Православие — рай для американских консерваторов

Род Дреер

Со времен Второй мировой войны римский католицизм испытал огромное влияние американского интеллектуального консерватизма. Послевоенное возрождение консерватизма имеет два начала: либертарианство — возрождение классического либерализма в пику государственничеству — и культурный традиционализм. Для Рассела Кирка и других традиционалистов римская католическая Церковь со своими возвышенными интеллектуальными идеалами и унитарным видением веры и разума, материи и духа, была настоящим хранителем Западной цивилизации и безусловным источником ее возрождения после катастроф ХХ века.

Католический вклад в консервативную интеллектуальную жизнь трудно переоценить. Невозможно не замечать постоянного наплыва правоцентристов-интеллектуалов в римскую Церковь: самого Кирка, его либертарианского партнера Фрэнка Мейера, светил журнала National Review Л.Брента Бозеля-младшего, Вилмура Кендалла и многих других. Никто не обращается (или, по крайней мере, не должен) в другую веру, если не считает ее истинной. Есть что-то в интеллектуальной культуре католицизма, что привлекает думающих консерваторов, невзирая на массовый исход рядовых американцев из лона католической Церкви.

Обращения на интеллектуальной почве особенно заметны среди евангелистов, многие из которых находят в римской Церкви более мощное теологическое, философское и историческое основание для своей веры. Философ Бейлорского университета и бывший глава Евангелического теологического общества Францис Беквит сказал в интервью газете Christian Today, после того, как снова вернулся в 2007 году в католичество: «Мы должны понимать, что Реформация имеет смысл только на фоне традиции, которая уже существовала».

Намного меньше известно о небольшой, но растущей группе американских консервативных интеллектуалов, которые принимают христианство– но не в его западных формах. Они не католики и не протестанты. Среди них существует определенное количество обращенных в Православие, которое – в зависимости от угла зрения – либо покинуло, либо было покинуто католицизмом во время Великого раскола 1054 года.

С тех пор Западное и Восточное христианство развивались отдельно, в различных социальных и культурных условиях. Часто принято считать – на наш взгляд, неправильно, что Православие — это тот же католицизм, только без папы, плюс этнический налет: греческий, славянский или коптский. В действительности же различия с католицизмом существенны, и важно понять, почему эти консерваторы с традиционным мышлением нашли себя в бывших римских церквях древнего Востока, ставших теологическими и литургическими центрами мысли и практики первых 500 лет христианства.

Когда я ушел из римской католической Церкви в 2006 году, один мой друг католик-интеллектуал сказал, что не может понять, зачем я ухожу из церкви, настолько богатой интеллектуальными традициями – имелась в виду школа схоластики – в другую, так сильно связанную с мистицизмом. Мой друг не понимал, что Православие – не секта пятидесятников, дополненная фимиамом и литургией. Православие намного более религиозно; его богословие очень глубоко.

Все доводы друга заключались в том, что Православие очень скептически относится к рационализму в религии. Православие ставит во главу угла мистический опыт общения с Богом, через таинства и древние церковные практики исихазма, или умной молитвы.

Теолог Университета Южной Каролины Джеймс Катсингер говорит, что главное в религии «не только ощутить присутствие Бога, но и трансформироваться в Его Подобие» – процесс, названный обожением. Для Катсингера, обратившегося в Православие протестанта, мистическое богословие Православия более важно, нежели его исторические претензии быть единственной христианской Церковью, восходящей к Апостольской традиции.

«Православие — единственная изо всех Церквей христианства, предоставляющая своим последователям древнее сокровище созерцательного метода, исихазм, – пишет Катсингер. – Не том дело, что не существует католических или даже протестантских мистиков и мудрецов, не говоря о святых. Не об этом речь. Но кто из них расскажет нам, как достичь его высот, не говоря о преображении? Где существует пошаговая инструкция обожения, если не на христианском Востоке?»

Хью О`Берн, корпоративный адвокат из Принстона был восторженным приверженцем католицизма, поддерживающим консервативное движение Opus Dei. Однако постепенно он пришел к выводу, что латинское христианство слишком связано законностью и философскими спекуляциями — наследием Средних веков. О`Берн обратился в Православие 12 лет назад, хотя до сих пор восхищается католицизмом.

