Тосиюки Симидзу: «Япония нуждается в равноапостольных просветителях из России»

Доцент Института иностранных языков города Кобе (Япония) Тосиюки (в крещении Игорь) Симидзу ответил на вопросы корреспондента портала «Богослов.Ru» иеромонаха Адрина (Пашина).

Тосиюки Симидзу: Я родился на самом южном из японских островов — острове Кюсю, в префектуре Оита. Окончил Токийский институт иностранных языков, там же учился и в аспирантуре. Затем меня назначили преподавателем Военной академии в Токио. Там я четыре года преподавал русский язык, а после меня перевели на нынешнее место работы — в Институт иностранных языков города Кобе на русскую кафедру. Там я преподаю уже двенадцать лет, моя специальность — русская литература и Православие. На нашей кафедре семь постоянных преподавателей, и из них трое, в том числе я, занимаются русской литературой.

– Когда у Вас возник интерес к русскому языку и к русской литературе?

– При подаче документов на поступление в Институт иностранных языков нужно сразу выбирать язык, который будешь изучать. Я определился со своими интересами еще в школе. Сначала меня интересовала философия, но в последних классах я все же решил изучать русский язык и потому поступил на русское отделение института. Моим научным руководителем был профессор Хара — известный в Японии специалист по русской литературе и переводчик, как и его отец. Под руководством профессора я специализировался в русской литературе XIX века, особое внимание уделял Пушкину, Гоголю, Толстому, Достоевскому, Тургеневу, Чехову.

Когда я поступил в Токийский институт, как раз готовили к изданию полное собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского на японском языке. Первый том вышел, пока я учился на первом курсе. В этом смысле мне очень повезло — время моей учебы совпало со временем издания в Японии сочинений этого великого русского писателя.

– Какое отношение в Японии к России, к русским, к русской культуре?

– Наша страна только после революции 1867 года вышла из изоляции и стала открытой для внешнего мира. В то время из Европы, в том числе и из России, стала проникать европейская культура. Стала известна и русская литература.

В Японии двоякое отношение к России. Прежде всего, многие мыслят о ней очень негативно. Во Второй мировой войне Россия и Япония были противниками, а в начале XX века была еще и Русско-японская война. Сорок тысяч японских военнопленных умерло в лагерях Сибири после Второй мировой войны, поэтому старое поколение во многом относится к России отрицательно. При этом сами вернувшиеся из советского плена японские солдаты (некоторые из них еще живы), как правило, с большим теплом отзывались и отзываются о России. Да, с одной стороны, Россия — страна действительно очень страшная. Но с другой стороны, они и в плену чувствовали доброту русских людей, доброжелательное отношение даже к бывшим врагам.

Несмотря на все это, потенциально интерес к русской культуре, несомненно, очень высок. Образ русского человека, который содержит ваша литература, конечно, нам очень симпатичен. В ответ на вопрос, кто их любимый иностранный писатель, более половины японцев называют Достоевского. Мне самому это кажется загадочным, но тем не менее японцы, ничего не зная о Православии, очень хорошо воспринимают Достоевского; они ощущают русского человека как человека доброго и совестливого. Даже военнопленные это почувствовали.

Итак, русская литература оказывает сильное влияние на японцев, и, как я уже обозначил, здесь на первом месте, несомненно, стоит Достоевский. В его романах «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» главные герои Раскольников, князь Мышкин, Шатов, Алеша Карамазов — это добрые люди, это православные люди, которые ставят перед собой серьезные философские проблемы. Японцы мало знают о Православии, но все равно любят этих персонажей. Удивительно, но только одного романа «Преступление и наказание» в Японии существует более десяти переводов, и сейчас его снова переводят — настолько популярна у нас русская литература.

Кроме образа России, который нам являет русская литература, существует и образ сильной военной державы, образ огромной страны с богатейшими ресурсами; существует некая антиномия. Есть положительный взгляд на Россию, на русских, но есть и отрицательное отношение — как к опасному, сильному, страшному соседу. И конечно, есть интерес — ведь мы соседи. В прошлом веке мы два раза воевали друг с другом, но сейчас между нами происходит культурный обмен, обмен кадрами. Отношения Японии с Россией имеют еще более древнюю историю, чем отношения с Европой или Америкой. История нашего соседства очень давняя, так что еще раз повторю — отношение японцев к России может быть разным.

