Стенограмма «круглого стола» «Будущее российского кинематографа»

Image

Президент МКФ «Золотой Витязь», секретарь СК РФ, народный артист России Николай Бурляев: - Христос Воскресе!
Зал: - Воистину Воскресе!
Н. Бурляев: - Это важное и замечательное событие происходит как раз в тот день, когда два прекрасных человека отмечают свои дни рожденья. Сердечно поздравляю с 88-летием Заслуженного деятеля искусств России, народного артиста России, лауреата Государственной премии СССР Георгия Григорьевича Натансона и киноактирису, заслуженного деятеля искусств России Валентину Гуркаленко, которой мы не скажем сколько лет.
(Именинникам вручили цветы и подарки, прозвучали аплодисменты.)

Никита Михалков, председатель СК РФ, народный артист России: - Я бы хотел выступить позже, но уж коль мне слово предоставили, то я попытаюсь наметить вектор нашего разговора. Сказать о том, что мне интересно было бы услышать, и о чем интересно было бы поговорить. Дело в том, что, в общем-то, пришла пора тупо определяться. Кто мы? Куда мы? Зачем мы? С кем мы? Потому что неопределенность эта, по крайней мере, для такой страны, как Россия с ее масштабами, с ее просторами, с ее часовыми поясами, наверное, самое страшное и опасное не только для самой России.

Я считаю, что последствия безвластия в России намного более жестоки и кровавы, чем последствия любой – пусть меня осудят, но я убежден в этом – даже самой жестокой власти. Потому что безвластие в России – это то, что нельзя определить, что нельзя потрогать руками. Когда ты видишь тирана, ты знаешь – кто это. И даже ты можешь искать методы и бороться с ним! И даже побеждать его! Но когда нет этой конкретики существования и этого вектора, по которому должны развиваться и страна, и культура, и искусство – это чрезвычайно опасно. И мало того, порой создается искусство, чтобы в этом искать собственную выгоду и ловить рыбу, что называется, в мутной воде. Я понимаю, что те, кто захотят меня понять, как захотят, они все равно не поймут. Я уже к этому привык и отношусь к этому спокойно. Но я все-таки рассчитываю, что есть и те люди, которые понимают ровно так, как ты говоришь и чувствуют то, что ты хочешь сказать. И я обращаюсь к ним.

Не будет русский человек работать только за деньги, какими бы они большими не были. Я вчера говорил об этом. Я придумал формулу русского человека. Русским может быть только тот, у кого чего-нибудь нет. Но не так, чтоб обязательно было, а нет – и хрен с ним. И это очень непонятно миру, потому что предлагают русскому: «Хочешь машину?» «Да». «Но для этого тебе придется сделать то-то и то-то…» «Да ну!.. Не хочу ничего». «Но ты ж хотел?» «Хотел, а теперь не хочу».

Это та самая борьба между Обломовым и Штольцем, которая существовала в русском человеке, в принципе, всегда. Посмотрите на наш фольклор, какова мечта русского человека? Скатерть-самобранка, конек-горбунок, некрасивый, но очень везучий, по щучьему велению. Щуку поймал, а она вдруг заговорила. Золотая рыбка… И это живет в нашем сознании. Мой ближайший друг, покойный, к сожалению, великий оператор Паша Лемешев, всю жизнь мечтал о создании такого автомата, чтобы можно опустить туда 15 копеек, а достать 5 миллионов.

Но откуда это возьмется? А откуда пирамиды МММ? Может ли быть в Германии человек, пожелавший положить пять марок, чтобы получить 100 тысяч?! Он скажет: «А откуда я получу сто тысяч?!» Он будет дотошно выяснять, откуда же эти 100 тысяч появятся, ежели он свои пять марок положит туда. А у нас этого нет. «Дай десять рублей». «На». «А получишь их назад когда?» «Послезавтра». «До свиданья». И больше мы друг друга не увидим. Потом начинаются суды. Это заложено в нашем характере.

Но есть и вторая часть этих весов. Потому что если были три брата: два мудрых, один – дурак, умные работали и ничего не наработали, а дурак лежал на печи, и печь поехала и он, наконец-то стал богатым и женился на царевне и полцарства получил, то в результате этого вывод-то другой. Вывод не такой, что не надо работать, и ты получишь все! А вывод другой: ум – это прекрасно! Но доброта – важнее. Сострадание – важнее!

И когда мы с этой стороны смотрим на национальный характер, мы понимаем все недостатки его. Тем не менее, самое главное, что остается для нас – это любовь! И когда мы говорим про кино, про русское искусство, русскую литературу, мы можем иметь дело с самыми жестокими произведениями и самыми жестокими точками зрения, но как сказал один замечательный старец, жестокая правда без любви – есть ложь. И когда эта жестокая правда освящена состраданием, когда кто-то снимает картину или пишет книгу, и любит хотя бы кого-нибудь из тех, о ком он рассказывает, и пытается сделать так, чтобы его любили зрители, которым он свою картину делает, я могу простить и понять его. И меня не пугает жестокость того, о чем он говорит, потому что я вместе с ним хочу любить тех, о ком он рассказывает, и находить выход из тяжелого положения.

А когда мне рассказывают просто о том, как безобразен мир, как ужасен этот народ, эта страна, я могу его понимать, но я не могу его принять. Потому что для того, чтобы сказать себе «так жить нельзя!», не надо ничего особенного. Возьмите камеру и поезжайте на вокзалы, в детские дома, в дома престарелых, в больницы, в приюты. Просто поезжайте и посмотрите на мерзость запустения, которая существует в нашей стране. Да просто глядя из окна вагона, посмотрите, что творится вокруг нас!.. Как мы принюхались к тому безобразию, в котором лежит наше огромное Отечество, загаженное, замусоренное.

Ничего не надо для того, чтобы это не любить. Покажите мне и отойдите в сторону. А я хочу знать, как сделать так, чтобы так не было. Я хочу понять, кто возьмет на себя ответственность за то, чтобы так не было. Какие силы должны быть для того, чтобы сказать людям: «Оглянитесь, проснитесь!..» Как сказал один замечательный старец на Афоне: «Зла в мире 1 процент, добра - 99. Но зло хорошо организовано, а добро спит». И мне хочется сказать: «Проснись, добро, проснись!» Очень просто стоять, как стояла в 17-м году русская интеллигенция у окна, то открывая шторы, то закрывая, то надевая красный флаг на лацкан, то снимая. Кто победит – с теми и будем.

Но так нельзя! Мы должны определяться. И мне кажется, что наступает тот самый момент, судя по тому, что мы собираем эти столы, судя по тому, как вчера проходил «Русский собор». Посмотрите, как начинает концентрироваться и сосредотачиваться взгляд пусть не многих, но он начинает сосредотачиваться. И мы начинаем понимать, что «оттянись со свистом», «отдохни», что вся сникерсная история нашей жизни и наш интеллектуальный Макдональдс, который стал для нас определенным вектором жизни, начинает постепенно задаваться вопросом: а кто скажет народу: «Работай!»?! А кто скажет людям: «Не бывает пустых денег!»?! Легкие деньги плохо тратятся. Надо их зарабатывать! А кто скажет людям: «Ставь свою подпись под тем, что ты делаешь! Отвечай, за то, что ты делаешь!»?! А многие ли из тех, кто делает ту продукцию, о которой я говорил, хотят, чтобы их дети существовали по этим законам, по которым нам сегодня предлагает существовать телевидение? Глянец в жизни – это единственная надежда. Выскочить на поверхность за счет «Фабрики грез», или «Фабрики звезд», или за счет «Евровидения», или за счет успешности визуальной внешне, на этом гребне удачи?! Удача важна. И это азарт. Но за этим должен стоять труд. За этим должна быть система. За этим должен быть иммунитет. Национальный иммунитет.

Ничего не страшно людям, которые имеют национальный иммунитет. Ни одна страна в мире не переживала того, что переживала Россия. У себя, внутри, здесь. Америка потрясающая, мощная, великая страна, но она ущербна в своем положении в мире уже только тем, что никогда не воевала на своей территории. Это принципиально другой вопрос и положение в мире. Потому что те, кто воевали на своей территории, реально знают, что такое война. Что это такое - ни где-то там, а здесь!

Вот, собственно, круг вопросов, о которых бы мне хотелось бы говорить. Дело ни в том, чтобы кого-то осудить, что-то запретить, а дело в понимании. Мы должны это понимать! Мы должны абсолютно точно понимать! Я думаю, что мои коллеги, товарищи, гости, приехавшие сюда, понимают одну важную вещь: вот какая будет Россия для России, таким будет и мир. Не потому, что мы считаем себя, так сказать, гегемоном, не потому, что мы считаем себя имеющими право кого-то учить. Совсем нет. Я знаю обиды по отношению к России у поляков и венгров, знаю, понимаю и разделяю эту скорбь и эту печаль. Но мы должны точно понимать: если мы сами не будем рулить своей жизнью, нашей жизнью будет рулить кто-то другой. Именно туда он будет рулить, куда ему нужно!

Поэтому в этом смысле я просто призываю: давайте сосредоточимся на себе. Сегодня распространена внутренняя эмиграция, когда стыдно сказать, что ты любишь скамейку около своего дома. Почему к слову патриотизм, так удобно пристроилась приставочка эта – «квасной». Что такое патриотизм? Когда я люблю, что вокруг меня. Шовинизм, когда я говорю: мы лучше вас. А патриотизм, когда я говорю: полюби вместе со мной то, что люблю я. И я готов полюбить с тобой вместе то, что любишь ты. Я готов! И когда в телевизионной передаче приводят фразу, что патриотизм – последнее прибежище негодяев, выбивается оттуда потрясающее маленькое словечко, что патриотизм маленькое убежище даже для последнего негодяя. Когда вынимается даже, теряется смысл этого.

Только по-настоящему национальное может стать по-настоящему интернациональным. А нам всегда предлагается «continental breakfast» - когда ты с бодуна просыпаешься в какой-нибудь Широтонии, и тебе приносят завтрак, и ты не можешь понять, в какой стране ты находишься. Потому что это все одинаково. Нам предлагают среднее арифметическое. Нам предлагают быть похожими на кого-нибудь. Нам предлагают быть понятными, а я хочу быть понятым. Я не хочу быть понятным. Я хочу быть понятым! И при всей близости этих корней, это совершенно принципиально! Противоположные вещи: быть понятным, опуститься до уровня того, кто не хочет про тебя читать и знать. А быть понятым – это заинтересовать его для того, чтобы он про тебя что-то прочел и узнал. Поэтому я и предлагаю вам сегодня вот в этом ключе провести нашу беседу. Спасибо! (Аплодисменты).

Н. Бурляев: - Много лет тому назад великий русский писатель Гоголь говорил: «Сейчас идет бой! Самый главный бой! Бой за душу человека». Прошло полтора столетия, и в этом зале в Липецке мы тоже вышли на передовую, идем в бой за душу человека. Но прежде чем говорить о российском кинематографе сегодня и завтра, вспомним, каким был отечественный кинематограф вчера. Вчера, то есть до так называемой перестройки!

Советский кинематограф был поистине могучим. Великие режиссеры мира завидовали нам. Федерико Феллини в разговоре с Тарковским высказывал свое удивление тем, как функционирует кинематограф в России. Стопроцентное финансирование, единая мощная система кинопроката, предоставляющая возможность мгновенного показа твоего фильма по всей великой державе. А самое главное, какого высокого не только творческого, но и нравственного уровня достигали высшие творения наших кинематографистов, приносивших всемирную славу нашей стране: Эйзенштейн, Довженко, Чухрай, Герасимов, Ростоцкий, Бондарчук, Тарковский, Шукшин, Михалков, Панфилов, Тодоровский. Подавляющее большинство режиссеров носили в кармане партийные билеты. Но при этом снимали поистине христианские фильмы, ставшие источником живой воды для миллионов людей на планете. Источник, к которому припадали, и будут припадать грядущие поколения.

