Февральский переворот.
23 февраля / 8 марта 1917 года в Петрограде

Очередь за хлебом

Из сообщений Охранного отделения от 23-го февраля 1917 года: «23-го февраля с 9 часов утра, в знак протеста по поводу недостатки чёрного хлеба в пекарнях и мелочных лавках, на заводах и фабриках района Выборгской части начались забастовки рабочих, которые затем распространились на некоторые заводы, причём в течение дня были прекращены работы в 50 фабрично-заводских предприятиях, где забастовали 87. 534 человека рабочих.

Рабочие Выборгского района, около 1 часа дня, выходя толпами на улицы с криками «дайте хлеба», стали одновременно производить в местах беспорядки, снимая по пути своего следования с работ работавших товарищей и останавливая движение трамваев, при чём демонстранты отнимали у вагоновожатых ключи от электрических двигателей, и били стёкла в некоторых вагонах.

Забастовщики, энергично разгоняемые нарядами полиции и вытребованными конными воинскими частями, рассеиваемые в одном месте, вскоре собирались в другом, проявляя в данном случае особое упорство. Лишь к 7 часам вечера в районе Выборгской части порядок был восстановлен.

К 4 часам дня часть рабочих всё-таки перешла по одиночке через мосты и по льду реки Невы на большом её протяжении, и достигнуть набережных левого берега, где рабочим удалось организоваться в прилегающих к набережным улицам и затем, почти одновременно, снять с работы рабочих 6-ти заводов в районе 3-го участка Рождественской и 1-го участка Литейной части и далее произвести демонстрации на Литейном и Суворовском проспектах, где рабочие были разогнаны. Почти одновременно с этим, в 4 ½ часов дня на Невском проспекте, вблизи Знаменской и Казанской площадей, часть бастующих рабочих произвела несколько попыток задержать движение трамваев и учинить беспорядки, но демонстранты были тотчас же разгоняемы и движение трамваев восстанавливалось» [2].

Из сообщений Охранного отделения видно, что там воспринимали рабочие выступления просто как очередные забастовки. Забастовки в Петрограде не были редкостью и им большого значения власти не предали. На это и рассчитывали, те, кто организовал эти забастовки. Толпа требующая хлеба, не вызывала ни тревоги у властей, ни неприязни у войск. Более того, вид «голодных» женщин и детей вызывал сочувствие.

Забастовки стали носить тревожные характер тогда, когда стало ясно, что главная их цель нанести удар по объектам военной промышленности. Также стало ясно, что требования о хлебе, выдвигаемые бастующими, являются демагогическими. Так, бастующими была сорвана работа завода «Айваз», где осуществлялась выпечка хлеба именно для рабочих. Причём работа по выпечке была поставлена на этом заводе очень хорошо [3].

В процессе «мирной» забастовки появились первые жертвы Февральского переворота. Как и 9-го января 1905 года ими стали полицейские: помощники пристава Каргельс, Гротгус и надзиратель Вишев, которые получили тяжёлые ранения от рук бунтовщиков.

Во второй половине дня главный удар бастующих пришёлся на военные заводы: Патронный, Снарядный цех морского ведомства, Орудийный, Завод «По Воздухоплаванию».

Особую роль в февральских событиях сыграла ситуация на Путиловском заводе. Там, ещё 18 февраля 1917 года рабочие одного из цехов потребовали 50% прибавки к зарплате. Причём, выдвигая такое непомерное требование, рабочие бастующего цеха не посоветовались со своими товарищами из других цехов [4]. Когда же директор завода наотрез отказался выполнять это требование, рабочие устроили сидячую забастовку. Дирекция пообещала сделать надбавку в 20%, но одновременно 21-го февраля уволила рабочих бастующего цеха. Эта крайне неумная, с точки зрения интересов администрации, мера привела к распространению забастовки на другие цеха. 22-го февраля администрация объявила о закрытии этих цехов на неопределённое время. «Это означало, – справедливо пишет Г. М. Катков, – что тридцать тысяч хорошо организованных рабочих, в большинстве высококвалифицированных, были буквально выброшены на улицу» [5].

Не вызывает никаких сомнений, что действия администрации Путиловского завода способствовали успеху революции. Точно также не вызывает сомнений, что вся эта забастовка 23-го февраля была тщательно спланирована. Как опять-таки справедливо пишет Г. М. Катков «причины забастовок всё ещё совершенно темны. Невозможно было массовое движение такого масштаба и размаха без какой-то направляющей силы» [6].

Давайте попробуем разобраться, кто же представлял эту направляющую силу в феврале 1917 года.

22 февраля 1917 г., то есть в день отъезда Государя в Ставку, к депутату Государственной думы А. Ф. Керенскому, явилась на приём группа рабочих Путиловского завода. Делегация сообщила Керенскому, что на заводе, подвергнутом в этот день локауту, затевается событие, которое может иметь далеко идущие последствия. Начинается какое-то большое политическое движение. Пришедшие на прием рабочие заявили, что считают своим долгом предупредить депутата об этом, так как они не знают, чем это движение кончится, но для них, по настроению окружающих их рабочих, ясно, что должно произойти что-то очень серьезное [7].