– Почему из всей русской литературы так выделяют именно Достоевского, а не Толстого, не Гоголя, например?

– Толстой и Гоголь у нас также популярны, но особенно японцы любят именно Достоевского. Я думаю, что он особенно ярко выражает русскую душу. Он смог отразить антиномию человека. Его герои согрешают, но они стремятся к добру, они хотят спастись, они спорят о Боге. Это и вызывает симпатию у японцев.

– А каково отношение японцев к христианству, к Православию? Помнят ли в Японии равноапостольного святителя Николая?

– История христианства в Японии начинается в XVI веке — именно тогда португальцы привезли к нам католичество. Затем христианство было запрещено, японские христиане в течение двух-трех веков подвергались гонениям, христианство в Японии сохранялось лишь в катакомбах. Православие в Японии появилось в середине XIX века благодаря миссионерским трудам равноапостольного святителя Николая. Он приехал в российское консульство в Японии в 1861 году, будучи еще иеромонахом. В то время христианство в Японии было под запретом, и будущего святителя послали с целью служения в храме при консульстве. Однако он все же начал изучать японский язык, поскольку был уверен, что в ближайшее время появится возможность православной миссии в Японии. Более того, в своих письмах он выражает уверенность, что Япония станет православной страной. К сожалению, это до сих пор не сбылось. В XX веке между Японией и Россией было две войны, поэтому Православию чинились всяческие препятствия. Оно не исчезло — все еще остается около десяти тысяч православных, но их число, к сожалению, постепенно уменьшается — особенно после поражения Японии во Второй мировой войне.

В Японии не понимают отличий между христианскими конфессиями, поскольку те не воюют между собой, но и общаются друг с другом довольно мало, почти не имеют взаимных контактов. Среди христиан всех конфессий протестанты в Японии составляют большинство — около 70-80 %. В Южной Корее их роль еще более существенна — там они составляют около 90 % от христиан, а у православных в Южной Корее лишь одна церковь — в Сеуле. У нас, конечно, православие сильнее, но из десяти тысяч считающихся православными лишь 5-6 тысяч регулярно посещают храмы. Дело в том, что если в семье кто-то примет крещение, то вся семья записывается в метрике как православная. Но на деле это не так, это нереальная цифра.

Наряду с преподавательской деятельностью я занимаюсь и церковной — уже почти двадцать лет служу чтецом, певчим и регентом в православной церкви в Кобе. У Японской Православной Церкви много проблем — не хватает кадров, не хватает средств, и поэтому мы благодарны за ту материальную и духовную помощь, которую оказывает нам Патриарх и вся Русская Православная Церковь. Я надеюсь, что Православие в Японии будет жить и дальше.

Итак, отношение японцев к Православию — не очень горячее, не очень активное. Но мы являемся частью японского общества, и наше существование в нем спокойно и мирно. Я надеюсь на будущее Православия в Японии.

– Расскажите, пожалуйста, о своих научных интересах. Чем Вы собираетесь заниматься в России?

– Год назад епископ Егорьевский Марк был в Японии для закладки нового храма в честь святого Александра Невского. Мы тогда с ним беседовали, и он благословил меня поработать в Московской духовной академии по теме истории Русской Православной Церкви. Хотя я не историк, а филолог, но сейчас пишу историю Русской Православной Церкви по заказу одного японского издательства. Это будет не научная, а скорее популярная книга, доступная каждому читателю. Я и сам бы хотел иметь такую книгу. В советское время у нас было несколько переводов работ по истории Русской Церкви, но все это были труды советских историков, содержавшие много искажений. Православному человеку их читать просто больно. Я чувствую, что нужно точное изложение истории Русской Церкви, ведь для православных японцев Русская Церковь — это Церковь-мать.

С другой стороны, через Достоевского я заинтересовался Оптиной Пустынью. Я уже более десяти раз побывал там, и сейчас мне предлагают жить в скиту Оптиной Пустыни и работать в архивах, ведь я занимаюсь темой отношений русских писателей с Оптиной Пустынью более десяти лет. Это и Достоевский, и Толстой, и Гоголь, и Константин Леонтьев.

