«Моя жизнь есть недоговоренное слово». Часть 2 / Православие.Ru

Импульс дальнейшей истории заключался и состоял в борьбе между земскими интересами и эгоистическими стремлениями удельных князей. Оттого русская государственность достигает своего высшего развития в самодержавии как олицетворении народного единства и как естественной форме политического бытия русского народа – «каков народ, таково и государство». Эту величайшую историческую миссию – собирание Русской земли воедино и установление самодержавия – предстояло осуществить Москве, «сильнейшей из жизненных сил старой Руси».

Со времен княжения Даниила Александровича Русь отличалась необходимыми и главными для того условиями: мирным характером, добрыми нравами и завидным единством. Москва стала гнездом внуков «солнца русской земли» – благоверного князя Александра Невского (сыновей князя Даниила). Это привлекло к ней симпатий удельных князей, пожелавших видеть московского князя великим князем. Забелин оправдывает князя Юрия Даниловича в его борьбе с тверским князем Михаилом не только потому, что Юрий был представителем старшего Невского колена, имея больше прав на великое княжение, а потому, что он был выразителем земских интересов, тогда как Тверь плела интриги и обещала хану увеличить дань, если получит великий стол.

Иван Данилович Калита, продолжая отцовские, традиции, стал блюстителем добрых нравов Москвы, и к нему продолжали приезжать на службу «добрые люди». Оттого и святитель Петр, исповедовавший, что в сердце кротких почивает Бог, избрал Москву своим пристанищем, сделав ее церковной столицей. Забелин называет святителя Петра сокровищем русской жизни и нерушимой основой московского величия: святительское пророчество о Москве, данное Ивану Калите с благословением основать Успенский собор, было пониманием великой силы Москвы, преимущества ее добрых порядков, которых не было в других княжествах, и, следовательно, великого будущего. Церковная власть не должна была ограничиваться московскими пределами, она должна была быть властью всея Руси и хранительницей общеземских интересов. Церковь требовала единства и для государственной власти, взращивая его в своей проповеди. Иван Калита созидал русское единство, установив за счет умелых отношений с Ордой великую общеземскую тишину (мир), которая навсегда оставила Москве великое княжение. Чудо святого митрополита Петра, явленное на его похоронах – когда он, поднявшись из гроба, благословил народ и князя на обе стороны, – было принято как благословение Москве на дальнейшую жизнь в добрых порядках и нравах. А благословение митрополита ценилось выше всего. И когда в междоусобицах русские княжества разделились в своих эгоистических интересах, Русскую землю соединяло Православие и сама идея Руси. С помощью святителя Алексия Москва победила раздоры, потому что 40-летняя земская тишина, установленная в княжение Калиты, привлекло к ней много союзников-княжеств, которых Москва стремилась сплотить для отпора главному врагу Руси. По выражению Забелина, на Куликовом поле победила русская стена: «это был сугубо русский бой, первый подвиг единения народной силы, созданного заботами Москвы, и это московское дело впервые явилось делом всей Руси». На Куликовом поле окрепла идея о необходимости единства русской власти. И на Куликовом поле Москва обрела такую политическую и нравственную силу, которая привела к установлению самодержавия – «здания народной самостоятельности и независимости».

Самодержавие достигло апогея при Иване Грозном. Историки до сих пор не пришли к единому мнению, как Забелин относился к первому русскому царю – с оправданием ли, или с простым желанием изучить его время, понять его феномен. Забелинская оценка исторической роли Грозного неоднозначна, но не бесстрастна и вполне определенно обозначена. Иоанн IV был высшим представителем земской воли, боровшийся с эгоистической крамолой бояр: «непомерное буйство боярства… должно было воспитать и непомерное буйство самодержца». Главное же, в тот период стали рушиться старые связи государя и боярства: дружинная идея, где князь был только первый воин, пришла в противоречие с самодержавной идеей, где государь был всевластный господин. Эпоху раннего Грозного Забелин определяет как попытку нравственного всенародного и царева очищения через покаяние и исправление земских нестроений. На это его уговорил авторитетный митрополит Макарий, но того искренне желал и сам молодой царь. Помимо богомольных походов и прославления русских святых (тогда и был канонизирован Александр Невский) своеобразным покаянием в делах стал судебник Ивана Грозного, созданный для устранения произвола и взяточничества.

Причину дальнейшего крутого поворота истории и зверств царя Забелин объясняет конфликтом с боярами, с которыми он заговорил «государственным языком» и обнаружил, что бояре думали не о государстве, а о своих старозаветных правах и хотели ограничить самодержца думою. Грозный стал искать опору в земской воле, соединяя «интересы царского величества с интересами народного множества». Дружинной идее была объявлена беспощадная война. В этом Забелин видел основной смысл опричнины, приправленной характером Грозного. «Его речами говорила государственная идея в самом яром своем представителе, в живом лице бесчеловечного и беспощадного ее выразителя. Царь превратился из кающегося грешника в ярого разбойника». Однако его характер объясняется не только личностью Грозного, но и нравственностью того времени, которую определяли Библия и Церковь. Здесь Забелин отчасти срывается со своей лояльности. В Библии он отделял Ветхий Завет, к которому в силу своего неверия и антисемитизма относился отрицательно, от Нового Завета евангельской любви. В отдельности, избранности, замкнутости ветхозаветного народа и его непримиримости к чужим Забелин усмотрел библейское явление опричнины Грозному: «Учение Библии как поступать с врагами народа – беспощадно. Учение Церкви как поступать с ее врагами – беспощадно». В то же время грех можно замолить: христианская нравственность допускала для государей принятие схимы перед смертью в знак покаяния во всех прегрешениях, попущенных по роду государственной деятельности. «Грозный – воспитанник Библии. Он казнил за измену, за то, что хотели уйти из единства в рознь, и стал свирепым, жестоким губителем во имя Бога, как он верил». Может показаться, что Забелин склонялся к положительной оценке правления Грозного. «Каждый разумный историк станет на сторону Грозного, ибо как бы он ни был без ума, а содержал в себе великую идею государства, во имя которой и буйствовал сильнейший выразитель целостности и единства Русский земли», – пишет он в дневнике. Эти идеи восторжествовали и потому победили Смутное время. Однако, по мнению Забелина, Грозный первым же посеял семена Смуты: он расстроил и государственную машину, и порядок жизни, вызвав после себя сильнейший протест.

