Вступление в монашество и выход из него. Часть 8
В ХХ веке

<< Часть 1   << Часть 2   << Часть 3   << Часть 4   << Часть 5   << Часть 6   << Часть 7

Редакция сайта «Православие.Ру» продолжает начатую несколько лет назад серию публикаций дипломов выпускников Сретенской духовной семинарии. Работа выпускника СДС 2009 года, насельника Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря иеродиакона Никона (Горохова) «Вступление в монашество и выход из него» (научный руководитель – протоиерей Владислав Цыпин) посвящена чрезвычайно актуальным и злободневным проблемам современной церковной жизни. При этом автор не только опирается на творения отцов Церкви, канонические постановления и исследования по истории Церкви, но и учитывает богатейший опыт старцев и духовников Псково-Печерской обители, всего строя иноческой жизни в ней.

Советский период (1918–1988)

Клеймо иконы новомучеников и исповедников Российских

По новому закону никто не имел полномочий ущемлять права беглых бывших монахов, расстриженных священников и других лиц, которые в царской России имели ограничения в правах[2]. В декрете говорилось, что никакой дискриминации по религиозному признаку в России быть не может. Также отменялись все привилегии и преимущества духовенства, которые действовали в России на основании закона о состояниях. Декретом провозглашалось, что перед законом все равны[3].

В отношении поступления в монашество ничего не изменилось, правила остались прежними, а вот уход из него значительно облегчился. Декретом также устанавливалось, что все имущество церквей и монастырей объявляется народным достоянием и распоряжаться им будут советы народных депутатов по своему усмотрению[4]. А это означало, что существование приходов и монастырей полностью стало зависеть от центральных и местных органов советской власти[5].

Издание декрета вызвало в церковных кругах опасение, что его претворение в жизнь сделает невозможной нормальную деятельность приходов, монастырей и духовных школ. Главной задачей для себя новое большевистское правительство ставило не достижение для граждан России религиозных свобод, а подрыв авторитета религиозных организаций, и прежде всего Русской Православной Церкви. Идеологическим обоснованием для наступления на Церковь стали постановления VIII съезда РКП(б), состоявшегося в марте 1919 года. В принятой на съезде программе была поставлена задача осуществлять политику, ведущую к «полному отмиранию религиозных предрассудков и Церкви»[6].

Первый удар новой религиозной политики ощутили на себе московские монастыри[7]. Настоятели получили указания освободить монастыри в трехдневный срок, передав бытовой инвентарь. К 1921 году общее число закрытых монастырей составило 700.

После принятия декрета выявились случаи ухода из монашества, а также случаи снятия иерейского и даже архиерейского сана. Но большинство монашествующих и белого духовенства стойко исповедовали свою веру и мужественно переносили гонения. «За 1922–1923 годы физически были уничтожены 1962 монаха и 3447 монахини»[8]. Программным документом, послужившим руководством для массовых репрессий по отношению к духовенству РПЦ, было письмо В.И. Ленина членам Политбюро ЦК от 19 марта 1922 года, в котором с предельной жестокостью и откровенностью были поставлены цели: «объявить войну черносотенному духовенству, устранить институт Церкви и т.д.»[9]. Именно в таких документах и акциях проявлялось истинное отношение советского государства к религии и Церкви.

Обновленчество

Вслед за революционерами пришли «обновленцы», которые в угоду новым властям требовали уничтожения самого института монашества.

2 мая 1923 года в храме Христа Спасителя открылся обновленческий собор, который они называли «вторым поместным собором РПЦ»[10]. Этот собор обновленцев лишил сана и монашества Патриарха Тихона, как они выразились – «на основании канонов Церкви», вынес постановление о закрытии монастырей, о белом епископате, о второбрачии духовенства и т.д. Можно сказать, что обновленческое движение – это бунт, поднятый аморальной частью белого и черного духовенства против церковных канонов и против церковной иерархии, против монашества и против лучших традиций русского белого священства.