Но это было светлое вчера. Грянула перестройка, обозначив собою наступление новой, то есть сегодняшней кинематографической эры. То есть что мы имеем сегодня? Почти до основания разрушенный и разрозненный государственный кинопрокат, царство торгующих во храме новоявленных частных прокатных дельцов. Киноведы – апологеты рыночного кинематографа, приторговывающие искусством кино, в эйфории сообщают народу о том, что все идет прекрасно. Построено около полутора тысяч кинотеатров с долби, стерео и попкорном в койку. Говорят, что в скором времени подобное количество супер-кинотеатров возрастет вдвое. Вроде все красиво! А радости нет.

Невольно задаешься тревожными вопросами, а на чьи деньги построены все эти кинотеатры? Оказывается, преимущественно на иностранные. А что показывают эти кинотеатры? Заглянул как-то в один из них, в «Атриум». Во всех залах достаточно примитивное кино, достаточно примитивного, пошлого содержания или российский продукт, подражающий продукту американскому. Заметьте, киноискусство с легкой руки лукавых телевизионных топ-менеждеров и обслуживающих кинокритиков-рыночников стали упорно называться «продуктом».

О кривом зеркале, насилующем зрителей примитивной эстрадой, и сериальных продуктах российского телевидения и говорить не хочется! Россию Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Бондарчука, Тарковского год за годом, как говориться, steep by steep, опускают все ниже и ниже. Кинокритики, увенчанные степенями и солидным возрастом, уже отказываются серьезно относиться к фильмам, говорящих о высоких нравственных идеалах. «А где же в ваших фильмах гомосексуалисты, - спрашивают они. – Где любовь девочек друг к другу или, на худой конец, инцест? Это не рейтингово, не формат и неинтересно». Имена этих критиков не буду называть. Те, кому надо, поймут, что это относится и к ним.

При вашем содействии, коллеги, ведется разлагающая лукавая работа по внедрению чужебесия в сознание наших детей. Хочется напомнить всем нам евангельское изречение, которым я пытаюсь в жизни руководствоваться. Цитирую: «Невозможно не прийти в мир соблазнам, они должны прийти, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». На протяжении последних двух десятилетий идет последовательная вестернизация российского кино и телеэкрана, вытеснение, подмена традиционной духовно-нравственной сердцевины русского народа и культуры, мутирование сознаний новых поколений, нарождающихся на Святой Руси. Впрочем, вряд ли Русь станет Святой при такой обработке. Невольно еще и еще раз вспомнишь откровения радио «Свобода», изреченное в эфире в самом начале перестройки. Я это выписал и цитирую: «Цель перестройки в том, чтобы приблизить русских к западным стандартам, в том, чтобы произошла мутация русского духа».

Очаги сопротивления этому злу существуют и в нашем перестроечном сегодня. С великим трудом удерживают высоты, продолжают творить лучшие российские режиссеры Михалков, Сакуров, Панфилов, Тодоровский, Лунгин, Прошкин, Бортко, Хотиненко и.т.д. В документальном кино, несмотря на ликвидацию студии научных документальных фильмов и агонию Леннаучфильма, не сдаются подвижники-одиночки - Мирошниченко, Гуркаленко, Лизнев, Матвеева, Шиллер и десятки других замечательных подвижников.

Детский кинематограф практически умерщвлен. Российским детям приходится ориентироваться и жить по Гарри Поттеру, Шварцнеггеру и заокеанским анимационным монстрам. Не мудрено, что на уроках рисования сегодняшние дети рисуют не витязей, ни Илью Муромца, ни Ивана-царевича, а бэтменов, монстров, вампиров и одноглазых инопланетян.
Что будет завтра? Во многом это зависит от всех нас. Пора осознать и нам, кинематографистам, и руководству государством, что экранное искусство есть духовно-стратегическое оружие государства. И оружие это не должно служить массовому духовному поражению народа. Необходимо кардинальное изменение российской культурной политики и ее составной части – национального кинематографа. Нужно рекомендовать высшей государственной власти задуматься об утверждении нового национального проекта в области культуры и духовного развития нашего народа. Возродим культуру и кинематограф - преобразим жизнь нашего Отечества.

Необходимо на порядок увеличить федеральные средства на культуру и кинематограф. Культура и государственный кинематограф России не должны жить по законам рынка, ставя главной целью извлечение прибыли любыми способами, дозволенными и недозволенными. Российская культура, кинематограф и телевидение должны быть переориентированы на традиционные духовно-нравственные ценности.

Необходимо введение государственного заказа со стопроцентным финансированием кинопроизводства фильмов, способствующих духовному возрождению и укреплению нашей культуры и нашей страны. Пора задуматься о возрождении государственного кинопроката и разбазаренных киностудий, в первую очередь, киностудий детских и юношеских фильмов имени Горького. Детское жюри прошлогоднего кинофорума «Золотой Витязь», не увидев в конкурсной программе фестиваля ни одного российского детского фильма, в виду полного отсутствия в России новых фильмов для детей, сделали наказ присутствовавшему тогда Министру культуры Александру Алексеевичу Авдееву возродить в России производство фильмов для детей.

Кинематографическая политика Министерства культуры должна определяться в творческом содружестве с Союзом кинематографистов Российской Федерации. Российские кинематографисты прошли свой переломный период. Консолидировали позитивные силы нашего сообщества. Продемонстрировали стране сплоченность подавляющего большинства кинематографистов вокруг созидательной миссии вновь избранного руководителя Союза кинематографистов, безусловного лидера российского и мирового кинематографа, творчеством своим и жизнью своею доказавшего преданность Отечеству и российской культуре.
Хочется действительно, первый раз за 23 перестроечных года, поговорить наконец-то на русском языке с единомышленниками, которых большинство. Из пяти тысяч членов СК России более четырех тысяч поддерживают ту консолидацию, которая произошла. За всех нас, за тех, кто был в зале Гостиного двора, молились тысячи батюшек по всей Великой Руси. Вчера мы узнали, что в Липецке в трамваях и автобусах рабочие обсуждали, что если проиграет Михалков – погибнет Россия. Все очень, очень серьезно! Действительно, это был рубеж. Действительно, это был выход воина Пересвета перед всей Россией с тем, чтобы она жила прекрасно, и чтобы наше кино было достойным. Спасибо! (Аплодисменты).

Юрий Лаптев, советник президента РФ по культуре: - Дорогие друзья. Вы знаете, это очень сложная задача, говорить после таких златоустов. Особенно, когда Никита Сергеевич говорит, попытаться что-либо новое произнести, это будет самонадеянно. Вы знаете, мне хотелось бы сосредоточиться на одной своей мысли, в которой я укрепляюсь все время. Дело в том, что все, что говорится здесь это действительно очень важно и очень ценно. И самое главное, что в этом зале все это понимают и разделяют эту точку зрения, эти мысли и чувства, которые движут каждым человеком, неравнодушным к России, кинематографу, культуре, нашему народу.

Мне хотелось бы остановиться на том, что наступает такая пора, когда действительно каждый художник должен понимать свою просветительскую миссию. Помимо того, что создаются высокохудожественные, концептуальные произведения искусства: картины или спектакли, оперы, балет, все, что угодно, мы должны понимать, что крайне необходимо рассказать нашему зрителю о том, что такое мы сами, что такое наша страна, кто такие были наши отцы, наши деды и что нам досталось в наследство, что мы должны беречь, сохранить и передать дальше.

Мне кажется, это очень важная гражданская и политическая позиция, которая должна быть, наверное, одним из первых приоритетов, когда человек занимается творчеством. Мы пришли к тому, что тот взгляд на нашу историю, который был до 90-х годов, канул в Лету. А нового взгляда, позитивного, такого, чтобы подрастающее поколение могло гордиться своей страной, к сожалению, до сих пор нет.

Мы сами сталкиваемся с тем, что у нас в неразбериха в учебниках по истории. У нас нет той опоры, которая могла бы дать нашему молодому поколению возможность гордиться своей страной. Посмотрите прежние фильмы, которых была целая плеяда – Ушаков, Нахимов, Суворов, Богдан Хмельницкий, Петр I, Иван Грозный, Емельян Пугачев и далее можно перечислять колоссальное количество исторических фильмов. Причем сделанных с высочайшим качеством художественного воплощения. Какие актеры были! Какое отношение задавалось! И честно могу сказать, что многие постигали свою историю именно из кинематографа, потому что сухой язык учебника не доходит до тех чувств и тех эмоций, которые может выработать живой образ на экране.

Мы знали, что Чапаев был герой. И мальчишки играли в Чапаева, Суворова. То есть были ценности, дававшие нам возможность быть уверенными, что мы знаем и понимаем страну, в которой живем.

Что происходит сейчас? Талантливые люди берутся за историческую тему. Я высказываю свою точку зрения как зритель. Я пришел на один исторический фильм, видимо, сделанный исключительно по-современному. Он эффектен, с великолепным звуком, костюмирован до предела. Но хочется просто развести руками и спросить: «Зачем?» Когда вся историческая правда, о которой, честно говоря, мало знают наши соотечественники, получают такую, с позволения сказать, интерпретацию, что надежда, что они ее познают в будущем, наверное, уже нет, если специально не заглянут в какой-либо учебник. И самое удивительное то, что, когда автор этого фильма в интервью говорит, мол, мы хотели просто пошалить на эту тему. Хочется сказать, братцы, а чего шалить-то, это, наверное, не те категории и не тот предмет, с которым надо шалить. Поэтому должна быть ответственность художника за то, что он делает, помимо того, что картина должна иметь рейтинги, быть востребованной в прокате. Картина должна заложить в душу понимание того, что ты есть, кто ты есть и дать примеры тех чувств, тех качеств человека, которые нужно увидеть.

Правильно, среда очень агрессивная. Нам сегодня много показывают стереотипов поведения, мышления, ситуации. Этому можно противостоять с высокохудожественной точки зрения. Вот то, что происходит на уровне творения, действительно выдающегося – это может победить, наверное, все. И конечно, мне кажется, один из самых сильных векторов, это может быть мнение и действие творческого Союза кинематографистов. Безусловно, не должно быть никаких цензур, сейчас не то время, чтобы говорить: это можно, а это нельзя! Человек должен, творец должен ответственно понимать, что можно и самое главное, что нужно. Потому что если с этим не определиться, то, наверное, и творец и его детище канут в Лету, как и многие вещи, которые были и в нашей с вами истории. Спасибо!

Сергей Кургинян, политолог: - Большое спасибо за приглашение на такое собрание. Очень интересен затеянный разговор. Хочу сказать, что в существующей сейчас ситуации, может быть, важнее всего правда. В течение какого-то времени, которое называется лихие 90-е годы, мы все равно боялись сказать правду о масштабе травмы, полученной нашим народом и нашим обществом в ходе так называемой перестройки. Мы до сих пор боимся сказать, чем она была. По большому счету, это была не попытка каких-то реформ, модернизации и ускорения, это было нечто обратное. Это был социо-культурный шок, который, в конечном итоге, был призван разгромить все идеальное вообще. Должен при этом сказать, что ни одна власть не стремилась никогда разгромить все идеальное. Ленин, очень круто разрывая с царской империей, писал: «От какого наследства мы отказываемся». Вот от этого мы отказываемся, от этого не отказываемся, потому что было ясно, что при глубоких трансформациях сшивать придется идеальное, что нельзя рубить сук, на котором сидишь.