Смута началась во дворце. И в Смуте, как на поле боя, явились две силы, которые движут историю: борьба народного единства и общего блага с эгоизмом и крамолою. Бояре с минуты смерти Грозного начали борьбу за свои «дружинные» интересы, не помышляя о народе – той силе, которой они кормились. Боярская измена, а не народное волнение, стала причиной «политического банкротства» русского правительства. Между тем как народ обнаружил такую нравственную силу и крепость гражданских устоев, которая смогла спасти Россию. Второй национальной силой стала Церковь. Русь тогда спасла «идея Православия, где все противоположные силы откликнулись родственно». Спасение России в сознании народа не могло совершиться без особой Божественной благодати – так Забелин понимает явление Минину преподобного Сергия Радонежского.

Но какие противоположные силы он имел в виду?

Русское общество состояло на тот момент из трех главных пластов: богомольцы (духовенство), служивые люди и «сироты» – народ, включавший посадских людей. Избавление от Смуты, по Забелину, было их общим делом: богомольцы подняли русские умы, поставив им ясную задачу – спасти Православие. Служивые люди, ратники первого ополчения, собрались спасать Отечество, но из-за неспособности поставить интересы земли выше своего личного дела провалили миссию. Слово оставалось за народом, и подвиг 1612 года стал величайшим событием в русской истории потому, что он был всецело народным делом. Удачу второго ополчения Забелин связывает и с правильной организацией дела, и с тем, что все делали по мирскому совету и по всемирному приговору, и что руководителями выбрали достойнейших людей, не по боярству, а по заслугам.

Очерки истории Смуты раскрывают новую, сложную грань научного творчества Забелина – представление о роли личности в истории. Он не сбился на утопическое нивелирование личности перед народом, хотя и отдавал народу безусловный приоритет. «Без лиц нет истории, без единичной жизни нет общей жизни». Общенародное великое дело, как Куликовская битва или нижегородское ополчение, покрывало, растворяло в себе личности своих героев, но это не умаляет их роли и значения. «Дело последней жертвы» призывало людей честных и чистых, как Минин и Пожарский. Первый «мог оскорбляться общественным злом», другой не был замечен в измене. Призыв Минина ради Отечества не пожалеть ничего Забелин называет высшим явлением нравственности. Нравственность воеводы он ценит выше его военного искусства. И нижегородское ополчение одержало в первую очередь нравственную победу, сумев собрать города воедино на защиту земли. Преодолеть рознь, «взять приступом собственную смуту – эта осада была несравненно мудрее осады Китай-города. Дело меча стало делом второстепенным».

На таких примерах, как личности Минина и Пожарского, Забелин призывал воспитывать юношей, дабы они «не носились ветрами умственным и нравственными во всякую сторону», и призывал ученых не марать русскую историю рассуждениями о повальном рабстве и невежестве, но показывать ее путеводные светочи, обучая патриотизму. Ибо «твердой опорой и неколебимой почвой для национального сознания и самопознания всегда служит национальная история».

Заслуга Пожарского и в том, что он призывал выбрать нового государя по общему совету, всей землею, «кого Бог даст из русских родов». Так был избран Михаил Романов. Московская идея политического единства господствовала все XVII столетие, и Москва, исполнив свою историческую миссию и отживая свой политический век, успела породить свой венец – Петра Великого. Забелин принадлежал к тем ученым, которые видели в личности и эпохе Петра глубокие московские корни, а не антирусское начало. Петербург – порождение Москвы, в котором Россия перешла на новый уровень, хотя сам Забелин не любил северную столицу за прямые, давящие линии, предпочитая веселые, кривые интересные улочки Москвы.

Отношение Забелина к Петру I, во многом определялось его отношением к Церкви. Он считал, что к тому времени Церковь отошла от просветительской роли древних учительных монастырей и, наоборот, стала подавлять «умственное образование» и науку, шедшую с Запада, преследовала личность обвинениями в ереси за любое свободомыслие, оковала ум, который дозволялся только промышленнику. Невежество держало Русь в дремучем страхе перед всякой новизной и в суевериях. В том же подавлении личности Забелин упрекал и домостроевскую старину с ее «насилием кулака», которую отнюдь не идеализировал, и потому не любил славянофилов за их моду на спасительные допетровские устои. Патриархальная жизнь покоилась на родовых, семейных отношениях, и самодержавие также имело родовое происхождение.

Петр развил московскую самодержавную идею в имперскую диктатуру, «сбросив родовые путы русского самодержавия», и стал первым слугой государству, «не щадя в этом праведном служении ни себя, ни других». И его первой заслугой стала усилившаяся русская государственность.

Забелинская оценка Ивана Грозного и Петра I в чем-то схожа: «Это два лица одной сущности – государства. Одно лицо смотрит в дела прошедшего, другое – в дела будущего». Вся жизнь Петра была посвящена государственной крепости в новых исторических условиях, на новом уровне, в новой форме, для того требовались науки, флот, промышленность, армия. Сам Петербург вырос из внутренних потребностей России. Это принесло новую нравственность. Петр сумел совершить революцию и в русской семье, высвободив личность из патриархальных цепей. Покончив с суевериями, он стал развивать не просто просвещение, а именно европейскую образованность, которая прежде обошла Россию стороной, тогда как европейская цивилизация выросла из наследства античной школы. Теперь, с петровскими преобразованиями Россия вышла на путь прогресса и совершенствования гражданского общества, то есть на новый уровень исторического развития народа. Эта новизна просто страшила старую патриархальную Русь, отчего Петра и приняли за антихриста.

Отрицательным явлением петровского времени Забелин считал засилье иностранцев на государевой службе, ибо они не могли радеть за Россию, как за родное дело.

Для Забелина Петр – оселок человека, на котором поверяются люди. Ненавистен он барам, «рожденным поедать чужие труды», человеку труда он дорог. Петр порвал с прошлым навсегда, «ибо впереди, а не позади наше спасение», и самодержавие, только усиленное Петром, осталось политической формой русского национального единства. Вот почему неверующий «мозговыми стропилами», но очень русский человек Забелин был убежденнейшим монархистом. Человек, не восставший на Дух Божий.

Рождение Исторического музея – главного детища Забелина, оставленного им Москве, было символически связано с именем Петра I, кстати, основателя музейного дела в России. В 1872 году к празднованию 200-летия со дня рождения императора, в Москве открылась Политехническая выставка – своеобразный смотр достижений России, на которой был представлен и Севастопольский отдел, посвященный героической Крымской войне и истории русского Крыма. На выставке экспонировались такие реликвии, как документы Нахимова и пробитая осколками шинель вице-адмирала Корнилова, которая была на нем в день гибели (ее и сейчас можно увидеть в Историческом музее). Членом комиссии по созданию Севастопольского отдела был археолог граф Алексей Сергеевич Уваров, сын знаменитого министра народного просвещения, сформулировавшего идеологическую триаду «Православие. Самодержавие. Народность». Поскольку экспозиция была собрана внушительная, Уваров подал мысль создать на ее основе национальный исторический музей, давно востребованный в России.