Когда Гражданская война закончилась, и у власти остались только большевики, то в этой ситуации в январе 1924 года Патриарх издал указ о молитвенном поминовении государственной власти. После этого началось массовое возвращение в патриаршую Церковь священников и монахов, переметнувшихся к раскольникам.

8 апреля 1929 года советское правительство издало Постановление ВЦИК «О религиозных объединениях», которое напрямую затронуло монастыри. Началось массовое закрытие церквей и монастырей, которые стали использоваться под клубы, планетарии, кинотеатры и колонии[11]. Многие из них разрушались до основания. «Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами священнослужителей, их высылками и ссылками»[12]. К концу 1930-х годов на территории России прекратили существование легальные монастыри, а их насельников ГПУ выслеживало, отлавливало и ссылало в лагеря, где их безжалостно уничтожали.

Подпольные монастыри

Вследствие такого оборота событий монашествующие, те, кто выжил, стали уходить в подполье и образовывать нелегальные монастыри. Вокруг храмов и возле особо выдающихся духовников собирались группы верующих, желающих вести монашеский образ жизни. В Москве и по другим городам и селам России стихийно формируются тайные монашеские братства и сестричества. О некоторых из них появились недавно материалы в печати[13].

В этих «монастырях», по воспоминаниям очевидцев, в условиях глубокой секретности совершались монашеские постриги. Так, в Высоко-Петровском монастыре Москвы по приглашению епископа Варфоломея (Ремова) нашли приют выгнанные из Свято-Смоленской Зосимовой пустыни шестеро духовников-иеромонахов. Вокруг них и сформировалась тайная община верующих числом около 180 человек. Главной целью создания тайных монашеских общин было сохранение православной аскетической традиции в новых условиях. К 1928 году общины сформировались, и произошли первые постриги[14]. В условиях жестоких гонений Зосимовские старцы выработали новую тактику и стратегию существования монашествующих. «Наиболее заметные преобразования монашеских традиций были сделаны петровскими духовниками в таких сферах жизни инока, как работа и поведение в быту, значимость которых для правильного воспитания православного монаха не вызывает сомнений»[15].

Большинство из принимавших тайный постриг под руководством Зосимовских старцев были молодые православные «советские» люди, которые вначале становились духовными чадами этих старцев, а затем, руководимые ими, принимали и монашеское пострижение. Причем большинство из них продолжали учебу и работу в советских учреждениях. Очень немногие из них несли церковные послушания.

Зосимовские старцы, воспитывая новое поколение монахов в экстремальных условиях советской эпохи, требовали, чтобы к работе и учебе их духовные чада относились бы как к монастырскому послушанию. Напоминанием к такому деланию являлось жертвенное служение этих послушников, которые часть своей заработанной платы отдавали своим духовникам, а те употребляли данные средства на поддержку сосланных и репрессированных братьев и сестер.

Тайные монахини периодически собирались для совместного послушания, для чтения, для молитв и т.д. Ими руководил один духовник, который и совершал постриги. В отношении мирской работы для тайных монахинь духовники руководствовались правилом, что «работа, даже осознанная как послушание, приемлема только тогда, когда она способствует духовному росту, а не мешает ему», поэтому они благословляли или брать работу на дом или устраиваться в такие места, где бы коллектив не мешал заниматься тайной молитвой Иисусовой. Фабрик и шумных заводов рекомендовалось избегать.

В отношении внешнего поведения Зосимовские старцы выработали тактику «не афишировать не только свое монашество, но порой и свою церковность»[16]. Даваемые во время пострига рясы и клобуки хранились с большой осторожностью и надевались (только в присутствии своих) чрезвычайно редко. Зосимовские духовники советовали «монашествовать в сердце», а не «перед людьми», рекомендуя скрывать свое монашеское имя. Даже черные платки в публичных местах желательно было не надевать. Опыт Зосимовских духовников был не единичный, тайные общины были и в Средней Азии, и на Кавказе, на Урале и в Казахстане и повсюду, куда Промысл Божий забрасывал великих духовников Русской Православной Церкви.

