«Человек, каких все меньше и меньше».
Письма архиепископа Михея (Хархарова). Часть 2

Начало

Архиепископ Ярославский и Ростовский Михей (Хархаров; 6.03.1921, Петроград — 22.10.2005, Ярославль) родился в семье ремесленника. С детских лет прислуживал в Спасо-Преображенском соборе, а позже в — Александро-Невской Лавре. Прошел Великую Отечественную войну в войсках связи, награжден медалями. С мая 1946 г. — послушник Троице-Сергиевой Лавры, наместником которой стал архимандрит Гурий (Егоров), его духовный отец. В 1946 г., после епископской хиротонии своего духовного отца, вместе с ним уехал в Ташкентскую епархию, где был пострижен в монашество. Окончил Московскую духовную семинарию (1951). Вслед за владыкой Гурием переезжал в Саратов, Днепропетровск, Минск.

Около года состоял в братии Глинской пустыни.

В 1963–1969 гг. — наместник Свято-Успенской Жировицкой обители. За отказ сообщать гражданским властям паспортные данные посетителей сосланного в Жировицы архиепископа Ермогена (Голубева) архимандрит Михей был снят с должности наместника и с 1969 г. служил в Ярославской епархии, сначала в отдаленных приходах, с 1982 г. — настоятелем Феодоровского кафедрального собора в Ярославле. В 1993 г. хиротонисан во епископа Ярославского. С 1995 г. — архиепископ. Управлял епархией до 2002 г. Последние три года жил на покое в Казанском монастыре в Ярославле, до самой кончины совершая богослужения.

* * *

Глинская пустынь. Общий вид. Гравюра XIX века

Вы просили меня написать свои воспоминания о последних старцах Глинской пустыни[1] наших дней. <…>

Прежде всего должен предупредить, в числе братии Глинской пустыни я был всего лишь один год, но с отцом Серафимом Романцовым[2], как со своим духовным отцом, выводившим меня к постригу, я поддерживал связь до самой его смерти.

Воспоминания о старцах мог бы написать лучше меня <...> теперь уже почивший архимандрит Иоанн Маслов[3], который тоже был послушником в мою бытность там. Отец Иларион служит где-то в Новгородской области, связи с ним не имею и адреса не знаю. Наконец, мог бы написать отец Исаия (был он наместником вновь открытой Курско-Коренной[4] обители, и, как говорят, его приглашают в Глинскую пустынь, которую собираются открывать). Об этом мне написали матушки Елизавета и Евфимия из Киева (раньше жили они при батюшке Серафиме Романцове). Мои же сведения очень скудные, из личных наблюдений при общении со старцами, из их рассказов. Нет у меня никаких источников, по которым можно бы было проверить и уточнить, ведь прошло уже много, много лет, как они умерли. Многое в памяти не сохранилось, иное могло приобрести новую окраску, несколько исказиться в сознании. Однако, не настаивая на абсолютной точности передачи слышанного от старцев, все же дерзаю написать свои воспоминания, как уж мне они запомнились. Может быть, что-нибудь и найдете для себя интересное в них.

Господи, благослови!

Глинская пустынь. 1950-е годы

В духовном отношении братия была на духовной высоте по своей настроенности, так что даже брали из Глинской пустыни для возобновления духовной жизни в другие монастыри (например, в Почаевскую Лавру[8] архимандрита Иннокентия и часть братии, в Юрьев Новгородский монастырь[9]).

<Об архимандрите Иннокентии рассказывали наши старцы, что когда он с несколькими братиями приехали в Почаевскую Лавру, там был большой упадок монашеской жизни. Монахи получали содержание из кружки, ели мясо, во многом было влияние униатства и католичества. Архимандрит Иннокентий стал вводить устав Глинской пустыни, ввел строгое общежитие, при котором монахи получали полное содержание от монастыря, но не получали денег из кружки. Он на все главные монастырские должности поставил своих глинских монахов, которые помогали ему в устроении строгой монашеской жизни. Старые почаевские монахи восстали на архимандрита Иннокентия и покушались его убить. Но благодаря тому, что у него были свои люди на должностях главных, ему удалось возродить духовную монашескую жизнь в обители>[10].