В январе 1872 года, член той же комиссии полковник Н.И. Чепелевский обратился к наследнику цесаревичу Александру Александровичу с просьбой об устройстве Русского национального музея, дабы собрать в нем «со всей земли заветные святыни» и «раскрыть перед народом славные страницы его истории». С самого начала замысел музея, как «рассадника исторических знаний и средства к достижению народного самосознания», выражал заветную мечту Забелина о патриотическом воспитании. Музей должен был стать научно-просветительским центром с библиотекой, лекторием и экспозицией, которая могла бы рассказать и ребенку и неграмотному о русской истории, и куда могли бы приходить за консультацией, как приходили к самому Забелину. Однако история создания музея была настоящей драмой.

Уже в феврале последовало согласие императора на учреждение в Москве Исторического музея имени цесаревича Александра, и Забелин вошел в состав ученой комиссии, возглавляемой А.С. Уваровым. Музей национальной истории решили строить на Красной площади. Только М.П. Погодин предлагал возвести его около храма Христа Спасителя.

Место поначалу выбрали у Сенатской башни, где сейчас стоит мавзолей, но стало очевидно, что изменится исторический облик Красной площади. И тогда Московская городская дума подарила музею лучший участок, который берегла для себя – на месте здания Земского приказа, в котором открылся Московский университет. Здание решили строить в русском стиле. Но тут и начались первые дебаты ученых по вопросу: какую эпоху следует считать наиболее полно воплотившей идею русского народа и какой образец древнерусского зодчества взять за основу?

«Государственник» Уваров предлагал принять за основу суздальские храмы и дворец Андрея Боголюбского XII века как символы русской государственности Владимиро-Суздальской эпохи, на которые ориентировались преемственные московские князья. Забелин, представляя «народное начало», настаивал, чтобы здание музея ориентировалось на зодчество XVI века и, прежде всего, на собор Василия Блаженного как апогей национальной архитектуры, выразивший «исключительно своенародные и самобытные русские черты». По мысли Забелина, собор отражает две исторические тенденции. Первая – сложение самостоятельного, «корневого» русского стиля каменного храмового зодчества, где воспроизведен тип русских деревянных церквей, «форма которых была выработана самим народом», и где воплотились его «своеобычные представления о красоте Божьего храма без всякого посредства каких-либо иноземных руководительств и влияний». Вторая – устроение самодержавия в то время, когда появился этот храм, как политический символ образования единого Русского государства. Забелин считал необходимым воспроизвести («скопировать») в здании музея типичные формы национальной архитектуры того времени – шатер, бочку, клин.

Уваров в итоге уступил, но не потому, что признал правоту Забелина, а потому что на Красной площади уместнее было строить здание в ансамбле с храмом Василия Блаженного. Зато не уступил архитектор В.О. Шервуд, чей проект под девизом «Отечество» был признан лучшим на конкурсе. Шервуд отказался копировать и компилировать, а задумал создать в русском стиле оригинальное произведение XIX века. В этом споре Шервуд победил Забелина и оказался прав. Эскизные пробы по Забелину с копированием типичных элементов архитектуры XVI века приводили, по словам Шервуда, к домам, годным богатому барину. И он известил Забелина, что памятник, в котором «должна выразиться вся Россия», на указании его оснований сделать нельзя, ибо нельзя показать ни возвышенности русского духа, ни всего остального.

Шервуд обратился к поиску и осмыслению законов, которые выражают национальные особенности русской архитектуры и порождают ее типичные формы. В этом ему удалось перерасти народную доктрину Забелина: под влиянием идей Достоевского и Н.Я. Данилевского, определивших мессианскую роль русского народа, который сохранил чистоту Православия в жестокий XIX век, он создал глубоко национальное здание, ставшее архитектурной декларацией России. По мнению Шервуда, здание национального музея уместно создать не просто в русском стиле, а в «церковном характере» архитектуры, что символизировало роль Православной Церкви в истории России. Гениальное творение Шервуда сделано по мотивам древнерусского и московского зодчества, которое архитектор считал выражением «широты и возвышенности русской идеи». Его образцами стали церкви села Коломенского и деревянный дворец Алексея Михайловича, храмы Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках и Троицы в Останкино, храмы Ярославля и Вологды, резиденция Ивана Грозного в Александровой слободе. Шатровые главы, башни, шпили и кокошники, множество орнаментов, составившие «мраморные полотенца и кирпичную вышивку» здания, фигурные наличники, поливные изразцы (на которые не хватило денег), крыльцо в древнерусском стиле – диапазон типичных национальных элементов оказался намного шире. Главное, Шервуд сумел столь же гениально вписать новое здание в архитектурный облик Красной площади, сочетая его с Кремлем, храмом Василия Блаженного и Воскресенскими воротами. Музей завершил ансамбль Красной площади и сам стал ее органичным символом, выражая ту же идею державности и соборности. Архитектор, как и Забелин, мечтал, что Исторический музей послужит нравственному преображению общества, отвлечет Россию от торгашеского духа капиталистической эпохи и обратит умы к национальной истории.

Забелину здание не понравилось. Он называл Шервуда «фантастом», который «запрятал за пояс археологов». А само здание критиковал за «фантастический» (выдуманный) фасад, за готические идеи, за пренебрежение к подлинно русским формам, хотя по его требованию Шервуд поправил проект. Кстати, многим и сейчас здание Исторического музея издали напоминает готический собор, хотя при внимательном рассмотрении поражает его истинно московская красота и русская архитектурная мысль.

А во втором туре битвы Забелин одержал полную и справедливую победу. После торжественной закладки в сентябре 1875 года, когда Александр II собственноручно положил первый камень в основание музея, приступили к созданию интерьеров и экспозиции. Шервуд хотел продолжить архитектурную идею во внутреннем убранстве и сделать главный акцент не на экспонатах, а на художественном оформлении залов, где тоже выразились бы национальные географические и этнографические особенности: снежинки и сосульки в декоре, напоминающие о русском морозе, статуи скифа, пахаря, рыбака, художественные панно с иллюстрациями русских сказок и тому подобное.

