Русское слово – святыня, дарованная Богом

Сегодня наш собеседник – Василий Ирзабеков, автор книги «Тайны русского слова». Весной на конференции в Румянцевской библиотеке он выступил с докладом на тему «Русский язык как фактор национальной безопасности». Мысли, высказанные ученым, его позиция просвещенного современника, любящего Россию, ее веру и культуру, наверняка найдут отклик у читателей.

Василий Ирзабеков. Фото: Нескучный Сад

Сейчас воздействуют словом, которое написано. Например, что значит слово «жизнь», ключевое слово? Когда пишут в рекламах слово «жизнь», в каком контексте оно употребляется? « Бери от жизни все». Успей жить. Как надпись на бутылке пива.

«Куда же летит мир?» – думаю я каждый раз, приближаясь к зданию радиостанции, где мы с вами работаем и где вижу теперь памятник Адаму и Еве. И сегодня тоже опять иду и думаю: «Господи помилуй, ведь мы в сердце древней Москвы! Это же святое место – Замоскворечье». Здесь были кладбище, погост, храмы. Каждая пядь этой земли свята в буквальном смысле слова. И здесь поставили памятник – чему? Человеческому грехопадению. А когда же в Москве будет поставлен памятник человеческой святости? Вот так бы в центре Москвы святому бы и поставили памятник!

У нас раньше была Дорогомиловская застава у метро «Киевская». Сейчас там открыли Европейский центр, называется «Площадь Европы». Раньше там нормальные люди ходили с колясками. Сейчас там пройти невозможно. Огромное скопление подростков, молодежи. Курят, ведут себя неприлично.

Но хватит о грустном. Теперь хочу вас обрадовать. Есть такое агентство медицинской информации. В июне прошлого года оно опубликовало в Интернете сообщение под заголовком «Носители русского языка учатся читать быстрее и лучше развивают грамотность». О чем идет речь? Доктор наук Мила Шварц, преподаватель Хайфского университета Израиля описывает свои исследования. Вот что они показали. Дети, родной язык которых русский, проявляют более высокий уровень навыков чтения и лучшую познавательную функцию.

129 первоклассников поделили на три группы: русскоязычные дети из еврейских семей, дети, родной язык которых иврит, и дети из смешанных семей, которые не обучались русскому языку вообще. Оказалось, что школьники, которые приобретали навыки чтения на русском языке перед изучением иврита, показали преимущество перед другими группами в способности различать звуки, быстрее читать и точнее переводить слова.

Кроме того, специалисты оценили знание английского языка у 107 учеников, разделенных на те же самые группы. Как и в первом исследовании, у русскоязычных детей было отмечено значительное преимущество в изучении иностранного языка. Исследователи полагают, что из-за лингвистической сложности русского языка, его изначальное знание дает преимущество при обучении другим языкам. Я вас поздравляю. Приятно, что люди из другой страны признают ту удивительную способность, которую дарует людям наш язык. Я несколько лет работал с иностранными студентами. Скажем, семья живет в Индии или Бангладеш или в Непале. И, оказывается, есть такая традиция: если в семье несколько сыновей – их не посылают учиться в одну страну. Если один, едет в Англию, то другой – в Советский Союз, учиться на русском. Причем учтите, если человек едет в Англию – ему не надо учить новый язык. Второй государственный язык в этих государствах, как вы знаете, английский. Так мне ребята признавались, что по возвращении после окончания учебы домой, они ощущали преимущество в знаниях, в умении мыслить, выходить из критических ситуаций, словом, у них была выше креативность. А ведь русский язык очень трудный. Исследования, которые я хочу включить в свою вторую книгу, показали, что изучение нашими детками церковно-славянского языка дает поразительный толчок, стимул их мыслительных способностей. Это достойно отдельного внимания.

Сейчас падение среднего уровня грамотности очень заметно. Иной раз так непривычно. Я беру сейчас Москву 30-летней, 40-летней давности. Никогда не было ошибок в объявлениях в магазине, в метро, в автобусе. Сейчас это сплошь и рядом. Детки прочтут и подумают, что так и надо говорить.