Основательница Святогорского монастыря Татьяна Борисовна Потемкина заимствовала для открытой ею обители и устав Глинской пустыни, и первых насельников[11].

Батюшка отец Серафим Романцов говорил мне: «Отец Михей, раньше ведь были монахи не такие, как теперь, помню, с каким благоговением, с каким страхом и трепетом мы шли прикладываться к образу».

Благочестию насельников много способствовал сам уклад монастыря, со времени возобновителя Глинской пустыни архимандрита (так в тексте.— Ред.) Филарета[12] существовавшее там старчество. Настоятель архимандрит отец Исаакий очень любил и всячески поддерживал подвижничество среди братии. В 1913 году, когда из старого Афона высылали братию за почитание Имени Божия по другим монастырям, архимандрит Исаакий охотно принимал подвижников в свой монастырь[13]. При ближнем Иоакимо-Анненском скиту специально построил для них кельи, чтобы они могли жить и спасаться в уединении, как на Афоне.

Но были и такие случаи. Был один монах, который имел пристрастие к вину. Как его ни уговаривали, как ни стращали, но безрезультатно. Отец архимандрит решил его устрашить. После очередного случая, когда тот пришел подвыпивши, отец архимандрит велел позвать его к себе и стал ему говорить: «Вот, брат, я сегодня видел сон такой страшный, вижу ад, стон, плач, огонь гееннский, пригляделся и вижу среди других грешников и тебя, брат. Смотри, брат, что тебя ожидает, если не перестанешь пить». А этот брат парировал: «А я, батюшка, видел сон какой, вижу отверстое Царство Небесное и в нем среди многих праведников и Вас».— «Ах ты такой, уходи с глаз долой!» Так и не удалось устрашить этого брата.

Архимандрит Исаакий был известен при дворе императора, очень почитаем за свою строгую подвижническую жизнь, за умелое руководство монастырем, имел большие связи среди высоких и знатных людей, многие были его духовными детьми. Но и у него была одна слабость: любил он торжественную встречу. От архимандричьих покоев до собора было совсем недалеко. Когда служил отец настоятель, из покоев он подъезжал торжественно в карете, а братия встречала его на паперти, как при архиерейской службе. Был в то время старец Домн святой жизни. Он говорил: «Отец Исаакий, за твою гордыню лишишься ты настоятельства».— «Что ты говоришь, отец Домн, меня и веревками с места не стащишь». Рассчитывая на свои большие связи, так отвечал он старцу. Но слова старца Домна сбылись. Архимандрит продал большую партию леса монастырского то ли родственнику своему, то ли кому другому, то ли большой участок лесной, но братия возмутилась, написала жалобу в Синод, приехала комиссия, и его помимо желания постригли в схиму и отправили в Путивльский монастырь, где он в схиме (схиархимандрит Исаия) и скончался[14]. Но и там он вел подвижническую жизнь и прославился, о нем была издана брошюра[15]. Пробыл он настоятелем Глинской пустыни 25 лет, братия вспоминали его с любовью.

Схиархимандрит Серафим (Амелин), 1956 г.

Я еще застал, какой там пекли хлеб! Сварят мелкую картошку в мундире, изомнут, добавят ржаной муки, и пекли. Хлеб был тяжелый, но, о чудо, вкусный! И такого хлеба давали по небольшому куску на день. Приварок самый скудный, каждый день борщ и один только раз в день.

Нужно было одеть братию. Жители приносили суровые холсты, их красили (почему-то краска была некачественная, и черного цвета не получалось: то синий, то серый, то коричневый). Из этой ткани шили и мантии, и рясы, и подрясники. Многие носили лапти на ногах. Была скудость во всем. Света электрического не было, освещались маргасиками (вроде лампады). В храме служба шла при свечах, которые сами делали из жертвенного воска, но экономили каждый огарочек. Отоплялись торфом, который копали в торфяных болотах.

Когда кончилась война, люди не сразу стали ездить в Глинскую, о ней мало кто знал, знали окрестные жители, которые и приходили в храм, но при немцах много храмов открыли вокруг, так что в монастырь шло немного народа, каждый шел в свой приходский храм.

