Сегодня исполняется 100 лет со дня кончины преподобного Гавриила (Зырянова). Схиархимандрит Гавриил, духовник преподобномученицы великой княгини Елизаветы, оставил десятки учеников, будущих исповедников: никто из них не отрекся от Христа в застенках НКВД, не ушел в обновленчество. Сам преподобный принял схиму в возрасте 48 лет и прошел трудный путь — через тяжелую болезнь, клевету и изгнание из монастыря. В молодости Гавриила бил отец за стремление в монастырь, а в старости к схимнику каждый день стекались сотни людей.
«Если Ты есть....»
...Ганя ничком, как бездыханный, лежал на земле. Когда он пришел в сознание, первой его мыслью было: «Есть Бог, есть Бог!»
Минутой раньше будущий схиархимандрит Гавриил, а пока Ганя, единственный мальчишка в большой крестьянской семье, лежал в поле и молился, и эта молитва была наполовину с отчаянием и сомнением. Лето кончается, а на глазах мальчика получасовой ураган с градом побил пшеницу. Честный и тяжелейший труд его отца и всей деревни пошел прахом, их ждет голодная зима, крестьяне в унынии и смятении. И в душу подростка закрадывается сомнение: если Бог благ, как Он допустил это?..
Подросток просил чуда, молился, лежа на земле, и последними словами этой молитвы были: «Да будет пшеница...»
«Он хотел иметь чудо доказательством истинности бытия Божия, — пишет епископ Варнава (Беляев), автор одного из жизнеописаний старца Гавриила. — И прошептал в страшном ужасе, добавив не трепещущими устами, а, скорее, одним умом, где-то там внутри, без слов: “...если Ты есть”».
— Вдруг, — передавал отец Гавриил, — над моей головой среди ясного неба раздался гром или как бы громоподобный голос с небес сказал мне: «Будет пшеница...»
Вскоре установилась хорошая погода: дневная жара и ночные дожди. Крестьяне стали собирать остатки урожая. Ганя уговорил отца подождать еще недельку — пшеница будет лучше! Будет же пшеница... «Шкуру с тебя сдеру, если пропадет», — ответил отец, но поддался на уговоры и стал ждать. И с каждым днем его раздражение сменялось удивлением и благоговением: пшеница росла... А когда стали собирать, снопы уродились в рост человека, так что урожай едва смогли запереть в сарай!
«Божья...», — говорил Зырянов-отец, сняв шапку и проходя по полосе...
«Монах будешь... Схимник будешь»
Что такое молитва, Евангелие, храм, будущий схиархимандрит Гавриил, конечно, знал с раннего детства, но, видимо, через личное сомнение и утверждение в вере должен пройти каждый.
Он воспитывался в глубоко религиозной семье зажиточных государственных крестьян Федора и Евдокии Зыряновых. Грамотные родители читали Псалтирь, Евангелие, жития святых. И детей воспитывали в духе прочитанного: все мысли направлялись к Богу. Мать маленького Гани увещевала сына так: «Вот ты шалишь, своими шалостями грехи выращиваешь, а потом и сам с ними не сладишь».
Мать Гавриила стояла на коленях: “Господи, я вымолила у Тебя сына, а он все шалит. Что же мне с ним делать?”
Гавриил вспоминал ее, стоящую на коленях перед образами, со слезами молящуюся вслух: «Господи, вот, я вымолила у Тебя сына, а он все шалит, не слушает меня. Что же мне с ним делать? И сам погибнуть может и меня погубить...» Мальчику становилось жаль мать, и он уже и сам начинал вместе с ней молиться.
Несмотря на религиозность семьи, как гром среди ясного неба грянули слова подросшего Гавриила: «Благословите в монастырь!» — «Не пущу!» — кричал отец, а после продолжительных просьб просто взял и отлупил двадцатилетнего сына как маленького. Очень сильно отлупил, на глазах у сестер и матери. А тот как ни в чем не бывало снова: «Тятенька, отпустите в монастырь». Пришлось отпустить. Прощалась и плакала вся деревня: статного, красивого, работящего парня провожали на путь иночества, чтобы никогда в этой жизни больше не увидеть. Отец его упал в обморок от этих переживаний. Но Ганя назад не поворотил. Да и помнил, как один странник в паломничестве предрек ему: «Монах будешь... Схимник будешь».