Интересно, что «рабочие» пришли не к Гучкову, общепризнанному лидеру оппозиции, не к Родзянко, председателю Государственной Думы, не к Милюкову лидеру «Прогрессивного блока» – а к Керенскому.

Здесь следует пояснить то, что сообщили Керенскому путиловские рабочие.

В феврале 1916 года на ряде военных заводов было введено временное государственное управление, ограничившее права пользования частных владельцев заводов, так называемый секвестр. На Путиловских заводах было выработано новое правление. Его председателем стал флота генерал-лейтенант А. Н. Крылов. Известный судостроитель Крылов был назначен на эту должность по рекомендации военного министра Поливанова и морского Григоровича [8]. Начальником Путиловского завода был назначен член правления генерал-майор Николай Фёдорович Дроздов. Генерал Дроздов был профессиональный артиллерист: окончил Михайловскую артиллерийскую академию, служил в артиллерийском комитете Главного артиллерийского управления. Этот генерал был самым тесным образом связан с начальником ГАУ генералом Маниковским. В. В. Шульгин писал о генерале Маниковском : «Генерал Алексей Алексеевич Маниковский был талантливым человеком. […] В его руках казённые заводы, да и частные (например, мы отобрали у владельцев огромный Путиловский завод и отдали его в лен Маниковскому)» [9].

Заговорщики прочили Маниковского в диктаторы. Не вызывает никаких сомнений, что генерал Дроздов находился в полном подчинении у Маниковского. Кстати, после большевистского переворота оба генерала вступили в ряды РККА.

В связи с этим, очевидно, что вся ситуация с забастовкой и увольнениями на Путиловском заводе была искусственной и организована Маниковским и Дроздовым. Только они контролировали ситуацию на заводе, в том числе и революционные группы.

Но Маниковский и тем более Дроздов не могли действовать по своей инициативе, без руководящего политического центра. Тем более, вряд ли, чтобы эти генералы направили толпы мятежников на военные объекты. Это должен был сделать политический центр. И этот центр был в лице А. Ф. Керенского. В. В. Кожинов прямо пишет, что «Маниковский был масоном и близким сподвижником Керенского» 11]. Не случайно, в октябре 1917 года Керенский назначит Маниковского управляющим военным министерством.

Интересно, что революционным главарям был хорошо известен план мероприятий военных властей на случай возникновения беспорядков. Социал-демократ А. Г. Шляпников в своих мемуарах пишет: «Нам было очень хорошо известно о приготовлениях царских слуг для борьбы на «внутреннем фронте». Нам передавали даже некоторые детали. У начальника Петербургского военного округа, генерала Хабалова, в его канцелярии «работал» жандармский генерал Гордон, обложенный картами и точными планами Питера. На картах он делал пометки с указанием о том, где, на каких отдельных улицах, перекрестках и т. п. должны быть поставлены полицейские части и пулеметы» 12].

Нельзя также не коснуться и роли председателя правления «Общества Путиловский заводов» А. И. Путилова. К февралю 1917 года Путилов, кроме председателя правления вышеуказанного общества, являлся директором Московско-Казанской железной дороги, председателем русского общества «Сименс-Шуккерт» (ныне завод «Электросила»), председателем Русско-Балтийского судостроительного общества и председателем правления Русско-Азиатского банка. К 1917 году этот банк имел 102 отделения в империи и 17 за рубежом. Его капитал равнялся 629 млн. рублей.

Между тем именно нечистоплотная деятельность Путилова, стала одной из главных причин, по которой на военных частных заводах было введено государственное управление. Вот что пишет по этому поводу О. Р. Айрапетов: «Принимая одной рукой значительные авансы в качестве заводчика, Путилов присваивал их другой рукой в качестве банкира» [13].

Путилов был членом масонской ложи. Но это не главное, а главное, что он был самым тесным образом связан с Бродвейским банкирским сообществом. Его представителем на Бродвее 120 был Джон МакГрегор Грант [14]. Членом банковского консорциума являлся Абрам Лейбович Животовский, родной дядя Льва Троцкого по материнской линии [15]. После февральской революции Путилов активно способствовал финансовым потокам сначала в поддержку Керенского, а затем и большевиков.

Причастность ведущих финансовых кругов, как российских, так и зарубежных к беспорядкам февраля 1917 года, видна из сообщений Охранного отделения. Оно сообщало, что в феврале 1917 года «40 высших членов финансового и промышленного мира приняли участие в собрании. Собрание это имело место в помещении правления одного крупного промышленного предприятия, с участием 3 или 4 представителей больших заграничных банков. Финансисты и промышленники постановили почти единодушно, что в случае нового займа, они дадут деньги лишь народу, но откажут в этом нынешнему составу правительства» [16].

Напомним, речь идёт о займах, которые европейские и американские банки давали императорскому правительству для закупки вооружений. Следующий после февраля 1917 года заём, так называемый «Заём Свободы», был предоставлен Временному правительству банкирами США 14 мая 1917 года.