Как было раньше? Вот, расскажу немного о себе. Я окончил русскую школу в Баку. Избрал себе специальность. Но в единственном вузе, где обучали этой специальности, обучение велось на азербайджанском языке. Для меня это было трагично. Конкурс был 27 человек на одном место. Я и мой друг, одноклассник все лето готовились – и поступили. У нас был преподаватель, он заботился о культурном уровне своих студентов. Он задавал вопросы, касающиеся мировой культуры, литературы, искусства. И получалось, что два человека, которые тут же, вскидывали руку, были я и мой друг. На третьем занятии он вошел в аудиторию и перед тем, как задать очередные вопросы, сказал: «Вот эти двое, которые закончили русскую школу, чтобы рук не поднимали». А вокруг были такие же бакинцы, как мы, но окончившие азербайджанскую школу. Простите, но мы были на целую голову выше их. И в подтверждение я хочу привести одну цитату. Москвичи помнят, что два года тому назад в Москве открывали памятник казахскому просветителю Абаю Кунанбаеву. Приезжал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Он процитировал удивительные слова этого классика казахской литературы. Вот они: «Нужно учиться русской грамоте. Духовное богатство, знание и искусство, и другие несметные тайны хранит в себе русский язык. Русский язык откроет нам глаза на мир. Русская наука и культура – это ключ к мировым сокровищам. Владеющему этим ключом все другое достанется без особых усилий».

А сейчас в других республиках просто запрещают русский язык. Потому что действительно, оружие, сильное, действенное оружие.

Теперь о сквернословии и матерной брани, которые почему-то считаются, как полагают некоторые, неотъемлемой частью нашего разговорного языка. Дело в том, что часто люди путают сквернословие и мат. Хотя и то и другое мерзость, но все-таки не одно и то же. Мерзкие, скверные, хульные ругательные слова, которые существуют в русском языке – не русские, они тюркского происхождения. Сейчас я вас даже удивлю. Есть несколько неприличных слов в русском языке, их аналоги существуют в азербайджанском языке. Но самое-то поразительное, что в азербайджанском, других тюркских языках эти слова нормальные! Одно из этих слов обозначает слово «жениться». В русском языке оно похабное. А все дело в контексте. Контекст изменился. Дело в том, что всегда агрессия шла на Русь с юго-востока. Русь – уязвимое подбрюшье. И эти обычные слова, которые говорил русскому человеку противник – в его сознании это отпечатывалось как ругань. А низость человеческой натуры заключается, увы и ах, в том, что потом почему-то русский человек начинал адресовать эти слова своему брату, свату, ближнему, оскорбляя его. Что таит в себе слово «оскорблять»? Оскорблять – это наводить скорбь. Можно подумать, что жизнь нас обходит скорбью, что мы еще должны друг друга оскорблять! Совсем другая история – мат. Это упаси Господи. Дело в том, что, покорив территориально Русь, но, понимая, что русский человек не сломлен, захватчики интересовались: а почему? Что есть сила у русского человека? И тогда русский человек исповедовал свою веру. Он молился Богородице, Христу. А для язычника осознание нашего Бога недоступно. Бога, который Сына Своего дал распять ради нас, людей. Язычник думает так: ты мне руку отрубил – я тебе две, ты мне глаз выколол – я тебе два. Это не Ветхий Завет, где око за око. Это гораздо хуже. И вдруг русский человек говорит о Христе, о Богородице. Каждый раз, когда я говорю об этом, у меня сердце сжимается. Чтобы понять, какая мерзость, какой ад есть матерная ругань, надо осознать, на что она направлена. Ведь это имеет отношение к самой, быть может, великой тайне нашей веры, к тайне мироздания. Это Боговоплощение. Святитель Василий Великий писал в своем письме к монахиням: «Как часто мы, люди, говорим Рождество Христово! Нет, нет, это не рождество в нашем понятии, это воплощение, это великая тайна». Посмотрите молитву. Мы говорим, к Богородице обращаясь: «Яко всех Творца недоуменно…»… Я-то раньше думал, что, когда недоумеваешь, это что-то не понимаешь. Да, нет, оказывается, правильный смысл русского слова «недоумевать» – это то, до чего не доходит ум. Это то, что гораздо выше нашего ума. Это тайна, до которой мы всегда должны недоумевать. А язычник смотрит на русского человека с презрением. И говорит: что ты меня за дурака держишь? Тот его учит, что Матерь Бога Приснодева. А тот ему: что я, не знаю, как девушка становится женщиной, как рождаются дети? И язычник теперь знает, в чем основа духовной крепости русского человека. Это его непонятный Бог и еще более непонятная Его Приснодева Матерь. И что он тогда делает? Рушит опору. Богородица же соединила небо и землю. И они бьют по опоре, этой великой опоре. Своими похабными, не хочу говорить устами, какие это уста? – этими губами он измывается, глумится над Приснодевством нашей Богородицы. О нашей Небесной Матери говорит, чтобы плюнуть в душу, чтобы изгадить. Ведь всегда бьют по дорогому. И, конечно, также вели себя язычники из числа русских людей. Но, слава Богу, к тому времени, когда было нашествие, большинство русских были православными и крещеными. Вот, что такое мат. Мат – это глумление над Приснодевством Богородицы.

