Творческое преодоление марксизма

Священник Павел Флоренский

После официального упразднения в нашей стране марксистско-ленинской идеологии как государственной современная университетская наука, и прежде всего обществоведческие и философские дисциплины, стала похожа на функционирующую лишь по инерции машину, становящуюся тем более опасной, что знающих ее замысловатое устройство «механиков» становится все меньше. При этом ничего столь же универсального взамен до сих пор предложено не было, и преподаватели там, где необходима апелляция к общей теории – когда стыдливо, а когда и агрессивно, но в любом случае безо всякого творческого посыла, – вынуждены использовать все те же старые марксистские наработки. Особенно печальна в этом смысле ситуация с историей.

Однако справедливо ли говорить, что у нас действительно нет никакой альтернативы?

Во-первых, сомнителен сам тезис о тотальности господства марксистской идеологии в советское время. Так, известный математик Игорь Шафаревич отметил в одной из своих бесед[1], что, к примеру, математические дисциплины всегда оставались той областью, которую идеологическое вмешательство не затрагивало. Во-вторых, при подобной постановке вопроса забывается, что роль марксизма, как и технических достижений Запада, на том или ином этапе истории использованных Россией, чтобы тому же Западу достойно противостоять, была служебной, да и сам марксизм вовсе не был единственным основанием ленинизма. Как об этом писалось в коллективной монографии современных нижегородских исследователей-марксистов «Ленин: марксизм и русская идея»[2], ленинизм явился продолжением не только западной, но и русской традиции – и революционной, и философской. В-третьих, что касается русской культуры, то здесь идеология, подобно «слову» из известной русской пословицы, всегда была лишь «серебром», «золотом» же – молчание. И, соответственно, политическая идеология не совсем адекватно отражала то, что реально происходило в недрах советского государства.

Именно этим – наличием «дополнительных опор», – на наш взгляд, и объясняется неудача попытки того отказа от марксистско-ленинской методологии, которая делалась в 1990-е годы необдуманно, научно не обоснованно, политизировано. А если так, то значит, на самом деле марксистская методология все еще нуждается в подлинном преодолении, новом, более углубленном прочтении.

«Теперь экономический материализм – дело прошлого. На смену ему выступила сакральная теория»[3], – писал Флоренский еще в 1923 году. Через 80 с лишним лет эти слова можно повторить с еще большим пафосом. Мы видим, что даже прагматики от бизнеса употребляют мистические термины и систему терминов (см., например, книгу Джорджа Сороса «Алхимия финансов» и множество других). Вопрос только в том, какой это идеализм.

Итак, предложим вниманию читателя свою попытку показать пути преодоления марксизма с позиций отечественной религиозной философии. 

Концепция отца Павла Флоренского

 Всем известна классическая марксистская теория общественно-экономических формаций.

В основе ее лежит чисто диалектическое в духе Гегеля представление о том, что производственные силы человечества развиваются прогрессивно и это периодически вызывает революционные скачки: количество, накапливаясь, переходит в качество. По марксизму, производительные силы (количество), развиваясь, периодически приводят к смене производственных отношений (качественный скачок). Первобытнообщинный строй сменяется рабовладельческим, тот феодализмом, на смену которому приходит капитализм, и наконец наступает социалистический строй или коммунизм.

Согласно ленинской диалектике, развитие идет по спирали: каждая последующая формация отрицает предыдущую и тем самым на новом витке возвращается к ее предшественнице.

Зная это и удерживая в памяти при анализе историософии отца Павла Флоренского именно эту теорию, нетрудно заметить типологическое сходство.

У Флоренского мировая история предстает как цепь сменяющих друг друга, подобно ночи и дню, двух цивилизаций, каждая из которых строится на противоположных принципах. Флоренский называет их условно средневековой и «возрожденской».

Проблему истоков двух основных типов мировоззрения Флоренский проанализировал в 13-й лекции – о предпосылках христианского миропонимания, – носящей знаковое название «Два пути мысли: возрожденский и средневековый». Он писал: «Между самообожествлением и верой в Бога нет третьего, и культурный человек без Бога – самоистукан (Канон Андрея Критского), и это не в силу частных прегрешений, а внутренней связности. Подобно тому, как сидящие на покатости сползают вниз при всяком движении, так и здесь естественное расположение – изгнать Бога, избавиться от Бога, чтобы быть самим собою»[4].