В 1934 году резко усилилось давление на Церковь, были возобновлены утихшие на время массовые гонения, сопровождаемые закрытием церквей и монастырей, арестами и ссылками священно- и церковнослужителей.

В декабре 1936 года Советы приняли новую Конституцию, в которой провозглашались политические и гражданские свободы и предоставлялись равные права всем гражданам, включая служителей культа. Но на деле оказалось все наоборот, и 1937–1939 годы омрачились массовым невиданным террором населения, в том числе и духовенства. В одном только 1937 году было закрыто более 8000 храмов. «1937-й год унес около 100 тысяч приходского и монашеского духовенства»[17].

К началу ВОВ Русская Церковь имела всего около 3021 приходов и 46 монастырей, священнослужителей насчитывалось около 6376 человек, но почти все они были на Западе страны[18]. Это произошло по причине того, что Россия вернула себе многие территории перед войной: Галицию, Западную Белоруссию, Бесарабию, Эстонию, Латвию, Литву. За годы оккупации возобновили свою деятельность еще 29 монастырей в СССР и на оккупированных, а потом освобожденных территориях.

Великая Отечественная война и Православная Церковь

В сентябре 1943 года Совнарком в лице Сталина разрешил избрание патриарха, открытие приходов, духовных школ и монастырей. Стали возвращать священнослужителей из лагерей и ссылок. Правительство СССР по отношению к РПЦ выдерживало политику конкордата. С февраля 1944 года началась массовая передача Церкви ранее реквизированных культовых зданий. На октябрь 1945 года на территории СССР было зафиксировано 75 монастырей, из которых 42 женских и 33 мужских, большинство из которых были общежительные и только пять – своекоштные. По возрастному составу две трети монашествующих были старше 60 лет. Из справки Совета по делам РПЦ к правительству: «Пострижение в большинстве монастырей происходит по достижении зрелого возраста – не моложе 30 лет. Но в Молдавии из 1159 монашествующих 57 не достигли 18-летнего возраста и 81 – 25-летнего»[19].

Вскоре после окончания войны правительство занялось монастырями вплотную. Серьезной проблемой было юридическое оформление открывшихся во время войны обителей. В 1944–1945 годах местные власти начали выселение монахов и конфискацию монастырских земель, что вызвало недовольство центра. В результате вышло постановление Совнаркома от 22 августа 1945 года, предписывающее местным органам власти «впредь до особых указаний не препятствовать деятельности мужских и женских монастырей», сохранять их здания, земли, инвентарь и скот. Постановлением от 29 сентября 1945 года обители освобождались от земельной ренты и уплаты налогов со строений, а монашествующие – от налогов на холостяков, одиноких и малосемейных граждан[20]. Секретным постановлением СНК СССР № 2137-546 «О православных монастырях» от 26 августа 1945 года Совету по делам РПЦ дано было задание произвести в кратчайшие сроки обследование правового и хозяйственного положения монастырей, действующих на территории СССР[21]. Было обследовано 75 обителей. Советом были даны соответствующие рекомендации, в которых говорилось, что для улучшения хозяйственной деятельности монастырей и извлечения из нее максимальной пользы для государства необходимо: вернуть монастырям изъятые у них земли, а малоземельные монастыри наделить недостающим количеством пахотных земель и вывести с монастырских территорий государственные учреждения и предприятия. Все указанные пожелания были учтены в постановлении Совмина СССР «О православных монастырях» от 29 мая 1946 года, которое окончательно определило их правовое и хозяйственное положение[22]. Для монастырей установили жесткие нормы поставок продовольствия государству. Этот порядок просуществовал до средины 1950-х годов.

Хрущевская оттепель

В 1958 году произошли серьезные изменения в жизни монастырей. К власти в Кремле пришел Н.С. Хрущев, программа которого включала в себя не только построение коммунизма, но и полное преодоление «религиозных пережитков»[23]. Вскоре были приняты нормативные акты, подрывающие экономическую основу деятельности религиозных организаций. 16 октября 1958 года были приняты постановления Совмина СССР «О монастырях в СССР», а 6 ноября 1958 года – «О налоговом обложении доходов монастырей», 16 октября 1958 года – «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». В марте 1961 года была учреждена новая инструкция по применению законодательства о культах, ужесточавшая правоприменительную практику в отношении религиозных объединений[24].