Здесь же война с идеальным приобрела беспрецедентный характер. Так работают только на уничтожение. Никакое общество, которое хотят сохранить и трансформировать, не отчуждают от идеального вообще. Дискредитация идеального в принципе стала задачей перестройки, а вовсе не реформы, не преобразования, ни что-то другое. Она нанесла колоссальный удар по народу. Теоретики перестройки и последующего режима прямо сказали, что их задача - сменить социокультурные коды или ядро цивилизации.

Вы должны понять, и отдавать себе отчет до конца, что находится в ядре цивилизации. Так сказал советник президента Ельцина Ракитов (?): «Мы сменим ядро цивилизации!» В ядре цивилизации находится язык, базовые и фундаментальные ценности, находится вера и все что связано с нею, и находится принцип исторического движения данного субъекта. Сменить все это практически невозможно. Это можно разрушить или так глубоко травмировать, чтобы вызвать глубокую мутацию.

Мы до сих пор еще не восстановились после этого. Дальнейшие процессы стабилизировали регресс, но не остановили его. И мы сейчас подходим к какому-то очередному рубежу, когда в происходящем возникают какие-то черты ремейка на тему о перестройке. Лично я далекий от кинематографа человек, но я посмотрел длинные интервью людей, которые выступили тогда против Михалкова, и на меня просто пахнуло чем-то настолько знакомым, настолько однозначным в своих кодах. Так уже расправлялись - со своей историей, обществом, так уже ломали хребет. И тогда вдруг возникло ощущение, а готово ли общество еще раз повторить то, что оно уже прошло?! Вот готово ли оно еще раз, теперь уже испытав все то, что было, получив то, что было, получить еще раз то же самое?! И для меня исторический смысл заключается в том, что оно не готово. Что очень разные люди, по очень разным соображениям приняли все-таки решение, что так не будет!

Видимо, действительно есть какое-то сопротивление прямому повтору тому, что будет окончательным разгромом России. Если это повторится еще раз на территории Российской Федерации, то повтор этот будет окончанием российской истории вообще в любом качестве. Страны уже не будет. Значит, народ уничтожен, элита уничтожена и люди принимают оккупационные правила игры? Но если это не так, если в душах отдельных людей уже начало шевелиться нечто вроде фундаментального глубокого протеста, то люди соберутся. Люди начнут искать ответы. Они найдут их.

Эти ответы будут разные. Все, чего мы хотим вместе – это, чтобы страна была! Как только она восстанавливается в качестве исторического субъекта, все вернется в свои берега. Не будет никогда прямого повтора Сталина или Петра Великого. Но нам надо быть! Когда меня все время спрашивают: что делать? Я все время говорю, а кто будет делать? Кто? Люди, уже заявившие, что бабки делаем здесь, а аэродромы у нас на Западе. Люди, которые давно разместили свои семьи вне России. И для которых эта территория –в лучшем случае дойная корова, которую надо сначала доить, а потом забить на мясо. Часть из них уже чувствуют, что время, когда надо переходить от молока к мясу уже близко. Вот он, этот исторический рубеж, рядом.

Мы испытываем вызовы, которых не испытывали никогда! Наша территория сокращена так, как она никогда не была сокращена в ближайшие столетия. Она продолжает дальше сокращаться! Все это восточное партнерство, которое собирается рядом с нами – это не просто шутки. Это совсем не шутки! То, что происходит на окраинах нашей страны – это не шутки! То, что с Востока, а не только с Запада на нас приближается страна, с которой сегодняшняя наша сухопутная армия может соприкасаться без поражения 17 минут.

Теперь разговоры идут о военной реформе и говорится, мол, если 17 минут, то давайте сократим их до 5 и повысим ядерную угрозу с четвертой категории на седьмую. То есть сразу же начнем применять ядерное оружие. Мы понимаем, о чем идет разговор. Разговор идет о таких вещах, которыми не шутят. Но он уже идет. И у нас еще с Востока поднимается гигантская страна. И никогда еще русский народ не сталкивался с двумя одновременно вызовами: с приближением крылатых ракет к городу Нарва, от которого подлетное время до Санкт-Петербурга такое, что непонятно как их парализовать; и с появлением гигантского Китая.

Я только что с конференции БРИК. Мы готовили коммюнике к Екатеринбургу в Дели. И я видел, с какими лицами на нас смотрят китайцы. Это абсолютно потрясающе! У меня договор с Госсоветом Китая, и я никоим образом не являюсь человеком антикитайски настроенным. Но это нечто! И тогда возникает вопрос: с чего все это началось? Я просто разговаривал с очень серьезными людьми, и они рассказали, как Хрущев с Мао Дзе-Дуном окончательно поссорился. Приехал Мао Дзе-Дун, а Хрущев ему и говорит: «Вы тоже осудите Сталина, а мы вам денег подкинем, технологии дадим, больше людей у нас будут учиться». А Мао Дзе-Дун говорит: «Мы не можем. Мы потеряем лицо. Мы хвалили этого человека, теперь мы его ругаем!»

Хрущев даже не понял, о чем он говорит! А Мао Дзе-Дун отвечаел ему, что если мы потеряем лицо, то мы потеряем власть, жизнь и народ. Мы потеряем все! Когда я потом встречался с другими китайским деятелями, они сказали, что Сталин все сделал правильно. Это был пожилой человек, который смотрел на меня уже потухшими белесыми глазами. «Но Сталин, - говорил этот китаец, - не решил одну проблему – преемственности власти. А у нас это будет. У нас великий Дэн Сяо-Пин стал приемником великого Мао Дзе-Дуна, у нас великий Цзянь Зе Минь стал приемником великого Дэн Сяо-Пина. Мы не знаем, кто будет следующим, мы только знаем, что он будет великий и будет приемником». И вдруг его белесые глаза этого старого китайца стали голубыми. Он посмотрел на меня и сказал: «Ибо таково явление поднебесной». И вдруг я понимаю, с кем я имею дело. Мы имеем дело с людьми, которые презирают всех, кто потерял лицо, которые презирают нас за то, что мы отказались от Сталина.

Мне говорят, что надо жить рыночно, что надо жить трезво. Наверное, все это правда, но только с одной разницей. Прежде всего, надо жить! Вопрос в том, что можно жить, а можно умереть, и если мы действительно считаем, что Россия для наших детей что-то значит, если мы помним и хотя бы внутренне переживаем стихи Есенина «Если кликнет Русь святая, Дай мне рай, живи в раю, Я скажу: не надо рая, Дайте Родину мою…» Все эти миллиарды – это ничто, перед обладанием главным – той великой Родиной, которую строили предки и которую мы должны завещать детям и внукам. Мы найдем, что нам делать! (Аплодисменты).

Теперь о кино. Поразительная вещь в мире. От России ждут только одного в этой ситуации – нового слова. Вот упорно ждут! Все уже поняли, как было сломана, как раздавлена страна – и до сих пор ждут! И, между прочим, по простому принципу: ждать его больше неоткуда. Так устроена Россия. И когда смотрели фильмы Эйзенштейна или кого-нибудь еще, когда смотрели на ту Россию, то понимали, что оттуда идет новая весть. Что-то новое, значимое для всего мира. Если кинематограф не вернет нам эту репутацию, если постоянно будет какое-то ощущение, что мы полуколониальная, достаточная косная, или повторяющая западные стандарты искусство страна – нам конец! Россия, которая не скажет нового слова миру, существовать в XXI веке не будет. Это ее ноу-хау. Ее признают только в этом. Иначе ее не признают, и презирать будут окончательно. И это тоже надо понять.

Каково место России? Россия всегда была альтернативой классической западной цивилизации. Она всегда была другой. Православие – это альтернативное христианство. Коммунизм – это не классическая западная модернизация. Сталин, проводя модернизацию, не разрушил традиционного общества, а укрепил его. Все было сделано не по канонам. Теперь мы подходим к границе, когда великий западный проект модернизации испытывает тотальный кризис. Кризис, который мы сейчас видим – это не кризис денег, это не кризис экономических ошибок. Это кризис всей парадигмы. Она кончается, и за ней стоит два вызова: либо мы станем бронепоездом на запасном пути и скажем свое новое западное слово, либо кончается весь Запад. И тогда - триумф постмодернизма. А постмодернизм – это не шутки, это не театральное или литературное течение. Это гигантская политика, которая объявила войну всему – подлинности, как таковой, человеку, как таковому. Почитайте эти работы внимательно и все, что сделано в России, это использование постмодернизма против нации и культуры с целью окончательного разгрома страны. Никто не верил, что здесь снова что-то зашевелиться. И когда оно начинает шевелиться, на это смотрят очень специфически.

И мы не понимаем того, как на это смотрят… А на это смотрят так, что мол, жалко, что не добили тогда. И следующий раз уже добьем окончательно. (Аплодисменты).
И мы должны понять, что наш исторический шанс находится здесь: между 2009 и 2015 годами. Потом его не будет! Война за русское наследство должна начаться не позднее 2017 года. Это будет война между Китаем и Америкой. Мы сидим на конференции БРИК. Китайцы говорят: «БРИК – это хорошо! Это Бразилия, Россия, Индия, Китай. Но только два вопроса: почему, если Бразилия, Индия и Китай дают рост, а у вас, говорят, будет 5-7% понижения, почему вы БРИК?» Это первое. Второе: Китай и Америка могут договориться. Так против кого они будут договариваться?!

Жизнь устроена, как театральная гримерная. Одна актриса спрашивает другую: «Девочки, против кого мы будем теперь дружить?» Разговор о разделе русского наследства идет по всему миру. Так давайте скажем, что мы живы и наследство это наше! Мы скажем это не только риторически (Аплодисменты).

Скажем великим творчеством, скажем консолидацией всех духовных сил, консолидацией людей, вот тех, которые собрались здесь, которые понимают, что не мелочи разделяют их с постмодернистами, как с таковыми, не художественный стиль, а вера в будущее своей страны. Вера в будущее идеального! В будущее человека как такового: в судьбу человека, в восхождение человека. Дело не в том, горькое искусство или нет, дело в том, тянет оно наверх или толкает вниз. Толкать вниз так легко! Рынок толкает вниз. Я сижу на каком-то телевизионном шоу, подходит барышня. Она в бриллиантах, кажется, поп-звезда, я ее не знаю близко. Но она меня знает, поскольку я мелькаю на телевидении. Обсуждается Куршавель и Михаил Прохоров. Вот слова по телевидению по первому каналу. Вслушайтесь в них. Один из наших олигархов говорит: «Мы научились быть цивилизованными людьми, мы умеем использовать сложную сервировку и есть, не путая вилки и ложки, мы научились пить вино по 30 тысяч евро за бутылку».

Это говорится людям, многие из которых не зарабатывают за всю жизнь на эту бутылку. Это говорится специально в телевизор! Ты можешь быть сколько угодно богат. Никто не должен говорить, что ты не должен быть бедным. Но почему ты должен так совать это богатство людям в лицо?! Почему ты должен им еще и плюнуть в лицо напоследок?! И вот эта барышня сидит напротив меня и вдруг она понимает, что я против Прохорова, что я осуждаю Куршавель. Она берет слово и говорит: «А что вы хотите сказать?» Ее глаза смотрят на меня, и она продолжает: «А что вы хотите от меня высокой, красивой…» Затем она делает паузу и говорит: «…русской девушке, которой Прохоров делает это предложение, вы хотите сказать, что она должна праздновать Новый год у своей бабушки в деревне «Сучья вилла»?!