Таким образом, философ приходит к неутешительному постулату: «Если возрожденский человек верует, то он непоследователен»[5].

Сам Флоренский был математиком и считал, что подлинный математик – это тот, кто умеет использовать математический аппарат при решении любых задач, в том числе частной, даже бытовой жизни. Этот характерный для него подход мы встречаем как в лагерной переписке Флоренского-зэка, так и в таком программном для мыслителя сочинении, как «Философия культа», написанной в те самые годы, когда православный культ всячески осмеивался, а его служители репрессировались. В «Философии культа» Флоренский блестяще показывает, каким образом самая казалось бы малозначительная особенность обряда, деталь культа, то есть частность, связана с целым – всей полнотой православного мировоззрения.

Именно эта особенность – видеть общее и даже идеальное в конкретном – характерна для философского наследия отца Павла.

И поскольку в основе всякой культуры, по Флоренскому, лежит культ, то он и определяет два основных культа, которые лежат в основе двух основных типов культуры – культ человека и культ Божества.

Место прогресса в концепции Флоренского 

Флоренский не придерживался прогрессивной модели развития общества. Для него прогресс идет параллельно. «День дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум» (Пс. 18: 3). Именно этот фрагмент из писания Ветхого Завета наиболее адекватно отражает мысль Флоренского. Возрожденческие эпохи продолжают традицию, идущую от предыдущей возрожденческой эпохи, и средневековые наследуют средневековым типам цивилизации. При переходе же происходит отрицание предыдущей культуры.

Культурные эпохи живут по преимуществу дневным или ночным сознанием. Ритм дневных или ночных сил имеет одинаковое место, но весь строй – в один период выше, в другой – ниже. В истории бывают дни и ночи. Где преобладает мистическое начало, ноуменальная воля, восприимчивость, женственность – это ночной период. Где активнее поверхностное воздействие на мир, воля феноменальная, мужественность – это дневной период истории. «Ночной период – Средневековье, – заключает Флоренский. – Дневной – Новое время. Теперь – “разрождение”, мы на пороге нового средневековья»[6].

Если для дневных эпох действительно характерен прогресс, то для ночных эпох действует обратная перспектива. Каждая последующая эпоха исполняет прореченное в предыдущую и, таким образом, по своему продолжает ее[7].

Как это похоже на марксистское диалектическое понимание исторического процесса! Сходство налицо, хотя налицо и отличия.

При этом Флоренский прогнозирует: «Чтобы понять жизнепонимание будущего, надо обратиться к корням его, к жизнепониманию средневековому…»[8] Но это не прозрение духовидца, а холодный теоретический прогноз ученого, основанный на определенной методологии, которая позволяет ему точно также окунаться и в прошлое и утверждать, что для того, чтобы понять философию Нового времени, надо обращаться к философии античной.

Свою теорию сменяющихся культур (средневековых и возрожденческих) Флоренский берет из современной ему научно-исторической литературы, в которой не раз проводились культурологические (как бы сейчас выразились) параллели между культурами прошлого и современностью. Так, век культуры, запечатленный в «Илиаде», тогдашними историками Э. Мейером, Пельманом, Меррэем и другими характеризовался как «греческое средневековье» («das griechische Mittelalter», по выражению немецких ученых), а, соответственно, Флоренский в том же ключе пишет, что в Трое, Микенах и Тиринфе густеет ночь архаизма. Цветущая же, дневная пора древности соответствует Новому времени.

Культуру эллинизма Флоренский приравнивает к современной. Почему? Потому что в рамках того же предложенного Флоренским сравнения двух культур с ночью и днем в ХХ веке уже «вновь вечереет небо, уже вновь разлилась в воздухе прохлада, первые звезды зажигаются над нами».

Иными словами, Флоренский наметил возможность более подробной детализации эпох.

Как же он характеризует современную эпоху?

Он считает, что его современники уже пережили век интеллектуальной утонченности, а затем и переутонченности; теперь же начинаются искания архаизма и отвращения от рациональности: «Самый прочный из оплотов рационализма – научное мировоззрение – падает на наших глазах под прибоем растущего прилива. Близко новое средневековье; и народные массы с Востока, кажется, уже идут исполнять свое обычное историческое назначение – рушить»[9].