18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой лавре состоялся Архиерейский Собор, главной темой которого был вопрос «о приходском управлении». При жестком давлении со стороны советской власти Собор принял антиконституционное, но выгодное для властей решение. Суть его заключалась в том, что «настоятель вместе с прочими клириками устранялись от участия в управлении приходом». После Собора началось вызванное властями массовое закрытие приходов и монастырей. Если в 1959 году РПЦ насчитывала 14000 приходов, то в 1961 году их стало около 8000. Если в 1958 году было 47 монастырей, то к середине 1960-х их осталось 16, а число монашествующих сократилось вдвое.

После отставки Н.С. Хрущева в 1964 году к управлению страной пришло более трезвомыслящее руководство, которое прекратило массовое закрытие религиозных общин. Но противостояние в отношениях между Церковью и государством продолжалось до 1988 года.

Церковь и государство после 1988 года

Коренной перелом в отношениях между РПЦ и государством произошел в 1988 году в канун 1000-летия крещения Руси, когда состоялась встреча М.С. Горбачева с Патриархом Московским и всея Руси Пименом и постоянными членами Синода РПЦ. Если к моменту созыва Юбилейного Поместного Собора 1988 года Церковь имела 22 монастыря, то с 1988 года стал наблюдаться существенный рост числа регистрируемых религиозных организаций, в том числе и монастырей РПЦ. В 1989 году было открыто девять новых монастырей. 1 октября 1990 года Верховный Совет СССР принял закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях», вслед за ним и Верховный Совет РСФСР принял аналогичный закон на своей территории и отменил действие ранее принятых законов 1918 и 1929 годов[25]. Стало возрождаться монашество и одновременно увеличиваться количество монастырей. Ко времени открытия Архиерейского Юбилейного собора 2000 года число монастырей составило уже около 545.

В 2000 году был принят новый Устав РПЦ, где монастырям посвящена 12-я глава. В ней говорится, что «монастырь – это церковное учреждение, в котором проживает и осуществляет свою деятельность мужская или женская община, состоящая из православных христиан, добровольно избравших монашеский образ жизни для духовного и нравственного совершенствования и совместного исповедания православной веры».

Вопросы, касающиеся выхода из монашества и поступления в него, разбираются коротко в пунктах 6 и 7. Пункт 6 рассматривает ситуацию крайнюю, но, в принципе, возможную в условиях светского государства, когда община монахов захочет поменять свою юрисдикцию. В таком случае она не имеет право присваивать имущество монастыря как свое собственное, потому что оно изначально принадлежит РПЦ, а не членам общины. В пункте 7 указывается, что все права по приему в монастырь и увольнению из него передаются в ведение епархиального архиерея.В этой статье говорится о приеме в монастырь, но надо подразумевать и вступление в монашество, так как определением Архиерейского Собора 2000 года подтверждено: «Постриги должны совершаться только по благословению епархиальных Преосвященных».

В связи с участившимися случаями оставления монашества Архиерейский Собор 2000 года принял определение, согласно которому «для улучшения духовной подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении тридцати (30) лет, за исключением студентов духовных школ и вдовых священнослужителей». Таким образом, Архиерейский Собор 2000 года вернулся к практике синодального периода, законы которого признаются действующими и поныне. Также подчеркивалось на Соборе 2000 года, что «недопустимо необоснованное исключение монашествующих из монастырей, которое признается возможным лишь в крайних случаях и только указом правящего архиерея».

Современная практика приема в монастырь

По существующей практике прием желающего в монашество осуществляется по решению Духовного Собора монастыря и утверждается правящим архиереем. Выхода из монашества как такового не существует, а увольнение из монастыря и переезд в другую епархию возможен, но опять же за подписью правящего архиерея.

Зачисление в братство обители происходит стандартным порядком, но в разных монастырях могут быть свои особенности.