Кто в Америке может себе это позволить? Кто может что-то подобное сказать в телевизор?! Кто может открыто, откровенно развращать свой народ?! У американцев много президентов. И вы думаете, кто-то из президентов всерьез наехал на одного из них? Разгромил хоть одного из них? У нас уже устали отсыпаться на политических деятелях, занялись Гагариным. Кем дальше? Кем еще не занялись? Есть ли этот сантиметр российских ценностей, который уже не истоптан так, что живого ничего не осталось, и пробы уже ставить некуда. (Аплодисменты).

Это что?! И кого мы еще попробуем тронуть? Вопрос заключается в том, что мы действительно существуем в ситуации, когда просто надо понять, что положено на чашу весов. Не шутки! У нас у всех есть свои собственные интересы, свои дела, свои собственные планы на жизнь. Но наступает момент, когда все это надо отложить чуть-чуть в сторону и понять: эти наши интересы, эти наши планы, эти наши различия будут реализовываться в единой великой стране или они будут реализовываться в 20 маленьких территориях, каждая из которых будет прозябать?! И не будет великого кино без великого государства. Грузинское кино существовало постольку, поскольку была великая империя. Где грузинское кино? Его нет!

Русское кино будет существовать только вместе с великой державой. Не будет ее – не будет никакого кино! Так устроена жизнь! Поэтому мы сейчас это должны понять: то, что произошло, повториться второй раз не может, а оно готовится повториться! От нас будет зависеть, отдадим мы нашим детям и внукам с рук на руки проблемную великую страну или отдадим им раздробленные распавшиеся территории, на которых будет хозяйничать кто угодно, но не мы! (Аплодисменты).

Борис Любимов, ректор театрального института имени Щепкина: - Мне бы хотелось сказать несколько слов, что меня радует в сегодняшнем мире, именно как раз о будущем, о котором мы сегодня все вместе сегодня думаем. Сначала о том, что радует. Я буквально вчера посмотрел два экзамена Щепкинского училища. Не могу не порадоваться тому, как вопреки всему все-таки выросло новое поколение вот этих 17-18-летних ребят чрезвычайно одаренных. Я могу сказать с абсолютной уверенностью, что те, кто сегодня приходит в наши театральные вузы, в институты кинематографистов, не менее одарены, чем в свое время мои ровесники, их предшественники, приходившие в театральные вузы 40 лет назад. Они свободны! Они одарены! Они необыкновенно пластичны, они замечательно двигаются! У них прекрасная внутренняя энергетика. Если жизнь у них сложится достойно, то смею думать, что и в театрах России, и в нашем кинематографе 10-20-х годов XXI века будет столь же значительным, сколь и наш отечественный кинематограф прошлых лет.

А теперь я скажу о том, что меня тревожит. И обещаю ни слова про деньги. Они меня, конечно, тоже тревожат, но это уже следующая тема. Выходящая за рамки моего выступления. Да, эти ребята замечательно свободны. Они прекрасны, особенно на первом, втором курсе. Это пластилин, из которого можно вылепить все. Это гении. И это очень опасно, потому что действительно можно вылепить все. У них нет стержня. И этот стержень – отечественная культура. Шутки насчет того сочинения, которое пишет вчерашний школьник, сегодняшний абитуриент – это переписка Грозного с Крупской – это не анекдот, это действительно прямая цитата. «Пушкин погиб в застенках Дантеса», – это не шутка, а прямая цитата. Конечно, вы можете сказать, что вам дают 4 года, чтобы уровень их культуры был поднят до уровня человека, получающего высшее образование. Но в них нет хотя бы вопрошания: что есть история, что есть твое Отечество, что есть, в конце концов, мировая культура и цивилизация. Гораздо интереснее анекдоты про смерть Гоголя, или про любовниц Пушкина, но не то, что составляет сущность и значение эпохи. И вот эта и гибкость, и свобода, как сказали наши батюшки, она удобоприватная. Она и хороша и чрезвычайно опасна!

А второе, что меня беспокоит сегодня в 2009 году и в 2010 году - те условия набора, которые сегодня происходят. И не подумайте, что это чисто формальная проблема, с которой я вас сейчас познакомлю после той пламенной речи, которую вы сейчас выслушали. ЕГЭ – это очень большая проблема. Огромная проблема! Причем, смею сказать, не только для творческих вузов, а об этом говорят и крупнейшие наши ученые, говорят представители точных наук. Но я про тех, кто сегодня поступает в Литературный институт, в наши художественные институты, и, конечно, в наши театральные вузы, в институты кинематографистов. Видите ли, я – оптимист! Я думаю, что мы справимся и с этой Бабой-Ягой. В свое время наши педагоги, несмотря на необходимость преподавания научного атеизма, тем не менее, давали возникнуть в душах у людей росткам веры, подлинной духовности. Так и сейчас будем чесать в голове и думать о том, как бы нам обойти эти 200 баллов, полученных на едином государственном экзамене и как бы эти 200 баллов не перекрыли те 200 баллов, которые мы им должны ставить по творческим дисциплинам. И это повсеместно, во всех творческих вузах.

Что радует, Президент РФ уже не раз высказывался по поводу того, что есть очевидные нелепости, связанные с ЕГЭ. В последний раз он сказал о возможности пересмотра этой позиции. А ведь на это убито огромное количество денег. Этот проект уже запущен и его очень трудно остановить! Получается, что сейчас, скажем, режиссеры, как правило, на режиссерский факультет приходят люди взрослые, те, кому 25 лет, либо лишены возможности поступить, либо они должны сейчас, окончившие школу лет десять тому назад, сдавать ЕГЭ. Иначе мы не имеем права принять у них экзамен. Представьте себе, что когда вы задумали поступать во ГИТИС или во ВГИК на режиссерский факультет, вам в 25 лет пришлось бы сдавать тот же самый школьный экзамен.

Но кто сказал, что именно это тестовое мышление является критерием проверки знаний, не говоря уж о творческих способностях? Повторяю, в 2009 году мы будем вынуждены с этим считаться и подчиняться. Мы - законопослушные граждане, мы не сможем это оспорить, но будем каким-то образом стараться, чтобы принимали не тех, кто ловко угадал ответы и был ловко подготовлен. Кстати, хочу сказать о том, что ЕГЭ – это способ борьбы с коррупцией. Это иллюзия! Это перевод коррупции в другие эшелоны. Значит, взятки будут брать в других местах. Точно также уже появились уже специалисты по подготовке к ЕГЭ. Никто не проверит, сколько родители платят педагогам за так называемую подготовку к ЕГЭ.

Но ЕГЭ – это только одна из проблем. А вторая проблема – перевод на ступенчатую модель образования. Это вопрос уже решенный. Несколько дней назад у нас состоялась встреча ректоров театральных вузов Москвы и Санкт-Петербурга с Министром культуры России Александром Авдеевым. Все-таки мы пытаемся отстоять некоторые позиции по защите специфики нашего театрального образования. По-моему примирительно к актерскому образованию, писательскому, литературному образованию –бакалавры-магистры звучит нелепо. Я представляю себе тех, кто учился в ГИТИСе, в школе-студии МХАТ 40-50 лет назад. Вот скажем, Евгений Евстигнеев на бакалавра явно не тянет. А Миша Казаков на три книги больше прочитал – он у нас магистр будет. Вспомните сегодня, кто учился с вами, и рассчитайте, кто из них будет бакалавром, а кто магистром…

Но мне бы хотелось вот о чем сказать. Мы много лет пытаемся вступить в ВТО. Мы понимаем, что какие-то преимущества это сулит, но и какие-то трудности тоже сулит. И мы не идем в этом вопросе на уступки. Почему же так легко сдали наше образование в угоду так называемому Болонскому процессу, который мы подчинили образу, предназначенному для стран третьего мира?! Я готов согласиться, что, может быть, в каких то сферах мы являемся, увы, страной третьего мира. Но только не в вопросах образования, и только не в вопросах театрального и кинематографического образования.

Я глубоко убежден, что если где-то мы впереди планеты всей, в первых ее рядах, то это в области театрального (в этом году Щепкинскому училищу исполняется 200 лет), а впоследствии кинематографического образования. Оно действительно одно из самых лучших в мире, так почему же мы это сдаем? И сдаем не потому, что мы должны поучиться в чем-то у выдающихся стран Запада, а потому, что мы сдаем это в угоду стран третьего мира.

Я был в этом году на конгрессе Международного театра и вижу, что этот институт в основном заботится о том, что происходит с самодеятельностью в Бангладеш или в стране Берег Слоновой кости. В ГИТИСЕ висят портреты пяти режиссеров. Девяносто лет назад в одной России, и даже в одной Москве, одновременно работали пять крупнейших режиссеров мира. Здесь создан режиссерский факультет. Здесь балетмейстерский факультет и другие. Вы их прекрасно знаете. Почему мы должны идти на поводу у этого Болонского процесса?!

И я уже говорю о том, сколько будет стоить в условиях финансового кризиса перевод инвестирования на новую систему, во что это обойдется государству, и к каким результатам мы придем. Вот вы знаете, мы сейчас таких активов не хотим. Мы хотим других активов! Покажите нам каких? Я просто думаю, в 1949 году – а это были трудные годы для страны и образования – школу-студию МХАТ закончил Олег Ефремов, в 1950 – Михаил Ульянов закончил Вахтанговское училище, в следующем году – Олег Борисов. В 1956 году в одной студии МХАТ учились Евгений Евстигнеев, Михаил Казаков, Татьяна Доронина, Олег Басилашвили. В 1957 году «Щуку» заканчивает Лановой, «Щепку» – Соломин, студию МХПАТ - Табаков и Гафт. Это были непростые годы, но каждый год выпускались актеры, которых невозможно не знать. Вся страна их знает, и даже мир. Но кто-нибудь сказал, мы хотим других актеров, мы хотим других режиссеров? Кстати говоря, наши коллеги из близких европейских стран, к примеру, Финляндии, театрального образования Польши, театрального образования Чехии, вовсе не бегут впереди прогресса. Каждый, учитывая этот болонский процесс, тем не менее, выискивает ту модель, которая удобна им, внутри даже этого процесса. Только мы - сразу под козырек, бегом туда срочно.

Что мы получим через 4 года, и кто будет отвечать? С кого спрос? Будут ли те люди, которые стали инициаторами через 4 года сидеть на своих местах, чтобы им показать, вот, братцы, что вы сделали с нашим театральным и кинематографическим образованием? Есть, действительно, как мне представляется, момент, связанный с нашей культурой и нашим театральным образованием, и вот сюда, по-моему, должны быть обращены все силы. И самое главное, конечно, об уже сегодня шла здесь речь, образующий стержень нации – это язык. Язык общий для писателей, для актеров. Я всегда удивляюсь, когда на той трассе, по которой проезжают первые люди страны, выставляются напоказ такие «замечательные словосочетания» как Барвиха-хил, Рублевка-плаза. Помните как у Гоголя: иностранец Василий Федоров. Вот мне кажется, иностранец Василий Федоров уже живет у нас со времен Гоголя 170 лет. Барвиха-хил должна резать не только глаз, но и слух любого чуткого к этому человека. В такой политкорректной стране, демократичной, выросшей из эпохи Просвещения, из Великой французской революции, как Франция, на государственном уровне идет борьба за французский язык. А у нас? Если бы вы слышали на каком чудовищном русском языке говорят сегодняшние абитуриенты. Когда-то мы узнавали по произношению, по голосу и интонациям: вот эти приехали из Сибири, а эти с Вологдчины, а вот это Рязанская губерния, а вот Владимирская, а вот это юг России.