Не это ли мы видим в современных демографических волнах колонизации Европы и Америки «цветными» народами. Эти народы руководствуются религиозными принципами, и мотивы их поведения не доступны пониманию западного прагматического сознания, которое из последних сил все-таки пытается этими культурами манипулировать.

Интересно, как Флоренский описывает механизм преемственности культуры. Начало новой философии, философии Возрождения, по его мнению, примыкает не к средневековой мысли, но к вечереющей мысли древности. И напротив, «наступающий вечер мысли, уже явно веющий прохладою над нашими головами, и быстро надвигающаяся на нас вечерняя тень новой культуры видимо разрывают с традициями непосредственно предшествовавшей им дневной культуры Нового времени, и невидимые артерии и нервы общества получают питание и возбуждение от считавшейся еще не так давно бесповоротно погребенной мысли средневековой»[10].

При всем этом не стоит думать, будто социализм, современником которого был Флоренский, осознавался им как новое средневековье. Нет и еще раз нет!

В своей последней работе «Предполагаемое устройство государства в будущем» (1934) Флоренский, будучи очевидцем правления «новых цезарей», смог четко сформулировать следующий теоретический посыл. И Гитлеру, и Муссолини Флоренский отказывет в подлинном творчестве, назвав их всего лишь «суррогатом» грядущего лица: «Надо думать, они лишь первые попытки человечества породить героя. Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели… На созидание нового строя, долженствующего открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право – сила гения творить этот строй»[11].

Так же и Сталин, хотя прямых упоминаний об этом уже нет, был для мыслителя, судя по аналогии, всего лишь провозвестником нового средневековья, одной из тех фигур, которые отучают народы от автономии (демократии)[12].

Критика возрожденчества и апология Средневековья

 Между тем пока из того, что мы успели изложить, вряд ли сложилось ясное представление о теории Флоренского. Сложность обсуждаемого вопроса состоит в том, что у отца Павла нет отдельной работы, в которой бы подробно была изложена его историософская концепция. Фрагменты ее приходилось разыскивать по всему собранию его сочинений, слава Богу, изданному практически целиком.

Кроме того, может возникнуть путаница из-за непонимания терминов – возрожденческая культура и средневековая.

Для Флоренского это не конкретно-исторические понятия, а обобщенно-культурологические. Вместе с тем Флоренский употребляет именно эти термины, поскольку именно в эти эпохи – Средневековье и Возрождение – наиболее полно выявились два противоположных принципа построения культуры.

Обе эти эпохи на слуху, и имеется более поводов ссылаться именно на них как на эпохи обозначившиеся, вполне выразившие свой принцип.

Когда Флоренский пишет, что возрожденческая эпоха – это возрождение фарисейства, носящее на новом языке два имени: натурализм и гуманизм, когда была провозглашена автономия человека и природы, то понятно, что речь идет вовсе не только об эпохе Возрождения. Главное для характеристики основного стержня философии «возрожденской культуры» – это понятие автономии.

Автономия же – это когда господствует закон, полученный от твари. Может быть много оттенков этого стремления, но суть их одна – самодостаточность твари (человека), независимость его от Бога.

При всей своей отвлеченности и научности схема Флоренского, несомненно, носит полемический характер, заострена против Возрождения и является апологией Средневековья.

Свое собственное мировоззрение Флоренский прямо называл мировоззрением средневекового русского человека XIV века.

Уже в первой половине ХХ столетия Флоренский считал, что и в среде интеллигенции, и в простом народе созрело понимание того, что «те пугала, которыми нас отпугивали от Средневековья, выдуманы самими же историками», что «в Средневековье течет полноводная и содержательная река истинной культуры, со своею наукою, со своим искусством, со своею государственностью…»[13]

Согласно Флоренскому, пафос средневекового человека – это утверждение реальности в себе и вне себя, и потому – объективность. И наоборот, субъективизму нового человека, воспитанного эпохой Возрождения, свойствен иллюзионизм.

