«Болгария остается православной, но не так, как многие себе это представляют»

Новости, приходящие из Болгарии, в последние годы только расстраивают россиян. «Эх, братушки!» — хочется сказать о многих болгарских известиях. О причинах этой безрадостной действительности «Русской Планете» рассказывает юрист, директор православного фонда «Покров Пресвятой Богородицы», редактор интернет-портала «Православие. Болгария» (www.pravoslavie.bg) Пламен Сивов.

— Когда в Москве говорят «братья-славяне», подразумевают в первую очередь сербов и болгар, освобожденных Россией от турецкого ига. Улицы, названные в честь русских генералов, памятник Царю-Освободителю Александру II, воспоминания о «болгарско-русском славянском братстве» — все это живая реальность современной Болгарии. Как же сочетается историческая память и откровенно прозападный курс болгарского руководства? Два разнонаправленных вектора создают впечатление охватившей страну шизофрении… Возможно ли их объединить, или Болгария сделала европейский выбор окончательно?

— Тема отношений между Болгарией и Россией всегда имела две стороны. Первая — это духовное родство; вторая связяна с тем, что Болгария и Россия два самостоятельных государства, которые идут по своим путям развития, иногда проходящим через более или менее ярко выраженные конфликты.

Первый аспект, родство, можно сказать, особенно близок болгарской душе, и никакие политические потрясения не были в состоянии его искоренить. Еще с самого создания болгарской государственности, после Освободительной войны в 1878 году, часть болгарской элиты была связана с Россией и в культурном, и в политическом плане. Эта связь продолжалась и во времена Советского Союза, она существует и в наши дни. Но вопрос о российской идентичности, вся эта вечная дилемма Восток — Запад, которая всегда стояла перед Россией, находит отражение и в болгарском отношении ко всему русскому.

Пламен Сивов. Фото: facebook.com/plamensivov

Оттуда и другой аспект этих сложных отношений — травматический опыт болгар после русского коммунизма, который ознаменовал нашу новейшую историю и обрек на эмоциональные крайности и наше сегодняшнее отношение к России. Вообще, чувства (нередко стихийно-иррациональные) как будто являются определяющим фактором: как нация мы разрываемся между яростным русофобством и русофильством, не успевая сделать трезвую оценку нашей истории и идти вперед. Прагматический подход, основанный на взаимном уважении между двумя нациями и с учетом собственных интересов, в современном болгарском отношении к России и в политике, и в культуре в наибольшем дефиците.

— Евросоюзовские реалии оказались совсем не такими, как ожидало большинство болгар, и речь не только об экономике (хотя она фактически погублена) или перспективах молодежи (которые весьма печальны). Болгарское общество — и это видно невооруженным глазом, не только по газетам или уличным граффити — погружено в глубокую депрессию. Если это так, какова ее главная причина? Способно ли общество выйти из этого состояния?

— После падения коммунизма в стране (1989 г.) болгарское общество действительно перетерпело срыв — и экономический, и духовный. Были разрушены социальные связи, модели поведения, экономика, мораль, законность. Вне идеологических клише наше вступление в ЕС дало один важный положительный результат — нам извне предложили правила поведения, которых мы были не способны придерживаться сами. Оставленное само по себе болгарское общество, без «твердой руки» прежней власти, находясь в условиях молодой демократии, но без навыков демократического поведения на всех уровнях, начинало превращаться в пародию на государство. Европейский союз дал людям некую надежду и направление (возможно, короткие и иллюзорные) и некие основные правила. Без этих вещей ситуация, наверное, вышла бы из-под контроля; существовала реальная опасность повтора косовского и югославского сценариев: прийти к гражданской войне или к чему-то еще серьезнее.

Наша сегодняшняя депрессия в наибольшей степени является результатом специфического национального характера, а не столько результатом остальных факторов (бедности, политической нестабильности). Мы – фундаментальные скептики, не верящие никому, особенно своим собственным лидерам. Да, это ведет к депрессии. Но у этого синдрома есть и положительная сторона — он защищает нас от слишком длительного пребывания в иллюзиях. Наши иллюзии — кратковременные, и поэтому их легче выносить.

— Мне довелось побывать в Болгарии в апреле 2013 года, когда страна оказалась перед лицом тяжелейшего политического и экономического кризиса. Патриарх призвал страну к трехдневной усиленной молитве, и президент поддержал этот призыв. Но в храмах было совсем немноголюдно. Чем объяснить это отсутствие интереса к вере и Церкви? Что первично для болгарского национального самосознания — религиозная или этническая идентичность?

— Один из возможных ответов на этот вопрос коренится в ответе на прежний — наш глубокий скептицизм ко всякой власти, ко всякому авторитету, ко всякому «великому рассказу»; ко всему, у чего есть потенциал придать смысл нашему существованию. И если в политической сфере такой скептицизм иногда может принести хорошие плоды, то в духовной сфере, увы, он наносит тяжелые поражения.