В Оптиной
Стать и красоту Гавриил не потерял и в старости. В биографической книге «Тернистый путь к Богу» епископ Варнава (Беляев) пишет о старце Гаврииле так: «Увидев его, невольно поражались: огромный и ростом, и какой-то внутренней статью седовласый старец, в котором сразу угадывался нравственный богатырь; добряк, шутник, негодующий при столкновении с малодушием и цинизмом и плачущий в умилении пред очередным свидетельством сострадания Божьего».
Но пока перед нами — молодой послушник, приехавший в Оптину пустынь.
“В Оптиной мы чувствовали себя как в среде святых и ходили со страхом”
«Мы чувствовали себя там как в среде святых и ходили со страхом, как по святой земле, — вспоминал он потом об обители. — Я присматривался ко всем и видел: хотя были разные степени, но все они по духу были равны между собой; никто не был ни больше ни меньше, а были все одно — одна душа и одна воля — в Боге». Но вскоре и здесь его постигает новое сомнение, новое испытание веры...
Однажды, простудившись на колокольне после послушания в жаркой пекарне, Гавриил тяжело заболел. Хворь не оставляла его пять лет: «Я болею, лежу, лихорадка замучила. Пользы обители не приношу — очевидно, Богу не угодно, чтобы я в монастырь поступал. Значит, пошел против Бога и отца с матерью», — с этими мыслями, еле передвигая ноги, опираясь на палочку, послушник отправляется к старцу Амвросию.
— А умрем — тоже пользы никому не будет, — насмешливо ответил на эти помыслы старец и развеял его сомнения. А потом помолчал и сказал: «Думается мне, что ты при поступлении в обитель не во всем покаялся. Оставил грех — вставил и лазейку для бесов».
Брат Гавриил подумал-подумал, но ничего не припомнил. «Ну, вылезай!» — пошутил старец Амвросий и ударил Гавриила ладонью по лбу.
И тут будущий схимник вдруг вспомнил, как в родной деревне «в Великий Четверг сделал наговор над пояском и хлебом и этим добился того, что их корова сама без пастуха и провожатого стала приходить домой. Дело обыкновенное в деревне, он его и за грех не считал...»
Отец Амвросий благословил послушника ехать на рыбные ловли, верст за 50 от монастыря, для охраны пруда. Ехал болезный инок под хохот нескольких сот мужиков, работавших в поле: стояла жара, а он — в шубе да в шапке из-за лихорадки. Но вскоре, за год послушания, болезнь оставила страдальца.
Великая схима в 48 лет
Шли годы, а послушник оставался послушником. Постригом его обходили. Однажды старший друг, келейник игумена, признался ему: «Я просил игумена постричь тебя в мантию, а он ответил: “Да-а, постриги его — а он уйдет от нас”». И тогда отец Гавриил действительно решил уйти вопреки уговорам.
«Уйдя из Оптиной, — пишет епископ Варнава, — он потом много раз убеждался, что такого доброго устроения, какое нашел там, нет нигде, но ни разу не пожалел о своем поступке. Ибо отправился за любовью Божией».
Старец Амвросий советовал молодому монаху: “Бежать куда угодно, только не жить в Москве”
В 1874 году инок поступил в Высоко-Петровский монастырь в Москве, где и принял постриг с именем Тихон. Но через 8 лет бежал и оттуда — таков был совет старца Амвросия: «Бежать куда угодно, только не жить в Москве». Монах удалился в тихое место, каковым оказалась Раифская пустынь под Казанью. Но уже в следующем году он переехал оттуда в Седмиезерскую Богородицкую пустынь, где и прожил 25 лет. Там же произошло его становление как старца.
И становление это было связано с тяжким недугом. Помогая вытаскивать телегу из ямы, он надорвался. 5 лет пролежал в постели, мучился с сердцем, то выскакивавшим из груди, то будто замиравшим...
В возрасте 48 лет отец Тихон принял великую схиму, попросив наречь его прежним именем в честь Архангела Гавриила.
