Alma mater

'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }

25 января 2010 года исполняется 255 лет со дня основания Московского университета. История и символика его зданий запечатлела все этапы развития главного вуза России, в котором решалась судьба отечественного просвещения.

«Для общей Отечеству славы»

Первое здание Московского университета на Красной площади (слева). Безымянная гравюра. Начало XIX в.
Первое здание Московского университета на Красной площади (слева). Безымянная гравюра. Начало XIX в.

Об учреждении университета в Москве мечтал еще Борис Годунов, но первая в России высшая школа – Славяно-греко-латинская академия – была основана в Москве только в конце XVII века. Развитие отечественного образования продолжил Петр I. В 1724 году по его указу в Петербурге была учреждена Академия наук с университетом и гимназией при ней. В академический университет в 1735 году был направлен учиться М.В. Ломоносов в числе 12 лучших московских учеников, но наладить там серьезное образование не удалось. Университет не превратился в самостоятельное учебное заведение, оставаясь в структуре Академии наук (его иностранные профессора даже не читали регулярных лекций), и популярностью у русского общества не пользовался. Между тем в России после петровских реформ, выдвинувших страну в европейское культурное пространство, давно был востребован собственный университет. Его отсутствие замедляло развитие державы, особенно в сравнении с европейскими странами, где университетское образование началось в XI веке. Наличие университета повысило бы и статус России в глазах Европы.

Мысль о создании полноценного русского университета лелеял Ломоносов, на себе испытавший недостатки отечественного сословного обучения и «тонкости» европейского образования. Он подал идею об учреждении университета просвещенному фавориту императрицы Ивану Шувалову, который сам мечтал о развитии «премудрых учреждений» в России, способных вырастить русских «искусных людей». И Ломоносов, и Шувалов были убеждены, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов земля российская рождать», если государство позаботиться об их должном воспитании.

В 1754 году в письме к И.И. Шувалову Ломоносов изложил в самых общих чертах свой проект, согласно которому в университете предполагались три классических европейских факультета: юридический, медицинский и философский, а кроме того, учреждалась гимназия, где будущих студентов готовили бы к поступлению. Одной из задач университета ставилась борьба с засильем домашних гувернеров-иностранцев, обучавших русских дворянских отпрысков, дабы те получали обучение отечественное и более обширное, необходимое для будущей достойной службы Российской державе, но университет получил и право аттестации иностранных учителей. Студентами его могли стать выходцы из всех сословий – особенно дорогая Ломоносову идея: «В университете тот студент почтеннее, кто больше научился; а чей он сын, в том нет нужды». Две особенности отличали российский университет от европейских. Во-первых, преподавание велось не только на латыни, но и на русском языке. По словам ученика Ломоносова, будущего профессора Н.Н. Поповского, «нет такой мысли, кою бы по-российски изъяснить было невозможно». Во-вторых, в нем не было богословского факультета, но не потому, что университету придавался исключительно «светский» характер ради «победы научного разума над мракобесием», а потому, что в Москве уже сложилась сильная богословская школа – Славяно-греко-латинская академия, и в университетском богословском факультете просто не было смысла. Это и оговаривалось в проекте Московского университета 1755 года: «Хотя во всяком университете, кроме философских наук и юриспруденции, должно такожде предлагаемы быть богословские знания, однако попечение о богословии справедливо оставляется Святейшему Синоду». Это не значило, что богословие в университете не преподавалось. На первых порах закон Божий был обязателен для всех студентов, а потом появились и общеуниверситетские богословские кафедры.

Шувалов несколько изменил проект в сторону усиления дворянского статуса: гимназия разделилась на два отделения – для дворян и разночинцев, крепостных принимать запрещалось. Однако рожденные крепостными могли стать студентами, несмотря на «подлое» происхождение, в случае если помещик даст им вольную и направит увольнительное письмо в университет. Более того, университет в этом случае следил, чтобы барин не передумал и не забрал обратно в крепость своего вольноотпущенного после получения им высшего образования; но если такой студент будет замечен в неблаговидных поступках, его возвращали барину. Таким образом, если университет и не имел права присваивать своим выпускникам личное дворянство, то благополучно прошедший курс наук крепостной навсегда оставался свободным человеком. Кроме того, в нем могли учиться все податные сословия: черносошные крестьяне, посадские люди, ремесленники, и по доступности образования он стал феноменальным для своего времени учреждением.

19 июля 1754 года Сенат одобрил проект Московского университета и направил на подпись Елизавете Петровне. Историк А. Андреев в статье «Деятель русского просвещения» считает, что Елизавета сразу подписала его, и затяжка с открытием объясняется лишь тем, что для университета еще не было готово здание. С его выбором тоже были связаны просветительские дискуссии.

Университет создавался в знак преемственности деяниям Петра Великого и «для общей Отечеству славы», чтобы «возрастало в нашей пространной империи всякое полезное знание». Первопрестольная была выбрана для него не случайно: учитывалось ее удобное географическое положение в центре России, большое количество проживавших в ней потенциальных студентов из дворян и разночинцев и великая роль Москвы в истории русского государства. К тому же в Петербурге, хоть и формально, но имелся академический университет. Андреев считает одной из причин создания Московского университета борьбу Ломоносова с правлением Академии наук, в чем ему неоднократно помогал Шувалов. Это могло способствовать появлению у мецената желания основать в Москве самостоятельный университет под своим покровительством.

Для университета искали подходящее пристанище на первое время, пока не будет построено его собственное здание. Однако и тогда в выборе его места выявились две концепции: одна в духе идей философии Просвещения, другая – «государственная», традиционная для России. Они важны тем, что определяли будущую модель отечественного университетского образования.

