Великая русская литература (далее – ВРЛ) по преимуществу глаголет о людях, сидящих на месте, аки гриб; или о людях путь творящих то с целью, то без нее.
Без цели у нас путь творят те, кто сознательно ничего не пишет – юродивые, странники, Божьи люди или «косящие» под последних. Те же, что письму обучены, путь творят намеренно, вооруживши глаз лорнетом (фотоаппаратом), а десницу – пишущим инструментом. Примеры: Карамзин – в Европу, или Радищев – из одной столицы в другую.
Пушкин путешествует в Арзрум, хотя мечтает о берегах Бренты. Гоголь мчится на тройке, едко улыбаясь из окошка, и Ерофеев никак не доедет до Петушков. Чехова неспокойная совесть на Сахалин несет, и даже Ильф с Петровым пересекают на корабле океан и строчат фельетонные отчеты об Америке в один этаж ростом. Все, кто может думать, умеет писать и способен пересекать государственную границу, пишут, мыслят, анализируют, рефлектируют. Вот одно из мощных крыльев той птицы по имени ВРЛ (расшифровку читай выше), что долетит и до середины Днепра, и весь его перелетит, не запыхавшись, и дальше путь продолжит, зане в небесах нет ни ГАИ, ни светофоров. А только их и боятся русские путешественники.
Но кто же те, кто на месте сидит, аки гриб? Это жители обветшавших поместий, старые, добрые и смешные люди, думающие и говорящие не иначе, как по-старому. Вся остальная ВРЛ сообщает нам о происшествиях внутри помещичьих усадеб. Там гоголевские старики спрашивают друг дружку, не поесть ли им грушек? Там Онегин «на бильярде в два шара играет с самого утра». Там Базаров с Кирсановым-младшим путешествуют из одного поместья в другое, приближая неожиданную развязку романа. В эти усадьбы постоянно входит и въезжает Бунин, обоняя сладкую смесь ушедшей эпохи и обреченности. Там на стенах бумажные обои, а кабинетах – кипы неразрезанных (!) книг. Там у нечищеных прудов стоят скамейки, помнящие шепот признаний. И не забыть бы Коробочку с Маниловым и Собакевичем! Не забыть бы!
Короче. Если главный герой, или (и) автор не мчатся по дорогим для них местам, то они живут оседло, вплоть до героев Чехова, Островского и Горького; обедают в урочный час и говорят, говорят, говорят… Вдохновенными перстами, так сказать, дерзают прикасаться к нервам мира.
ВРЛ действительно велика. Но городскому быту в ней не место, и это ее (ВРЛ) - грех. Есть место в ней путешествиям в карете, на пароходе, подшофе – в электричке. Есть место спорам на террасе, объяснениям в саду, семейным ссорам при свете керосиновой лампы, когда прислуга спит. Но горожанин вытеснен, пренебрежен, не допущен во святилище лучшей в мире литературы. Как не озлобиться Раскольникову? Как Ипполиту не харкать кровью прямо на глазах у дам и не манкировать неумолимой смертью?
А что же ныне? Помещиков боле нет. Их быт разрушен до того основанья, за которым в старом гимне стоит слово «а затем». Значит литература наша, как вырождающийся отпрыск благородных кровей, остается при одних путешественниках. Наш горожанин так и не залазит в литературу, по крайней мере - в ВРЛ. Он залазит в советскую «пикареску» под видом Остапа Бендера или Бени Крика. Он залазит в окопы фронтовой литературы. Он стоит за станком заказной пошлятины на темы трудового героизма. Он окончательно сходит с катушек в атмосфере богемы и модерна (одинаково дешевых, надо добавить). Еще он сидит в тюрьме (он там оказался прямо с барских задворок) и проклинает земной Ад устами Шаламова, или вещает нечто устами Солженицына. Но талантливо и прозорливо, достойно прежних образцов, он в ВРЛ не залазит. Но ведь так не должно быть! Ведь лицо современного жителя Земли это лицо горожанина. Это довольно усредненное лицо существа, могущего говорить на разных языках, но мыслящего на любом языке довольно похожими категориями. И его нужно очеловечить средствами самого гибкого и самого неподатливого языка! Ух, и задачу мы откопали, случайно ковыряясь лопаткой в песочнице.