А как русский человек называет почву, по которой мы ходим? Мать сыра земля. А разве это не святыня? Мы говорим -язычники, монголы. Но знаете ли вы, что у каждого монгольского воина был приторочен к поясу маленький кожаный мешочек? Знаете для чего? Когда ему хотелось плюнуть, он никогда не плевал на землю. Он плевал в этот мешочек, потому что даже для него земля была свята. Посмотрите на нашу московскую улицу – сердце болит. Вся в окурках и заплевана. А земля – разве это не святыня, которая подарила тебе жизнь?

Незнание духовных законов не освобождает от ответственности, как и в уголовной сфере. Но пусть теперь-то знают: мат – это хула на Богородицу. И поэтому я не принимаю это спекулятивное выражение: русский фашизм, русский мат. Еще раз говорю, русского мата, во-первых, нет. Просто нет. Это измышление, причем подлое и низкое. Второе. Русский мат просто русским не может быть по определению. Если ты русский, может кому-то мое высказывание покажется нетолерантным. Но я не хочу считать человека русским, если он не православный. Для меня русский – значит православный.

Теперь о другом. Сейчас идут толки о том, что надо бы менять церковный язык. И тогда, дескать, в наши храмы просто потоком хлынет молодежь. Сломает двери, не успеем удержать. Я хочу сказать, что сам я всегда заходил в христианские храмы, живя в Баку. Даже 7– 8-летним ребенком, а потом уже и школьником, и студентом, и когда был женат. Я ни разу не помню, чтобы я прошел мимо храма. И всегда свечку зажгу, немножко посижу. Я ничего не понимал. (Кстати, этот храм мог быть и армянский, который был в центре Баку). И я все не мог понять, зачем я заходил туда. Что меня тянуло? А сейчас я понял. Меня тянула надмирность и неотмирность храма. Там другая тишина. Там есть картины. Но они другие. Там звучит музыка. Но она другая. Там есть благовоние и аромат. Вы знаете, на Востоке в каждом доме аромат. Но там и ароматы другие, там шорох другой, там свечи другие. У Азербайджанцев есть праздник Навруз, когда дома зажигают свечи. Но в храме совсем другие свечи. Они и пахнут по-другому. Я всегда понимал, что это какая-то сказка. Для меня церковь всегда была как бы машиной времени. Я переступил порог – и я в другом времени. Причем здесь все меняется – а там все вечное. И очень хорошо.

Еще Алексей Константинович Толстой сказал: нельзя служить Богу на ежедневном языке. Пушкин, такая умница, не 37-летний, а 26-летний написал стихотворение «Пророк». Посмотрите, оно просто изобилует церковно-славянской лексикой! А ведь он тогда еще не был в такой степени воцерковлен. А почему же написал? Потому, что Пушкин – гений. Он нам подает подсказку, золотой ключик: с Богом нужно разговаривать только на этом языке. Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий создали этот язык. Знаете, чем он отличается от других? У этого языка нет языческих корней. Его создали святые. Он родился в чистой христианской купели. Это же удивительно. Справедливости ради я хочу сказать, что есть несколько слов, которые, может быть, смутят современного человека. Некоторые маститые отцы говорят о том, что назрела реформа. Ну, во-первых, надо всегда бояться прецедента. У нас ведь только только тронь… Но даже не это главное. Главное, что если кто-нибудь, когда-нибудь у нас, и приступит к этой реформе, помолясь, попостясь – то это должны быть люди, равновеликие Кириллу и Мефодию. Такого же масштаба. А по-другому нельзя.

Вообще, простите, это дело Церкви, а не мирян. Но в чем я с вами не могу не согласиться – это в том, что церковно-славянский язык – жемчужина, которую мы должны лелеять и хранить. Это для нас язык, который нам дал Господь, чтобы мы с Ним общались. И не приведи Господи, если в церкви, действительно, начнут служить на ежедневном языке. Хотя иногда тревожные такие вести приходят.