Сейчас это некая средняя плавающая, мяукающая, монотонная интонация, то, что на телевидении называется начитыванием. Вот это начитывающая интонация, которую педагогу сценической речи не побороть. Или можно отличить человека приехавшего из Киева или из Минска от человека, приехавшего во Владивосток? За те сроки, отпущенные нам, не привить студенту и любви к Пушкину, Достоевскому, Гоголю? Кстати, Гоголь и Достоевский писали в условиях рынка. И ничего хорошо писали. И с духовностью, и с верой было хорошо. (Аплодисменты). За те годы, которые отпущены сегодняшнему студенту, за то количество часов, не успеют педагоги сводить их, я уж не говорю, о том, чтобы провести их мимо самой большой библиотеки страны, но хотя бы к Красной площади подойти, ну хотя бы в Троице-Сергиеву Лавру. На потоке будем выпускать людей с культурным и профессиональным уровнем ниже, чем был у тех бригад, которые приходили в ГИТИС и даже не ГИТИСом, а центральным театральным техникумом в начале 20-х годов. Мы, в сущности, переводим наших студентов на уровень студии. Помните, была в Москве студия при центральном детском театре. Это трехлетнее среднее специальное образование. Вот, к сожалению, та опасность, с которой мы столкнемся. Это очень маленькое звено в той самой цепи, о которой говорилось сейчас. Справимся и с этим. Но, ценой каких усилий это предстоит педагогам всех Вузов – всего художественного образования: музыкантам, кинематографистам, педагогам литературного института и театральных вузов, чтобы спасти то, что у нас действительно бесспорно – это наше театральное образование. (Аплодисменты).

Виктор Тростников, доктор философских наук:
-Если говорить о центральной, стратегической задаче нашей культуры, то она определяется, конечно, временем. Время диктует задания для культуры. А время наше- исключительное. С началом XXI века пришло совершенно новое понимание самого себя. Именно в это время Тютчев бы сказал: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…». Это относится не только к Цицерону, который застал коренной поворот республиканского мышления к имперскому мышлению. Это относится и к нам, потому что в наше время, совпавшее с началом нового тысячелетия идут, неотвратимо изменения самооценки человечества. Дело в том, что именно сейчас население земного шара начинает понимать, что оно живет в многополезном мире. Этого раньше не было. Примерно в течение 300 последних лет, начиная от французского Просвещения, считалось, что человечество является некоторым единым субъектом истории, идет к достижению определенной цели, а именно, к достижению прогресса, одинакового для всех. Но кто-то впереди, кто-то отстает. Но, в конце концов, все эти отстающие догонят. И мы, как говорил Маяковский, будем без России, без Латвии, «жить единым человечьим общежитием». Вот такая точка зрения пришла к концу. Хотя в теории ей возражали гораздо раньше.

Но уже со второй половины XIX века появились очень интересные работы, где показывалось, что человечество состоит из отдельных таких больших сообществ, внутри каждого из которых люди чувствуют себя своими, и членов другого такого крупного сообщества ощущали чужими. Такая дискретная модель человечества появилась еще в конце XIX века. Потом эти работы русских носителей, я имею ввиду Менделеевского, Хомякова, Леонтьева, особенно Данилевского, были подхвачены, без упоминания предшественников, западными учеными Шведером, Тойнби. Вот Тойнби завершил создание новой многоцивилизационной модели человечества. А на практике это правильная точка зрения о дискретности человеческого рода не пробивала себе дороги к широкому пониманию. Почему? По очень простой причине. Потому что одна из самых мощных западных цивилизаций претендовала на свою исключительность. Остальные – полуцивилизации, вливающиеся в единственно возможную цивилизацию, которая основана на безграничном производстве товаров с помощью конкурентного капитализма, безграничном росте техники и технологии и господстве над природой. И тут еще примешалось странное такое слово такое слово «демократия», на мой взгляд, совершенно нелепое. Демократия в переводе есть власть народа, а капитализм есть власть денег. Но ведь кто-то один должен властвовать. Не может же одновременно - и народ и деньги. Так что это внутреннее противоречие. Это вот такая лингвистическая провокация.

Это, кстати, очень хороший способ подчинения других народов именно этим понятиям. И мы тоже, как попугаи, повторяем подброшенные нам понятия. Мы, кстати, понимаем только западную цивилизацию. Так вот, препятствием к понятию многоцивилизационного устройства, многополярности был, конечно, вот этот западный заслон. Сейчас это препятствие нарушено. Запад бравировал, насаждал себя, как единственно возможный путь развития. В это время под шумок остальные цивилизации развивали свою экономику. Иногда происходили экономические чудеса. Потом обзавелись потихонечку ядерным орудием и средствами доставки. Вот сейчас существует пять крупных цивилизаций – западная, русская православная, китайская, индийская и исламская. Ну и относительно небольшие сообщества, которые тяготеют к той или иной большой цивилизации, или выбирает пока еще. Так вот, каждый из этих пяти, обладает ядерным оружием и средствами доставки, поэтому война бессмысленна. Война между цивилизациями приведет к коллективному самоубийству – и все это понимают. Что надо делать в новых условиях? Надо дружить и сотрудничать.

Это перспектива XXI века. А для того, чтобы дружить и сотрудничать – мы подходим к главному моменту – надо в партнере видеть равного себе. Допустим, мы хотим сотрудничать с исламской цивилизацией, с арабским миром, с Пакистаном. Значит, мы должны признавать за исламской цивилизацией ту же самую безусловную ценность, основанную на уникальном внутреннем содержании, которая есть в нашей цивилизации. Но об уникальном внутреннем содержании, допустим, исламской цивилизации, наше коллективное мышление не может судить, потому что для этого нужно быть арабистом, специалистом по Корану. Это удел ученых. Общественное мнение, то есть Россия, должна видеть безусловную ценность в исламском мире, по аналогии с собой. Мы – цивилизация, они – цивилизация.

Если у нас есть безусловная ценность, значит и у них есть безусловная ценность. Но для этого мы должны понять, господа, что мы обладаем безусловной ценностью и уникальным внутренним содержанием. Вот только тогда мы сможем уважать и другие цивилизации! (Аплодисменты). Потому что, не уважая себя, нельзя уважать партнера. Это аксиома! Отсюда стратегическая задача нашей культуры заключается в том, чтобы выполнить девиз или наказ или лозунг Сократа: «Познай самого себя!» Вот мы должны познать самих себя, понять кто мы такие. Что это за люди – представители русской цивилизации?! Какие у них достоинства? Какой внутренний мир русского человека? Вот это и есть главная задача культуры. Потому что культура есть зеркало, в которой мы видим себя. А центральная часть этого зеркала, куда мы непосредственно смотрим – это, конечно, искусство.

А самым важным из искусств для нас является кино. Ленин прав был, и Сталин также думал. (Аплодисменты). С общефилософской точки зрения отсюда вытекает и главная задача кинематографа: показать, кто мы такие, познать самих себя, показать внутренний мир нашего человека. И не только для самих себя это сделать, но и чтобы другие могли понять это. Кинематографу нужно отходить от внешней сюжетности, я имею ввиду, от чистой такой сюжетности. Знаете, эти стереотипы уже всем надоели: это похищения с целью выкупа, тайна рождения, конкурентная борьба партнеров. (Аплодисменты). Такой джентльменский набор уже начинает приедаться.

Давайте теперь о деле. Мы хотим видеть психологические драмы. Мы хотим видеть борьбу характеров, желание человека самоутвердиться в этом мире. Внутренний мир, короче говоря, его душу. И вот это самое интересное. Я совершенно случайно посмотрел кусочки из «Вассы». Какое раскрытие глубины характера! И оторваться невозможно! Я понимаю, что перейти от внешней сюжетности, которая стереотипна, не надо много ума. К раскрытию внутреннего содержания русского человека, конечно, трудно. Но эта трудность смягчается тем, что колоссальный опыт именно такого кинематографа у нас накоплен. И я думаю, самый большой в мире! Это, конечно, советское кино! Горький сказал: «Всем лучшим в себе я обязан книгам!» А вот мое поколение может совершенно определенно сказать: «Всем лучшим во мне я обязан советским фильмам!» (Аплодисменты).

Владимир Гостюхин, народный артист республики Беларусь:
- Дорогие друзья. Меня сегодня просто потрясает сегодняшний разговор. Сказанные слова – это действительно истина. Разрушение страны начиналось с Дома кино. Кинематографисты приложили тогда немало усилий для того, чтобы наша страна не скатилась в бездну разрушения. Тогда разрушительный съезд, который состоялся, был хорошо услышан. И вот эта волна разрушения привела нас к тому, что мы потеряли великий наш кинематограф. Не произошло исторической передачи той энергии великого кинематографа в новое поколение. И вот сейчас происходит обратное. Кинематографисты объединяются для созидания. Услышит ли страна, услышит ли власть вот этот созидающий голос.

Меня очень волнует то, что все здесь сказанное, останется всуе. Поэтому очень важно, чтобы все, что было услышано и сказано нами, было услышано властью. Никита Сергеевич совершенно верно сказал, что когда нет власти, я бы добавил к этому, начинается гражданская война. Поэтому, чтобы все это произошло, власть должна быть употреблена. Иначе все останется нашими благими пожеланиями! Как говорится, благие пожелания – один из самых смертных грехов! Поэтому мы должны действовать. И одно из первых, что мы должны сделать – это определить кадры. Как говорил Иосиф Виссарионович Сталин: «Кадры решают все». Уже целое поколение режиссуры выросло на «мыльных» делах. Я работал с такими режиссерами. Вот он просто присутствует на площадке. Он ничего не решает. Все происходит как-то само по себе. Но я думаю, что где-то существуют еще те личности, люди, которые болеют, которые страдают и переживают все вместе со своей страной. Я и с такими работал. Их может быть не так много, но они есть! И вот им, в первую очередь, нужно давать возможность художественного и творческого проявления. И деньги государственные не раздавать, например, сволочам, которые снимают фильмы типа «Сволочи». (Аплодисменты).

Когда государство дает средства, чтобы разрушать самое себя – это преступление. Я много раз слышал, мол, это не формат сегодня, да кто это будет смотреть?! Поэтому надо искать и находить для нашего движения, которое начинается здесь, и для людей действительно талантливых в своей стране, своему народу. Пускай, это может будут красивые слова, но и другого придумать я ничего не могу, потому что я люблю свою Родину, я люблю свой народ, я служу не самому себе, а служу зрителю, народу. И пытаюсь по всем своим возможностям быть преданным моей стране! Я немного волнуюсь, потому что действительно я ждал такого разговора очень давно, начиная с перестройки. Я выстрадал, наверное, присутствие в этом зале. И то, что я услышал в этом зале - готов подписаться под каждым словом. Фильмы, которые сняты хорошо –не получают никакой рекламы. Они не доходят до зрителя. И, наоборот, завлекают зрителя на фильмы, которые, к сожалению, бессмысленны и на 90% являются плохим подражанием американскому кинематографу. Не надо нам подражать американскому кинематографу. Лучше его мы не будем, если мы будем подражать! Мы будем лучше, если мы будем снимать свое самобытное кино, которое у нас было. Вот мой призыв: «Кадры решают все» Искать и давать возможность проявляться молодым ребятам, но с духом любви к Родине своей. (Аплодисменты).

