Теперь я знаю, где искать

Человек, который согласился рассказать нам о своем необычном жизненном пути, работает в одном из подразделений Епархиального управления. Должность у него техническая, но зависит от его работы многое. Он постоянный прихожанин православного храма и очень рад, что работает именно в епархии. Словом, человек сделал свой выбор. А то, что осталось у него за спиной, через что ему пришлось однажды пройти — не скрывает, но и не афиширует лишний раз. И для публикации предпочитает анонимность. Дадим ему имя Иван.

— Иван, как Вас занесло в секту, именуемую «Религия Богемы» (эта секта возникла в начале 90-х на территории Саратовской области. — Ред.)?

— Да вот так и занесло… В 94-м году мне было шестнадцать лет, и никого рядом не оказалось, кто бы мог что-то объяснить, подсказать, что я не в том вовсе направлении ищу… А у них, у «Богемы», все очень романтично выглядело, в такой блестящей обертке преподносилось: тут тебе и звезды, и инопланетяне, и снежные люди, и домовые с русалками, и всяческие иные измерения…

— Только это Вас и влекло или Вы все-таки веру искали?

— Веру искал. И там, в общине, что бы нам ни рассказывали, у меня на первом месте всегда Бог был. Я Его хотел найти.

— …И провели в «Богеме» восемь лет, с шестнадцати до двадцати четырех. Лучшие годы, как говорится. Все это время жили в сектантском поселении, в Хвалынском районе?

— Нет, там я прожил полтора года. Сначала просто ходил на собрания, которые проходили в Балакове — как раз там я учился. Потом, когда богемцы жили в Черемшанах, приезжал на выходные, занимался хозяйственными работами, участвовал в собраниях. А потом уже они землю в Хвалынском районе получили и начали там строиться…

— И Вы решили окончательно поселиться в этой богемской деревне?

— У меня были большие проблемы. Я из неполной семьи. Мама, как могла, тянула нас: и себя, и меня, а годы как раз тяжелые, 90-е. У нее все силы уходили на то, чтоб заработать, а простого материнского внимания мне не хватало. Потом появился отчим, и у меня сразу начался с ним конфликт. Я закончил восемь классов и вырвался из семьи к бабушке в Балаково. Там поступил в училище. Бабушка болела, я помогал ей, ухаживал, как мог. Но, когда стал ходить на богемские собрания, начались конфликты с родственниками — им сектант был не нужен, они боялись квартиру бабушкину потерять из-за меня… И вот, в какой-то момент мне показалось: я никому не нужен, и у меня только два варианта — или идти бомжевать, или перебираться в богемскую общину, где ко мне, по крайней мере, относились по-человечески и обещали какое-то необычное будущее.

— Насколько я помню, во главе общины стояла некая К., о которой говорили как об очень властной женщине. Как была организована ваша жизнь в секте?

— К. называла себя «ведущим учителем» и приравнивала себя к православному Патриарху. Люди ближайшего к ней круга именовались сотрудниками и были «посвящены тонкому миру». Дальше шли «служащие», а еще дальше — общинники, которые приезжали в богемское поселение жить вместе со своими семьями. Многие из них перед этим продавали свои квартиры и вкладывали деньги в секту — за счет этого потом шло строительство домов, когда община получила землю в Хвалынском районе. Дома строили своими руками, труд был очень тяжелый.

— Что Вы можете сказать о Ваших бывших единоверцах? Что ими двигало — то же, что и Вами?

— Кто-то просто слишком любил все загадочное: экстрасенсорику, уфологию, снежных людей и тому подобное. Но в основном это были люди с тяжелыми жизненными обстоятельствами. Многих привели в «Богему» семейные конфликты. Кого­то привлекло обещание «передать целительство», то есть возможность исцелять любые болезни близких. Я-то ведь тоже отчасти на этом попался — мечтал вылечить бабушку.

Но вообще мне трудно ответить на вопрос, что помогало К. и ее сестре так долго удерживать под своим влиянием столько людей. Сам я долго под воздействием оставался, хотя никакой реабилитации не видел. Никакой ясности не наступало. Исцеление души началось гораздо позже: когда я ушел оттуда и пришел в Православную Церковь. Сейчас я понимаю, что был там, в «Богеме», очень несчастен. Одиночество, из которого я искал выход, так и осталось со мной.

— Но при этом Вы, как я догадываюсь, усиленно внушали самому себе: «Я здесь счастлив, мне хорошо»…

— Не совсем так. Я думал: это сегодня мне плохо, а завтра мне будет хорошо. Завтра что-то изменится, может быть, даже Иисус придет, и произойдет преображение мира, земля очистится от зла. То, чему нас учили, то я себе и внушал.

— Ждали со дня на день?