Болгария остается православной страной, но не так, как многие себе этопредставляют. Современные политически корректные представления о нашей «православности» имеют нечто общее с государственным протоколом, с этнографическим и культурным резервом, с определенными «историческими заслугами», с каким-то литературно-патриархальным умилением по утраченной невинности. Существенные измерения Православия и Церкви — как предельной тайны, как смысла и цели нашего коллективного сожительства, как души народа — все это отброшено, забыто, унижено.

Традиционно свыше 80% населения объявляют себя православными; церковь неизменно находится на первом месте среди институций с наивысшей степенью доверия — и в то же время причащающихся в храмах можно сосчитать на пальцах. А число причащающихся (и, соответственно, ведущих православную духовную жизнь) является единственным собственно православным критерием настоящих«размеров» нашей церкви. Если возьмем этот критерий, я не удивлюсь, если в Болгарской православной церкви окажется меньше верующих, чем в большинстве протестантских общностей. То есть традиционная церковь большинства может оказаться «меньшинственной».

Фото: из личного архива

А в общественном пространстве на данный момент доминирует один основной тон по отношению к Церкви — уничижительный. Когда речь идет о Церкви, критики особенно критичны, насмешники особенно остроумны и отъявленные враги Церкви особенно изобретательны.

— Одним из самых тяжелых впечатлений от Болгарии стала картина, увиденная в центре Велико Тырново. На облупившейся двери старого дома по улице Дм. Благоева висело традиционное болгарское поминальное объявление, извещавшее о годовщине со дня смерти Марийки Стоевой-Пешевой — «христианки по материнской линии от основания Второго Болгарского государства», дальней родственницы Стефана Стамболова, прошедшей через многие испытания, но никогда не падавшей духом — «верившей в Иисуса Христа и укреплявшейся». Дверь-в-дверь с этим трогательным поминанием завлекал посетителей призывными фото в больших стеклянных витринах секс-шоп «Эрос»… Символика этого соседства была просто душераздирающей… Пока что волны (бес)культурной унификации и освобождения страстей захлестывают не только Болгарию — топят они и Россию, проникают и в мусульманский мир…

— Вы говорите о равнодушии, которое ведет к китчу. Всякий китч порожден несовместимостью между возвышенным и низшим. Такие примеры можно найти во всякой массовой культуре без исключения. В Болгарии в последние годы драматический разрыв с высоким (или просто нормальным) вкусом и высокой культурой попадает под общим определением «чалга» — что-то вроде вашей «попсы», но с подчеркнутым восточным привкусом. Явление, которое затрагивает не только музыку, но и культуру в целом. И церковную культуру, к сожалению.

— Болгария исторически находится в православно-мусульманском пограничье. Возможны ли диалог и соработничество между представителями этих религий в Болгарии? На какой платформе? Актуальна ли для страны проблема исламского радикализма?

— В области исламо-христианского сожительства и диалога вновь наш опыт двусторонен. С одной стороны, он глубоко травматичен (пять веков османского рабства). С другой, бытовой стороны он выражается в нормальных отношениях с соседом-мусульманином, с коллегами с турецкими именами. На бытовом уровне в последние годы Болгария не допустила этнического напряжения и конфликта, как это случилось во многих других местах рядом с нами. И это является важным опытом и примером; это нечто, к чему надо возвращаться и оценивать снова.

В то же время мы слишком далеки от углубленного диалога с исламом как с религией — в основном из-за нехватки людей, реально способных вести такой диалог, и из-за глубокого религиозного безразличия в болгарском обществе. Нельзя вести межрелигиозный диалог, если ты сам не религиозен. В лучшем случае получилось бы нечто внешнее. В реальности спор неизбежен, несогласие по многим вопросам неминуемо. Но, оставаясь при своих различиях, мы можем сохранить уважение. На данный момент у нас нет настоящего уважения к другому, потому что мы не осознаем свою собственную идентичность.

— «Река времен в своем стремленьи/ Уносит все дела людей,/ И топит в пропасти забвенья/ Народы, царства и царей», — писал Гаврила Державин. И это совсем не то, что хочется пожелать братскому православному народу. Куда идет Болгария сейчас? Сохранят ли болгары православие, спасет ли оно их? Что будет со страной и людьми через десять, двадцать, тридцать лет?..

— Болгария в настоящее время идет по избитому пути каждого потребительского общества, только у нас процессы очень быстрые и поэтому болезненные для широких групп населения. Такие процессы создают глубокое размежеванье между людьми, и общество теряет свою целостность. На этом пути места для Церкви — такого, какое она имела в прошлом, — элитами не предусматривается. Сама Церковь не способна заявить это по-настоящему – через свидетельства и примеры, а не только с помощью сокрушительных проповедей против западного образа жизни, что бы это ни означало. Поэтому могу только молиться, чтобы упадок не принес нам невыносимые страдания. Чтобы надвигающиеся гонения были ясно осознаны и приняты с христианской честью. Чтобы Христово стадо в нашей стране было небольшим, но верным. Чтобы, когда в один день человечество встретит своего Спасителя, в хоре голосов, приветствующих Его как Царя и Бога, была слышна и болгарская речь.