Никита Михалков:
-Я просто проиллюстрирую слова Володи. Ко мне на съемки приехал Дюжев Дима. Разговорились. И она стал мне рассказывать сюжет, о чем кино. Я спрашиваю, а кто режиссер? Он говорит: «Такой небольшой, в кепке!» (смех в зале). Или большой в кепке, или без кепки. Это безымянные герои сегодня. И пробы надо делать сегодня не актерам, а режиссерам. Может он снимать кино или нет! (Аплодисменты).

Валерий Фомин, доктор искусствоведения, профессор в области киноискусств:
- Я был среди тех, кто начинал перестройку, очень верил в нее. Был, даже может быть таким ударником перестройки, и очень горько и тяжело переживаю, что в итоге получилось. Я не думаю, что все, кто участвовал в этом, были какие-то заклятые враги. И все изначально хотели нагадить, и разрушить наше кино. Но обстоятельства повернулись так, что итоги катастрофические. Для меня сегодня самыми ключевыми стали слова Михалкова: «Наступил момент, когда надо определяться». И как историк кино, я хотел бы привести еще один аргумент, почему нужно определяться. Формула истории нашего кино строится на том, что уже было примерно было четыре цикла, в рамках которых было развитие быстрого и плодотворного роста. Начиная с дореволюционного кино, за 10 лет создалась мощная русская кинематография, которая выходила в лидеры мирового процесса. В 18 году все рухнуло. Потом был новый цикл.

Так же тяжело переходили в звуковое кино. Война была разрушительным страшным циклом. И вот все что случилось в перестройку, очень напоминает эту периодичность, потому что тоже разрушить удалось очень быстро. Но дальше как раз очень большое исключение начинается. Все несчастья и трагедии, которые случались с нашим кино, все его катастрофические падения в бездны, удавалось из них выйти за 3-4 года. Даже после революции, когда был такой тяжелый удар, к 1925 году у нас было мощнейшее кино, и появились новые авторы, новые студии, и кинематография стала быстро развиваться. В оттепель, когда снималось девять фильмов в год, когда абсолютно мертвым казался кинематограф, уже в 1957 году был «41 –й» и фильм «Летят журавли». И целая плеяда потрясающая вышла на арену. А вот сейчас, если с 1986 года отсчитывать время – уже больше 20 лет идет этот процесс. Признаков, что мы из этой разрушительной фазы не вышли и не выйдем, я думаю, в ближайшее время не видно. Вот почему надо действительно определяться.

У врачей есть такая формула, которая для них не страшно звучит: «Холера развивается нормально!» С точки зрения врачей это понятно, потому что они знают, что если лечить, то все придет к оптимистическому исходу, а не к летальному. Но дело в том, что мы-то оказались или плохими врачами или совсем не лечили. Или лечили не так все эти 20 лет. И поэтому продолжается вся эта пробуксовка, и никак не можем выйти из ямы, в которую свалились. Неоспоримо, что мы оказались в таком страшном провале. И позорном, на мой взгляд, провале. Потому что это не только наша страшная беда кинематографическая, это для страны страшная беда. Мы потеряли не только сеть кинотеатров, не только нас столкнули в периферию какую-то, в какую-то резервацию прокатную. Мы потеряли поколение за годы эти.

За 23 года выросло поколение, которое зомбировано совершенно другими традициями, другим опытом, не нашим опытом. И причем, не только зрительское поколение, которое так трудно будет вернуть, но и поколение творческих работников мы потеряли. Среди наших молодых мастеров, которые делают кино, много тех, которые снимают ненашенское кино. И потому и они ничего не могут сделать. Вот уже первые перестроечные фильмы меня очень насторожили тем, что они мне что-то напоминают. И роясь в киноведческой памяти, я как-то с ужасом обнаружил, что они мне напоминают фашистскую пропаганду, перед тем как Германия напала на нашу страну. У Геббельса была такая программа промывки мозгов, которая называлась «Недочеловек». И все орудие геббельской пропаганды работало на то, чтобы показать, что русские, славяне – это такие свиньи, с которыми не надо считаться и их не жалко убивать.

И эта пропаганда очень сильно работала. Когда захватили Украину, Белоруссию, там специально для русских снимали фильмы, и художественные в том числе, где показывали наш народ так, как вот показывает перестроечное кино. И если бы был жив доктор Геббельс, то я думаю, что многие фильмы, снятые в эпоху перестройки, получили не только по железному кресту, но и высокие награды, вплоть до серебряных и золотых. Вот до чего дошло, понимаете? Ситуация для нас сложна еще и потому, что потеряно целое поколение за эти годы, по сути дела, как ни горько говорить, но вся русская культура, в том числе и классическая, оказалась в резервации. Из всех нынешних орудий не только кино, телевидение, пресса из всех своих стволов беспощадно палит в Россию, уничтожая самые дорогие ценности. Так далеко, глубоко и опасно это все зашло. И конечно, определиться нужно правильно. Потому что времени болтаться столько лет уже просто нет. Потому что страна в очень опасном состоянии находиться. И все, что мы должны сделать, мы должны сделать точно и безошибочно!

Я думаю определиться надо в первую очередь Союзу кинематографистов. Лидером всего движения может быть только Союз. Мы очень будем благодарны государственной власти, за все, что она сможет для нас сделать, но мы ближе к делу. И мы должны определить, что мы делали неправильно. Российский Союз кинематографистов, к которому я имею честь принадлежать - это несчастное детище перестройки. Он создавался в 1989 году, как раз в начале перестройки. И по сути дела, творческого акта создания Союза тогда не произошло. Произошла просто смена вывески. Но не по Уставу, не по программе мы по-настоящему не определились. И если до перестройки все мы считали себя едиными, то после перестройки мы увидели такие маски, и такие личики, и такие фильмы, которые делались членами одного и того же Союза. Ну хватит нам уже с Иудами христосоваться. Вот сейчас действительно настает момент, когда нужно определиться! (Аплодисменты). Думаю, начинать нужно с Устава. Кроме Устава нужно понять, какое кино мы должны создавать рыночное или государственное.

Никита Михалков:
Рыночное кино, не рыночное кино, я совершенно уверен, что оно должно быть разным. Нужно понимать, как оно будет субсидироваться. Вот я совершенно уверен, есть государственный заказ, нужно государству кино, значит это отдельная строка: государство дает деньги на то кино, которое ему нужно. Если Министерство Культуры, которому государство дает деньги, распределит их по разному. Но есть еще один источник, который должен быть предназначен на поддержку молодых, маленьких фестивалей, арт-хаусного кино, всего того, на что государство, давая деньги, изумляется, увидев это. Поэтому я считаю, что мухи отдельно, котлеты отдельно! И мы сейчас занимаемся тем, чтобы выработать некую систему, по которой Союз кинематографистов России будет обладать определенными финансовыми возможностями для субсидирования того кино, которое как считают кинематографисты им необходимо.

Александр Щипков, советник Председателя Совета Федерации:
- Я хотел бы сказать, что я впервые на «Золотом Витязе». И я бы сказал. Что это чисто мужской форум. Здесь говорят именно то, что думают, поэтому я себе позволю быть достаточно откровенным. Я бы хотел сказать несколько слов о состоянии информационного пространства России, которое, в основном, формируется отечественной телеиндустрией. Я так бы и назвал свое выступление: «Нравственный кризис информационного пространства России».

Россия страна не просто большая. Россия страна огромная. Держа в руках политическую карту страны, ты наполняешься гордостью. А есть еще карта полезных ископаемых. Климатическая. Экономическая. Начали появляться конфессиональные карты. А где же самая важная карта – карта нравственного состояния России? Карта, по которой народы, окружающие нас могли бы судить о наших привычках, традициях, нравственных и духовных принципах, системе воспитания и образования, культурных ценностях и идеологических приоритетах.

Эта карта, этот путеводитель по загадочной русской душе – наше российское телевидение.
В современной России сложилось ситуация, противоречащая идее общественного прогресса. В целом по стране культурно-нравственный уровень родителей превышает потенциально возможный культурно-нравственный уровень детей. И телевидение здесь первый обвиняемый.

Давайте попробуем разобраться на каких основаниях базируется современное российское ТВ.
Двадцать лет назад телевидение высмеяло преподавателя ленинградского Технологического института за то, что она отказалась поступаться принципами. Над ней публично потешались и издевались десять лет, вдалбливая россиянам новую мораль, согласно которой поступаться принципами не только можно, но и нужно. Вот первое основание, на котором стоит наше телевидение – идеологический цинизм: убеждений не существует, принципов не существует.

Наше телевидение – грубое и бесстыдное, в нем нет места стыдливости и целомудрию. Вообще слово «целомудрие» уничтожено, выведено из речи. Реакция на него – нездоровый хохоток, будто вслух произнесено нечто крайне неприличное. Все мы не раз обращали внимание на то, как в телешоу при очередной скабрезной шутке камера скользит по лицам в зале. Губы выдавливают усиленные смешки, а глаза разбегаются в смущении, потому что зрителям неловко! Где же источник этой неловкости? А источник – в природном целомудрии, остатки которого пытается вытравить из народа российское ТВ.

Ради рейтинга телевизионщики готовы не только глумиться над наготой отца, но раздеть мать и научить детей смеяться над наготой матери.
"Будьте бесстыдными!", призывает нас российское телевидение. И если идеологический цинизм – первое его основание, то жажда бесстыдства – основание второе.

Телевидение – это не абстрактный монстр, а конкретные дяди и тети, которые зарабатывают деньги на пропаганде порока. Загляните в Останкино – в воздухе висит сплошной мат и табачный дым. Я два года служил в самых неблагополучных частях Туркестанского военного округа, 15 лет проработал рабочим на ленинградских заводах, но такого изощренного мата как в Останкино не слышал. Телевизионные девочки с брильянтиками на нежных пальцах матерятся грубее прапорщика из Термеза. Этот мат - не просто стиль современного телевидения, это его суть, его душа. И если говорить абсолютно откровенно и прямо, то эти прокуренные дяди и матерящиеся тёти хотят внушить нашим детям, что между добром и злом нет разницы, что добра и зла не существует. Отказ от добра и зла есть третье основание российского телевидения.

Понятия Добра и Зла являются фундаментальными в регулировании отношений между народами, государствами, классами, между народом и властью, между детьми и родителями. Группа лиц, которая сегодня манипулирует общественной моралью с помощью телеэкрана, считает, что всё регулируется деньгами. Все мы не раз слышали омерзительную фразу – «Ничего личного, старик, - бизнес!», Эта фраза утверждает превосходство денег над совестью. В этой фразе заключена вся идеология шпаны, которая захватила башню гениального инженера Шухова.

Итак – отсутствие принципов, жажда бесстыдства и отказ от добра и зла.

В течение последних двадцати лет мы наблюдаем деградацию нравственной составляющей информационного поля. Возможность роста не предвидится даже в перспективе, а вот пределы падения каждый год открываются все новые.
Теперь давайте задумаемся над тем, как одним словом охарактеризовать то, что нам показывает российское телевидение, что нам показывают люди без убеждений, без стыда, без базовых понятий о добре и зле, люди с поврежденным сознанием и поврежденной совестью. Что они хотят показывать на экране? – Только патологию.

Наше телевидение, это бесконечный рассказ об отклонении от нормы, о всевозможных разновидностях патологии. ТВ рекламируют патологию во всем – в деловых отношениях, в семейных отношениях, в дружбе, в сексе, в искусстве, в религии. Недоученные студенты, выпускники КВНа заменили юмор примитивным хамством, вместо врачей программы о здоровье ведут шарлатаны, вместо священников на экране появляются колдуны, а гомосексуалисты учат любви. Триумф патологии!