От вступающего требуется его собственное желание, которое выражается в прошении, подаваемом на имя настоятеля или наместника монастыря.

От желающего поступить в монастырь требуется автобиография и четыре фотографии для заведения личного дела, паспорт, военный билет и стандартная медицинская справка о состоянии здоровья.

Далее кандидат в зачисление братства монастыря проходит проверку, которая заключается в тщательном исполнении всех послушаний, возлагаемых администрацией монастыря, в неукоснительном посещении богослужений монастырских (в свободное от послушаний время), в примерном поведении, соответствующем нормам монастырской жизни. Сроки проверки определяются настоятелем монастыря или Духовным Собором обители.

Кандидат первоначально зачисляется в монастырские трудники, а затем, по благословению настоятеля, в послушники с правом ношения подрясника.

После прохождения определенного монастырского искуса, с благословения настоятеля, кандидатом в монашество подается прошение на имя правящего архиерея на принятие пострига в данной обители. Прошение на монашество подается кандидатом после решения Духовного Собора монастыря о назначении ему монашеского пострига в данной обители.

Решение о принятии того или иного кандидата в иночество и монашество происходит после утверждения его кандидатуры правящим архиереем.

В разных монастырях может быть разная практика поступления послушников в монастырь и зачисление их в братство монастыря. Также наблюдается разная практика прохождения монашеского искуса и принятия пострига. В некоторых монастырях существует постриг при вступлении в иночество, а в некоторых просто одевают иноческую одежду. А в некоторых обителях сразу стригут в мантию. На Афоне, например, принимают постриги и в 18 лет, причем сразу в великую схиму, что обусловлено древнейшей тамошней традицией. В России такой практики нет. Здесь человек может оставаться иноком до конца жизни. А в схиму постригают уже в преклонном возрасте. Таковы местные особенности.

Современный период

Современный период развития монашества в России очень хорошо представлен в выступлении Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на ежегодном епархиальном собрании Москвы. Приведу также некоторую общую церковную статистику. В Русской Православной Церкви 732 монастыря: из них в России мужских – 219, женских – 240, в странах СНГ – 128 мужских и 139 женских монастырей, и в странах дальнего зарубежья – 3 мужских и 3 женских монастыря; кроме того, 196 подворий и 56 скитов.

Число монастырей растет, особенно если сравнить со статистикой за 1998 год: Количество монастырей достигло 478 (732), не считая 87 монастырских подворий. В том числе на территории России находится 299 монастырей, из них 151 (219) – мужской и 148 (240) – женских, а также 74 (196) монастырских подворья.

Святейший Патриарх Алексий II в своих выступлениях не раз высказывался о проблемах современного монашества. Так, в 2003 году Его Святейшество в ярких красках показал истинное лицо ложного монашества: «С горечью приходится констатировать, что не все насельники, особенно центральных монастырей, пришли в монастырь по призванию. Некоторые из постригаемых принимают монашество, имея совершенно искренние намерения, но не имея крепкого духовного стержня, потом духовно опускаются; другие же, особенно в мужских обителях, увы, сразу в своем воображении видят себя кандидатами в архиереи. Время в ожидании этого идет томительно медленно. Человек уже прожил в монастыре лет десять, примерно столько же простоял у престола, и архиерейское облачение уже сшито, и речь на наречение, возможно, уже составлена, но каждое очередное заседание Священного Синода не приносит ему желанного решения. И эта жизненная драма чаще всего находит свое разрешение сначала в непослушании, самочинии, самоволии, потом в пьянстве, иногда даже в уходе из монастыря, в религиозной и нравственной деградации»[26]. А в последнем выступлении на епархиальном собрании Москвы прозвучали следующие слова Святейшего Патриарха: «Сегодня, когда трудности внешнего плана уже во многом преодолены и материальная сторона жизни, связанная с восстановлением монастырских строений и храмов, налаживанием хозяйства и быта уже не является самой актуальной и большой проблемой, наместникам, настоятельницам и духовникам следует все свои усилия приложить к оздоровлению внутренней, духовной ситуации в своих обителях, а также к развитию позитивных тенденций, появившихся в процессе становления монашеской жизни»[27].