В философии Просвещения образование рассматривалось как полноценное идеальное воспитание свободного человека вне окружающей тлетворной и развращенной традиционной общественной среды, с ее грубыми нравами, пороками и соблазнами, воспитание, задействующее только естественный внутренний потенциал воспитуемого (вспомним Воспитательный дом на Москворецкой набережной, где из незаконнорожденных младенцев намеревались воспитать третье сословие свободных граждан путем их изначальной изоляции от общества – он и строился как неприступная крепость).

Отсюда явилась идея полной изоляции студентов путем создания замкнутых условий для их образования, в первую очередь территориальных – то есть основать университет на окраине города в стиле европейского университетского городка.

В «государственной» идее университет представлялся как центр русского образования и культуры, осененный волей монархини, а потому как государственный символ должен находиться в центре города.

В свете эти двух концепций рассматривались два соответствующих варианта расположения университета: либо на окраине, близ Красных ворот (по мнению Андреева, в елизаветинском Запасном дворце), либо в центре, поближе к Кремлю. Победила «русская» идея. Шувалов выбрал здание Главной аптеки на Красной площади, стоявшее на месте Исторического музея, близ Никольской улицы, что символизировало преемственность университета предшествовавшим в России просветительским начинаниям и что придало бы ему уважение русского общества. Здание удивительно ассоциировалось с двумя тенденциями в истории отечественного просвещения.

По мнению Андреева, расположение близ Никольской улицы связывало университет не с европейским, а с русским просвещением, продолжая его великую историю от государева Печатного двора, и со Славяно-греко-латинской академией как первой высшей школой России. В то же время историк И. Кулакова в замечательном исследовании «У истоков высшей школы» указывает на подобность Московского университета как одного из высших последствий петровской реформы аптеке, с которой начались преобразования Петра I, как просветительского учреждения нового типа: первые аптеки петровского времени представляли собой своеобразные научные центры, где были лаборатории, где применялись познания в химии, ботанике и прочем. (Действительно, связь истории университета с аптеками почти мистическая.) Здание Главной аптеки было одним из лучших в Москве. Построенное в конце XVII века для Земского приказа, где, кстати, открылась первая петровская аустерия, оно, увенчанное красивой высокой башней, напоминало башню Сухареву. Отмечено, что даже архитектурная идея первого университетского пристанища – здание, увенчанное круглой башней со шпилем, – через много лет поразительно воплотилась в Главном здании МГУ на Воробьевых горах.

Подходящими оказались и интерьеры. В здании имелось около 20 «палат», где могли разместиться библиотека, лаборатории, кабинеты, аудитории и прочие университетские подразделения, включая даже общежитие для казеннокоштных студентов. Архитектор Д.В. Ухтомский получил предписание спешно провести необходимые перестройки и устроить «с приличным украшением университетскую залу».

Указ императрицы о передаче Московскому университету здания аптеки у «Курятных ворот» (как часто назывались Воскресенские ворота Китай-города, расположенные близ курятных торговых лавок в Охотном ряду), вышел 8 августа 1754 года. Это и дало повод считать, что указ об основании Московского университета ко времени его открытия уже давно был подписан Елизаветой, но открытие из-за трудностей с перестройкой сложного здания затянулось. Оттого императрица подписала новый указ 12 января 1755 года, в праздник святой мученицы Татианы и в день именин матери своего фаворита Шувалова, желая сделать ему любезный подарок. А он, в свою очередь, сделал любезность императрице, приурочив открытие университета ко дню годовщины ее коронации.

Vivat academia, vivant professores!

Cтарое здание Московского университета на Моховой. Начало XX в.
Cтарое здание Московского университета на Моховой. Начало XX в.

26 апреля 1755 года состоялось открытие Московского университета. Молебен по случаю торжества служили в соседнем Казанском соборе. Именно под его сводами совершился первый в истории Московского университета молебен о здравии государыни и об «учащих и учащихся», поскольку собственной домовой церкви у университета еще не было.

Его главной привилегией стало личное покровительство императрицы, отчего его на первых порах называли «елизаветинским». Это тоже развивало государственную идею Московского университета. Что касается личной роли императрицы Елизаветы в его судьбе, то, по мнению Андреева, она дала высочайшую санкцию на его существование и развитие. В России университет всецело нуждался в государственной поддержке, особенно на первых порах, когда в обществе еще не сложилось доверие к образованию и науке, а университетская корпорация только зарождалась. Создатели сумели превратить Московский университет не в изолированное элитарное заведение, а в общественное учреждение с высокой миссией науки и культуры.

Он сразу принес с собой много общеполезных новшеств для всей Москвы, чем завоевал себе с первых лет невероятную популярность, сформировавшую его особенный статус в глазах общества.

В 1756 году открылась университетская библиотека, которая стала первой публичной библиотекой Москвы: по средам и субботам она была открыта для всех желающих. Затем последовала типография, расположившаяся во втором ярусе Воскресенских ворот, деятельность которой выходила далеко за пределы внутренних университетских потребностей. Здесь выпускали самую популярную литературу под грифом «Печатано при Московском университете».

В 1756 году в университете был устроен студенческий театр, «на пользу и удовольствие юных питомцев», ставший первым публичным театром Москвы. В эпоху Просвещения театр, как и науки, считался облагораживающим сознание человека. Спектакли первоначально давали в университетском здании, а затем заключили соглашение с антрепризой итальянца Дж. Локателли у Красных ворот. Шувалов собирался построить для театра собственное здание, но со смертью императрицы и банкротством Локателли отказался от этого плана. Зато при Московском университете были открыты художественные классы, ставшие подготовительным отделением Академии художеств, которая была открыта в Петербурге в 1757 году под президентством Шувалова – с тем же патриотичным замыслом воспитывать отечественные таланты. Несколько учеников классов были отправлены для обучения в Академии художеств, в их числе – будущий архитектор Василий Баженов.

