Краеведение как православный предмет

Исаак Левитан. Озеро. Русь

Хочу поделиться одним впечатлением. Мы приехали в Херсонес – это остатки византийского города на краю Севастополя, который погиб в XV веке. Вследствие военного захвата он так пострадал, что там все было засыпано землей, разрушены дома, и жизнь там долго не возобновлялась. По книгам я знал, что в Херсонесе очень древние памятники, но все это я слышал, а не чувствовал. Но когда ты спускаешься в раскоп, туда, где идет древняя улица, и ты сам идешь по древнему городу – все оживает! Вот порог, ступенечка – это гауптвахта, воинская сторожка IV века до нашей эры!   И это все оживает. Такое путешествие в Византию – это такая глубина жизни, страшно себе представить. Вот куда надо детей возить, чтобы ощутить историю – только не толпами, когда они друг друга заводят и прыгают, а чтобы помолчать, постоять, потрогать – почувствовать.

Когда так ощущаешь живое – и в Херсонесе, и в рукописи – это непередаваемо. Никакая фотография, никакое изображение не дает такого впечатления, жизнь все равно остается в стороне. А вот ты открыл рукопись – и это письмо к тебе из XII века, тебе пишет живой человек, который сидел сколько-то веков назад и писал. Это можно только почувствовать. Я думаю, что если бы я был ответственный за студентов Духовной академии древнерусской словесности, я бы самым лучшим отличникам, которые все понимают и ценят, в качестве высшей награды разрешил бы полчаса посидеть с рукописью. Чтоб она посмотрела на него, а он – на нее, чтоб установился контакт. Это непередаваемо, это счастье – ты видишь и читаешь текст, написанный человеком XII века.

Но единство русской жизни, русского духа и культуры ощущается не только в хранилище. Если мы представим себе наше русское село и стоящий там храм – это же космическое устройство связи! И не с какими-то зелеными человечками или с марсианами – что такой низкий кругозор! – с Богом!!! Вечное, святое, внемирное, надмирное было в каждом селе, оно воспитывало людей, и они становились причастными к «цивилизации» такой высоты, что трудно себе представить. Они-то понимали…

Мое личное воспитание шло вокруг храма: глаза невольно любовались – чудо как красиво! Это любование, конечно, неслучайно – я вырос в священнической семье, которая имеет священнические корни с XVII века. Но моя жена выросла в неверующей семье, и она, между прочим, пришла к вере, просто путешествуя по старым русским городам, смотря на то, как построен храм, как стоит крепость, изучая, что делали и как жили там люди. Ведь когда маленькие дети растут, и у них еще не подавлено желание рисовать – что они рисуют? Рисуют ли они простые квадратные коробки домов, как везде у нас в районах-новостройках? Нет, они не это рисуют. А вот если вдруг что-то нестандартное, красивое – будь то башенка, часть Китайгородской стены, тем более, храм – это будет неисчерпаемая тема для рисования. Наш глаз избегает прямых линий, углов и ищет, ищет красоты. Вот это воспитание вокруг чего-то прекрасного приносит особые плоды. Пусть не все живут около храма, но почти везде есть какое-то незаурядное строение, сооружение. Правда, у нас сегодня есть тенденция сломать его и построить дом, который можно дорого продать. Но как же интересно, если оно есть, его можно видеть, по-трогать, посмотреть. Есть еще всевозможные старинные вещи, которые теперь уже лежат на чердаке, уже выброшены из обихода – разве это не интересно? Это и есть краеведение, т.е. проникновение в жизнь ушедшего поколения.

Наш приход находится недалеко от этого паломнического центра. Я пришел сюда в 1991 году. И оказалось, это место настолько богато историческими реалиями, что даже трудно себе было это представить. Когда мы начали восстанавливать храм (а его вернули в тяжелом состоянии), нам стало очень интересно: а как начиналась в нем жизнь? И мы сделали, казалось бы, очень странную вещь: открыли летопись под годом Куликовской битвы. И вдруг мы обнаружили, что древнее Троицкое-Голенищево при слиянии речек Сетуни и Раменки устроил митрополит Московский Киприан. С несколькими прихожанами мы пошли по древнему руслу реки и, представьте себе, дошли до слияния речек, как написано в летописи. Мы увидали громадную гору (целое городище), на вершине которой и было что-то, связанное с летописью. Представляете, в Москве в конце XX века сохранились некоторые реалии XIV и начала XV века. Мы забрались на гору и увидели, что это действительно древнее городище, укрепление, где мог быть построен храм. Конечно, горка оказалась немного урезанной, но все равно та самая, упомянутая в летописи историческая реалия была на месте – мы были счастливы! Найти в Москве место, куда пришел митрополит Киприан – это было ирреально! И это только одна из редчайших находок и радостей нашего прихода. Это была первая радость, которая потом открывалась в нас все больше и больше.

Еще я хотел бы сказать, что кроме замечательных возможностей образования и воспитания детей, историческое и церковное краеведение дает первые навыки научной работы. Если человек сначала заинтересовался: что это за часовня стоит, что это за какой-то обломок остался, почему здесь какая-то непонятная надпись, откуда это, в этом – живой интерес. Это не просто книги – это окружающая нас, каждого человека жизнь. Вот есть люди, которые все время читают книги, и, прочитав много книг, делают по ним выводы, защищают на основании прочитанного новую работу. Но, простите, это неинтересно. Другое дело – живая жизнь, когда можно увидеть, посмотреть; когда твой дедушка, твоя бабушка здесь где-то ходили.