О болезни, поиске ее смысла и жажде любить Бога он писал так:
«Я жаждал любить Бога всем сердцем. Но как любить? Если любить Бога, — нужно быть достойным Бога, а я видел себя не только грешником, но и коснеющим во грехах своих. Желание любить Бога крепко возрастало до горения, а как любить, чтобы сердце удовлетворилось в своем желании, я не знал... Все способы испытал, на которые указывают: т.е. делать все доброе, быть милосердным к ближним... Не раз оставался чуть прикрытым, раздавая все нуждающимся, терпел голод и холод, скрывая это от других, обиды терпел, не мстил за обиды, старался любить врагов и любил их, как то повелено Господом. Но самой любви-то к Богу я в себе не ощущал, да и страсти мои ясно говорили, что я чужд этой Божественной любви... Я чувствовал, что сила жизни — в любви к Богу, сила творческая, благодатная...
И вот, Господу моему было угодно, чтобы я заболел; и я заболел, а любви этой еще не испытал в себе; заболел и сильно плакал во время болезни о том, что остался побежденным во грехах моих — грехом, а любви-то еще не имею... Спешу каяться не раз и не два, очень много каюсь и получаю радость...
Чем более я страдал, тем легче себя чувствовал
Чем более я страдал, тем легче себя чувствовал. Я ощущал сильную потребность причащаться — и меня причащали. По Причащении Св. Таин мой дух окрылялся неизреченной надеждой на Бога, а сердце переполнялось благодарностью ко Господу Иисусу Христу. Здесь-то мне, убогому, и открылась в необъятной полноте любовь Божия к миру в искуплении человеческого рода. Эта любовь заговорила как бы во мне, внутри всего моего существа, с такой силой ко Господу, что я не чувствовал и своих страданий... Я осознавал себя глубоко грешным, но в то же время горячая надежда на спасающую любовь и милость Господню неизменно окрыляла мой дух. Слезы умиления лились из очей, а что переживало при этом сердце, я не могу и описать... Я не чувствовал потребности в пище; тяготился, когда меня посещали другие. Я блаженствовал, уязвленный любовию ко Господу, желал остаться, хотя бы навечно, один и страдать, но только с Господом и в любви к Нему. Вот что такое Боголюбие и вот что оно делает с душой человека!»
Так родился в мир старец...
Открытый и всегда веселый
Через некоторое время отец Гавриил становится наместником монастыря. Не имея духовного образования, он был талантливым самоучкой, на память цитировал труднейшие места из святых отцов. Все силы старец вкладывал в благоустроение обители. Вокруг него появляются ученики и множество посетителей. Особые отношения складываются со студентами Казанской духовной семинарии — молодежь старец очень любил. Он был веселым и открытым. «Смотрите, — шутил отец Гавриил, — чтобы у меня от вас за версту монахом пахло!»
“Батюшка-старец был всегда приветливый, любил шутить и терпеть не мог сумрачных монахов”
«Батюшка-старец был всегда приветливый, любил шутить и терпеть не мог сумрачных монахов, — описывает его один из посетителей, будущий архиепископ Вологодский Стефан (Знамировский). — Он долго и тяжело болел; в результате этой болезни у него явилась болезненная полнота». Однажды в период учебы в Казанской духовной академии будущий владыка вместе с двумя друзьями-студентами (один из которых — архимандрит Симеон (Холмогоров) — станет автором наиболее полного жизнеописания схиархимандрита Гавриила) приехал к старцу. Тот встретил их: «Вы, верно, думали увидеть схимника, всегда плачущего и худого, а вот видите, какой я толстый и всегда веселый».
Во время этой встречи Холмогоров почти не говорил, не задавал вопросов. Прощаясь, он подошел под благословение последним и услышал от отца Гавриила неожиданное: «А ты постригайся». Он ответил: «Благословите». И друзья вышли. Сокурсники, ошеломленные словами старца, стали возмущаться: «Как ты мог ответить “Благословите”, если никогда и не говорил о монашестве, ты ведь любишь общество, светское пение, музыку, вечера!». На что будущий отец Симеон ответил: «Ведь вы же не знаете, что у меня на сердце». Вскоре он принял постриг...
Клевета и изгнание
С 1902 года у отца Гавриила окормлялась великая княгиня Елизавета Федоровна
С 1902 года у отца Гавриила окормлялась будущая преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна. Очень скоро ее постигло сильнейшее горе — гибель ее мужа, генерал-губернатора Москвы Сергея Александровича Романова, погибшего от рук террориста. И, быть может, старец был тем, кто подготовил ее духовно и помог пережить трагедию.
