Два концерта дал на саратовской земле хор Сретенского ставропигиального мужского монастыря города Москвы. Первый прошел 26 сентября в гарнизонном Доме офицеров в Покровске (Энгельсе). Второй — 27 сентября в Большом зале Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова; после концерта у руководителя хора — регента Никона Жилы — было всего несколько минут, чтобы ответить на вопросы корреспондента.
Никон Жила, регент хора Сретенского ставропигиального мужского монастыря г. Москвы. Фото Д. Елистратова |
— Никон, на концерте меня не покидало впечатление, что на календаре не 2009 год, а 1909-й: хор звучал так, будто ваши хористы выросли в той России, где не было ни 17-го года, ни 37-го… И в той степи, о которой пел хор, условно говоря,— лишь ковыль по ветру клонится, и ни одного столба линии высоковольтных передач на горизонте… Как руководитель хора Вы ставили целью возрождение именно той хоровой традиции, что была прервана потрясениями XX века?
— Цель была — добиться максимально лучшего результата. Насколько это возможно и насколько это в наших силах. Думаю, что это — единственно правильная цель. И она подразумевает в первую очередь пробуждение в людях каких-то совершенно не свойственных нашему времени забытых чувств, забытых ощущений. Потому что сейчас, к сожалению, из нашей жизни уходят такие слова и понятия, как любовь, терпение, честь, достоинство. Сегодня чаще можно услышать: власть, деньги. То есть то, что далеко не полезно. А мы хотим напомнить людям о том, что существуют гораздо более высокие и правильные ценности. Может быть, люди, услышав в нашем исполнении песни, которые в широком смысле этого слова можно назвать народными, почувствуют то, что им на самом деле жизненно важно и необходимо.
— И все же: если за образец Вы брали «дореволюционную» модель звучания хора — то где вы ее, простите за тавтологию, брали? Ведь не слышали же Вы пение дореволюционного хора?
— Почему? Мы слушаем дореволюционные записи, они существуют.
— Все же запись, даже суперкачественная, и живое исполнение — это, как говорится, две большие разницы. А если брать во внимание уровень звукозаписывающей техники начала прошлого века…
— Дело в том, что мы движемся вперед не только в плане звукозаписывающей техники, но и в плане профессиональной, певческой. Есть определенный опыт поколений, который каждый из нас получил, учась в музыкальных заведениях. И вот теперь мы пытаемся наши знания, наши усилия объединить для получения максимального результата. В этом смысле звук, техника пения — это средства для достижения конечной цели: чтобы люди нас слышали, понимали, чтобы мы делились друг с другом своими чувствами, положительными эмоциями.
— Ваши хористы — люди молодые, современные. Но в пении хора нет ни грамма суетности сегодняшнего дня. Как Вам удается этого добиться? Вы хористам запрещаете в «Одноклассниках» сидеть и «аськой» пользоваться для сохранения нужной чистоты эмоционального настроя? Или другой какой-то духовный «карантин» им устраиваете?
— Да, наши хористы — люди молодые. И очень талантливые. Но в первую очередь все они — люди воцерковленные. И вы совершенно правы в том, что некий «карантин» у нас есть. Это Храм. Мы несколько другие чувства, другое понимание вкладываем в то, что делаем. У нас есть основа, есть вектор движения. Этот вектор — Бог, вера. Поэтому мы по-другому осмысливаем и поем светские песни. Мы по-другому, чем люди нецерковные, думаем о смерти. Она придет к каждому из нас — но после смерти есть жизнь, потому что есть Бог. Возможность сказать об этом нам дает музыка.
— Никон, Ваш хор —
монастырский, и он вполне мог бы ограничиться
церковным репертуаром. Почему и кем было принято
решение включить в репертуар светские песни?
Фото Д. Елистратова
— С самых первых дней существования хора наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) поставил регенту хора игумену Амвросию — ныне Епископу Гатчинскому, ректору Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии — задачу: разучивать народные песни. Светский репертуар хора начинался именно с русских народных песен, в которых поется о жизни, смерти, о чистоте и любви. Для чего это было сделано? Для того, чтобы найти отклик среди нецерковной аудитории наших слушателей, пробудить в ней потребность задуматься о том, что на самом деле является главным, а не кажется таковым в суете повседневности.
— Это было задумано как целенаправленная миссия?
— Ну, это не тот случай, когда «разрабатывают концепцию» и «прописывают бизнес-план». То, что наш хор несет эту миссию — это благословение и благоволение Божие. Нам очень важно, что на концертах люди с радостью слушают нас, что мы находим со светской аудиторией общий язык, и для кого-то из слушателей дорога на концерт становится началом дороги к Храму.
— А концертная деятельность не сбивает настрой, не мешает потом петь на клиросе?
— Храм, богослужение — в первую очередь. Для нас это — главное. А все остальное — «потом», как вы говорите. И на все это Храм дает и силы, и настрой.
— Сейчас Церковь много делает для того, чтобы православные и народные традиции действительно возрождались — не в музейном варианте, а в реальной жизни. Насколько важно в этом процессе возрождение хорового и церковно-хорового пения?
— Россия — поющая страна. Именно хоровая культура — и церковная, и народная — это наша основа. Это то, без чего в будущем будет очень сложно — если этот пласт культуры сохранить не удастся. И еще это то, что очень важно для воспитания молодого поколения.
— А с каких лет можно приводить ребенка в хор? Вот Вас, например, с какого возраста родители приобщали к хоровому пению?
— Меня — с рождения и даже раньше. Дело в том, что моя мама — Надежда Петровна — пела в хоре Троице-Сергиевой Лавры, которым руководил ныне покойный архимандрит Матфей (Мормыль), потрясающий регент, потрясающий человек. В раннем детстве, помню, я очень любил слушать пластинки. Это были семидесятые годы, записи лаврского хора были большой редкостью, но у нас в семье они были. Даже сохранилась фотография, где я, совсем маленький, у проигрывателя стою и пытаюсь дирижировать. А в шесть лет меня отдали в хоровую студию.
— Интересно, а при хоре Сретенского монастыря работает детская хоровая студия?
— Пока нет, но планы такие есть. Организация детского хорового коллектива — это очень серьезный вопрос. Потому что дети — это такие люди, с которыми еще нужно найти общий язык…
Наше интервью прерывается: организаторы концерта красноречиво показывают на часы. Понимающе киваю: знаю, что хор сразу после концерта должен ехать в аэропорт. Приходится «закругляться».
— У хора очень насыщенная творческая жизнь. Куда из Саратова летите?
— В Иркутск, там пройдет несколько концертов. А в октябре должны быть в Греции. Будем петь за богослужениями и в совместных с греческими коллективами концертах. У нас действительно очень интересная творческая жизнь. И очень здорово, что мы можем ездить, встречаться с людьми, обмениваться опытом; помогать людям возвращаться к православным корням, к духовным ценностям — и видеть отклик.
— Меня удивило, что Вы сказали: «обмениваться опытом». Как это происходит?
— Во время поездок мы обычно за богослужениями поем с местными хорами. В вашем городе мы пели с Архиерейским мужским хором. Совершенно потрясающий коллектив. Очень собранный, по-настоящему духовный. Это настоящее церковное пение.
Беседовала Маргарита Крючкова