Забелин и Уваров настаивали на приоритете экспозиции с главенством вещественных памятников, в которых следовало представить «полную картину исторической жизни всей территории, занимаемой нашим Отечеством». Экспозиция должна была охватить русскую историю от древнейших времен до правления Александра III, включая тематические отделы по ее главнейшим вехам: языческий, христианский, киевский, владимиро-суздальский и московский. Забелину даже удалось подчинить интерьеры экспозиции, не отказавшись от росписи: каждый зал оформлен в стиле той эпохи, которой посвящена его экспозиция.

Парадные сени архитектор хотел оформить на сюжет принятия Русью христианства как основополагающего события ее истории. Комиссия приняла другое – «государственное» решение. В росписи свода изображено «Родословное древо государей Российских», скопированное с паперти Преображенского собора московского Новоспасского монастыря, фамильной усыпальницы Романовых. Византийский зал, посвященный христианскому искусству, выполнен в образе древнего храма с росписью из римских катакомб и копий мозаик храма святой Софии в Константинополе. Убранство Киевского зала с мозаиками храма Софии Киевской и фресок Михайловского Златоверхого монастыря символизирует преемственность византийской и древнерусской культуры. Новгородский зал украшен копиями фресок из храма Спаса на Нередице, ставших особенно ценными после уничтожения этого храма фашистами в 1942 году. В самом красивом Московском зале роспись на своде и в оконных простенках сделана с орнамента шапки Мономаха. Залы эпохи Ивана Грозного оформлены по образцу росписей храма Василия Блаженного.

Роспись лучших художников дополняла экспозицию. В.А. Васнецов написал фриз «Каменный век», Г.А. Семирадский – «Похороны русса», И.К. Айвазовский – панораму Керченского пролива. А в Московском зале должно было появиться панно «Куликово поле». Его создание попортило много крови и Забелину, и художникам. Забелин, исходя из представления о Куликовской битве как общерусского и общенародного дела, потребовал создать эпическое полотно, представляющее не саму битву, в стиле батальной живописи, а ее конец – скорбь победителей о погибших, без акцента на личностях и героях. Это оказалось почти неисполнимо. В.А. Серов сделал несколько проб и отказался от работы. Тогда полотно заказали художнику Сергею Малютину, создателю русской матрешки и дома Перцова на Пречистенской набережной, но потом отдали предпочтение пробному эскизу Сергея Коровина. Он умер, не успев написать картину.

Экспонаты были подобраны согласно «бытовой концепции» Забелина: быт человека и народа есть «среда, в которой лежат зачатки его развития и всевозможных явлений его жизни», которая формирует личность, нравственность, национальный характер, политический строй. Оттого собрание основано не столько на раритетах, сколько на типовых предметах быта, свойственных той или иной эпохи. Забелин предупреждал, что музей – не лавка старьевщика, и в нем должны быть представлены только такие предметы, которые выражают суть своего времени. Кроме того, он вместе с Уваровым считал необходимым выставить копии известных в России древностей, например врат храма Софии Новгородской, но потом выяснилось, что подлинные предметы производят большее впечатление на посетителей. Многое Забелин покупал на Сухаревке и Смоленском рынке, где однажды приобрел том из библиотеки Ивана Грозного с царскими пометками – это навело современных историков на мысль, что легендарная либерия не была где-то спрятана, а просто разворована в Смутное время.

Главным источником пополнения фондов стали дары, поступавшие от августейшей семьи, учреждений и частных лиц. Так, император пожаловал музею прижизненные портреты Лжедмитрия I и Марины Мнишек. Но в основном музей пополнялся благодаря авторитету и связям Ивана Егоровича, уговаривавшего и умолявшего знакомых что-нибудь пожаловать. Из частных лиц самое крупное пожертвование внес Петр Иванович Щукин, подаривший свое колоссальное собрание российский древностей вместе со зданием на Малой Грузинской. А самым необычным подарком стали подлинные бивни мамонта, обнаруженные иркутским купцом на берегу Енисея.

Поступали сюда и частные коллекции, и мемориальные предметы на хранение. Вдова Достоевского передала личные вещи и архив мужа, а потом подарила их музею. В 1904 году сюда приехала графиня Софья Андреевна Толстая, пожелавшая перевезти из Румянцевского музея девять ящиков с рукописями мужа – там И.В. Цветаев отказал ей в дальнейшем хранении по причине ремонта, поскольку берег место для более ценных рукописей. «Какой такой хлам ценнее дневников всей жизни и рукописей Льва Толстого?!» – в гневе воскликнула графиня и направилась в Исторический музей к Забелину, а потом с благодарностью вспоминала «белого старичка с добрыми глазами и румяным лицом», бросившегося целовать ей руки от радости.

Открытие Императорского Российского Исторического музея состоялось 27 мая 1883 года на коронационных торжествах, на следующий день после освящения храма Христа Спасителя. Председателем управления музея стал великий князь Сергей Александрович, товарищем председателя (заместителем) – А.С. Уваров, но после его смерти в 1884 году эту должность занял Забелин, став фактическим пожизненным руководителем музея. Он и жил в музее на казенной квартире с окнами на Иверскую часовню.

Наряду с колоссальной музейной работой Забелин писал свою «Историю города Москвы»». Еще в 1877 году Московская городская дума по предложению Н.А. Найденова постановила составить самую подробную историю города с использованием архивных материалов, не введенных в научный оборот. Разумеется, сей труд поручили Забелину. Кто мог лучше написать об историческом «быте» Москвы?

Забелин составил программу этой московской энциклопедии, где предложил осветить историю города «во всем объеме его бытия», от археологии и архитектуры до городского управления и статистики. Исследование предполагалось провести по двум главным направлениям – истории собственно города с его домами, урочищами, улицами, крепостными стенами, и истории города как «совокупности людского общежития», то есть истории москвичей, сотворивших свой город и живших в нем. Огромный раздел был посвящен Православной Церкви, включавший в себя даже жития московских святых, юродивых и других лиц древнего благочестия. Труд мог сравниться только с энциклопедией Брокгауза и Эфрона. Его должна была исполнить группа ученых под общим руководством Забелина. Сам он написал первую часть, посвященную истории Кремля и опубликованную в 1902 году. Этой книгой заинтересовался Николай II.