Вот, такой случай рассказали. Один человек потерял дар речи на почве какой-то болезни. С ним начали заниматься, чтобы восстановить речь. Он повторял буквы церковно-славянского языка. И, видно, эти звуки дают такую нагрузку мышцам голосовых связок, что у него восстановилась речь.

Люди, которые ратуют за переход к современному русскому языку, распадаются на две категории. Первая категория – это те, которые хотят умышленно лишить нас этой радости. О них даже говорить не хочется. Бог им судья. Вторая категория – это люди наивные. Это бывшие советские люди, которые идут в храм с целью получить какую-то мистическую, сакральную информацию. Им бы понять, что храм православный не является местом получения информации. Он является местом получения неизреченной благодати Божьей. Поэтому и язык здесь церковно-славянский, к которому я сам тоже не сразу привык. А секрет знаете в чем? Надо часто ходить на службу, из захожанина становиться прихожанином. Я низко кланяюсь тем батюшкам, которые своим прихожанам раздают тексты богослужений. И когда человек вместе со всеми молится, поет – им совершенно по-другому воспринимается церковная служба. Вот собственно, о чем идет речь.

Хочу поздравить нашего удивительного батюшку, который является участником наших радиопередач, протоиерея Александра Шаргунова. В день Иоанна Богослова у него была хиротония. 31 год, как стоит он у престола. Мы знаем его и как удивительного охранителя, подвижника, охранителя русского языка. Уж у него-то речь безупречная. И дай Бог ему здоровья и многие лета, и оставаться таким же подвижником.

Мы сегодня очень плохо говорим. Я любил бывать на севере, и вот почему. Там всегда интересно разговаривали. Там такой удивительный диалект: «быват», «хватат». Я заходил в Архангельске в магазин и задавал какие-то вопросы девушкам-продавщицам, которые были из деревень, из провинции. А задавал с одной только целью – чтобы послушать эту музыку северной речи. А вот недавно был на севере, хотел наслушаться – и не получилось! Там молодежь сегодня разговаривает, как ди-джеи московских радиостанций. А ди-джеи московских радиостанций разговаривают как американцы. Никогда русская речь таковой не была! Если назвать это одним словом – это холуйство. Самая, быть может, отвратительная форма холуйства, потому что она касается величайшей после веры нашей святыни – нашего великорусского языка. К сожалению, это так. Сегодня вы можете поехать на Дальний Восток, в Восточную Сибирь, на север, на юг. Сегодня, к сожалению, уходят диалекты. Прошлым летом я подписывал книгу женщине в Лавре, а она подошла ко мне и начинает с извинений. Василий, простите меня Христа ради. Я говорю: а за что я вас должен простить? Да, вот, я окаю. Я ей говорю, окайте на здоровье. Это такая музыка, ведь красота языка, его диалекта. Окающих тоже становится все меньше.

Мне часто задают вопросы о книге. Я не собирался писать книгу. Книга была послушанием. На мой взгляд, вообще ни один нормальный человек не может сказать: давай-ка, я сяду, напишу книгу. Книга – это всегда дело мучительное. Для меня это было объяснение в любви к России, которой я очень многим обязан. Потому что русский язык мне объяснил, почему я называюсь человеком.

Я начинаю все свои лекции с рассказа из времен моего детства. Я ведь бакинец по рождению. Там люди живут немножко по-другому. Открыты у всех балконы, двери, потому что жарко. И вот соседи купили собачку и ходили с ней, всем показывали. Я думаю, что они с ней ходят? Оказывается, у этой собачки очень интересная родословная, до 25 -го колена. И ее имя образовано не стихийно, а именно так, как положено у породистого животного. Имя складывается из двух половинок, и каждая несет часть имени отца, а другая – матери. Я тогда малыш был. Подумал: Господи, и все этой шавке такой маленькой! Имя не сегодня случилось, а оно случилось вон когда. Вообще тайна человеческого имени – тоже отдельная тема в моей книге. Вот, мы – венец творения Божия, мы называем себя «человек». И я начал ко всем приставать: а что такое человек? И только благодаря Александру Семеновичу Шишкову, а позже уже игумену Пафнутию, протоиерею Георгию Дьяченко с его замечательным «Полным церковно-славянским словарем», я, наконец, понял. Ведь лет 500-600-700 назад в наших землях не говорили «человек», а говорили «словек». А почему? А потому, что мы же единственные во всей Вселенной словесные существа! Единственные. Кроме нас, больше никто не мыслит, не говорит словами. Мне приходилось видеть документальный фильм с мальчиком, уже юношей, который вырос среди волков в Индии. Он уже никогда не станет человеком. У него нет речи. И уже не будет. Речь развивается не так, чтобы можно было новорожденного изолировать, а лет через пять начать его учить языку. Это должно начинаться по рождении ребенка. Вот, он как был волчонком – так и останется. И на это печально было смотреть. Потому что речь – это великий дар. И именно поэтому мы словеки. Мы словесны.