На ранней стадии истории университета в нем еще не было преподавания богословия как самостоятельного курса. Студенты были обязаны посещать храм, читать молитвы и Священное Писание, твердо знать катехизис. Образование было направлено на формирование у студента мировоззрения, когда религия определяет научный подход. Эту задачу приняла на себя философия. «Бог – вот главная и первая истина, составляющая душу всех истин», – говорил на лекциях профессор Иоганн Маттиас Шаден. Науку называли «глазами Божественного Провидения» и «зерцалом Божественного Промысла».

Университет нуждался в собственной домовой церкви не только ради статуса, но именно ради преподавания духовных дисциплин. «Для исполнения христианской должности учащимся нужно университету иметь свою приходскую церковь, чтобы настоятель имел все законы и способности к наставлению в законе обучающегося юношества», – позднее писал директор Московского университета П.И. Фонвизин архиепископу Платону (Левшину). Здание университета не давало возможности обустроить домовый университетский храм, и таковыми временно могли стать лишь окрестные приходские церкви.

В 1757 году директор университета И.И. Мелиссино просил Святейший Синод передать университету ближайший храм Параскевы Пятницы в Охотном ряду (на месте нынешнего здания Госдумы), бывший домовый храм князя Василия Голицына, что стоял на дворе княгини Анны Грузинской. Еще деду ее супруга Петр I пожаловал эту церковь вместе с владением, конфискованным у Василия Голицына, и потому она отказалась пожертвовать фамильным наследством. Вторая предложенная церковь – Дионисия на Большой Никитской, построенная еще Алевизом Фрязиным, – вовсе грозила обрушением.

Тесное и ветхое здание бывшей аптеки, не приспособленное для полноценных занятий, тоже не удовлетворяло потребностям университета. Меценат Прокопий Демидов презрительно называл его «университетом на Курячьих лапках», предлагая крупное пожертвование на новое здание. А в 1757 году в здании треснула стена, и обучение стало опасным. Уже в конце 1750-х годов для университетских нужд купили усадьбу князя Репнина на Моховой. Место понравилось, и явилась мысль о переводе сюда всего университета.

Однако в 1775 году профессора просили Сенат предоставить университету место вне города, но поблизости от него и предложили Воробьевы горы. Просветительская идея дошла до своего апогея: здесь было бы достигнуто сочетание естественной и цивилизованной среды. С одной стороны, обеспечивалось гармоничное единство человека с природой, у которой он черпает духовные и физические силы, а с другой – близость города напоминала бы об обязанностях гражданина, которые предстоит исполнять после обучения. Тогда эта идея не имела успеха. Университетский городок явно тяготел к Моховой. Оттого и Благородный пансион, открытый в 1779 году для дворянских детей из провинции, в котором их готовили к поступлению в университет, разместился поблизости – для него купили дом на Тверской, стоявший на месте Центрального телеграфа. Университетский пансион считается прообразом Царскосельского лицея. Среди его питомцев были А.С. Грибоедов, А.П. Ермолов, М.Е. Салтыков-Щедрин и многие декабристы, что и вызвало гнев Николая I: он был закрыт и преобразован в Дворянский институт, а в 1839 году переведен в дом Пашкова на Моховой, тоже оказавшийся причастным к истории Московского университета.

В том же 1779 году Шувалов доложил Екатерине II, что университет «перерос» свое здание. Та пожаловала деньги на покупку соседней усадьбы князей Барятинских на Моховой. На следующий год впервые праздновали 25-летний юбилей Московского университета, а дату празднования приурочили ко дню рождения просвещенной императрицы и великого князя Константина Павловича. Московский университет уже доказал свою нужность русскому обществу, и торжество почтил присутствием генерал-губернатор Москвы князь В.М. Долгорукий-Крымский.

В августе 1786 года началось строительство главного здания университета на Моховой.

Дом на Моховой

Возводить его императрица назначила архитектора Матвея Казакова, выдающегося мастера московского классицизма. Выбор вполне понятен. Московский университет возводился как парадное общественное здание, которое надлежало органично вписать в городскую застройку центра Москвы и которое в то же время составляло бы самостоятельный архитектурный ансамбль, играющий важную роль в градостроительном развитии. Участок на Моховой, не имевший плотной застройки и с ветхими усадьбами, давал свои преимущества для такого строительства. Тем более что в 1775 году там проектировалась большая площадь (ныне Манежная), которая сделала бы университетский ансамбль доминирующим и связала бы его с Кремлем. Отсюда величавая, торжественная парадность Московского университета. Архитектор возводил великолепное здание в стиле и в идеях классицизма, будучи свободным в своих творческих решениях, но придерживаясь главной задачи: воплотить в нем представления просвещенной монархии о воспитании подданных путем создания «премудрых учреждений», а во-вторых, произвести благоговейное впечатление от университета как на москвичей, так и на его студентов, дабы они никогда не забывали о своем высоком предназначении и патриотическом долге.

Это дало повод ученым рассматривать творение Казакова как «здание державной мифологии». Оно напоминало не столько роскошный дворец, сколько храм Минервы, символизирующий святилище науки, созидаемое в этих стенах. Отмечена схожесть традиционного казаковского купола-ротонды над актовым залом с римским Пантеоном. Ту же идею развивали и интерьеры, особенно главный актовый зал, ставший архитектурным центром университетского здания и считающийся шедевром русского классицизма. Переступавшие его порог оказывались в храме науки, на алтарь которого ученые-подвижники возлагали свои труды во благо Отечества. По мнению И. Кулаковой, в этом выражался новый для России философский подход к знанию, отражавший «взгляд на науку как на святое, не только благородное, но и богоугодное дело». Оттого в актовом зале никогда не устраивали спектаклей и маскарадов, а проводили только главные университетские торжества: награждения, зачисления студентов и официальное празднование Татьяниного дня.