Последние годы Забелин провел «в молчании». Ему выпала тяжелая старость. Первую русскую революцию он встретил с ужасом, соглашаясь с известным психиатром Сикорским, что она есть результат общественной дегенерации. Злодейское убийство великого князя Сергея Александровича потрясло его. «Россия на смертном одре! – написал он в дневнике. – Газеты всяких направлений спешат совершить отходную по умершей». Осенью 1905 года он упрекал царя за бездействие – «забастовало прежде всего само самодержавие», вместо того, чтобы своей властной уздой укротить буйства и революционный террор. «Зверь выскочил из клетки, широко почувствовал свободу и начал куролесить». Свободный и достойный гражданин может жить свободно, зверю же нужна узда, нужно государство.

Высшим благом для России Забелин считал патриотизм ее граждан, высшим злом – потерю национального духа и нравственности. Понятно, как он отнесся к антироссийской проповеди утопического моралиста Льва Толстого. А более всего он ненавидел космополитизм и дешевый либерализм, которые стремятся «привести все русское в омерзение». «Не верим в Бога – и служим молебен Иверской», – скорбно замечал он.

Помимо общественных скорбей его одолевали скорби телесные. Он глохнул, подагра почти лишила его возможности передвижения. В 1905 году Забелин, угнетенный болезнями и событиями, написал завещание. К тому времени из его большой семьи, где было восемь детей, осталась в живых только дочь Мария, которую он назначил единственной наследницей наряду с Историческим музеем. Между ними он распределил свое состояние – под конец жизни Забелин был почти миллионером, он вернул музею свое жалование за все годы службы и подарил огромную коллекцию рукописей и икон. Часть капитала Забелин завещал на переводы и издание античных и средневековых авторов.

Он умер от пневмонии 31 декабря 1908 года (13 января 1909 года). Перед тем, как похоронная процессия отправилась на Ваганьковское кладбище, гроб с телом Забелина обнесли вокруг Исторического музея. Надгробие было сделано на казенные средства. Его имя было присвоено Кремлевскому проезду между Историческим музеем и кремлевской стеной. В 1931 году проезду вернули прежнее название, а потом едва не снесли сам музей. Позднее, после смерти Сталина, имя Забелина стал носить Большой Ивановский переулок, поскольку он ведет к Государственной исторической библиотеке, где хранилась в фондах и личная библиотека Ивана Егоровича.

Читая книги Забелина, невозможно представить, что он не верил в Бога. Рассудок ученого не мог вообразить что-то существующее вне пределов видимого, смертного мира. А душа его была верующая.

Комментарии

Павел18 ноября 2013, 18:37

Хотелось бы сказать и о дочери и душеприказчице И.Е.Забелина - М.И.Забелиной. Забелина была глубоко верующим человеком, исповедовалась и причащалась в Свято-Троицкой лавре, в 1917-1919 в московском Казанском соборе. Особенно крупными, до 2.000 рублей, были пожертвования М.И.Забелиной на помин души родственников в православные храмы и монастыри Москвы (Страстной монастырь, 1896; церковь Троицы в Полях, 1908; церковь Воскресенского и Ваганьковского кладбища,1916).М.И.Забелина занималась благотворительностью. В 1911-1919 была членом (с 1912 - пожизненным) Московского отделения Российского общества покровительства животным, ставившего своей целью привить в обществе гуманное отношение к животным. В 1907-1908 жертвовала деньги Иверской общине сестер милосердия Красного Креста для устройства рождественских елок бедным детям. В 1912 - на праздник для слепых детей. В 1915 вносила пожертвования в Комиссию по изготовлению респираторов воинам-героям на передовые позиции. В 1917 жертвовала деньги в пользу Приюта для детей лиц, призванных на военную службу. В 1914-1915 вносила пожертвования вещами и продуктами для солдат, собираемыми Всероссийским земским союзом помощи больным и раненым воинам.(О М.И.Забелиной см.подробнее в моей статье в "Московском журнале"№11 за 2010 г.)

Павел18 ноября 2013, 18:21

Но богоискательство Забелина, ничего общего с христианством не имеющее, все же разительно отличается от идей истинных атеистов, таких, как В.И.Ленин,который считал, что любое богоискательство- это "труположество". Нет, для Забелина Бог существовал - но это был идеал, "выжатый" человеком из неисчерпаемой природы.Как и Толстой, Забелин желал реформировать христианство, превратив его в учение о чистой любви, лишенной, как он полагал, суеверий и обрядов.Это учение о любви казалось ему высшей формой религиозности, т.к.оно обеспечивало земное благо человеческого рода и личности.Учение Христа он противопоставлял ветхозаветному, как ему казалось, эгоизму. Это был материализм с идеалистической подкладкой, в чем его, кстати, шутливо упрекали друзья из круга Кетчера.

Павел18 ноября 2013, 18:15

И еще замечание. Мы можем говорить не только о том, что Забелин был глубоко верующим человеком, но о том, что он был религиозным человеком. Но только в том смысле, какой он сам придавал понятию религиозности:«Религия есть чувство природы, которое по временам, когда стихии наводят ужас, бывает исполнено страха и ужаса, но чаще всего оно исполнено
самой горячей любви и благодарности, когда Природа является человеку заботливою и щедрою матерью.»
По собственному признанию Забелина, с детства его влекло рассматривать природу, мир - он видел в них какую-то загадку, тайну.Именно это чувство Забелин считал религиозностью.
Сейчас мы можем возмутиться двуличием ученого- ведь он участвовал в службах, на Пасху христосовался, крестился- но, увы, был убежден, что Бог- это метафора природы, душа неотрывна от материи и смертна.Неприятен и определенный антисемитизм историка, сквозящий в его записках.

Павел18 ноября 2013, 02:28

Какой же вывод из дневников Забелина? Да, Забелин по своим взглядам не православный, он материалист. Но он и не атеист в современном понимании этого слова. Забелин- типичный продукт своей эпохи. Круг - его чтения- это Гегель,Фейербах,Платон,Спиноза,Белинский,Писарев,Л.Толстой.
Его взгляды чрезвычайно близки к идеям Л.Толстого, он защищает левое гегельянство. Дневник наполнен многочисленными рассуждениями о природе религии, Боге, вере, идеале. Он верил в разумность и жизненность мира, в то, что мир- это и есть бог, где дух и материя неотделимы друг от друга. В сущности, всю жизнь он был занят богоискательством, как и Толстой. Можем ли мы назвать того же Толстого атеистом? Нет, конечно. Толстой был глубоко верующим. Так и Забелин был глубоко верующим, но в вечную и творящую одухотворенную живую материю. Эта вера парадоксально сочеталась в нем с глубокими религиозными переживаниями и сугубо материалистическим пониманием процессов в мире. Как и у Л.Н.Толстого.
Вот что мыслил Забелин:"Бог есть любовь. Вот начало новой религии, которая и без понятия о Боге может устроить человеческий мир вполне нравственно. Теперь Бог почитается как узда для греха, злодейства и безнравственности. Но любовь— вот настоящая сила, способная охранить человечество от всякого греха." Как это похоже на Толстого, стремившегося написать"матерьялистическое евангелие"! Увы тот самый неумолимый ход истории показал, что подобное мышление привело нас только к неисчислимым жертвам...