«Католицизм — сильная аналитическая система, оттеняющая примитивный религиозный опыт, – говорит О`Берн. – Я отвергаю идею о том, будто из-за того, что вы можете говорить о религиозных истинах более точно, вы приобретаете способность с помощью интеллекта проникнуть в их суть. Помните мистический опыт, пережитый Фомой Аквинским под конец жизни, который заставил его назвать все, что написал, «соломой»? После этого какие претензии могут иметь католики к нашему исихастскому подходу?»

Для большинства новообращенных претензии Православия то, что только оно имеет неразрывную преемственность с Церковью апостолов (такое же заявление делает и Католическая церковь) является важным фактором при смене конфессии. Как и католицизм, Православие имеет епископальную структуру. В отличие от католицизма, православные церкви не управляются централизованно, когда власть стекается вниз от церковного монарха (папы Римского), а имеют коллегиальное руководство в виде Церковных соборов, на которые собираются епископы. Как сказал мне один православный профессор, «Неправда, что католицизм консервативен. На самом деле он является колыбелью всех религиозных инноваций, и был таковым на протяжении тысячелетия».

Глубокий консерватизм Православия, хорошо это или плохо, имеет тесную связь с его экклесиологией. Мало что может измениться в доктринах Православия вне Вселенского собора – собрания всех епископов Церкви. Несмотря на то, что среди православных существует некая полемика относительно того, когда состоялся последний Вселенский собор, самая поздняя дата, не вызывающая ни у кого возражений – 787 год (VII Вселенский Собор – прим перев.) Несмотря на то, что некоторые современные православные богословы сетуют на то, что у Православия нет эффективного механизма для модернизации доктрин, другие видят, что нововведения сделали с Западной Церковью – взять хотя бы хаос, последовавший за II Ватиканским собором, или бесконечное множество протестантских деноминаций – и почитают эту процедурную косность за благо.

Публицист из Балтимора Фредерика Мэтьюс-Грин, наверное, самый знаменитый житель Америки, выбравший Православие, утверждает, что стабильность Православия в этом отношении притягивает консервативных христиан, уставших от литургической и доктринальной неразберихи внутри их Церквей и традиций.

«Религия остается неизменной, от поколения к поколению, одна и та же на разных континентах, – говорит она. – Она хранится общественной памятью, корнями – в большей степени, чем лидерами Церкви или советом богословов. Поэтому, тот, кто захочет поспорить, просто нет места, откуда начать, нет никого, кому выразить свой протест. Мне представляется это важным ресурсом внутри Православия, воистину центральным и незыблемым, позволяющим ему противостоять ветрам перемен».

Неверно думать, будто Православие существует в некой закрытой капсуле, куда не приникают влияния культуры, в которой живут православные христиане. На самом деле, многие верующие сходятся во мнении, что самая большая проблема, стоящая перед православными – это филетизм, ересь, при которой миссией Церкви становится сохранение незыблемости народной культуры. Особенно тревожный эффект это приобретает в США, блокируя тенденцию к православной общности, сводя приходскую жизнь в некоторых местах к молитвенным собраниям «для своих».

На практическом уровне это означает, что каждый консерватор, который думает, что может избежать проблем современной Америки, прячась внутри православного прихода, заблуждается. Все три основные ветви Православия в Америке не избежали в последние годы скандалов, связанных с их высшим руководством. И хотя православное богословие не сталкивается с радикальным ревизионизмом, какой прокатился по Западным церквам в последние десятилетия, в американском Православии есть, тем не менее, силы и личности, ратующие за либерализацию в вопросе о гомосексуализме. А на некоторых приходах – включая Кафедральный Никольский собор Православной Церкви Америки в Вашингтоне – они одерживают победы.

У Православия есть, тем не менее, преимущества перед католицизмом и протестантизмом. Мужчины, принявшие его, часто говорят, что православные верование и практика – особенно его аскетическая суровость – кажется им более мужественными, нежели пропитанная эмоциями, отвечающая вкусам «потребителя» атмосфера в церквах, которые они оставили. «Когда я захожу в русские церкви, я вижу мужчин. Когда захожу в протестантские – я вижу массу мужчин, которые плачут и обнимают друг друга, – говорит один такой верующий. – А еще мы не едим пончики Донатс в притворе храма».