В торцах крыльев здания Казаков устроил круглые залы, перекликавшиеся с актовым, а непосредственно к нему с двух сторон примыкали парадные помещения, где разместились университетская библиотека и музей натуральной истории – первый музей в Москве. В главном среднем этаже – бельэтаже – располагались аудитории. В этом же здании находились гимназия, комнаты казеннокоштных учеников, профессорские квартиры, в цоколе – хозяйственные и служебные помещения. В правом крыле здания (ближе к Тверской) была устроена домовая церковь во имя святой Татианы «в незабвенное воспоминание достойночтимого дня, в который учрежден проект об университете». Расписывал ее Антонио Клауди, а на аналое лежал образ Христа, написанный Тицианом. Екатерина II прислала к Пасхе полную ризницу. Этим даром «государыня как бы христосовалась с университетом», – писал старинный университетский историк.

5 апреля 1791 года митрополит Платон (Левшин) освятил университетскую церковь и в проповеди молвил: «Училище наук и училище Христово стали быть соединены: мудрость мирская, внесенная во святилище Господне, становится освященною; одно другому спомоществует, но притом одно другим утверждается».

Образовательный уровень университетских пастырей традиционно был очень высок. Первым настоятелем стал иеромонах Виктор, выпускник Киевской духовной академии. Известным довоенным настоятелем был и протоиерей Феодор Малиновский, некогда провожавший в последний путь Льва Александровича Пушкина, деда поэта, духовник графа Н.П. Шереметева и отец историка Москвы.

Торжественное открытие дома на Моховой состоялось в августе 1793 года. Вскоре кончилось славное царствование Екатерины Великой, но благоприятные времена для университета сложились и в правление Александра I. Он сразу же обещал Московскому университету свою поддержку, по поводу чего в домовом храме состоялся молебен о здравии государя, кстати, удостоившего университет посещением. Накануне очередного юбилея в 1804 году был принят первый университетский устав, согласно которому на отделении нравственных и политических наук впервые вводился курс богословия, церковного права, толкования Священного Писания и церковной истории. Это доказывает тот факт, что преподавание богословия в Московском университете начиналось по насущным потребностям высшего образования, а не в силу «контрреволюционных» правительственных мер – тогда еще Россия не испытала никаких потрясений.

На праздновании 50-летия университета была устроена необычная, но символичная иллюминация. Зрители увидели полотно Н.Н. Тончи, изображавшее императрицу Елизавету Петровну, которой Александр I подавал масличную ветвь – знак мира, а богиня мудрости Минерва указывала на императорский вензель, напоминая о просветительском долге монарха.

Великолепное здание простояло недолго. Когда началась Отечественная война, многие студенты и профессора ушли в ополчение и в полковые госпитали, что вызвало личную благодарность М.И. Кутузова. Настоятель университетского храма отец Иона отслужил первый в Москве благодарственный молебен, после того как армия Наполеона покинула город. Молебен был отслужен в Страстном монастыре, потому что от университетского здания с домовым храмом осталась выгоревшая коробка. В огне погибли архив, библиотека, музей, коллекции. Не все даже были уверены в том, что святилище науки сохранится. «Судьба университета очень жалка, и Бог знает, что из него выйдет», – записал современник.

Только в 1817 году Александр I приказал восстановить здание Московского университета, и лишь за счет финансовой помощи императора удалось вернуть университет к жизни всего за два года. Архитектор Д. Жилярди несколько изменил творение Казакова, сохранив его основные принципы и внутреннюю планировку, но оформил внешнее убранство в стиле ампир, в котором тогда отстраивалась послепожарная Москва. Центральный фасад стал более монументальным, торжественным, с мощным портиком из дорических колон, с лепниной, фризом. Уже в июле 1819 года состоялось торжественное открытие восстановленного университета.

События во Франции, Отечественная война и победа изменили отношение к религии и просвещению. В углубленном преподавании христианского вероучения отныне видели высокий смысл воспитания человека, гражданина и патриота, а также и защиту от политических потрясений. Лучше всех об этом выразился Жозеф де Местр: «Повсюду, где просвещение перестало быть религиозным, больше нет национального просвещения». Уже в 1819 году в Московском университете открылась кафедра христианского учения и богопознаниядля преподавания курса богословия, церковной истории и церковного законоведения. Посещение ее лекций и сдача испытаний было обязательным для всех студентов, независимо от факультетов.

В 1824 году профессором богословия был назначен священник Петр Терновский, бывший законоучитель в университетском Благородном пансионе и бакалавр Московской духовной академии. В 1832 году он стал и настоятелем Татианинской церкви после смерти предшественника. Так создалось положение, которое сохранилось до революции: настоятель домового университетского храма одновременно занимал должность профессора богословия.

А вот домовая церковь после войны восстановлена не была. Под нее временно передали соседний храм Георгия Победоносца на Красной Горке, где на втором этаже был освящен придел святой Татианы. Пожилые профессора с трудом преодолевали крутую лестницу, а в Татьянин день почти невозможно было служить в неотапливаемом храме.

И самому университету давно стало тесно в своем здании. Еще до Отечественной войны министр просвещения граф П.В. Завадовский просил Александра I предоставить для университета бывший Екатерининский дворец в Лефортово. Но А.А. Аракчеев убедил императора разместить во дворце Московский кадетский корпус. Решение это оказалось на редкость удачным, и отчасти благодаря всесильному временщику позднее на Моховой сложился великолепный университетский ансамбль.