Нас пытаются убедить в том, что нормы нет. Что есть только патология. Что сама Россия – это патология. Что ТВ – это зеркало страны. Полюбуйтесь на себя, говорят нам с экрана, вы - уроды!
Честно говоря, любоваться надоело.

Поэтому законопроект Сергея Миронова о создании Общественного совета Российской Федерации по телевидению поддержали лидеры всех традиционных религий. Поддержали, потому что Совет нужен как воздух.

Завершая своё выступление, хотел бы напомнить, что общедоступное эфирное телевидение – это общественный институт. А общественный институт, как известно, функционирует нормально при одном условии: если существует социальный контроль. В нашем случае со стороны предлагаемого Общественного совета на телевидении.

Российскому обществу пора, наконец, сформулировать свои претензии к телевидению и заставить его служить народу. Только так мы сможем преодолеть нравственный кризис информационного пространства России.

Надеюсь встретить понимание и поддержку как среди участников кинофорума «Золотой витязь», так и в целом со стороны Союза кинематографистов России.

Благодарю вас за внимание. (Аплодисменты). Надеюсь встретить поддержку как со стороны участников форума «Золотой Витязь», так и в целом со стороны Союза кинематографистов России. (Аплодисменты). Спасибо.

Никита Михалков:
- Вообще это очень серьезный разговор, И действительно тут назрело. Вы понимаете, из некоторых выступлений, которые звучали, простите, что я вмешиваюсь, но просто в силу того, что мне это нужно как-то резюмировать для себя и для Союза. Из выступлений, которые здесь звучали, очень ясно вырисовывается некий лейтмотив, который заключается в том: « Ну доколе же!» Просто вот так тупо: «Доколе?» Ну король-то голый, он голый и ему надо сказать: «Ты голый!» «Ты бездарный!», «Ты никчемный!» « Ты ничтожный!». «Ты лжешь!» «Почему я должен на тебя смотреть, почему я должен тебя слушать?!» «Кто ты такой, чтобы я тебя слушал, что ты сделал, чтобы разговаривать с людьми с экрана?» «Что ты сделал?» «Кто ты такой!» Это принципиальный вопрос. Хватит нам существовать в системе какой-то неловкости. Как-то вроде у нас демократия. Да не всем цветам цвести надо! Ну мы же не жрем поганки, от которых умирают? Мы ищем грибы нормальные. Король – тоже гриб! Он тоже растет. Но когда мы его попробовали – бац- один помер, другой помер, третий помер. Это неправильно, так не должно быть. Потому что воспитывается представление о том счастье, об образе счастья, искусственном счастье. Это счастье Барби! Убивают тысячи людей. Никого не жалко! Достоевский 500 страниц посвятил тому, как молодой человек убил никчемную старушку. И что с ним случилось после этого? Нет, дело не в цензуре. Дело в точке отсчета. Вот взять авторов передач и сказать: «Иди сюда, возьми своих детей и будешь смотреть только это. И посмотрим, что из них вырастет! И посмотрим, как они с тобой обойдутся» Нет, эти дети учатся в Лондоне. Они здесь не существуют, их не травят. Они в противогазах здесь, а там они на яхте. А те дети, которым деваться некуда, они питаются этим! Король – голый!

Олег Королев, глава администрации Липецкой области:
¬- Взгляд из провинции. Уважаемый, дорогой, Никита Сергеевич! Доколе что? Не спешите аплодировать, дослушайте. Я 17 лет собираю круглые столы в Совете Федерации для всех деятелей культуры. И когда мы собирались, мы за последние 17 лет никогда, ничего, не решили только потому, что говорили обо всем: о ЕГЭ, о театре, о кино, о телевидении, и расходились ни с чем. Я предлагаю, взглядом из провинции, вернутся к тому, зачем мы сюда собрались. Но чтобы Вы меня поняли, я попробую мысль доказать коротко, но остро. Я давно во власти. Я бросил все свои связи и знакомства для того, чтобы понять, что же стоит за схваткой вокруг Михалкова на Съезде?! Я не бездельничал, бросил все свои силы. Дорогие друзья, интригую вас только затем, чтобы вернуть к актуализации темы, ради которой мы собрались. И я о ней скажу, не затяну.Была осуществлена попытка всенародной всемирной порки и почти уничтожения могучего могиканина русского духа, от которого Русью пахнет не только мне рядом сидящему, но и вам. (Аплодисменты).

Я, правда, знаю, что если бы вы дослушали дальше, то плакать вам захочется, и не понимаю аплодисментов – дослушайте дальше. Это было осуществлено по целому ряду причин. Причина первая: Россия не просто на излете, на последнем излете. И тех, кто может удержать ее на этом излете, сохранивших вот эту смелость, которую сохранил этот столповский, от слова столп – российский дух. Никогда ничего, будучи актером, сценаристом, режиссером, не сделал для России, кроме воспевания и воспитания России и величия Российского духа и величия государства российского. Таких осталось мало. И спасибо, Николаю Петровичу, что нас объединяет вот этот кинофорум. И поэтому вывод следующий: а почему ударили по этому творческому Союзу? Не в обиду будет сказано иным. Дорогие друзья, у тех, кто стоит режиссером, за такими процессами есть четкая наука, называется конфликтология. Я кое-что вчера говорил. Поясню: это только вас во ВГИКах учат, что кино бывает документальным, комедийным, трагедийным, каким-то еще. А там написано: кино бывает только созидательным или разрушительным и никаким иным. Потому что по их науке киноискусство является не только самым массовым (по-сталински), но оно и самое коммуникативное.

Вот театр – это слишком камерно, а кино является самым мощным самым оперативным создателем образа, который вел, ведет и всегда будет вести. И так будет до конца. Мы ведь собрались не просто о культуре поговорить, а потом и не знать, что мы решили. Мы собрались для того, чтобы сказать, что мы понимаем, что на съезде кинематографистов с победой надо поздравлять не Никиту Сергеевича Михалкова – он еще не отошел от борьбы, а всю Россию, с величайшей победой российского духа. Тогда надо понимать, что главное- зачем мы собрались на этом фестивале, ведь он собирался, когда Мраки Захаровы (мраки-я не ошибся) уже побежали. Когда-то в этом зале был Станислав Говорухин – кандидат в президенты. Он у меня спрашивает: «Как ты считаешь, сколько я наберу? Я ему ответил, что при всей моей личной любви гарантирую меньше процента. «Скажи почему, – спрашивает он меня. – У нас кино не любят?» Я ему отвечаю: «У нас кино любят! У нас ненавидят вас!» (смех).

Он говорит: «За что?» Черт всегда сидит в мелочах. Стратегически Россию никто не уничтожал. Дважды в один век, уничтожить ее своими руками? Сначала Царскую Империю, потом великий Советский Союз! А про Киевскую Русь вы забыли?! Можно своими руками уничтожить только тогда, когда черт сидит в мелочах. Станислав Говорухин, вы создали фильм, за который каетесь, и я знаю даже письменно. Вы перед Съездом народных депутатов, когда была заложена бомба под весь Советский Союз, создали исключительно разрушительный фильм, не помню, по-моему «Так жить нельзя!» Вы каетесь? Каюсь, признается. Вы понимаете, что все лучшее, что вы создали, вы похоронили. Сознаю! А зачем вы пошли кандидатом в президенты? К чему клоню? Я клоню только лишь к одному. Уважаемые деятели киноискусства и все те, кто пытался говорить о культуре вообще. Культура столь многогранна и широка, что если вы будете о ней говорить так, как вы сейчас обо все и понемножку, никогда вы не решите ничего! Я предлагаю вернуться к повестке дня об актуализации киноискусства. Тем боле с учетом величайшей победы, которую на Съезде одержали российские патриоты в лице Никиты Сергеевича, которого с победой поздравляю! А теперь внимание! Мне так обидно – это мало востребуется нашими воспитанными людьми и патриотами. Это востребуется на первом нейроплате как оружие всеми нашими врагами. Вы вспомните, как выгоняли из кинозала зрителей порнухой? При нашем попустительстве. Вы помните, как вашими же руками мочили мы друг друга? Поэтому я всего лишь прошу вас: вернитесь к теме разговора о том, что можно сделать, чтобы самое мобильное, самое могучее, самое влиятельное из искусств – киноискусство – актуализировало свою роль в самый тяжелый момент России на ее последнем излете. На всякий случай, рискуя быть непонятыми большинством, всего сказать не могу. Но скажу, что из этого излета Россия выйдет достойно, величайшей страной. Но не потому, что так Богу угодно, а в результате могучего кропотливого труда. Я вот ненавижу людей, которые говорят: «Я желаю тебе любви, или я желаю тебе быть любимым» . Любовь, как и излет России – это продукт тяжелейшего труда. Над нею, любовью, или излетом надо трудиться. . (Аплодисменты).

Валентина Гуркаленко:
- Я думаю, Олег Петрович проложил дорожку к моему выступлению. И я знаю с чего нужно начать возрождение нашего кинематографа. С того его вида, который был уничтожен как самый опасный в начале 90-х годов. А из нашего кинематографа был изъят жанр, который называется научно-познавательное кино. . (Аплодисменты). То есть тот вид кинематографа, на котором выросли все мы и десятки поколений наших людей. Сейчас нам говорят, что этот жанр не востребован – это ведь полная ложь, потому что все наши циничные каналы закупают его, тем не менее, пачками. Фильмы производства Би-би-си и Дискавери, а на наше научное кино уважаемое Госкино не выделяет денег. Оно слило всех в так называемое болото под названием неигровое кино и выделяет «всем сестрам по серьгам». И если бы посмотреть ту продукцию, которая создана за эти 20 лет, у вас волосы дыбом встанут. Мне кажется, настало время вообще персональной ответственности за то, что происходит в стране. Не кое-где и не кое-кто…

Вот у страны нет образа будущего. Но вспомните как наш кинематограф и научно-популярный и документальный просто костьми ложился для того, чтобы бороться против поворота рек, которые мэр Лужков почему-то собирается поворачивать заново. Сколько вообще наших товарищей погибло, рассказывая о чернобыльской катастрофе. А почему-то Росатом возглавляет человек по фамилии Кириенко, который в 1998 году обрушил страну дотла. (Аплодисменты).

Почему госкорпорацию, в которую миллиарды денег сейчас закачены, и которая называется «Роснанотехнологии» возглавил человек, который просто стал символом я даже не знаю чего – господин Чубайс. А нано-технологии, как режиссер более 30 лет проработавший в документальном кино, я вам хочу сказать, эта история почище атомной энергетики. И кто будет анализировать эти вещи? И какую страну мы собираемся строить? А какой образ будущего России мы видим? А мы его не видим вообще. И мне просто стыдно за министра образования Фурсенко, который не может объяснить народу в течение пяти лет, о каких реформах образования он говорит? Что это такое? . (Аплодисменты).