С ростом популярности подвижника растет и зависть к нему. На старца доносят некоторые из братии, обвиняя в плохом ведении хозяйства и присвоении монастырского имущества. Не разобравшись в деле, начальство увольняет его с должности наместника...
Отец Гавриил в итоге оказывается на вокзале, где ему едва хватает денег на билет. Поезд увозит страдальца в Псков, где его ждет в Свято-Елиазаровском монастыре его ученик, будущий священномученик Иувеналий (Масловский). Через некоторое время оказывается, что обвинения в адрес схиархимандрита были ложными — это доказала комиссия. Но поздно...
В Свято-Елиазаровской пустыни старец становится широко известен: поток посетителей к нему доходит до 150 человек в день, за советом идут люди самых разных сословий, приезжают целыми семьями, целыми паломническими группами. На средства великой княгини Елисаветы Федоровны в обители строят домовую церковь, чтобы слабый здоровьем отец Гавриил мог бывать на службах. Прозорливость подвижника становится очевидной.
И сгущающиеся над Россией тучи отец Гавриил не мог не видеть...
Почему мы боимся взять крест?
Уже и в семинариях было неспокойно. В 1907 году один из его ближайших учеников архимандрит Симеон, на тот момент ректор Тамбовской семинарии, становится жертвой покушения: в него выстрелил революционно настроенный студент семинарии. Пуля попала в позвонок, и нижняя часть тела осталась парализованной. Сильные боли сопровождали мужественного монаха всю жизнь... После покушения старец взял отца Симеона к себе в Спасо-Елиазаровскую пустынь, где тот прожил до самой смерти своего благодетеля в 1915 году, укрепляясь в вере и мужестве.
Ни один из учеников старца не предал Христа, не стал обновленцем
Среди учеников старца — много новомучеников и исповедников. Ни один из них не предал Христа, не стал обновленцем. Вот только некоторые имена: священномученик Иувеналий (Масловский), священномученик Анатолий (Грисюк), архиепископ Герман (Ряшенцев), архиепископ Иннокентий (Ястребов), архиепископ Гурий (Степанов), архиепископ Стефан (Знамировский), епископ Иоасаф (Удалов)...
«Почему же мы боимся взять крест, с которым можем достигнуть Царствия Небесного? — писал старец Гавриил. — В кресте спасение, в нем жизнь, в нем защита от врагов: “Сим побеждай”. В кресте сила души, в кресте обилие радостей небесных, в кресте обилие духа, верх добродетели и совершенство святости... Итак, возьмемте всякий свой крест и последуем за Иисусом, и мы достигнем жизнь вечную».
Седмиезерский преподобный
24 сентября 1915 года старец отошел ко Господу. На отпевании были сестры Марфо-Мариинской обители и, конечно, великая княгиня. Погребальная процессия отправилась в то место, откуда при жизни подвижника изгнали: братия Седмиезерской обители встретила своего бывшего наместника с раскаянием... И имя его осталось навсегда связано с монастырем, где он провел большую часть жизни и от которого потерпел самую большую несправедливость. В 1996 году схиархимандрит Гавриил Седмиезерский был прославлен в лике местночтимых святых Казанской епархии, и мощи его с 2000 года покоятся в восстановленной обители.
Чудом уцелел в месиве революции храм, построенный преподобным. Это двухэтажная Свято-Евфимиевская церковь в Седмиезерской пустыни, на первом этаже которой он в свое время заповедал читать неусыпаемую Псалтирь. В 1928 году храм остался единственным монастырским зданием, которое не сравняли с землей по приходу советской власти. Сегодня немногочисленная братия вновь, сменяя друг друга, читает здесь Псалтирь...
Вся жизнь схиархимандрита Гавриила — свидетельство последних слов, произнесенных им на смертном одре: «Спастися подобает многими скорбями». А вместе с тем — и слов, сказанных когда-то маленьким Ганей своим родителям:
— Я не ваш, я не ваш.
— А чей же ты?
— Я — Божий.
Отче Гаврииле, моли Бога о нас!!!