Главное здание на Моховой положило начало формированию университетского квартала как научного городка. Университетское пространство хоть и складывалось в центре города, отчасти воплотило утопические идеи Просвещения об изоляции от порочной окружающей среды. Этим он несколько напоминает Воспитательный дом. Университет был как бы самодостаточной обособленной патриархальной усадьбой со своими хозяйственными службами, жилищами, кладовыми и даже с собственной прислугой. Его территория была окружена оградой со сторожами. Внутри царили довольно строгие правила, в чем видят преемственность петровским военным порядкам, установленным в учебных заведениях: твердый режим дня, рапорты, занятия строевой подготовкой. Студенты должны были проявлять прилежность к занятиям, благородство, благочестие, им запрещались игра в карты, пьянство и шумные компании. Честь университета ставилась превыше всего, и благим результатом было воспитание того особенного университетского патриотизма, которым Московский университет славится всю свою историю. По словам историка С.П. Шевырева, питомцы привязывались к нему «узами любви, похожей на любовь к родине». Университетские традиции, создававшие университетскую корпорацию, приучали воспитанников относиться друг к другу как к равным вне сословных принципов, и это равенство слагалось из духа университетского товарищества. Например, шпагу при университетском мундире носили все студенты: и дворяне, и разночинцы, и крестьяне. Так утверждалась идея благородства, приобретенного знаниями, а не происхождением, дабы, согласно мысли Ломоносова, «снабдить благородством неблагородных и тем отворить вход к благополучию дарованиям природным». В этом плане Московский университет стал поистине революционным учреждением, одним из первых превзойдя сословные нравы и порядки в русском обществе. А на ранних этапах через ту же шпагу и мундир в дворянские умы внедрялась мысль о ценности образования – ради привлечения в «премудрое учреждение».

С другой стороны, университетская жизнь протекала в центре города и была с ним сильно связана как в территориальном, так и в культурном пространстве. Праздники, игры, забавы, маскарады были не чужды и студентам на отдыхе, а москвичи все больше приобщались к публичным лекциям, ученым диспутам, торжествам. Новая страница истории Московского университета, начавшаяся в 1830-х годах, была ознаменована новым зданием.

Богословская аудитория

Загрузить увеличенное изображение. 450 x 307 px. Размер файла 35512 b.
 Старое здание МГУ. Вид с Манежной площади. 2003 г.
Старое здание МГУ. Вид с Манежной площади. 2003 г.

В 1832 году Николай I купил для университета соседнюю усадьбу Пашковых на Моховой, между Воздвиженкой и Большой Никитской улицами, где когда-то стоял Опричный дворец Ивана Грозного. Его двор, говорят, был засыпан белым песком, чтобы этим фоном подчеркивать черные одежды опричников и чтобы лучше впитывалась реками текшая кровь. Как считают ученые, главное здание дворца частично сохранилось и находится в глубине – между Аудиторным корпусом и Научной библиотекой МГУ.

В первой половине XVII века этот участок переходил из рук в руки именитых владельцев – князя Черкасского, адмирала Апраксина, князя Долгорукова. После ссылки последнего усадьбу конфисковали и в 1737 году передали Медицинской коллегии. Во дворе усадьбы устроили аптекарские огороды, а ее правый (от входа) флигель заняла квартира аптекаря.

В конце того же столетия поблизости, на Ваганьковском холме, появился знаменитый замок П.Е. Пашкова, построенный В.И. Баженовым. В конце жизни Пашков передал дворец своему кузену, Александру Ильичу Пашкову, вместе с огромным долгом казне по откупным делам. Новый хозяин, не задумываясь, решил построить по соседству, на Моховой, для своей жены Дарьи, дочери богатейшего уральского промышленника, вторую усадьбу – для балов и театральных представлений. Выбор пал на владение Главной аптеки. По легенде, ее строил тот же Баженов в 1793 году, использовав старое здание. Так на Моховой появился еще один дворец с бельведером и бывшим аптекарским флигелем, украшенным изящной полуротондой.

И все же денег у хозяев на два огромных дома не хватило. В 1806 году Пашков передал флигель в аренду, и здесь открылся Московский Императорский театр, который стал колыбелью для Большого и Малого театров. На этой сцене состоялся московский дебют М.С. Щепкина, а в 1824 году театр переехал отсюда в построенные для него здания Большого и Малого театров на Театральной площади. К университету тогда ни пашковский дворец, ни театральный флигель отношения не имели.

Когда же усадьба была куплена для университета, архитектор Е.Д. Тюрин перестроил ее под Аудиторный корпус, а бывший театральный флигель – в домовую церковь. Мастерство архитектора послужило и славе Московского университета (Тюрин, кстати, трудился безвозмездно, считая за честь работать для него), и украшению Москвы. Один из предшествующих проектов предлагал построить на месте пашковской усадьбы корпус, симметричный казаковскому зданию, и соединить их аркой с галереей-переходом, сооруженной над Большой Никитской улицей. Вышло бы нечто монстроподобное. Тюрин предложил иной вариант университетского ансамбля, стилистически объединив оба здания по сторонам Большой Никитской, архитектурно согласованный и с парадным зданием Манежа. Символическим центром, объединяющим Старый и Новый университет, разделенные Большой Никитской, стала домовая церковь.

По проекту Тюрина в едином замысле был создан и интерьер храма от алтаря до аналоев, что придало ему историческую и художественную ценность. Трехъярусный иконостас завершался Распятием, а по сторонам находились скульптуры двух коленопреклоненных ангелов работы мастера И.П. Витали: справа – ангел Радости, слева – ангел Скорби. В сентябре 1837 года митрополит Филарет (Дроздов) освятил церковь. И на фронтоне храма, украшенном изящной колоннадой, была помещена надпись – цитата из проповеди святителя: «Приступите к Нему и просветитеся». Только в 1913 году ее заменили новой: «Свет Христов просвещает всех».