Павел18 ноября 2013, 02:25

Продолжение из дневников Забелина.
"Нравственность есть создание человеческой природы. Его основа — любовь Евангельская. Она возникла, возродилась из этой любви для сохранения человеческого рода, для блага каждой личности. Она создалась для обуздания звериных нравов человека."

Павел18 ноября 2013, 02:20

Продолжение цитат из дневника Забелина.
"А между тем, весь мир стройно живет и управляется каким-то ведением,каким-то разумом. Все случается по какой-то непрерывной воле. По понятиям человека это не может существовать без Творца — живого деятеля.Человек так судит по себе согласно своей природе. Не может он себе представить, чтобы во всем бесконечном многообразии дел и действий мировой и земной природы не существовало такого же живого деятеля,как сам человек в своих делах и действиях. Во всем мире кто-то живой действует. Он не постижим, но он существует, живет, творит и разрушает.
По человечески невозможно иначе понять, как убедившись, что это по всем признакам такой же человек, увеличенный до непостижимости. Вездесущий,Всемогущий, Всевидящий, Все-Все-Все-Все без конца."
"Что же такое Бог? Бог есть отвлеченный фантастический человек,обладающий только одними человеческими нравами, силами, чувствами,разумом только превозвышенными до непостижимости. Это идеал и притом,живое лицо, личность. Всемогущий. Все. Все человеческое собрано в нем. В нем и следа нет тех представлений и понятий о бесконечности пространства и времени, действующих силах космоса, нет ни одного понятия выше понятий человека, нет ума, прозревающего мировые силы и их отношения."

Павел18 ноября 2013, 02:15

Продолжение цитат из дневника Забелина.
"Я заметил, что христианство исключило отношение человека к
природе. Оттого и выдохлось."
"Я говорю, что весь мир существует потому, что индивид есть
цель всей жизни. Жизнь только и есть в индивиде и нигде более. Общее есть общее индивидов, оно потому выше каждой частности, потому и служит ему идеалом, но оно само по себе не живет, а есть только закон жизни,порядок, строй жизни, норма ея."
1889, о живописи Храма Христа Спасителя:"Вся живопись сорокинского пошиба. Хорош Савооф — баритон оперный,
лет 50-ти или с лишним. Напудренный, чтобы казаться седым. ... Живопись не годна, ничего не говорит православному чувству, возмущает его."
1891:"Та тоже приняла это наследство в таком виде, что ей нарочно покойница со злобою отказала на несчастье. Какова, говорит, Иверскую мне свою отказала, чтобы и мне было худо. Едва образумили ее. Сначала я, сказавши, что ведь это язычество, а потом поп ей внушил, что следовало.Вот каковы бывают верования."
1896:"История религиозного творчества ясно указывает, что Бога создал сам себе человек, и потому Бог есть, Бог существует не там, где его искал Лаплас,а существует в уме и в сердцах человечества, в чувстве. Все качества этого
Бога суть качества и свойства самого человека."

Павел18 ноября 2013, 02:11

Статья одновременно и правильная, и не совсем правильная.Позволю себе несколько цитат из тех самых дневников Забелина, на которые ссылается Е.Лебедева.(Кстати, пассаж о каннибализме- это изложение мыслей Писарева, с комментарием "так проповедовал Писарев", а не собственно Забелина)
1865г.:"Материя и дух отдельно и независимо друг от друга существовать не могут. Материя — среда (т. е. народ, эпоха, время, степеньразвития и т. д.) ничто без духа (воплощенной личности), в личности осязательнее,чем в массе явлений всякая идея. Бесконечное является в конечном лице, и потому осязательно деет."
"Говорили о религиозном чувстве, которое сохраняет человека. Но, когда я рассказал, что я всегда прихожу в умиление, и слезы на глазах навертываются, когда везут Иверскую, и толпа народа снимает шапки, и молится, какой хохот разразился,унять было нельзя. Вот, я говорю, нигилисты-то! О чем же, спрашивается, толкуем. Сами многое уже притворили в ничтожество, отбросили,а все еще ратуем против таких же нигилистов,только более последовательных,откровенных и прямых."
"Бог есть идея о единстве... Это есть ни что иное, как потребность поэзии, потребность найти в мире единство. Знание отвлекает, из реального — сущность вещей. Из этих
отвлечений человек творит образ единства, стремится дать своему сознанию образ пластический, цельный, полный образ единого понятия обо всем.Вот вам происхождение религии, религиозного чувства, понятия или идеи Бога."

Раб Божий Александр14 августа 2009, 00:23

Здравствуйте, Елена.

«..еще раз спасибо, может быть Вы дадите мне иное видение проблемы…»

- Елена, иного особенного видения проблемы я и не пытался дать. Просто в своем комменте к статье поделился некоторым своим недоумением по части «содержание - вывод». Чтобы не повторяться о чем писал - достаточно открутить страницу вниз.
Теперь хотел бы добавить следующее.
- Включать или не включать дополнительно полученную надежную и проверенную информацию в публикацию - дело автора.
- Я не написал, что Ваша статья мне не понравилась. Наоборот, за счет большого информативного наполнения - она многими разделами заинтересовала меня и что-то «зарубками» оставило в памяти и в планах. Например, прочитав материал, связанный со строительством и открытием Гос. Исторического музея, - очень захотелось вновь туда попасть. Хоть и москвич, но был там однажды, в далекие школьные годы.
Узнал (ранее не ведал об этом) - дату (в части числа и месяца) основания родной Москвы. Дополнительно порадовало, что 4 апреля - это накануне моего дня рождения и после прочтения Вашей статьи, стал мысленно подшучивать: …Сначала родился город, а на следующий день…и я в нем!.. Не сочтите, Елена, за мою нескромность, а сочтите, как повод к доброй улыбке…Нам - многим, - затюканным разными проблемами и невзгодами, - часто ее и не хватает.
Горестно в моей душе - отозвались строки о большом личном несчастье Ивана Егоровича. - Иметь 8 детей и при своей жизни похоронить семерых!, - это сильнейшая драма судьбы.
Вы знаете, Елена, я отец двоих сыновей и дед двух внучат и внученьки.
- Для себя теперь самым страшным горем представляю - возможную потерю (не дай, Господи, этого) кого-нибудь из них. Раньше в этом центральном списке для меня была и мама. - Тяжко пережил ее уход, всю жизнь боялся, что когда-нибудь ее не станет…
…А детки - это также особенная стать и сокровище для души и сердца человека.
Поэтому, когда узнаю о подобных трагедиях - искренне сопереживаю с этими людьми.