Значит нужно искать героя. Искать, чтобы мир не умер от
немоты, и чтобы камням не пришлось разговаривать. А до
того, как герой найдется (с подводной лодки ему деться
некуда), нужно отрабатывать первую часть ВРЛ, а именно
– путешествия. Сентиментальные ли Карамзинские, или
пафосно-обличительные Радищевские, может даже
игорно-рулеточные и одновременно – профетические -
Достоевские… Пусть растут все цветы, включая
Ерофеевские, за исключением выпитого. Нужно не дать ей
умереть. Ей, это – русской речи, которая (О! диво)
чудотворно живет посредством воплощения даров,
потенциально в ней находящихся. Даров, которые лучше всего
было бы являть с кафедры и амвона. Но поскольку те, от
которых это зависит, могут не понять, о чем здесь сказано,
ей нужно жить иначе – посредством «говорящих
камней». То есть всех творящих литературу и
кормящихся от нее, обязанных своим бытием только одному
факту нашей духовной истории, а именно – молчащему
духовенству.
Вниманья не достойна мудреца:
Поэзия библейская и светская,
Сдаётся мне, два брата-близнеца.
Когда один строкой заплачет первою:
"Ушла любовь, зачем мне жизни гвалт?"
Другой спешит утешить брата нервного -
"Не плачь! Поверь - любовь твоя жива!"
Когда один строкою горькой мается,
И декадансом щерятся уста,
Другой читать усердно принимается
Главу о воскресении Христа.
А если, светом солнца растревожена,
Душа на зов откликнется весны,
То оба о любви поют восторженно
И оба благодарности полны..
На Западе ВСЕГДА были "популярны" русофобы вроде Вас... Ведь у русского государства за всю его историю было только два союзника: Церковь и Армия. А русская литература потому и ВЕЛИКАЯ, что в ней есть такие писатели как Гоголь, Чехов, Достоевский....
Как же "горожанин вытеснен", если только у Гоголя: все герои Петербургских повестей, в том числе и "Шинели", из которой, говорят, вышла русская литература - горожане, герои Ревизора и Женитьбы - тоже горожане.
Достоевский, Лесков, Островский, Гончаров, Горький, Белый, Бунин, Зощенко, Ал. Толстой, Булгаков, Олеша, Гайдар, Набоков, Федин, Каверин, Платонов, Катаев, Трифонов, Бондарев, Битов, Искандер - большинство героев этих писателей, как правило, горожане.
Начало было проложено рассказом о крещении накануне отлета - и какое начало! Сколько комментариев, сколько мнений, целая дискуссия пошла :)
ВРЛ о горожанах... А в самом деле, так ли ее много? У Шукшина кое-что есть о городе, а на стихи поэта Винокурова и песню написали - "Сережка с Малой Бронной". В юности очень понравилась повесть Геннадия Михасенко "Милый Эп" - о старшеклассниках в небольшом городке, но он не Чехов или Тургенев. Или это только пока, а лет через сто - станет в один ряд?
Порылся по полкам - а и нет почти ничего "городского"-то.
Может проблема в том, что горожане в численности обогнали селян лишь недавно - при Хрущеве? И не сформировался еще тот "герой"? В селе на "понтах" долго не продержишься, а в городе - запросто. Туда и подаются многие любители пускать пыль в глаза. И раз в пустой бочке звону больше, то в городе на виду в первую очередь - такие пустые. С первого взгляда определить "полноту" человека сможет не каждый. Не каждый сумевший - напишет. Да и телевизор стремится вытеснить книгу.
(Шутка)