Пока строилось здание церкви, в университете произошли решительные перемены: в 1835 году был принят новый устав, согласно которому вводилась самостоятельная и общая для всех студентов кафедра богословия. Богословие входило и в число обязательных дисциплин на выпускных экзаменах кандидатов и действительных студентов (то есть окончивших полный курс) православного вероисповедания и для соискателей ученой степени. Эти новшества во многом были связаны с восстанием декабристов и с распространявшимися среди молодежи атеистическими веяниями. Администрация университета должна была следить, чтобы «дух вольнодумства ни открыто, ни скрыто не мог ослаблять учение Православной Церкви в преподавании наук философских, исторических или литературных». Однако тенденция была очевидной: преподавание богословия и церковной истории расширялось не только в силу «реакционных мер», а потому, что богословие занимало свои действительные позиции в сфере высшего образования. Сами университетские священники настаивали, чтобы преподавание богословия в Московском университете не имело «охранительной» роли, не преследовало бы цели политической «благонамеренности», а было бы посвящено своему прямому назначению. Этому была посвящена праздничная проповедь святителя Филарета, митрополита Московского, на богослужении в честь 100-летия Московского университета. Юбилей чествовали торжественно, с архиерейским служением в домовом храме. Святитель, назвав университет «царской обителью знаний», определил христианство как основу для научного познания: «Не попусти себе тупым взором видеть в бытиях человечества только нестройную игру случаев и борьбу страстей или слепую судьбу, изощри свое око и примечай следы провидения Божия… Не скажет ли мне кто-нибудь: это истина Божия, предоставляем ее богословам; нам предлежит подвиг о истине естественной, полезной для человека и для общества человеческого… Для чего хотят рассекать истину? Неужели думают, что истина Божия и Христова есть нечто постороннее для истины естественной, полезной человеку и обществу человеческому, и что последняя так же может жить без первой, как и в соединении с нею?.. Исторгните солнце из мира – что будет с миром?»

Праздник был щедр на казусы. Оказалось, что здание университета не в состоянии вместить всех приехавших на юбилей. Актовый зал, примыкающие библиотека, музей и все центральные помещения были забиты официальными делегациями. И.С. Тургенев жался где-то в дверях. Т.Н. Грановский утешал расстроенных студентов, что первые места будут все равно заняты «бригадными генералами», намекая на официальный характер торжества. Все запомнили богатырскую фигуру А.П. Ермолова, с трудом протиснувшегося в кресло и сказавшего в шутку попечителю: «На второе столетие университета я не приеду». Казусом оказалась и юбилейная медаль, отчеканенная по заказу университета. На ней была изображена императрица Елизавета, которой Ломоносов и Шувалов подносят устав. Однако вместо Ивана Шувалова по ошибке запечатлели его двоюродного брата, военного министра Петра Шувалова, и медаль сразу стала раритетом.

Вскоре после юбилея настоятелем университетского храма назначили молодого образованного священника Николая Сергиевского, прежде служившего в Петропавловской церкви на Новой Басманной. Он, кстати, провожал в последний путь на погост Донского монастыря «басманного философа» П.Я. Чаадаева, скончавшегося в его приходе. Новый настоятель произвел настоящую революцию в университетском преподавании богословия, покоряя аудиторию не строгостью, а искренностью, умом и творческим осмыслением христианства. Для богословия сложились не самые благоприятные времена. Молодежь увлекалась «нигилизмом», материалистическими учениями, демонстративно отворачиваясь от «казенного» Православия. Протоиерей Николай положил начало традиции читать публичные лекции по богословию, как когда-то Грановский читал публичные лекции по истории Европы. Всеобщий интерес вызывали такие курсы, как «Об основных истинах христианства» и «О библейской истории и творении мира». Это была проповедь союза религии и науки, призванная как разбираться в основах христианства и церковной догматики, так и применять эти познания в научных исследованиях. Московский университет смог внести свой вклад и в эту область. Даже самая большая популярная аудитория получила название Богословской.

Последняя дореволюционная перестройка университетских зданий осуществилась на рубеже XIX–XX столетий под руководством архитектора К.М. Быковского. Он существенно перестроил Аудиторный корпус, оформил новый фасад, возвел купол стеклянной крыши и расширил здание за счет пристроек со двора. Так появилась новая, самая большая в университетских зданиях на Моховой аудитория, которую до революции называли Богословской, ибо в ней читали лекции университетские священники. В советское время ее переименовали в Большую коммунистическую, а в наше время она называется Академической. В ней студенты слушали и знаменитый курс историка В.О. Ключевского. В 1904 году рядом с Аудиторным корпусом Быковский построил здание университетской Научной библиотеки – по образу легендарной библиотеки Британского музея, с угловой ротондой, которая была мастерски вписана в университетский ансамбль и вторила ротонде домового храма. Сразу за зданием Татианинской церкви на Большой Никитской Быковский построил Новый аудиторный корпус, а на противоположной стороне улицы – Зоологический музей.

Можно считать эти новшества подарком к очередному, 150-летнему, юбилею университета, но он был сильно смазан, точнее, запрещен из-за тревожной политической обстановки кануна первой русской революции. Отчасти и бурное строительство, развернувшееся в университете, помешало проведению юбилейных торжеств, но университету было отказано в проведении празднования и после окончания работ. Ректору ничего не оставалось, как запретить юбилей под предлогом разразившейся русско-японской войны.