Теперь хотел бы закончить тем, с чего начал в самом первом своем комментарии.

…Мы все призваны…Возлюбить Господа Бога всем сердцем, всею душою и всем разумением…и возлюбить ближнего своего, как самого себя.
- Если что-то из этого и другого Главного, заповеданного нам, выпало (не достало) в нашей собственной жизни или в жизни другого человека, пусть давно уже и умершего, то…на Суд Господа. А нам - ныне живущим, нужно быть и осторожными и последовательными с выводами, - если пишем или говорим о другом человеке. А лучше всего (в отдельных ситуациях) и выводов не делать,
- если материал разношерстный и порой противоречивый. - Просто дать информативно-описательно для читателя. И конечно, молиться за души ушедших (или еще живущих) людей, если эти души нам дороги.

Все, что написал, Елена, - это моя точка зрения - она может быть ошибочна в целом или в частности. Во всяком случае, написано искренне и с надеждой, что
не рассердил Вас.

И чтобы и закончить в дружественном ключе - приведу Вам, видимо, известный, как историку, один текст, который долгие годы крупным шрифтом был начертан на плакате, помещенным на стену нашего школьного кабинета истории, над доской:
«Как ни привлекательны естественные науки, важнейшею коренною наукою остается и останется навсегда наука о человеке. Можно не знать тысячи наук и все-таки быть образованным человеком, но не любить историю может только человек совершенно неразвитый умственно. Н.Г. Чернышевский».
- Списал текст со своего старого фото (1971-72гг.).
«Исторички» своей мы жутко боялись и сидели тихо на ее уроках, которые в узких своих кругах называли…«Репортажами с петлей на шее...».
…Что было - то было.

Поэтому, Елена, с тех времен я с уважением отношусь к специалистам-историкам, правда, - с некоторой дрожью в коленах…

Владимир 7 августа 2009, 19:29

«История города Москвы» в шкафу у стола - купил репринт на дешевой бумаге. Номера страниц естественно не совпадают. Удивительный человек и удивительный труженик. Спор мне кажется какой-то академический, схоластичный. Ну не опишешь Забелина просто. Мне он кажется чуть ли не старообрядцем. Может я не прав, но дотошность в деталях изумительная. Больше о патриаршьем быте читаю про еду. Такое увлечение.

Елена 5 августа 2009, 20:55

Здравствуйте, Александр! еще раз спасибо, может быть Вы дадите мне иное видение проблемы. Представьте состояние человека, который на Сергиевских чтениях четыре часа слушал то, что вкратце изложено в статье Дмитрука, а потом купил изданные "Дневники" Забелина и прочитал их? Если бы я была знакома с ними раньше, я бы там обязательно задала об этом вопрос. А если написать статью, в которой ни слова о той проблеме нет, расписать про его христианские идеалы, а потом получить отзыв: "А вы дневники-то его читали? Он же неверующий человек, к вашему сведению. Книжка издана там-то и тогда-то, ознакомьтесь!" - такое лучше подействует на читателя? такое больше к Забелину расположит? Заставит о нем задуматься? или будет полное недоверие к тому, что пишут "православные" и как они выбирают точку обзора?

Раб Божий Александр 4 августа 2009, 17:50

Здравствуйте, Елена.
Благодарю Вас за ответ. Прочитал, указанную Вами статью М. Дмитрука. В этой работе очень понравился раздел, связанный с выступлением доцента МГУ А.С. Новиковой.
Ощущение этой статьи для меня уже другое. Автор нигде не дает материал о том, что историк Забелин был неверующим человеком, напротив, весь текст работы подводит читателя к мысли о том, что своими трудами, чистотой своей жизни и поступками, – душа у Ивана Егоровича спасена, а нам русским людям (да и всем православным) нужно брать пример и идти таким же путем.
В ответе Вы упоминаете дневники Забелина и его личные записи, которые дают иную картину его верования, - о чем и написано в разных разделах Вашей публикации.
Согласитесь, что в «контексте или вне контекста изложения» прочитав эту, пусть и дневниковую информацию, читатель может придти к определенному выводу.
- Поэтому, и хотелось бы, чтобы наши современники - православные историки в своих обзорах имели схожие мнения, хотя бы по главным аспектам рассматриваемого вопроса, события, исторической персоны,..
Конечно, неплохо бы и самому читать книги по всем вопросам (событиям, лицам,..), которые в поле личных интересов. Но для многих это занятие затруднительно, а порой и невозможно, если сравнивать возможности специалиста-историка и обычного человека, в плане доступа к архивным и прочим редким материалам. По этой причине и по другим (нехватка времени, например), весьма и ценны обзоры, - содержащие совокупный труд специалиста(ов) соответствующего направления. Емко и в то же время сравнительно кратко дают широкой читательской публике, достаточные или начальные знания по описываемому вопросу; или еще глубже разъясняют и дополняют то, что уже знакомо, интересно, дорого.

Как пример, что невозможно человеку объять необъятное в плане самостоятельного чтения, приведу следующий разговор двух молодых людей из прошлой их жизни.
…Начало 90-х прошлого века; институтская столовка; очередь, хоть и не такая длинная, как в «застойное время», но допускающая по времени – перекинуться двум спецам – «лазерщикам» по одной из вольных тем, не сопряженных напрямую, с профессиональной деятельностью. Один из этих молодых людей тогда – пишущий теперь эти строки, другой – коллега по лаборатории - Федор Б.
…Федь, ты знаешь, я вычитал, что по статистике человек за свою жизнь в среднем прочитывает около…600 книг…..Пауза…и следом Федор…опровергает возмутительную информацию о такой…ничтожной цифирьке, которую статистика определила и на его счет. Говорит об этом мне и дает понять, что этот рубеж он давно прошел или просто прошел. - За давностью лет, точно не помню, как было сказано.
Вновь обращаюсь к нему: «Хорошо, Федор, пусть ты…на порядок больше прочтешь, но все равно это «капля в море» из всего, что написано человеком и из того, что могло бы быть, по крайней мере, интересно, хотя бы в плане первого прочтения»
…Федор, услышав эти слова и подумав пару секунд, неохотно соглашается с репликой коллеги и тема закрывается…Тянем руки к...подносам, к которым мы незаметно приблизились, обсуждая интересную для нас тему, которая в нарушение всех «мужских правил», почему-то обошла тогда…политику и женщин.