Удивительно замечено, что люди, оказывается, больше повторяют не отца и мать, а дедушку и бабушку; говорят, это даже генетически объяснимо. Тяга узнать, кем был дедушка, кем была бабушка, как они жили – это естественное желание. Сегодня безвозвратно ушло в прошлое то, как трудились русские крестьяне – ведь они никогда толком и не спали, они вставали на рассвете доить корову и трудились до вечера. Это был такой труд, такое хозяйство, которого мы просто не вынесем, современный человек не может этого вынести. Краеведение – в том, что мы видим вокруг себя, и надо, чтобы не был подавлен интерес к этому. Если я заинтересовался, допустим, брошенной часовней и пойду в библиотеку, буду искать книжку, в которой сказано про нее – это уже есть, можно сказать, настоящая научная работа.

Когда я учился в семинарии, в академии, нам давали очень много тем для работы. Но один профессор сказал: «Если вы возьмете древнюю рукопись, и изучите хотя бы 10–20 листов и потом о них напишете – это будет бесценно, это будет золотой вклад в науку, потому что вы сами лично увидели и осмыслили». А откуда эти навыки? От школы, от интереса к тому, что нас окружает, от интереса к древности, к старине. К сожалению, когда я был школьником, нам никто не подсказал, что можно этим заниматься, никто не направил на краеведение. Я так скорблю! Ведь можно было такое сделать! Если бы нас подтолкнули узнать, заняться тем, что интересно, разыскать, мы бы многое сделали. Сколько можно найти замечательных, уникальных фактов истории. И не посторонней истории – истории нас, нашей собственной истории, наших близких людей.

Важно и то, что в деревне или селе, куда вы придете, сегодня смо-жете что-то узнать и записать от бабушки, а завтра она умрет. Я ездил по деревням в поисках людей, знавших святую, о которой собирал материал: заезжал в непроходимые места, за лесами, за болотами. И мне говорили: «Батюшка, что же ты пришел так поздно? Если бы два дня назад пришел, вам бы Марья Петровна все рассказала, она все хорошо знала. Вы слишком поздно пришли». Мы можем опоздать, и тогда нарушится связь поколений. А ведь XX век, как говорят ученые, особенно архивисты – это век белых пятен. Уходит то, о чем потом никто никогда нигде ничего не сможет прочесть.

Вот в 1800 году указом Государя Императора Павла Первого было постановлено: в каждом приходе вести четкий учет крестьян, которые крестятся в этом храме. А батюшек взять на особый учет: фиксировать, кто такой сам батюшка, кто у него жена, сколько у них детей и прочее. И церковная земля тоже была обозначена. В 1917 году все это закончилось: кто где родился, крестился стало трудно найти. И если кто где арестован, еще можно найти, то где расстрелян – не всегда. В этом плане XIX веку повезло, бумага была качественная – она еще не рассыпалась, в то время как документы XX века рассыпаются без всяких вредных воздействий, просто лежат в архиве и рассыпаются. Поэтому задача подрастающего поколения – успеть что-то записать, успеть зафиксировать, что было, успеть донести предания живших до нас людей. Это – очень ценные вещи, и это будет большой вклад не только в науку, но и в наше осознание самих себя, наше понимание и самопонимание.

Познать весь окружающий нас мир – это и есть краеведение. А человек – вечный краевед. Ребенок рождается, и его мир, который он постепенно узнает, заключается в его маме и в кроватке. Потом он подрастает, становится на ножки, спускается на пол, и его мир – его детская комната, которую он неустанно исследует. Подрастая, он осмотрит всю квартиру, дом, выйдет во двор. Иной всю жизнь остается во дворе вокруг дома, и больше ему ничего не надо. Но нас учат в школе затем, чтобы мы знали все, что есть вокруг нас, чтобы мы всю Землю, всю планету Земля сделали своим пространством, очеловечили. Мы должны обладать планетарным мышлением, и не только планетарным – но глобальным, и не только глобальным – но космическим и даже сверхкосмическим. К этому призван каждый человек. И познавая мир на уровне своей школы, села, двора, микрорайона, не останавливайтесь на достигнутом – ищите! Вы призваны быть ответственными за все, за все человечество, за весь мир! Вы должны быть встроенными в этот мир в полном сознании и понимании, что вы должны делать в жизни, что жизнь требует от вас, и что вы можете и должны получить в этой жизни.

Так ощущал себя средний византиец. Но нам уже хватит ограничиваться простым средним уровнем, нам необходимо испытывать себя и искать, искать, искать. Получать навык на простых вещах вокруг нас. И ни в коем случае не занимайтесь какой-нибудь теоретической ерундой. Это должно быть важно для вашей жизни, интересно для вас лично. Если будет интересно, все будет получаться. Главное, чтобы люди осознавали свое человеческое достоинство и божественное призвание, знали, что от нас сейчас требуется больше всего. А от нас требуется, чтобы наша страна и наша традиция не погибли. И все мы можем этому послужить.