Какое образование нам нужно? Какие профессии будут востребованы в XXI веке? Что будет Россия строить? Что такое инвестиции и что такое инновации, я хочу спросить у достаточно образованных в этой аудитории людей, и я думаю, что вряд ли больше двух-трех человек ответят на эти вопросы. Наша студия Ленанучфильм –это единственная специализированная студия, оставшаяся в живых на всем пространстве бывших стран Варшавского договора. Уничтожена была в первую очередь студия «Киевнаучфильм». Уничтожен «Центрнаучфильм» – там гонят сериалы. И теперь это называется красиво- Центр национального фильма. И осталась вот эта наша студия, которую мы удерживали ценой я вам рассказать– мы пережили вторую блокаду, мы потеряли здоровье. Но мы ее удержали, как ядро, на котором можно восстановить научно-познавательный кинематограф. А ведь страшная проблема – это те самые кадры, которые решают все. Потому что вырастить режиссера научного кино – это не то, что вырастить режиссера игрового кино или документального. Потому что это должен быть фундаментально образованный человек, исследователь, который сможет стать посредником между яйцеголовыми – учеными и всеми нами. И для этого у нас пока нет никаких возможностей. . (Аплодисменты).

Владимир Мединский , депутат Госдумы:
- Дорогие друзья! Спасибо за приглашение выступить. Накануне я просмотрел Интернет. Горячо обсуждается и фестиваль, и приезд Михалкова. Обсуждается, действительно ли прообразом командарма Котова является начальник Липецкого авиацентра в 30-е годы. То есть тема встречает самый живой интерес. Вот о чем бы я хотел сейчас сказать? А должно ли искусство вскрывать язвы общества, посвящать себя всему этому? Ну, наверно, должно. У нас вскрывали язвы общества далеко небесталанные люди, такие как Герцен, Чернышевский, Белинский, Максим Горький. Ну и чем это все закончилось. Ну, вскрывали? Наверное, полезно человека периодически опускать мордой в грязь. Чтобы не зазнавался. Да?! Чтобы понимал, что не все так легко вокруг. Но если это делать перманентно, то он поймет, что это его естественная среда обитания. И стремиться ни к чему не нужно. Нужно в этой луже и остаться.

Я не понимаю, почему любая попытка создать кино пропагандистское, кино в хорошем смысле слова, кино, которое поддерживает, поднимает на щит православные ценности, добро, тут же встречает невероятное осуждение либеральной кинокритики, иронию. Вот недавно мы узнали, что Ленин никогда не говорил, что важнейшим из искусств является кино. Ленин, оказывается, говорил, что важнейшими из искусств являются кино и цирк, поставив это на одну ступень. Я не поленился залезть в первоисточник. Придумал про цирк журналист. Нет там ничего про цирк. Про цирк –это сейчас идет коммерческая жвачка. Знаете, почему в проекте «Россия», Столыпин не мог победить, Никита Сергеевич? Как вы думаете? .Если исходить из реального подсчета голосов, я думаю, все равно Столыпин не мог победить. Потому что Эйзенштейн не снял фильм «Столыпин» в 38-м году. Позитивная идея, которую создает кинематограф – это колоссальной силы вещь. Сейчас я читаю почему-то в критике, что «Чапаев» - плохой фильм, потому что «Чапаев» плохо относился к уральским казакам. Ну и вообще – спорная историческая фигура. Какая разница?! Пусть об этом профессиональные историки в академиях говорят. Как он относился к уральским казакам? Что важно? Пусть об этом в академиях спорят. Вот мальчишки «Чапаева» посмотрели, и конкурс военные училища увеличился в разы. И попадали в эти училища лучшие из лучших. Там отбор был колоссальный. И вот они закончили училище в 40-41 годы. Эти лейтенанты войну выиграли. Финансировать такие фильмы –это важная национальная задача.

Маргарит Николов, вице-презедент МКФ «Золотой Витязь», кинорежиссер (Болгария)
- Постараюсь быть очень кратким. Беру эстафету от Олега Петровича, потому что он не кинематографист, а сам добрался до того, чему мы все себя посвятили лет в 18. Все мы в проекте кинематографа, спасающего и созидающего духа, который был предложен мною и был принят на нашем форуме Международного объединения кинематографистов Славянских и Православных народов и Международного Кинофорума «Золотой Витязь» еще в 1996 году в Минске и является их долгосрочной программой на весь XXI век. Этот кинематограф является нравственным, и он является нашим завещанием молодым кинематографистам не только нашим творчеством, но и нашим определением с точки зрения мироощущения и миропонимания нашего поколения в философском и этическом аспекте нравственности. С тех 18 лет – это было невероятное усилие в духовном плане. Именно этот кинематограф является киноискусством, а не эрзацкультурой. Большинство из нас доказали все это не только своим творчеством, но и действием. Менять парадигму кинематографа и духовных образов самой жизни и творческой жизни людей- вот наша задача. Мы продолжаем усилия нашего усилия, профессора Михаила Рома. (Аплодисменты).

Инна Макарова, народная артистка СССР:
- Я хотела сказать только одно. Видимо редактура должна быть, все -таки редактура. Вещь иногда очень полезная. Чтобы не учили детей, как подробно убить человека. А ведь показывают все время. Мы смотрим с мужем на экран, и порой бываем потрясены, как учат добивать человека. А дети сидят и смотрят. Поэтому в мире распространилась стрельба по школам и т. д. .Редактура должна быть и запреты на растление людей должны быть. Можно сделать смешно это. А если всерьез? Они показывают сам процесс: как у больного выдернуть капельницу или как-то другие секреты открыть. Но я не знаю, как люди к этому отнесутся. По-моему Союз кинематографистов мог бы добиться подвижек в этом деле. И лечить надо не болезнь, а больного. И нельзя больных людей допускать до таких кинофильмов с насилием и жесткостью. (Аплодисменты).

Александр Михайлов, народный артист России:
-Буквально месяц назад я прилетел с Северного Полюса. Я каждый год практически туда летаю. Там у меня много друзей! И это не просто я как бы решаю испытать себя в экстремальных условиях. Я в прошлом моряк. И знаю, что такое девятибалльный шторм и как на твоих глазах тонут три-четыре сейнера и гибнет не одна сотня людей. Есть другая у меня цель – сохранить свою Родину, ради моих детей и ради моих внуков. На северном Полюсе мы спасли двух норвежцев и четырех китайцев. Я видел людей обмороженных, с черными обмороженными сопливыми носами. И вот я подумал, чего вас, ребятки, сюда занесло, что ж вам тут надо? Но почему я говорю об этом? Сейчас готовят отдачу Курил. Я знаю эту трагедию, которая будет очень сильной.

Трагедия по поводу Богучарской ГЭС, где затоплено огромное количество, а не одна и не две Матеры. Наша территория будет затоплена. Готовится действительно третья мировая война. Простите, может я сейчас говорю вещи неудодобоваримые, но эти вещи –предмет серьезного разговора. Когда я приезжаю к себе в Забайкалье и на кровати в доме у соседа лежат два китайца, а вокруг рисовая водка и когда вся деревня спаивается. Дети- мальчишки и девчонки полупьяные, потому что практически нечего есть. Мы говорили о Куршавеле, об этих Прохоровых, которые кичатся своим богатством и в то же время я знаю, что происходит сегодня в Сибири. Кстати, я хочу поклониться документалистам, которые единственные, может быть, всегда стоят на острие борьбы. Я имею ввиду и чеченскую компанию, и границы. Я помню, у одного китайца было 400 медвежьих лап, и практически одна семья уничтожила сто медведей. Сегодня я говорю о других вещах. В разговоре с одним чиновником я сказал, что если бы мне дали власть на несколько дней, то я бы занялся возрождением сельского хозяйства, потому что за последние несколько лет в России уничтожено 16 тысяч деревень. Это катастрофа, то, что происходит. Я не могу видеть слезы наших матерей и наших дочерей. У меня душа и сердце кровью обливаются..(Аплодисменты).

Сергей Никоненко:
- Сегодня много грустного о России говорилось, что и на последнем излете мы уже как-то находимся. А я все равно верю, что с Россией можно низко поступать, а вот унизить же Россию никто не может. Нам все равно придется ставить фильмы, играть роли, писать сценарии. И когда мы будем заниматься этим творчеством, я бы хотел вам привести один пример с какими трудностями столкнулся Александр Сергеевич Пушкин, переписывая со слов, очевидно, Арины Родионовны «Сказку о рыбаке и рыбке». Вот там есть одна главка, которую он потом вымарал. Там капризная старуха, взбалмошная, когда уже стала вольною царицею, она приказала привести мужа-старика.. И она ему говорит: «Не хочу быть вольною царицей, а хочу быть римскою папой». Старик не дерзнул слова против молвить, пошел к рыбке. Рыбка золотая и говорит: «Добро, будет она римскою папой». Воротился старик к старухе, пред ним монастырь латинский, на стенах стоят латинские монахи, пред ним вавилонская башня и на верху сидит его старуха. На ней вавилонская шапка. И молвит ей старик: «Здравствуй ты, старая баба! Ну, теперь твоя душенька довольна?» А она ему и говорит: «Врешь ты. Пустое городишь! Ничуть моя душенька не довольна, не хочу я быть римскою папой, а хочу быть царицею морскою». Дальше вы знаете. Почему он этот кусочек вынул? Да потому что для этой сквалыги, для этой старой бабки жадной, которая уже обезумела от богатства несметного, все равно чувство родины существовало, и Пушкин главу вынул. Все-таки для русского человека пределом желаний не может быть римский папа.. Так что я желаю нашему фестивалю больших успехов и патриотизма. (Аплодисменты).

Никита Михалков;
- Что бы я хотел сказать, подводя итоги. Во-первых, мне кажется, что мы должны избегать истерических настроений. Мы у себя дома, и, собственно, нас –подавляющее большинство. К сожалению, в СМИ, место этой точки зрения – невелико. Но это от нас зависит. Самое главное, я совершенно согласен с Олегом Петровичем, который говорит примерно тоже, что мой отец сказал на Соборе: «Сижу в Президиуме, а счастья нет». Все надеются, что разойдемся, и оно все как-то само собой покатиться. Да ничего не покатится. Поэтому, без политической воли то, о чем мы говорим абсолютно бессмысленно. Поэтому мне думается необходимо понимание властью того, что не только стратегия культуры, не только стратегия социальных взаимоотношений, должна быть политическая стратегия государства, которая включает в себя и то, о чем мы сейчас говорим. Вот правильно мы сегодня говорили: мы должны определиться.

Поэтому мне бы хотелось, чтобы результатом нашего разговора все-таки был бы документ. То есть я имею ввиду какое-то взвешенное, грамотное, правильное, аргументированное письмо. Вот я получил в президиуме записку: «Что делать мне с потоком циничной телеинформации мне, матери двоих детей? Выбросить телевизор хочется. Хватит задумываться.» Вот очень ключевая фраза : «хватит задумываться». В общем, все понятно! И кто платит за это понятно! Поэтому мы с вами должны определиться, каким образом мы с вами должны свою точку зрения выразить. Думаю, что это должно быть письмо, адресованное Президенту страны. Мы не должны ничего отстаивать. Собственно, нам нечего отстаивать! И мы не должны себя ставить в положение защищающихся. А раз мы себя считаем хозяевами нашей жизни, нашей земли, мы имеем право потребовать от того и от тех, кого мы избрали во главу нашей страны, чтобы они нас услышали. И поэтому я думаю, что нужно поручить нашему форуму, написать короткое грамотное и правильное письмо Президенту. Это не должен быть вопль! Должны быть конкретные предложения. Я считаю, мы должны сейчас решить кому мы поручим такую бумагу писать . После этого поручить Союзу кинематографистов такую бумагу отредактировать и принять решения. А я берусь ее передать в высший эшелон власти. Вот что я предлагаю: создать манифест. (Аплодисменты).

Стенографист: Вострикова Нина (Липецк, МГ)

Пресс-служба МКФ «Золотой Витязь»