Об этом отец Павел пишет в «Иконостасе», «Обратной перспективе», «Итогах» – работах, посвященных искусству, где научно доказывает самые невероятные на первый взгляд и парадоксальные вещи. А именно, что возрожденческая перспективная живопись – это иллюзия, поскольку является удвоением, отзеркаливанием видимого мира, созданием его копии. И напротив, икона с ее обратной перспективой является продолжением материального мира, является окном в мир горний.

Обосновывая обратную перспективу, Флоренский анализирует и рисунки детей, и делает вывод о том, что обратная перспектива, находящая отражение в этих рисунках, свидетельствует о «непридуманности» подобного способа живописи: «Детское мышление – это не слабое мышление, а особый тип мышления, и притом могущий иметь какие угодно степени совершенства, включительно до гениальности, и даже преимущественно сродный гениальности…»[14]

Однако при всей полемичности система Флоренского все-таки научна. Нравственные оценки характеристик той или иной культуры не имеют главенствующего значения. На первом месте противопоставление типов культуры. 

Схема для популяризации

Модель Флоренского является строго математически выверенной (вспоминаем мысль Шафаревича), но поскольку подробный пересказ ее потребовал бы очень большого места, сделаем конспект основных выводов из теории Флоренского и оформим их подобно модели предпочтений, которую создал Н.П. Полторацкий на основе работы Ильина «О монархии и республике»[15].Эта схема лишь последовательно описывает обе основные идеальные формы, по которым строится любое общество, культура и цивилизация. А далее задача читателя выбрать, какому же типу построения общества отвечают его собственные предпочтения и сделать мировоззренческий выбор.

Как видим, оба типа цивилизаций прекрасно ложатся на марксистскую историографическую схему (теорию общественно-экономических формаций). Особенно если ее брать не в школярском (схоластическом) варианте, а во всей многовариантности, в свете возможных исторических «откатов», «тупиков» и прочих исключений, имеющихся в историческом процессе и лишь подтверждающих общее правило.

Первобытнообщинный строй с характерной для него собственностью общины надо всем имуществом ее членов оказывается близок феодализму и социализму, а строй рабовладельческий – капиталистическому (не случайно именно капитализм породил рабство и в Новое время).

Повторимся: специфика подхода Флоренского и его отличие от теории марксизма в том, что он, не отрицая прогрессивного характера исторического развития, не придает ему никакого самостоятельного значения. Флоренскому это удается за счет того, что он переводит разговор в культурологическую плоскость. А в этой области прогресс хотя и имеет место, но как бы с нуля каждый раз, отрицая ценности предыдущего периода, на новом витке возвращается к периоду предшествовавшему.

Движение общества в рамках указанных двух моделей можно выразить и с помощью схемы коридора.

Общество развивается в рамках определенно заданного коридора, где сверху будет структура построения общества, в основе которой ответственность и контроль (средневековая модель культуры), а внизу – свобода и индивидуализм (возрожденческая модель культуры).

Никакое общество не способно замереть в том или ином из принципов. Оно лишь с разной степенью, амплитудой и частотой колеблется от одного полюса к другому. И именно конкретная траектория колебаний и отличает то или иное общество от другого. Схема проста, а вариантов колебаний в рамках этой заданной схемы очень много.

О проблеме единства и многообразия в историческом процессе много писал нижегородский исследователь-марксист профессор Н.А. Бенедиктов. По его мнению, для одних обществ более характерно надолго задерживаться в буржуазных («возрожденских», по Флоренскому) формациях и быстро «проскакивать» социалистические (средневековые). Для других обществ наоборот.

Так, русская цивилизации практически не знала рабства, а строительство капитализма предпринималось у нас неоднократно, но всегда безуспешно: в XVII веке, крепостной капитализм, империализм в последний период царствования Романовых, НЭП, капитализм «лихих 1990-х», на глазах сворачивающийся в госкапитализм.

Средневековый же характер отношений в России во все, даже в капиталистические («возрожденские») эпохи отмечают все без исключения исследователи. Этот тезис стал настолько «общим местом», что мы не будем его здесь специально обосновывать.

И наоборот, есть страны, например США, которые практически не знали Средневековья, быстро перескочив из рабовладельческого строя прямо в капитализм. 

Преодоление марксизма

 Мы уже сказали о том, что в «Философии культа» и других своих работах Флоренский выстраивает именно средневековое мировоззрение. И своей задачей он считает выстроить его именно целостно.