Вот тогда мне стало понятно, почему в Евангелии от Иоанна Христос наш Бог называется Словом. А потому, что к словесному можно придти только Словом. И тогда мне стала ясна эта пронзительная молитва «Отче наш». Единственная молитва, которую нам дал Господь. Все остальное мы придумали сами, наши святые. А одну – только Господь. Ведь Он в ней говорит, что Я ваш Отец. Для вас это может быть, как-то привычно. А для меня, бывшего мусульманина, это как гром с ясного неба. У меня слезы наворачиваются всегда, когда я это слышу.

Только в русском языке тебе дается Божественное достоинство. Господь Христос говорит: Я, твой Отец. А русский язык это подтверждает. Потому, что если Отец – родитель Слова, то Его ребеночек – словек. Посмотрите, во многих. тюркских языках человек – это «адам», в английском – это «мэн». Но это никакого отношения не имеет к самому Богу.

Да, наш язык поистине придает нам достоинство божественное. Вы знаете, почему я об этом говорю. Сегодня молодежь на сайтах в интернете или в компаниях на улицах называет друг друга «чел». Не человек, а чел. В своей книге я сокрушался о том, что сотворили американцы с великим английским языком, языком Шекспира и Диккенса. Обратите внимание, как прощаются англичане. Гуд бай, да? А сегодня же они не говорят «гуд бай». Они говорят «бай». Удивительно, ведь можно был оставить «гуд» – добро. Но отсекли именно его. Отсекли добро. Приходит как-то мне письмо из Америки, с Аляски. Наша русская женщина вышла замуж за американца, родила ему трех детей. Она прочитала мою книгу. Книга в людях пробуждает очень большой интерес к языку. И что меня тронуло, не только к русскому. Ей стало так больно за английский, что она мне прислала по электронной почте статью отца Серафима Роуза, которая у нас не публиковалась. В этой статье он плачется о том, что творится с английским языком. И она пополнила мои знания. Оказывается, не «гуд бай» полная форма английского прощания. Это тоже усеченная форма. А поначалу было «Год бай ю». То есть, Бог с вами. Как мы говорим, «оставайся с Богом». Что было – ушло. Осталось как лай – бай. А у нас это «чел».

О церковнославянском я могу говорить очень долго и с любовью. Но что меня поразило? В начале этого учебного года знакомый алтарник одного московского храма, очень хороший парень Евгений, поступил в одно высшее духовное образовательное учреждение города Москвы, на богословский факультет. Он как раз прочел мою книгу, и был воодушевлен ею. Ему очень понравились рассуждения о церковно-славянском языке. Начался учебный год, встречаю его через неделю. Вижу, что он в недоумении. Я спрашиваю: «Женя, в чем дело?» – «Василий Давыдович, я глянул в расписание – и увидел, что каждую неделю у нас шесть часов английского языка, и только один час церковно-славянского!».

Хочется их спросить: простите, господа, вы что, готовите пастырей для англиканской церкви? А он еще говорит: нам сказали, что так будет первый год, потом уже останется только английский. Церковнославянский? Ну, это на ваше усмотрение, факультативно будете заниматься. Что тут сказать? Вразуми их, Господи…

Подведу итоги. Сегодня вопрос чистоты нашего великорусского языка, вопрос сохранения, сбережения языка церковно-славянского уже давно вышел за традиционные рамки культуры речи. Сбережение чистоты нашей речи, русского языка, нашей жемчужины, церковно-славянского благодатнейшего языка – это защита нашей веры. Мужества и крепости желаю всем нам в защите церковно-славянского языка, в отстаивании православной веры, которые, по сути, теперь слились в одно. И если мы отдадим на попрание эти наши святыни, то мы – христопродавцы. И получим то, что заслужили.