Схиархимандрит Андроник (Лукаш)

Никакого денежного содержания братия не получала, и никто не роптал. До самого конца строили всё новые и новые постройки, завели автомашину, построили новые здания: сараи, баню, прачечную, другие.

Но быт братии оставался скудным. Жили по нескольку человек в келье, питались очень скромно, но братия уже втянулись, и скудость их бытия не казалась им скудной, так, в порядке вещей… После смерти архимандрита Нектария был назначен настоятелем игумен Серафим Амелин (впоследствии схиархимандрит).

Этот настоятель отец Серафим Амелин отличался необычайной кротостью и смирением.

Родом он из крестьян, живших недалеко от Глинской пустыни. Поступил в монастырь в юные годы, в монастыре нес послушание в иконописной мастерской, впоследствии был заведующим иконописной мастерской, но и другие монастырские послушания выполнял.

Схиархимандрит Серафим (Романцов)

Батюшка отец настоятель Серафим имел очень мягкий характер: не мог он строго ни к кому относиться, даже когда и требовалось проявить строгость. Все его почитали и любили, правда, некоторые высказывали недовольство настоятелем за его такую, как им казалось, слабость. Был у нас такой монах, отец Алипий, исполнявший должность письмоводителя. Этот отец Алипий даже писал много доносов благочинному на отца настоятеля. Благочинным над монастырем был назначен протоиерей из соседнего села Сваркова. Когда скончался этот отец благочинный, то нашли много писем-жалоб от отца Алипия на настоятеля, но благочинный, знавший хорошо монастырские дела, не давал хода этим жалобам, а складывал их у себя.

В те времена светские власти запрещали, чтобы богомольцы останавливались в монастыре, ссылаясь на нарушения правил о прописке. Однако в монастыре всегда были богомольцы. При посещении милиции некоторые прятались, а некоторые попадались милиционерам на глаза. Конечно, они выговаривали настоятелю. Начнут ругать отца настоятеля: «Опять у вас ночуют богомольцы!..». В ответ отец Серафим поклонится им: «Простите, Христа ради!» — «Ну что ты будешь делать со стариком?!»— скажут и уйдут.

Так смирением батюшка смягчал гнев милиционеров.

Как-то раз был разговор у отца Серафима Амелина с отцом Серафимом Романцовым. «Батюшка,— говорил отец Серафим Романцов,— какое у Вас дивное смирение!». Отец Серафим Амелин отвечал: «Поверь, отец Серафим, мне за него не будет никакой награды, потому что оно от природы, естественное, а не выработанное в борьбе с собою». И здесь проявил старец смирение своим ответом.

Однажды батюшка отец настоятель сильно заболел <…>. Муки были страшные, и думали, что он умрет. И вот решили постричь его в схиму тайно (с тем, чтобы если он поправится, мог бы оставаться настоятелем). Отец Андроник с отцом Серафимом тайно келейно его постригли в великий ангельский образ. Батюшка поправился и продолжал нести настоятельское послушание.

Схиархимадрит Иоанн (Маслов)

Отец Таврион был постриженником Глинской пустыни, жил в ней до закрытия, будучи послушником, обучался в монастырской иконописной мастерской. После закрытия одно время вместе с отцом Андроником был келейником у епископа Павлина[19], затем попал в ссылку, где работал художником. По происхождению он из поляков. Может быть, в силу этого у него было стремление к католичеству, или, во всяком случае, симпатия и расположение к католичеству.

Разногласия с братией пошли с самого начала: сначала отец Таврион на окнах храма повесил тюлевые занавеси. Вообще, в храмах не принято вешать на окнах занавеси; в строгом монастыре, где и света-то электрического не проводили, это было воспринято с недовольством братией. Затем отец Таврион изменил порядок: полунощницу стали начинать в 12 часов ночи, как было в прежней Глинской. Однако в прежнее время было братии 700 человек, и одни служили, другие несли другие послушания, а в это время на молодых было возложено послушание и в храме петь, и на работу в поле, и в лес. При таком порядке им совсем мало удавалось отдохнуть. Стали роптать.

