Над смехом счастья и стоном скорби людей витает некая таинственная улыбка, согревающая, но не обжигающая. Улыбка эта совершенно не похожа на презрительную, леденящую усмешку циника. Улыбка матери над разыгравшимся младенцем или улыбка святого над могущественным, но слабым напоминает эту таинственную, возвышенную улыбку. Что другое еще может означать это тихое радование, как не соучастие в радости радующихся и плаче плачущих? О чем говорит эта улыбка, как не о том, что чрезмерная земная радость вскоре сменится печалью, а на смену печали придет радость? Грустно, что из всех земных животных именно эти два наиболее характерно выражают человеческое помрачение — обезьяна и гиена. Старайся, чтобы радость твоя не походила на гримасы обезьян, а скорбь — на бессмысленную ипохондрию гиены. Вспомни непостижимую и ласковую улыбку матери и святого, улыбку, заключающую в себе мудрость, милость, любовь и вечность. И вечность, ибо смех и плач временны, та улыбка пребывает вовек.