Давно уже отмечалась тенденция в современных монастырях, что почти все силы монахов тратятся на внешнее строительство и хозяйственную деятельность. И очень мало времени уделяется духовному деланию, которое пущено на самотек. Наместники монастырей жалуются на то, что состав братии обителей за последние 15 лет почти полностью обновился. Некоторые монахи уходят в мир, не желая возвращаться в монастыри. Получается парадокс: архиереи рапортуют в Священный Синод об открытии все новых и новых обителей, а монахи уходят из этих монастырей, не желая там жить.

В докладе «Некоторые вопросы возрождения монашества в России» архиепископа Орехово-Зуевского Алексия, председателя Синодальной комиссии по делам монастырей, прочитанном на конференции «Наследие преподобного Серафима Саровского и судьбы России», проходившей в Сергиевом Посаде – Сарове – Дивеево с 28 июня по 1июля 2006 года, говорилось: «Если мы не разберемся, что и почему происходило в прошлом и происходит сейчас, то даже в ближайшем будущем не сможем исправить ошибки и преодолеть нежелательные тенденции в наших обителях».

Владыка Алексий отмечал, что на сегодня самая большая проблема для монашества – вхождение в нашу жизнь «мирского духа». Строить стены значительно легче, чем воспитывать человеческие души, а тем более взращивать настоящих монахов. «Соблазн отложить на потом решение внутренних духовных вопросов, занявшись строительством, настолько ныне возымел место, что само понятие “возрождение монастырей” стало прочно ассоциироваться со строительным подвигом наместников монастырей и иноков». К сожалению, в отчетах Преосвященных отмечаются только успехи и достижения в строительстве и т.д. Эти успехи отмечаются наградами и стимулируются похвалами. О проблемах никто не говорит.

Владыка Алексий предупреждает, что если отдавать все силы на внешнее строительство, то можно быстро к этому привыкнуть и потерять духовные ориентиры. В этой погоне за внешним благоукрашением забывается главный завет монашества – «сначала быть, а потом делать», то есть сначала необходимо стяжать твердое внутреннее монашеское устроение, что равносильно непрестанному монашескому деланию, а потом только выходить на стезю внешнего делания, чтобы за суетой не потерять окончательно благодати Святого Духа. К сожалению, этим заветом мало кто руководствуется. Чаще всего поступающему в монастырь говорят: «Ты работай, а мы за тебя помолимся». В этой связи очень правильное мнение высказал владыка Иларион (Алфеев): «Постриг должен быть не началом монашеского пути, а неким итогом долголетнего искуса: постриг подтверждает, что человек призван к монашеству, что его желание стать монахом не скороспелое и поспешное, но что это его собственное твердое и непоколебимое желание»[28].

Нельзя торопиться с постригами, рекомендует архиепископ Алексий, потому что не все приходящие в монастыри способны отречься от мира с его похотями и страстями и искренне посвятить свою жизнь Христу. Можно дать временный кров и стол и помочь человеку сориентироваться и оценить трезво свои возможности, а торопить с постригом – крайне нежелательно. «Ни в коем случае нельзя принимать сразу в братство (сестричество) и, тем более, поспешно постригать». Владыка Алексий делает, пожалуй, самый трезвый и правильный вывод, подтвержденный многими и многими трагедиями из личной жизни бывших иноков и монахов: «Если монашество не его путь, то рано или поздно мир предъявит на него свои права». И гораздо лучше, если человек останется добрым мирянином, нежели он будет нерадивым иноком, служащим соблазном для окружающих.