Отец Таврион в своих проповедях часто ссылался на Фому Кемпийского. Братия вычитали у святителя Игнатия Брянчанинова, что благочестие по книге Фомы Кемпийского «О подражании Христу» не истинное — это только по разгорячению крови, а не основанное на смиренномудрии, как учат православные подвижники[20]. Пошли обвинения в католицизме отца Тавриона. В монастыре одни стали за настоятеля, другие — против.

В результате делегация поехала в Москву с просьбой снять отца Тавриона. Таким образом исполнились слова отца Серафима Амелина.

Митрополит Тетрицкаройский Зиновий (Мажуга)

Дальнейшая судьба Глинской пустыни такова: стали меняться настоятели — сначала был назначен бывший казначей архимандрит Модест[21], но недолго он был, власти потребовали его сменить. Был назначен игумен Даниил[22], и вскоре закрыли Глинскую пустынь.

В хрущевские времена было тайное распоряжение о закрытии тех монастырей, которые были открыты при немцах. Глинская пустынь подпала под эту рубрику. Ездили старцы и к Патриарху, и к митрополиту Николаю обращались, который очень благоволил к пустыни и лично к батюшке отцу Серафиму Романцову, но хлопоты не имели успеха, так как это было распоряжение правительственное. Глинская пустынь обречена была на закрытие.

Одной из очень ярких личностей в Глинской пустыни был отец схиигумен Андроник, впоследствии схиархимандрит. В монастыре он нес послушание благочинного. Официально он не был духовником, но большинство братии исповедовались у него и считали его своим старцем. Это был человек — воплощенная любовь, ко всем исключительно доброжелательный. Сам он из крестьянской среды, образование — монастырское, поступил в монастырь в юные годы. В монастыре нес послушание на прачечной и других работах. Был простецом. Будучи уже в священном сане, иеромонахом, игуменом и впоследствии архимандритом, он никогда не служил Литургии Василия Великого из-за того лишь, что не успевал прочитывать тайные молитвы. Но у него от Бога был такой исключительный дар простоты общения со всеми и большой любви. Все его любили, и он всех любил. Его духовные дети порой так мучили его: был у нас иеродиакон Григорий. Бывало, вызовет батюшку отца Андроника (в келье нельзя было говорить, так как жили в келье трое: эконом, один послушник и батюшка отец Андроник. Когда нужно было поговорить, батюшка выходил в коридор, в конце у окна и разговаривал). С этим Григорием простаивал он у окна часами. Григорий говорит одно и то же без конца, а батюшка терпеливо всё выслушивает.

Икона Собора Глинских старцев. 2008 год

Духовной жизни человек научается не только по книгам, но, в большей степени, беря пример со старших, имея общение с ними. Научаемся мы из бесед с ними, из их рассказов и пр. Отцу Андронику в этом отношении повезло. Владыка Павлин (он служил в Новоспасском монастыре в Москве) был исключительный человек. Отец Андроник рассказывал о нем. Однажды пригласили служить в один из храмов. Там на горнем месте висела огромная лампада с маслом. Во время Апостола иподиаконы стали снимать омофор и по неосторожности эту лампаду вылили на архиерея. Владыка Павлин не только не сделал никакого замечания, но даже и в лице не изменился и вида не подал, сказал только: «Дайте полотенце». Вытерся и продолжал Литургию.