Хотя Православию недостает административного единства и сильного учительствующего органа (Магистериум) католицизма, богословская и богослужебная атмосфера на православных приходах обычно намного более традиционна, чем на современных американских католических приходах. Люди, перешедшие в Православие из католицизма, сытые по горло либерализмом, наступившим после II Ватиканского собора, часто делают вывод, что Православие – это то, чем некогда был католицизм.

Когда Фредерика Мэтьюс-Грин и ее муж, ныне православный священник, осознали, что не могут более оставаться членами стремительно либерализирующейся Епископальной церкви, они предположили, что Рим может стать их новым домом. Но супругов оттолкнула скучная католическая литургия, которая показалась им неблагоговейной. Но это не все.

«Нас также обеспокоил тот факт, что слишком много католиков-американцев на самом деле являются либералами – и в социальном, и в богословском отношении, – говорит миссис Мэтьюс-Грин. – Нам отвечали: это неважно, значение имеет лишь то, что доктрина, преподаваемая Римом, истинна. Но для нас это было недостаточно. Мы видели, что вещи, столь же странные, сколь и современная епископальная доктрина, распространяются и преподаются по всей католической Америке. Это не было похоже на место, где наши дети выросли бы в безопасности».

Несмотря на то, что многие голосуют за республиканцев, едва ли не все консервативные интеллектуалы, с которыми я общался на эту тему, отмечают, что Православие избежало атмосферы «республиканской партии на молитве», которая полнит многие Евангелические церкви.

«Консерватизм разных направлений – киркианский, буркианский – находит свой рай в Православии, – говорит преподаватель одного из колледжей на Юге США. – Оно неидеологично и традиционно до мозга костей. Оно собирает, сохраняет и спокойно преподносит чистейшую, без экологически вредных примесей мудрость прошлого – преподносит так, что устоять невозможно, это просто очень красиво».

Альфред Кентиджерн Сьюэрс, профессор литературы и экзогенных исследований в другом колледже, в регионе Средняя Атлантика, отмечает, что общественные учения Отцов Церкви – так, как их преподносят современные православные богословы, научили его воспринимать общество «больше как расширенное домашнее хозяйство, семью, а не безликую экономику – будь то свободный рынок или социализм».

«Православие научило меня, что христианские представления о звании и достоинстве человека являются гораздо более существенными для того, чтобы быть подлинно человечным, чем безличное понятие о правах как таковых. Мне кажется, что Православие способствует осознанию важности живой традиции, общины, а также необходимости быть осторожным при выборе сводного рынка или социализма как общественной модели».

Отчасти из-за того, что в православных странах не было периода Просвещения, православный способ думать о политической и социальной жизни настолько отличается от западного, что иногда кажется совершенно несопоставимым с проблемами американской жизни. С другой стороны, его архаичный традиционализм может явиться богатым источником духовного и культурного обновления.

Папа Бенедикт XVI, который неоднократно предпринимал хорошо воспринятые главами Православной Церкви шаги к сближению, сказал, что возрождение западной цивилизации будет зависеть от «творческого меньшинства» – католиков, стремящихся жить по Евангелию в постхристинаском мире. Какую бы роль православным христианам Америки ни предстояло сыграть в этой драме, она в любом случае будет крошечной. В общемировом масштабе Православие по количеству последователей занимает второе место после католицизма. Но в Соединенных Штатах в ходе переписи, проведенной в 2010-м году православными епископами, выявилось лишь 800 000 православных – столько же, сколько мусульман или «свидетелей Иеговы».

Тем не менее, количество вновь обращенных растет, и они приносят с собой живительную увлеченность этой древней христианской верой. Треть православных священников США перешли из других деноминаций. В Антиохийской церкви, полюбившейся евангелистам, их число достигает космических 70%. Примерно треть прихожан в Греческой Православной Церкви – вновь обращенные, а в Православной Церкви Америки их больше половины. Для традиционалистов-консерваторов из числа этих людей Православие предоставило религиозный опыт и способ видения мира, вошедшие в резонанс с их глубинными, на уровне интуиции чувствами – и этого они не ощущали более нигде в христианской Америке.

«Со стороны Православие кажется экзотическим, – говорит один из обращенных в Православие ученых. – Изнутри его ощущаешь как родной дом».