Еще одной важнейшей проблемой современного монашества является ложное представление о монастырях как месте пребывания монахов и только. Многие из настоятелей так и думают, заботясь о монастыре как о комплексе зданий, который надо сохранять в порядке, ремонтировать, красить, строить и т.д., но совершенно не заботятся о стяжании монастыря как духовного организма, соединенного в духе любви и взаимопомощи. Такие настоятели пользуются монастырем для достижения своих целей, для собственного самоутверждения и для продвижения по службе, а насельников монастыря используют как обслугу и рабочую силу. Владыка Алексий напоминает: «Монастырь – это братство или сестричество, а не стены, как принято считать в наше время». Монастырь – это духовный организм, и главное в нем – то, каким духом он живет. Дух это должен быть подлинно Христов, дух взаимной любви, милосердия, сострадания, терпения, нестяжания и других добродетелей, а дух мира сего заставляет жить монахов по другим законам. «Любое разделение в обители влечет за собой утрату духа монашеского».

Архиепископ Алексий говорит, что в современном монашестве, к сожалению, прослеживается тенденция, когда внешнее делание предпочитается внутреннему. Этот порок унаследован из синодальной эпохи. Желание более интенсивно участвовать в жизни государства, чем диктовалось необходимостью, возобладало в синодальном иночестве. И эта тенденция прослеживается ныне, что не может не сказаться пагубно на монашестве.

Владыка подчеркивает и некоторые положительные отличия от синодальной эпохи: «Богословская мысль, ранее оторванная от живой мысли святых отцов, возвращается к единству догматов и аскетики, освобождаясь от схоластического влияния. Издательская и переводческая деятельность достигла небывалых масштабов. Иконопись и церковное пение стали более приближены к догматическим и каноническим нормам. Светская власть не вмешивается во внутренние дела, наоборот, диалог Церкви и государства конструктивно развивается. Все это может благотворно влиять на становление монашеской жизни».

Единство братства внутри монастыря возможно только при едином устремлении и едином действии настоятеля и братии. Но когда настоятель управляет как начальник – властительски, а не служит братьям примером во Христе, достигнуть единства трудно. Возрождение монашества есть дело не законов и мер, а лиц, живущих высоким идеалом иночества. Сложно представить, как нам удастся воссоздать в наших монастырях образ единства и духовно здоровую среду при настоящем плачевном состоянии мира, его безудержном отпадении от Божественной любви. Монашество призвано стать солью для мира, и ему следует ярко сиять, чтобы принести пользу не только себе, но и миру. Для этого ему следует изгнать мирское мудрование из стен монастырей и стать по настоящему духовным.

Федеральный закон «О свободе совести» 1997 года

С точки зрения государства и светского права, монастыри регулируются законодательством Российской Федерации как юридические лица и как некоммерческие организации. Основные законы, которые сегодня определяют положение монастырей, это: Конституция, Гражданский кодекс, закон «О свободе совести и религиозных объединениях», закон «О некоммерческих организациях». Каноническое право и церковные каноны в современном Российском законодательстве не имеют силы, в отличие, например, от Византии, где они были включены в систему государственного права.

В рамках Федерального закона монастырь – это религиозная некоммерческая организация, осознаваемая как добровольное объединение граждан на основе общности интересов для удовлетворения духовных потребностей. Любой монастырь подпадает под статус религиозной организации[29]. В связи с этим монастырь имеет свой устав, располагает своим имуществом, имеет свои реквизиты в банке, печать. Он имеет право заключать сделки, отвечать по обязательствам и т.д.

По действующему закону, невозможно никакое преследование по религиозным мотивам тех лиц, кто добровольно оставляет монашество[30]. В современном светском государстве к монашествующим (или к покидающим его ряды) не применима никакая дискриминация. Статья 3 § 5 гласит: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при определении своего отношения к религии, к исповеданию или отказу от исповедания религии, к участию или неучастию в богослужениях, других религиозных обрядах и церемониях, в деятельности религиозных объединений, в обучении религии». Этой статьей гарантируется полная свобода самоопределения всех граждан светского государства в отношении своей религиозной принадлежности. Эта же статья имеет к нашему вопросу прямое отношение, так как любой человек Российского государства имеет право выбрать монашеский путь или свернуть с него без ущемления в своих правах.

§ 3 статьи 8 признает право за монастырем именоваться «местной религиозной организацией». В соответствии с законом, монастырь должен зарегистрироваться как юридическое лицо и быть внесенным в единый реестр юридических лиц. Учредителями монастыря могут быть или активная группа единоверцев в количестве не менее десяти человек, или централизованная религиозная организация того же вероисповедания, которая учреждает монастырь.