— Да, со дня на день. Нас ведь постоянно держали в напряжении, обещая конец света не сегодня завтра.

— В общине действовал жесткий распорядок дня? Была дисциплина?

— Да нет, особой жесткости не было. Была попытка установить распорядок, «огонь сердца планете» передавали в определенное время, но потом это прекратилось. В основном так, вялое брожение — кто какое занятие себе найдет… Основная нагрузка ложилась на тех, кто шил постельное белье и им торговал. Вот их действительно использовали, как рабов. Еще закупалась пряжа, женщины занимались вязанием всяких кофточек и джемперов. Деньги эти шли на питание, ну и, наверное, на погашение всех кредитов, долгов…

— Как бы Вы могли охарактеризовать К.? Ей нравилась роль лидера?

— Мне трудно сейчас это сказать, потому что у меня само восприятие мира тогда было совершенно нереальное, я был как под гипнозом. Теперь считаю, что по крайней мере вначале она верила во все, что придумала.

— Почему Вы говорите «как под гипнозом»? В секте применялись гипнотические техники?

— Думаю, были попытки их использовать. Дважды в год проходили большие съезды: 12 декабря — таким образом отмечалось «рождество», и 21 июня — мы должны были токами своих сердец перекрывать Третью мировую войну, чтоб она не началась. К. на этих съездах выступала со своими лекциями, речь перемежалась музыкой, пением богемских песен… И вот здесь, как я гораздо позже думал, применялся какой-то гипноз. Состояние ощущалось необычное: нервная дрожь, одурманенность, чувство выпадения из реальности. Многие погружались в сон.

— Как же Вы из-под этого гипноза выбрались?

— У меня был аппендицит, и я терпел боль, наверное, месяца два. Я думал, что это мне за грехи мои, за то, что я не так молюсь, не так думаю, не так себя веду. С этой болью я съездил в Пятигорск за пряжей, а там приходилось тяжеленные тюки грузить в поезд. Меня мама спасла, сама того не ведая: ей нужно было, чтобы я подписал один квартирный документ, и она меня вызвала из поселения в Саратов. Приехав в Саратов, я пошел к Софии, тоже общиннице, которая в Саратове проводила богемский обряд, к ней все приходили исцеляться. Но она, по крайней мере, по образованию медик. Она поняла, что со мной, и вызвала скорую. Меня прооперировали. Если бы я не приехал в Саратов и еще день оставался бы в Хвалынском районе, меня уже на этом свете не было.

— Что же было после этого?

— К тому моменту я понял, наконец, что мне совсем не нравится здесь, в этой общине. «Ведущий учитель» К. и ее сестра собирали общинников и устраивали сеансы оскорблений, называли людей уродами… И тут же — избранными. Таким образом раскачивалась психика, на гордыню действовали то возвышением, то унижением. И то, что я чудом остался жив, и оскорбления — все это как-то способствовало приходу в себя.

— А как вы пришли к Православию?

— Я продолжал искать Бога… потому что никогда не прекращал Его искать, на самом деле. Его и смысл своей жизни. Я встретил как раз свою будущую жену. Выяснилось, что она не крещена. И я сказал: так нельзя, пошли креститься. Крестил ее отец Николай Земцов, мы с ним после этого долго разговаривали. С этого момента начали потихоньку к Церкви приобщаться. Потом я убедил жену, что обвенчаться надо обязательно. Дочка родилась, крестили ее. С отцом Михаилом Богатыревым познакомились — он мне очень помог, у меня ведь духовного опыта никакого не было. Я стал понемногу различать, что хорошо, а что плохо в духовном смысле. Раньше я не понимал, почему плохо все это: эзотерика, экстрасенсорика, ясновидение, яснослышание… А придя в Церковь, стал понимать, что возможности, которые Бог дает иногда Своим святым, самовольно себе присваивать нельзя. И вот с этого момента началось исцеление моей души.

— А как сложились судьбы Ваших бывших товарищей по несчастью?

— У тех, с кем я пытаюсь поддерживать связь,— печально. Кто-то говорит, что стал атеистом, кто-то называет себя славянским язычником… Многие из них так и не смогли выйти из-под влияния К., которая называла Православие «самой вредной из существующих религий». Я пытаюсь им как-то помочь, поздравляю их со всеми церковными праздниками, сообщаю, в какой храм принесены святые мощи, но отклика нет. Люди идут почему-то не к свету, а еще глубже во тьму. Но это можно понять, они получили на самом деле очень тяжелую психологическую травму. По ним таким катком прошлись…

— Все это время Вы искали смысл жизни. И, придя в Православие, нашли его?

— Нет, так уверенно заявить я не могу. Я еще ищу его, смысл моей собственной жизни. Но точно знаю теперь, где искать.

Фото из открытых Интернет-источников
Газета «Православная вера» №24 (500)