Незадолго до Октябрьской революции архитектор Р.И. Клейн построил рядом с главным зданием стилизованный под классицизм корпус Минералогического института, а в 1918 году – Геологический институт в стиле неоампир, на месте снесенного здания старой университетской аптеки. Так дореволюционная история Московского университета завершила свой круг.

Наука – трудящимся

В ноябре 1917 года университет серьезно пострадал, ибо находился в самом пекле боев – между Кремлем и Никитскими воротами. Алтарь домового храма пробили множество пуль. В январе 1918 года здесь в последний раз служили «грустную Татьяну». После выхода в августе того же года постановления Наркомпроса о ликвидации домовых церквей при учебных заведениях прихожане подали прошение об обращении университетского храма из домового в приходской, поддержанное патриархом Тихоном. Потом попытались отстоять его хотя бы как музей, поскольку постановлением Всероссийской коллегии по делам музеев и охраны памятников церковь была признана имеющей исторический и художественный интерес. Однако июльской ночью 1919 года храм был закрыт, надпись на фронтоне заменили новой: «Наука – трудящимся». В его помещении устроили читальный зал, затем клуб, а в 1958 году – студенческий театр со сценой в алтаре. Тюринский интерьер был полностью уничтожен.

Для довоенного университета были характерны два процесса. С одной стороны, ради увеличения числа специалистов-практиков из его состава выводили многие факультеты, и на их базе создавались самостоятельные вузы, которые готовили узкопрофилированные кадры. Некоторые из них потом вернулись в университетское лоно. Например, если Медицинская академия им. И.М. Сеченова, преобразованная из медицинского факультета, так и осталась самостоятельным учреждением, то Московский институт философии, литературы и истории, созданный на основе гуманитарных факультетов, вновь слился с Московским университетом, а в 1934 году был основан самостоятельный исторический факультет, занявший усадьбу графа В.Г. Орлова на Большой Никитской, 5, которую построил тот же Казаков для брата екатерининского фаворита и где у него хранился личный телескоп Ломоносова.

С другой стороны, количество факультетов и студентов увеличивалось. Оттого после войны на Воробьевых (Ленинских) горах возводится огромный университетский комплекс со знаменитым Главным зданием. Его история достойна отдельной монографии, а пока коснемся только общих черт.

Университетское здание было одной из восьми сталинских «высоток», предусмотренных еще Генеральным планом социалистической реконструкции Москвы 1935 года, но построенных после Победы в честь 800-летия столицы. Вcе они была заложены в день праздника 7 сентября 1947 года (восьмая высотка, заложенная в Зарядье, не была выстроена: на ее месте потом возвели гостиницу «Россия»). Высотка на Воробьевых горах была самой высокой из остальных, но первоначально планировалась как обычный жилой дом. Все они возводились в архитектурном и градостроительном согласии с Дворцом Советов. Его архитектор Борис Иофан первоначально проектировал и будущую университетскую высотку. Есть мнение, что он даже использовал для этого один из своих конкурсных проектов Дворца Советов, но намеревался построить здание ближе к Москве-реке. Ему указали на опасность оползня, но он настаивал, пока не был отстранен. Его преемник архитектор Лев Руднев, создавший это замечательное здание в окончательном виде, мудро не стал спорить и отнес высотку подальше, вглубь участка. Кстати, под Главное здание были вырублены знаменитые вишневые сады Воробьевых гор, которые, по легенде, дали им название. Будто бы клевать эти сочные вишни тучами слетались воробьи. А Ленинскими горы стали в 1924 году: Л.Б. Красин предложил так почтить память скончавшегося вождя. По замыслу архитектора, «образ Московского государственного университета должен был вызывать радость жизни и чувство бодрости». Как архитектурное сооружение, он мастерски вписан в природный ландшафт Воробьевых гор, представая в некоем слитном неразрывном единстве с ними – словно далекий отголосок идей Просвещения.

Ю.А. Жданов, сын известного партийного руководителя, оставил интереснейшие воспоминания о начале строительства университета на Воробьевых горах. По его словам, осенью 1947 года на отдыхе в Сочи Сталин завел с ним разговор о недостатках советского университетского образования. Если первое время после революции университеты оставались основной «кузницей кадров», то затем по ним был нанесен удар новым хозяйственным подходом, когда потребовались не ученые теоретики, а умелые практики, когда кадры готовили техникумы и отраслевые институты, но их образование было значительно сужено. Отсюда вывод – надо улучшать существующие университеты, чтобы преподавать теоретические знания ради широкого кругозора, необходимого и для практической работы специалистов. То есть фактически восстановить полноценное университетское образование. По свидетельству Жданова, у Сталина тогда появилась идея разделить Московский университет на два университета: в одном сосредоточить естественные науки, в другом – общественные. Для общественных факультетов оставить здания на Моховой, а для естественных выстроить новый комплекс на Воробьевых горах, в десять этажей, при этом восемь этажей оборудовать по всем требованиям современной науки.

Потом специалисты предлагали понизить этажность до четырех этажей в связи с перегруженностью лифтов. Однако Сталин на заседании Политбюро предложил отдать для Московского университета высотку на Воробьевых горах и выстроить его в 20 этажей (потом этажность была еще увеличена).

В 1948 году правительство СССР приняло решение о прекращении всех работ по строительству здания Дворца Советов на месте взорванного храма Христа Спасителя и переориентации Управления строительством Дворца Советов, которым заведовал Л.П. Берия, на сооружение Московского государственного университета на Воробьевых (Ленинских) горах.

