо, а если нет, – не знаю, кто еще может его заменить. По-моему, он просто незаменимый, отец архимандрит Матфей!

Его песнопения есть в записи, но их очень немного, я их всегда с удовольствием слушаю. Мне уже скоро восемьдесят лет, я вот пережила и своего супруга, и отца Матфея, и не знаю, кто дальше будет возглавлять этот хор в Троице-Сергиевой Лавре.

Потеря незаменимая! Это каждый скажет, что потеря – незаменимая совершенно!..

Я помню хорошо еще те времена, когда исполняющим обязанности наместника был архимандрит Евсевий, а его помощником – архимандрит Кирилл (Павлов). И отец Кирилл (Павлов) тоже очень чтил отца Матфея (Мормыля). Такие люди рождаются очень редко. При всех его данных, он был еще и глубоко верующим человеком, настоящим христианином. Царствие ему Небесное, вечная ему память! Я сегодня же позвоню в те храмы, где его знают, чтобы его поминали!