Оптина Пустынь — это святое место, в котором процветало старчество. Афон тоже славится высокой духовностью, но он закрыт, попасть туда трудно, а женщинам вообще невозможно. Оптина же Пустынь была всегда открыта народу. Старец Лев, например, всегда принимал простой народ, даже когда ему это запрещал местный архиерей. Люди всегда стремились туда попасть. Для меня очень важно то, что Оптина Пустынь была и осталась духовным центром не только для монашества, но и для простого народа.

Возьмем русских писателей. Гоголь, написав «Мертвые души», зашел в тупик, хотел уйти в монастырь. Он пришел за советом к старцу Макарию, но тот отказал ему в монашестве. Сказал, что, имея такой талант, надо до конца жизни оставаться в литературе.

А Константин Леонтьев два года жил на Афоне, затем вернулся в Россию и прожил в Оптиной Пустыни последние четыре года своей жизни под руководством преподобного Амвросия. Вел строгую аскетическую жизнь, и по благословению старца Амвросия принял тайный монашеский постриг за месяц до кончины.

Толстой также бывал в Оптиной Пустыни. Всем известно, что он был отлучен от Церкви, но его родная сестра Мария Николаевна была монахиней в Шамординском монастыре. Когда Толстой в последней раз был в Оптиной Пустыни, то в беседе он сказал ей, что хотел бы остаться здесь на всю жизнь. Однако этого не случилось. На другой день Толстой подошел к дверям келий старца Варсонофия и старца Иосифа, но не смог в них войти, побоялся и прошел мимо. Это и был уход Толстого в вечность. Вскоре он поехал на юг, и по дороге в поезде заболел. В Астапове Толстой сошел с поезда, и какое-то время лежал в квартире станционного смотрителя. Оттуда, по всей видимости, он и отправил своей сестре телеграмму, чтобы та направила к нему священника из Оптиной Пустыни. Думаю, что он все-таки хотел перед смертью исповедаться. Но окружение его заблокировало, священника к нему не пустили, исповеди не случилось. Среди ученых сейчас идет дискуссия о возможности реабилитации Толстого.

В последнем романе Толстого «Воскресение» Нехлюдов в молодости согрешил с одной девушкой, но затем хотел избыть этот грех, оставаясь целомудренным всю оставшуюся жизнь. Главная тема этого романа — покаяние. Увы, то, что Толстой как писатель совершил в литературе, в этом романе, он не смог совершить в настоящей жизни. Вот какая трагедия! Я очень сопереживаю ему.

Сын Достоевского Алексей был крещен в Старой Руссе, там и сейчас есть дом-музей писателя. К сожалению, Алеша не дожил до трех лет — заболел и умер. Достоевский очень сильно переживал смерть сына, даже хотел бросить писать. В этой сложной духовной ситуации он и поехал в Оптину Пустынь — сопровождал его, кстати, философ Владимир Соловьев. В Оптиной Достоевский побывал у старца Амвросия, и тот его сильно утешил. Своему умершему сыну писатель посвятил образ Алеши Карамазова.

Итак, русский человек всегда тянулся к монахам, к старцам. Это очень характерно для России. Подобного старчества нигде не существует, это очень ценная традиция.

Я тоже хочу спастись. Я принял крещение в том же городе Старая Русса, в том же самом храме святого великомученика Георгия Победоносца, где был крещен сын Достоевского Алеша. Настоятель архимандрит Агафангел меня сразу принял и крестил. Даже не спросил, почему я решил стать православным. Посмотрел на меня и сразу принял. Он спросил, чем я занимаюсь. Я сказал, что изучаю русский язык и литературу. Тогда он подумал и сказал, что начало русской литературы — это «Слово о полку Игореве», и потому он дает мне в крещении имя Игорь. Это было в мае, сразу после памяти святых Кирилла и Мефодия. В Старой Руссе проходил форум, посвященный Достоевскому, и по окончании этого форума я принял крещение. Я считаю это имя знаком того, что мне надо продолжать изучать русскую литературу.

– Кроме Вас, есть ли в Японии другие исследователи русской литературы и Православия?