Кстати, с 1940 года, по предложению академика Н.Д. Зелинского, Московский университет стал носить имя М.В. Ломоносова. Когда в 1949 году отмечали 70-летие Сталина, явилась идея присвоить его имя МГУ, и по легенде, Сталин ответил, что главный университет страны может носить лишь одно имя – Ломоносова.

Существует и другая легенда, будто в подвалах Главного здания и по сей день замурована бронзовая статуя вождя, которая должна была увенчать башню вместо шпиля. По другой версии, это была статуя Ломоносова, которая на большой высоте здания имела бы нелепый вид, и здание увенчал шпиль с пятиконечной звездой, а перед одним фасадом поставили обыкновенный памятник Ломоносову.

Редко какое другое здание в Москве может потягаться с «ГЗ», как его называют в просторечии, по количеству легенд. Еще одна гласит, что именно Сталин предложил разбить знаменитые яблоневые аллеи. Множество легенд сложилось о самом строительстве высотки, например об «университетском Икаре» – заключенном, который совершил побег, улетев на фанере с огромной высоты в сторону Раменского. Искали его будто бы, да так и не нашли. Впрочем, участие заключенных на столь сложном объекте иногда вызывает сомнение у исследователей. Есть мнение, что высотное здание было делом рук сугубо военнопленных немцев. Достоверно, что в кабинете ректора находятся подлинные мраморные колонны из иконостаса храма Христа Спасителя, но и по этому поводу существуют два противоречивых свидетельства. Согласно первому, академик А.А. Богданов обнаружил на территории Донского монастыря эти бесхозно валявшиеся колонны и привез их в кабинет ректора. По другой версии, такое распоряжение отдал лично Берия, причем колонны были взяты не с архитектурного кладбища Донского монастыря, а со склада НКВД. Когда храм Христа Спасителя восстанавливали, решили оставить подлинники в Главном здании МГУ. Еще интересный факт: при его строительстве каким-то чудом уцелела старинная Троицкая церковь близ смотровой площадки (тоже устроенной в честь 800-летия Москвы). 1 сентября 1812 года в ней молился М.И. Кутузов перед тем, как отправиться на военный совет в Филях.

В начале 1990-х годов, когда шла тяжба со студенческим театром, не желавшим оставлять историческое здание домовой церкви на Моховой (после того как ученый совет принял решение возобновить в нем университетский храм), эту церквушку, в которой едва бы поместился ректорат, весьма цинично предлагали передать университету под домовый храм.

Главное здание МГУ
Главное здание МГУ

Занятия в Главном здании начались 1 сентября 1953 года. Дворцы на Моховой отдали новым университетским факультетам. В Аудиторном корпусе, пострадавшем от падения немецкой бомбы, разместился факультет журналистики. Главное здание передали Институту стран Азии и Африки.

Современная реставрация университетских зданий тоже оказалась связана с его юбилеем –­ 250-летним. Фактически она началась в 1995 году с воссоздания университетской церкви. Проведенные исследования открыли сохранность подлинных деревянных конструкций потолков, фрагменты живописи середины XIX века, элементы лепнины и декора начала XX столетия. Оттого решили реставрировать с максимальной возможностью первоначальный облик храма, созданного Тюриным, с сохранением всех подлинных конструкций и с частичным использованием элементов более позднего времени. Отличие в том, что на первом этаже освящен новый придел во имя святителя Филарета, митрополита Московского, в память о его роли в истории Московского университета.

Затем началась реставрация университетского комплекса, которая не проводилась со времен Жилярди. Старое здание находилось в ужасающем состоянии. Требовалась капитальная научная реставрация под контролем и с участием специалистов Москомнаследия, поскольку восстановление исторического здание такого уровня накладывало особую ответственность. За основу реставрации был принят исторический облик здания: за счет того, что единственная существенная его перестройка была выполнена только Жилярди. В ходе работ открылись фрагменты казаковского фасада со следами пожара 1812 года, первоначальные полы и портал из искусственного мрамора с сохранившимися следами живописи.

Говорят, что с переводом части факультетов на Воробьевы горы университет оказался раздроблен на старый и новый. Во многом это правильно, но он отнюдь не утратил своего внутреннего духовного единства, оставаясь совершенно целостным миром. Университетское пространство по-прежнему едино, но теперь не в территории, а в подлинной университетской корпоративности, в вековых традициях, в истинном университетском патриотизме. Старое здание Московского университета на Моховой остается символом эпохи Просвещения и русской науки. А высокое величественное здание МГУ на Воробьевых для его питомцев ассоциируется не со Сталиным и его эпохой, а с Московским университетом.

Елена Лебедева

25 января 2010 г.

Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

скрыть способы оплаты

Предыдущий Следующий
Комментарии
Марина21 июля 2013, 20:06
Уважаемая Елена, СПАСИБО! Уже с увлечением прочитала несколько Ваших статей, и ссылки на эти статьи (и фото)поместила (рекомендовала читать) на сайте ВГД в отделе - образования... С уважением...
Татьяна 3 февраля 2010, 22:54
Замечательная статья. Большое спасибо.
Ольга29 января 2010, 16:39
Замечательно душевная, добрая, познавательная статья.Благодарим.
Павел28 января 2010, 16:12
Спасибо автору за статью, с интересом узнал много нового об истории Университета. Годы обучения в МГУ, однокурсников вспоминаю с особой теплотой. Это не просто учебное заведение - это действительно ALMA MATER.
Владимир25 января 2010, 22:41
Статья понравилась, благодарю автора. Учился в МГУ в 70-е годы прошлого века.
Елена25 января 2010, 13:54
СпасиБо.
Без высшей идеи не может существовать ни человек,ни нация.
Ф.М.Достоевский
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.
Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:
Ваше имя:
Ваш email:
Введите число, напечатанное на картинке

Осталось символов: 700

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

×