Монастырь действует на основании устава, который утверждается ее учредителями или централизованной религиозной организацией и должен отвечать требованиям гражданского законодательства Российской Федерации (статья 10). Монастырь действует в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству Российской Федерации и обладают правоспособностью, предусматриваемой в их уставах (статья 15). В монашество принимаются лица по ходатайству монастырской администрации правящему архиерею.

Сами постриги совершаются в храмах (статья 16): «Религиозные обряды и церемонии беспрепятственно совершаются в культовых зданиях и сооружениях и на относящихся к ним территориях, в иных местах, предоставленных религиозным организациям для этих целей».

В действующем ныне законе «О свободе совести и религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 года № 125-ФЗ (глава 1 статья 3) говорится, что «никто не может подвергаться дискриминации по религиозному признаку»[31]. А это означает, что поступление (и выход из него) в монастырь совершается в добровольном порядке и без всякого принуждения.

Если за весь синодальный период случаи выхода из монашества были крайне редки, то в наше время, напротив, они стали довольно часты. Это объясняется тем, что действующий закон не различает граждан по религиозному признаку, для него все равны в своих правах. В наше время, когда конституция дает полную свободу самоопределения человека, удержать монаха от выхода из монастыря может только страх Божий и вера.

В творениях святителя Филарета, написанных за все то время, когда он возглавлял Московскую кафедру, не говорится ни об одном случае оставления монашества, кроме случая с архимандритом Феодором Бухаревым[32]. Архимандрит Феодор принял монашество сразу же по окончании академии в 1846 году. Как оказалось потом, он сделал этот шаг, имея в виду свое болезненное состояние и желание посвятить себя богословской науке. Он был прекрасным преподавателем и смелым мыслителем, а монашеству не придавал должного значения. Церковному начальству не понравились его смелые суждения, и возник конфликт на идеологической основе. Отступать от своих точек зрения отец Феодор не хотел и поэтому выбрал такую форму протеста, как отказ от монашества. Он пошел на это в надежде встретить в либеральных кругах интеллигенции поддержку своих идей, но этого не случилось, а интеллигенция не приняла его жертвы. Последние годы жизни Бухарев провел в состоянии полного разочарования. «Он жил на нищенские гонорары за маленькие журнальные статьи и на те деньги, которые давали ему некоторые из его знакомых; митрополит Филарет тоже несколько раз тайком посылал ему деньги. В 1871 году Бухарев умер после долгой болезни»[33].

Надо сказать, что святитель Филарет Московский был очень чуток ко всем проявлениям духовной жизни своего времени. В его письмах рассматривается даже случай о неблаговидном поведении одного послушника, а уж такое явление, как оставление монашества, не прошло бы мимо святителя, но, тем не менее, этой проблемы он в отзывах не коснулся.

Если в царской России или в Византийской империи за выход из монашества полагались преследования со стороны мирской власти, то в эпоху демократии эти меры воздействия признаются совершенно невозможными. Остаются только церковные епитимии и каноны, которые распространяются исключительно на верных чад Православной Церкви.

Система канонического права регулирует внутренние корпоративные отношения внутри Церкви. В системе государственного права совершенно другой подход, и поэтому точки зрения на монашество в этих системах не совпадают. То, что правомочно в одной системе, совершенно исключено в другой, и на примере монашества это хорошо видно.

Жизнь монастырей очень тесно связана с жизнью данного, конкретного государства, с его политикой по отношению к Церкви, выраженной в идеологии и, как следствие, в ее законодательстве. «Отношение государства к монастырям, как и в целом к Церкви, исторически менялось в зависимости от содержания власти. Например, до революции государство поддерживало монастыри, после революции – физически уничтожало»[34].

Сегодня государство относится к монастырям и монашеству толерантно, т.е. терпимо, в духе западной доктрины нейтральности ко всему духовному и антидуховному.

(Окончание следует.)