– Я являюсь членом японской ассоциации русской литературы. В ней около четырехсот человек, это немало. Конечно, не все из них специализируются именно в литературе — есть и лингвисты, и социологи, и культурологи. Есть отдельно и ассоциация ученых, изучающих русскую историю, их примерно триста человек. Иными словами, ученых, изучающих Россию, ее культуру и историю в Японии довольно много. Но православных христиан среди них очень мало — два-три человека. Поэтому интерес к Православию надо развивать, и в этом я вижу свою задачу, свой крест. У меня большие планы. К сожалению, мы с этими оставшимися православными учеными живем далеко друг от друга, общаемся мало. В своем институте в Кобе я не только единственный православный, но даже единственный христианин. Психологически это тяжело, поскольку нет единомышленников, но церковная жизнь мне помогает. В нашем православном храме в Кобе нет постоянного священника, но по воскресеньям и праздникам приезжает священник из Киото — это в 50 километрах от Кобе. Так что 4-5 раз в месяц у нас проходит служба. Это очень утешает.

– Расскажите, пожалуйста, о японской системе образования.

– У нас система почти такая же, как в Германии или США. Начальная школа — шесть лет, затем три года — так называемая средняя школа и три года — высшая школа. Это школьное образование — всего 12 лет. Затем институт или университет — четыре года. Затем мастер-курс — 2 года и докторская (PhD) — три года. Это обычная западная система.

– Где ваши священники получают духовное образование?

– У нас есть одна духовная семинария в Токио при Воскресенском Соборе, который построил святитель Николай. Там сейчас учится то ли три, то ли четыре человека. Всего у нас по всей Японии 55-56 церквей, а священников — 26-27 человек. У вас в одном академическом храме столько священников, у меня это вызывает хорошую зависть.

Уровень образования в нашей семинарии, к сожалению, очень слабый. Хорошо бы, чтобы наши будущие священники приезжали в вашу академию. В советское время более десяти наших священников получили духовное образование в Джорданвилльской семинарии в Америке. Там они и были рукоположены. Два нынешних наших регента окончили регентские курсы при Ленинградской духовной академии, а мой духовник в Японии отец Иоанн, которому уже около 60 лет, сорок лет назад окончил Ленинградскую духовную академию. Потом он учился еще в Греции. А так уже более сорока лет никто не учился в ваших духовных школах.

– Японцы, которые придерживаются традиционной для Японии религии синтоизма, являются ли в большинстве своем религиозным народом?

– В Японии фактически смешанная религия — наполовину синтоистская, наполовину буддистская. Обычно семья при рождении ребенка несет его в синтоистский храм, а когда кто-то умирает, то совершают погребение по буддийскому обряду. Такое отношение трудно назвать верой, это просто традиция, и поэтому трудно назвать японцев религиозным народом. Но все-таки 80 % на Новый год посещают синтоистский храм, жертвуют туда и молятся о счастье. Император является хранителем религии и в любой праздник он посещает синтоистский храм. Иностранцы, видя эту ситуацию, могут подумать, что японцы благочестивы и религиозны. Но на самом деле, как мне кажется, они ни во что не верят. Никакой активной веры у них нет. Сейчас в школе нет никакого религиозного образования — официальная точка зрения гласит, что религиозное образование в школе может принести только вред. Обряд остался, но его смысл никто не толкует и не понимает.

Несколько лет назад у нас процветали сектанты. Это было очень страшно, все мы помним скандал с Аум Синрикё. Кстати, они все еще действуют, хотя и изменили название.

– Можно ли сказать, что поле для христианской миссии в Японии обширно?

– Да, я надеюсь на такую миссию. В библиотеке МДА есть учебник японского языка авторства отца Иоанна Сэнумы, предназначенный для русских миссионеров. Отец Иоанн окончил вашу академию примерно 120 лет назад, а потом был ректором нашей японской духовной семинарии.

Наш митрополит Даниил планирует создание монастыря, но пока не нашли подходящую кандидатуру настоятеля или наместника, ведь и сам владыка был простым женатым священником и стал монахом только после смерти жены. Так что у нас совсем нет монашеской традиции. Конечно, нам нужна поддержка Русской Православной Церкви.

– Что же, будем надеяться, что русская земля еще подарит вам новых просветителей.

– Спасибо большое, ведь Япония очень нуждается в равноапостольных просветителях из России.

Беседовал иеромонах Адриан (Пашин)