Между прочим, после смерти Патриарха Тихона, когда власти запретили созвать Собор для избрания нового Патриарха, архиереи поручили владыке Павлину объездить всех архиереев и получить письменное согласие на избрание Патриархом митрополита Кирилла Тамбовского[23], назначенного в завещании Патриархом Тихоном первым кандидатом Местоблюстителем Патриаршего престола. Владыка Павлин поручение архиереев выполнил. Объездил всех архиереев, и, когда возвращался в Москву со списками, его в поезде арестовали; и его самого посадили, и всех архиереев, в списках поставивших свои подписи. После тюрьмы его сослали на Колыму. Отец Андроник поехал добровольно с владыкой. В те годы там, где они жили в ссылке, была действующая церковь, в которой владыка молился и иногда служил. Жили они скромно, одно время у них не было хлеба, отец Андроник сам хлеба не ел, берег для владыки. И вот остался у них последний кусок, который отец Андроник приберегал, чтобы дать владыке назавтра. И надо же быть такому случаю, как раз приходит какой-то нищий и просит ради Христа кусок хлеба. Владыка говорит отцу Андронику: «Дай!». Отец Андроник чуть ли не со слезами говорит: «Владыка, у нас последний кусок, мне завтра нечего будет дать Вам». Владыка говорит: «Дай!». Пришлось отдать последний кусок хлеба. Расстроился отец Андроник, чуть не плачет, говорит, что сам сколько времени не ел хлеба и чем завтра покормить владыку? Наутро чуть свет в окно кто-то стучится. Открывает отец Андроник, приходит староста местной церкви и приносит большой, мягкий, только что испеченный хлеб. Владыка смеется: «Ну, что, Андроник, не дал бы нищему и не получил бы сегодня каравай».

Архимандрит Таврион (Батозский)

Выполняя обязанности благочинного, он определял богомольцев на работы, которые указывал эконом. Вместе с богомольцами шел на сенокос. В перерывах между работами что-нибудь им почитает духовное, или споют. В другие дни, в праздничные, он богомольцам почитает или заупокойный акафист, или покаянный канон, или еще что другое. Богомольцы любили такое живое общение с батюшкой, всегда жизнерадостным, и охотно шли на послушание по его зову.

После закрытия Глинской пустыни отец Андроник по приглашению владыки Зиновия (умер в звании схимитрополита Серафима)[24] переехал в Тбилиси. Сначала жил он в доме митрополита Зиновия, служил в Александро-Невском храме при архиерейских служениях, затем стал жить при храме. Очень многие из посещавших Глинскую пустынь стали ездить в Тбилиси в Александро-Невский храм. Стали посещать и новые духовные дети, и почитатели отца Андроника. Умер отец Андроник уже 90-летним старцем.

Отец схиархимандрит Серафим Романцов говорил, что они с отцом Андроником одного духа. Он и исповедовался у отца Андроника, а отец Андроник у него.

Самым близким мне был старец отец Серафим Романцов. Он и выводил меня вместе с иеромонахом (впоследствии митрополитом) к постригу, был моим вторым духовным отцом после митрополита Гурия[25]. С ним я поддерживал связь, приезжал к нему в Сухуми, где он жил после разгона Глинской пустыни до самой смерти.

Отец Серафим Романцов происходил также из крестьянской семьи, также в юности оставил мир и поступил послушником в Глинскую пустынь. В миру его звали Иоанном. В Глинской пустыни он был на различных послушаниях: был помощником келаря (ведал кладовыми и продуктами, погребами), был на пекарне, был келейником

Когда был он в келарне, рассказывал батюшка, какой там варили монастырский квас! Для праздничных трапез варился особый квас в особых чанах один раз в году, который хранился на леднике целый год. Этот квас имел 13 градусов, и давали братии его только по праздникам. А в другое время и для богомольцев квас всегда стоял на столе, обычный.

На мельнице он был в последние годы перед закрытием монастыря. Мельницу вперед отобрали, но оставили в ней работать монахов-специалистов. Старшим был иеромонах Николай, который учил батюшку быть щедрым к крестьянам, не скупиться, отпускать муку им щедро. Впоследствии с этим отцом Николаем ему пришлось жить в пустыне.

После госпиталя он снова вернулся в монастырь и был пострижен с именем Ювеналий. Был он в монастыре да самого его закрытия. В то время из многих закрытых монастырей монахи устремились в горы Кавказа. Там и прежде спасались пустынники, а к этому времени поистине «процвела есть пустыня, яко крин, Господеви». Был еще открыт монастырь Дранды[26], в Сухуми была епархия. Монахи селились в самых труднодоступных местах, разводили огород, сеяли кукурузу, делали из самшита деревянные ложки и продавали их в греческие и армянские селения. Некоторые разводили пасеки. Питались главным образом со своего огорода кукурузой, собирали сладкие каштаны, пекли их, приготовляли нечто вроде каши. Батюшка вместе с отцом Николаем поселились на Черной речке. Они построили себе келью. Келья их состояла из двух половин. Каждый из них находился в своей половине. Между собой они не разговаривали, занимались изготовлением ложек. Для этого они делали заготовки, мочили их и затем резали ложки. Отец Николай, как старший, время от времени вздыхал: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя». Тем самым давал знак: творишь ли Иисусову молитву, не отвлекаешься ли мыслями. У них был заведен такой порядок: готовили поочередно, но никогда не высказывали своего пожелания или недовольства пищею, что сготовит, то и ладно. Всегда был у них мир и согласие. В те годы отец Серафим принял схиму и получил сан иеросхимонаха. <…>