С мировоззрением «возрожденским» Флоренский полемизирует, причем в большинстве своих работ. Но при этом полная систематизация этого мировоззрения у него отсутствует.

Точкой же соприкосновения этих двух мировоззрений, естественно, является мировая история, на пространстве которой и происходит борьба этих двух в своем основании принципиально противоположных идей. С одной стороны – идеи как построить свою жизнь на земле, во всем опираясь на Бога, с целью обрести блаженную жизнь в вечности, с другой стороны – идеи, как обустроить свою жизнь здесь, на земле, без Бога.

В частности, о том, что Запад противостоит всем остальным культурам писали многие, начиная от основателя западной политологии и политической социологии немца Макса Вебера и кончая основателем столь популярного ныне традиционализма французом Рене Геноном, идеи которого у нас в стране активно популяризируются философом Александром Дугиным. Правда, в отличие от Флоренского, Генон указывал, что свой запад (закат) имеется у любой культуры. Флоренский же писал о преемственности возрожденческих эпох.

Но поскольку господствовавшей в Советской Союзе на долгие годы стала именно марксистская доктрина, то не удивительно, что своим острием историософия Флоренского, окончательно сложившаяся уже в начале 1920-х годов, оказалась «заточена» именно «под марксизм». Еще точнее сказать, что она является «преодолением марксизма изнутри».

Широко известны слова православного философа Алексея Лосева о том, что он более марксист, чем марксисты. Думается, что математик Флоренский с такой же абсолютно математической последовательностью развил до последних выводов основные тезисы Маркса. Что и не удивительно, ведь марксизм очень часто называют преодолением запада, преодолением буржуазной, индивидуалистской культуры. Будучи человеком глубоко церковным, Флоренский сумел пойти значительно дальше Маркса и Энгельса и именно поэтому в православном подряснике приходил на заседания ГОЭЛРО, понимая работу по электрификации страны как служение Отечеству – еще большему целому, нежели господствовавшая на тот момент государственная идеология.

Флоренский пришел к Православию от фундаментальной, системной критики научного мировоззрения, поэтому не удивительно, что в своей критике марксизма он сумел пойти далее марксистов и, таким образом, проторил дорогу многим, пошедшим вслед за ним. Все это мы открыто наблюдали в 1990-е годы, когда многие бывшие марксисты, ученые, становились верующими, принимали монашество, церковный сан.

Кстати, многие ученые признавались в том, что в основе их обращения к Православию было именно знакомство с работами ученого богослова Павла Флоренского, поскольку другие философы все-таки не могли иметь такого авторитета для людей науки, как Флоренский.

При всем этом Флоренский нигде открыто не только не полемизирует с марксизмом, но даже и не опирается на него.

Это многих вводило в иллюзию того, что Флоренский просто «не заметил» (выражение С.Н. Булгакова) марксизма, прошел мимо него. Но эта версия менее правдоподобна. Более же убедительной нам представляется мнение о том, что со стороны Флоренского имел место необходимый тактический маневр, сознательная позиция, ведь речь все-таки шла об официальной идеологии, которая, кроме всего прочего, имела тоталитарный характер и жестокий аппарат принуждения.

***

В чем основное преимущество предложенной схемы?

На протяжении 1990-х годов в отечественной университетской науке было предпринято несколько попыток заменить формационную систему преподавания истории цивилизационным подходом. Те или иные педагогические и методические школы опирались кто на Данилевского, кто Шпенглера, кто на Тойнби. Однако все они, хотя и в разной мере, упускали из виду такое главное достижение марксизма как понятие единства исторического процесса. На наш взгляд, концепция Флоренского свободна от минусов марксистского подхода к истории. Она носит наглядно культурологический характер и выглядит весьма и весьма современной и своевременной.

При этом в рамках данной историософии имеется возможность при разговоре о частностях исторического процесса, при рассмотрении отдельных культур не упустить из виду целого – единства исторического процесса как следствия единства человечества.

Но самое главное: концепция Флоренского не является новым марксизмом – законченной, жестко систематизированной доктриной. Изучение Флоренского – это выход на вольный воздух мировой истории, но с православным проводником.