Сила и слово

Людям свойственно разговаривать. Если же разговаривать разучились или так презирают друг друга, что и словом не удостаивают, — тогда они жутко враждуют или дерутся. Насмерть и без пощады.

Людям свойственно и драться, и разговаривать. Причём чем меньше разговаривают, тем больше дерутся…

Помню одну телепередачу, в которой некий писатель рассказывал о своём детстве. Это были военные годы, он жил в эвакуации. Там пришлось ему сдружиться с местной шпаной, которая воровала и из вагонов на вокзале, и из карманов на базаре. Будущего писателя с собой не брали, так как он был к хулиганской жизни не способен, но прикармливали его за то, что он увлекательно пересказывал малолетним «джентльменам удачи» прочитанные книги: «Всадник без головы», «Капитан Немо» и прочие. Тогда будущий литератор впервые понял, что может зарабатывать словами. Но это ещё не всё.

Дети улицы часто дрались, и драке неизменно предшествовал разговор — точнее, взаимное обливание друг друга словесными помоями. Каждый из бойцов изощрялся в оскорблениях, и собственно драка начиналась не раньше, чем заканчивался запас ругательств. Бывало, что оскорбления одного были очень уж метки и болезненны, и тогда второй, не имея больше сил терпеть, пускал в ход кулаки. Так или иначе, это было важнейшее свидетельство прочной связи между кулаками и словами.

* * *

Каждый может примерить сказанное к своей жизни. Женщины больше кричат, мужчины чаще дерутся, но и те, и другие способны на оба вида «обмена любезностями», и ещё неизвестно, что больней. Оба вида атаки ближнего иногда так странно меняются местами, что драки вспыхивают там, где должно царствовать слово, и, наоборот, слова избыточествуют в местах обычной работы кулаков. Первое наблюдается в парламентах, где перестают parler, то есть говорить, и начинают лупить оппонентов смертным боем. Второе происходит, например, в профессиональном боксе.

Дело в том, что бокс изначально был спортом джентльменов. А те кое-как блюли принципы, подобные рыцарским, вроде «чем меньше слов, тем тяжелей удары». Позже бокс стал массовым зрелищем и спортом, где удача улыбалась бедным (бедные — самые злые, а успех на ринге — способ разбогатеть). Мохаммед Али был первым боксёром, который внёс в атмосферу предматчевых пресс-конференций вихрь похвальбы, злой ругани и едких оскорблений соперника. Он доходил даже до того, что мог требовать наличия в зале «Скорой помощи» для своего оппонента, которого он якобы искалечит. Всё это были сознательные, тщательно обдуманные ходы, практикуемые ради привлечения к себе максимального внимания. Но многие соперники Али перегорали до боя, сломленные психологически. Дурное дело не хитрое, и с тех пор оскорбления и грязные выходки перед знаковыми боями регулярно кормят общественное сознание.

Так смешиваются слова и удары, и, повторюсь, неясно, что больней. Человек, не боящийся драться, может быть сломлен клеветой и насмешками. Вообще слово сильнее и ножа, и кулака уже потому, что оно бьёт на расстоянии, действует долго и проникает в самое сердце, не оставляя синяков. Оно, слово, ещё потому необходимо, что человеку мало просто выиграть в противоборстве. Человеку важно осознать и представить свою победу как проявление высшей справедливости, как плод действующего нравственного закона. Для этого воюющие армии тратятся не только на снаряды, но и на пропаганду. Нужно представить противника исчадием ада, а себя — поборником высшей правды. Нужно, чтоб «у нас» были только разведчики, а «у них» — только шпионы. И горе тому, кто в войне недооценивает силу слова печатного и устного, силу идей.

Учебники истории переписываются по той же причине — победитель хочет видеть себя и не грубым захватчиком, и не орудием случая, а законным и единственно достойным победы лицом. Чтобы этого добиться, нужно разговаривать, обосновывать и объяснять историю с точки зрения свершившегося факта.

Любой третьесортный голливудский фильм, в котором плохой парень наказуем в конце концов парнем хорошим, подтвердит сказанное. Там акт справедливого возмездия будет, как правило, предваряться выяснением разницы в мировоззрениях. Уже один висит над бездной, слабо держась за карниз, а второй всё ещё не бьёт каблуком по его пальцам. Они разговаривают! В этом разговоре герои выясняют, кто виноват, кого следует наказать и как именно. Лишь когда зрителю ясно, что на экране изображено справедливое возмездие, а не грязное насилие, руки соскальзывают с карниза, или палец нажимает на спусковой крючок, или иным образом последняя капля наполняет чашу законного гнева.

* * *

Люди дерутся и люди говорят. Успех дипломатии предотвращает объявление войны. Несвоевременные слова способны произвести кровопролитие. Но никогда люди не молчат: ни когда дерутся, ни когда пребывают в мире. Если же молчат — плохо дело.

Ты говоришь — а в ответ тишина. Ты смотришь по сторонам, а от тебя отворачиваются. Так же молча берут в руки топоры или вилы и, не раскрывая уст, движутся в твою сторону. По-моему, дело ясное. Или ты солдат оккупационных войск, отбившийся от своих. Или ты — негр, оказавшийся в южном штате до отмены рабства и подозреваемый в изнасиловании… В любом случае — тебе конец, потому что никто в тебе уже не видит живого человека. В человеческом достоинстве тебе отказано, а значит, и жить ты, по мнению некоторых, не должен.

Именно в такой ситуации люди вообще не разговаривают. Тот, с кем ты не согласен говорить, скорее всего, мешает тебе на этой земле, и где-то в глубине сердца ты не прочь, чтобы его вообще не было.

Есть, конечно, и другое молчание, не таящее агрессии. Оно рождено от усталости, от житейской изношенности, от непреодолимой разницы в опыте, возрасте, образовании и ещё многих причин — но мы сейчас не о том…

* * *

Планеты и звёзды движутся по своим траекториям молча. Но люди — не планеты, им есть что сказать. Уже поэтому людям необходимо разговаривать. Необходимо делиться мыслями, так как по мере понимания собеседника тает, зачастую, лёд произвольных мнений и надуманных подозрений. Превращаются в дым и исчезают чудовища, рождённые невежеством и настороженной замкнутостью.

Христиане приобщаются Богу через пищу Таинств и Слово. Люди же вообще приближаются друг ко другу через совместное вкушение пищи и открытый разговор. Если это есть, то необходимость драться будет уменьшаться «в значенье и в теле», а разжатые кулаки будут протягиваться для рукопожатий.