На Черной речке прожили они несколько лет, но случилось так, что оба они заболели тропической малярией. Болели они ею и раньше, но вот такой сильный был приступ болезни с высокой температурой, что оба они лежали беспомощными. Случайно зашли к ним другие отцы и застали их в таком тяжелом состоянии. Эта болезнь не поддается просто лечению, требуется переменить климат, и отцы стали уговаривать их уходить из этого места, иначе они погибнут здесь. И вот, как только они окрепли немного, собрались и переехали в горы в Среднюю Азию. Недалеко от Ташауза жил там знакомый благочестивый человек, к которому они и приехали.

Когда кончился срок заключения, батюшка переехал в Ташкент. В то время там жил уже отец Николай, который ходил по знакомым, исполнял требы на дому и тем кормился. Он и батюшку познакомил с верующими людьми Ташкента, которого тоже стали приглашать.

Когда приехал владыка Гурий в Ташкент, отец Серафим пришел к нему на прием, и владыка предложил ему место духовника в соборе. Однако соборные отцы старались использовать его не только как духовника, а и использовали его для исполнения других треб. В те годы было очень много крещений, и батюшка крестил иной раз более ста человек в день.

В это время он списался с архимандритом Серафимом Амелиным, который пригласил его приехать в Глинскую пустынь. Батюшка с радостью поехал туда.

В Глинской пустыни он стал духовником частично братии, а главным образом приезжих богомольцев. Жил он в келье в столпе (в башне). К нему стали обращаться многие за советом и на исповедь. Постепенно круг его почитателей так расширился, что к нему стояли очереди на прием. Он очень много получал писем, посылок и пр. Посылки, деньги и пожертвования все шли на монастырь, а ему приходилось каждый день отвечать пославшим, благотворителей благодарить, в письмах ответить на все вопросы и кого утешить, кому что нужно ответить, но ни одно письмо, ни один перевод, ни одна посылка не оставалась без ответа. Братия давно уже все спят, а батюшка допоздна пишет. Когда я был в Глинской, он и меня привлекал к этой работе.

<Отвечая на письма, на запросы людей, отец Серафим часто выписывал соответствующие места из творений епископа Феофана, других духовных писателей и особенно часто прибегал к письмам затворника Георгия. Эти выписки всегда были как-то к месту, отвечали на духовные запросы вопрошающих.>

Что же привлекало людей к этому старцу? Он ведь не имел большого образования, так, монастырское только. Сам он называл себя малограмотным. У него был природный большой ум, начитанность в святоотеческой литературе, глубокая вера. И за внешней суровостью — добрая и мягкая душа. Был у него и твердый характер.

Он всегда с любовью вспоминал свое пустынное житие и мечтательно предлагал мне: если закроют Глинскую пустынь, поедем в пустыню. Но, когда закрыли Глинскую пустынь, он основался в городе Сухуми, где и прожил до самой смерти. Умер он на 91-м году жизни от рождения. В Сухуми дома он ежедневно выполнял вместе с сестрами суточное богослужение, кроме Литургии, или заменяли четочным правилом.

Были в Глинской пустыни и другие старцы: например, иеросхимонах Гавриил, отличавшийся кротостью и смирением, иеросхимонах Иларион и другие.

Простите, нужно бы обработать и перепечатать, но я не имею времени на это. Посылаю Вам сырой материал, найдете для себя кое-что интересное — хорошо, а нет, так можно и сжечь.

Простите, помолитесь.

Нед[остойный] архим[андрит] Михей.

<Дата отсутствует; после 1991 — ранее 1994 г.>