«Мирную» «голодную» демонстрацию нельзя было организовать без профессиональных руководителей. Именно эти руководители направляли толпы на военные заводы, стреляли в полицейских и солдат, громили управления контр-разведки и охранных отделений. Эти боевики были, и их присутствие нашло своё отражение в мемуарной литературе. Генерал А. П. Балк в своих мемуарах описывает английских офицеров, руководивших мятежниками. Но правильнее было бы сказать, что Балк видел людей одетых в английскую форму. Кем они были на самом деле, сказать трудно. Кроме того, многие свидетели указывают на большое количество боевиков, одетых в русскую форму и плохо говоривших по-русски. Ещё в 1912 году один из лидеров Бродвейской группы Герман Лёб призывал «посылать в Россию сотни наемников-боевиков» [17].

Если мы вспомним, об отрядах боевиков созданных американским капиталом и Л. Троцким в январе 1917 года в Нью-Йорке, а также о частых сообщениях заграничного бюро Охранного отделения, о засылке в Россию так называемых «американских анархистов», то можно предположить, что это именно они и принимали активное участие в беспорядках в феврале 1917 года на улицах Петрограда.

Конечно, нельзя сбрасывать со счётов и участие германской агентуры в организации беспорядков. Немцам не меньше, чем Бродвейской группе требовалось крушение России. Безусловно, за разгромом правительственных и полицейских учреждений, за убийством высокопоставленных русских военных стояли и немцы. Но дело в том, что в этом случае очень трудно различить, где действовали немецкие диверсанты, а где боевики Бродвея, насколько их интересы совпадали. Но очевидно, что одни немцы, при существовании очень мощной системы русской контрразведки, никогда бы не смогли бы организовать беспорядки такого масштаба.

Здесь следует сказать ещё об одной фамилии: В. Б. Станкевича. Военный инженер Станкевич был секретарём ЦК группы трудовиков и личным доверенным лицом Керенского (после февральского переворота Керенский назначил его на высокую должность комиссара временного правительства при Ставке). Так, вот этот Станкевич вспоминает, что в конце января 1917 года ему «пришлось в очень интимном кругу встретиться с Керенским. Речь шла о возможностях дворцового переворота» [18].

Таким образом, можно с уверенность констатировать, что события февраля 1917 года были не стихийным выступлением рабочих, а целенаправленной подрывной акцией, с целью свержения существующего строя, организованной группой лиц, в которую входило военное руководство заводами, ряд банкиров и политиков во главе с Керенским. Эта группа действовала в интересах группы американских банкиров и действовала по своему намеченному плану. Главной целью начавшихся беспорядков, было вывести на первые роли Керенского и придать ему образ вождя революции.

В своих воспоминаниях, Керенский деликатно умалчивает, что он делал в первые дни революции. Он хочет представить дело так, словно включился в политическую борьбу лишь 27-го февраля. Хотя тут же многозначительно замечает: «Сцена для последнего акта спектакля была уже давно готова. […] Час истории, наконец, пробил» [19].

Керенский с самых первых дней Февраля был в эпицентре событий. Как вспоминал С. И. Шидловский: «В первые дни революции Керенский оказался в своей тарелке, носился, повсюду произносил речи, не различая дня от ночи, не спал, не ел» [20].

Тон речей Керенского был настолько вызывающ, что Императрица Александра Феодоровна в письме Государю от 24 февраля выразила надежду, что «Керенского из Думы повесят за его ужасную речь» [21].

Таким образом, 23-го февраля 1917 года неожиданно, как для большинства других заговорщиков, так и для правительства, большую игру начал Керенский, являвшимся ставленником Уолл-Стрита . В этой игре ему активно помогала партия «старообрядческой» оппозиции во главе с А. И. Гучковым, действовавшая главным образом, через Центральный Военно-Промышленный Комитет. Однако был ли Гучков посвящён в планы Керенского с самого начала, или он подключился к ним по мере развития беспорядков – неизвестно. Тем не менее сотрудничество Гучкова и Керенского в февральские дни не вызывает сомнений. Это видно по сообщениям Охранного отделения. Так, 26-го февраля, оно сообщало: «Сегодня в 8 часов вечера с разрешения А. И. Гучкова в помещении Центрального Военно-Промышленного Комитета (Литейный 46) оставшиеся не арестованные члены Рабочей Группы ЦВВПК устраивали собрание для решения, будто бы продовольственного вопроса, при участии членов Государственной Думы Керенского и Скобелева и 90 рабочих» [22].

Ни правительство, ни Дума не придавали никакого значения начавшимся демонстрациям. К ним относились снисходительно: ведь, они только просят хлеба! Выясняя отношения друг с другом, правительство и Дума, не замечали ни организованных групп боевиков, атакующих военные заводы, ни жертв среди полицейских. К вечеру город обезлюдел, и полиция сообщала: «К вечеру 23-го февраля усилиями чинов полиции и воинских нарядов порядок повсеместно в столице был восстановлен» [23].

Но это было лишь затишье перед бурей.

Из новой книги «Николай II. Отречение, которого не было». -М.: АСТ, 2010.