Хотел бы искренне пожелать Вам, Елена, благодатного и долгого творчества, - на радость и пользу читателям.

Елена 3 августа 2009, 01:47

Александр, еще забыла Вам написать. Простите за сложное направление поисков, в компьютерах ничего не смыслю. на главной странице сайта есть рубрика Архив материалов с красивым изображением фолиантов, а под ним рубрика - Авторы сайта.
на букве Д найдите фамилию Михаила Дмитрука, и на его странице - статью "Чистый подвижник науки". Это отчет о Забелинских чтениях в МГУ. туда вошло выступление только отца Артемия, хотя был еще кто-то из Свято-Троицкой Лавры, зато есть замечательное интервью с отцом Артемием после чтений. Все Вам доброго!

Елена 3 августа 2009, 00:45

Здравствуйте, Александр! огромное спасибо Вам за комментарий. Все, что Вы привели в цитатах, неоспоримо, и к Забелину относится, как ко всем остальным. Давайте попробуем подумать.
Мне кажется, что Вы выписали цитаты из статьи вне контекста их изложения. Я с того и начала – свое личное неверие Забелин имел при себе, и никому о том не говорил, и никому никогда его не проповедовал. Здесь «виновата» я, привлекшая его личные записи, а если бы я не тронула напечатанные дневники, мне бы обязательно указали на них как на свидетельство его неверия. Но эти дневники в какой-то мере оправдывают Забелина. Не потому, что он не декларировал неверие, а потому что он при таких личных взглядах так осмыслил русскую историю и роль в ней православия, так оценил сущность христианства в мире. И не ради цензурных соображений, а в силу научного исследования: поэтому я бы со всей ответственностью назвала его труды научным подвигом. Он ни в коей мере не позволил своему личному мнению, неверию, превратиться в учение о том.
Главное, он не был богоборцем. Не в том даже плане, что не писал ничего антирелигиозного, а именно в том, что он в своей деятельности, в своих трудах, идеях, мыслях, выводах не восстал на Божий Дух, как это сплошь и рядом с легкостью и бравадой делали его современники. Время-то было очень и очень не благостное. Не говорю даже о революционерах, нигилистах. Россию заставляли всему учиться у Запада, отрицая ее самобытный цивилизационный характер. Достоевского называли ретроградом. Льва Толстого поздравляли с отлучением. Вот, кстати, пример, что наделало неверие гордого,очень недоброго человека с «неверующей душой», хулителя,богоборца, никого и ничего не любящего, ничего за этой душой не имеющего, Церковь считавшего первым злом, а Россию – не нужной. Мне Забелин и как неверующий человек показался антитезой Толстому и всем подобным «мыслителям».
Я ведь нисколько не допускаю мысль, что можно не верить в Бога, что ничего плохого в том нет, раз «человек хороший». Упаси Бог! Каждый в чем-то грешен перед Богом, Забелин грешен в своем личном неверии, со всей ответственностью, и безусловно, в этом неверии, как и в любом грехе, есть его личная человеческая вина. Но при всей вине это неверие, как представляется после прочтения его трудов, было плодом, порождением его рассудка, (даже не разума, а рассудка), а не плодом его злой воли или души, утратившей в себе Образ Божий. Потому что духу Божию она не противилась. Забелину были близки, родны христианские идеалы, любовь, родина, народ, культура, просвещение, храм Божий, был дорог образ Спасителя. Вспомните, какое он получил воспитание. Им никто не занимался, никто не учил, не наставлял. Он писал в дневниках, что в детстве никак не мог понять, что такое страх Божий и не понимал, даже читая Катехизис. Не мог он понять своими «крепкими мозговыми стропилами», и что такое вера, не мог вообразить, представить, что за гробом существует жизнь, что существует личностный Бог – это беда его была. Этого не могли себе представить очень многие его современники, нравственными комплексами добросовестности и порядочности, однако, себя не утруждавшие. Забелин о том написал – у нас нет веры, как у Печорина. Но человеку еще дается жизнь, и он отвечает за все, что он в ней сделал. Да, у его рассудка были плотные шоры, но душой он что-то хорошее чувствовал, разумом что-то хорошее понимал, в жизни много хорошего, доброго и полезного сделал. Зла не сделали и его книги. Напротив, они и сейчас весьма полезны, показывают читателю смысл веры как основы национального существования, созидательную роль православия в русской истории, представляют душу русского человека благодатной почвой для христианского зерна, которое взращивает человека и создает в нем человеческое, нравственное, воспитывает его любовью, помогая преодолевать животный эгоизм. А какая проповедь любви к России, которую он любил больше жизни. Повторяю, для выяснения его историософской концепции я привлекла дневники, которые он писал явно не для публичного чтения. Меня поразила эта разница, поразило, что неверующий человек мог так думать, мог приходить к таким выводам в своих научных исследованиях, мог так любить Россию. Обычно бывает наоборот: как хочется, так и думается, а за фактами дело не постоит. Это я и хотела показать в статье, нисколько не задаваясь целью провести ложную идею, что можно быть и неверующим. Согласитесь, есть очень большая разница между неверием Забелина и неверием Льва Толстого, Белинского, Горького. Слово «безбожник», к нему, кажется, неприменимо.
Я была на Забелинских чтениях в МГУ весной прошлого года. С докладами о Забелине выступали не только ученые, но и священники, много хорошего сказавшие о нем – в их числе протоиерей Артемий Владимиров. Позволю себе процитировать часть его выступления:
«Труды Забелина имеют способность изменять личность, устроение православной души, которая вырывается из плена вещей и начинает освещать вокруг себя самое пространство, Читая его книги, мы, взрощенные на культе революции, можем отрешиться от «безумства храбрых», разрушения доброго старого ради пера жар-птицы нового, от убеждения, что «дело прочно, когда под ним струится кровь». Это действительно учитель, золото знаний которого не украдено, не имеет ложной иностранной примеси. Его труды – это путь, по которому может смело идти каждый русский человек. А если у него есть дети, то по этому пути он может вести их за собой».
Дай Господи прощения грешному рабу Твоему Иоанну.
А если я неправа, заблуждаюсь – простите меня.

Раб Божий Александр 1 августа 2009, 00:58

…Заключительные слова из последнего абзаца работы: «А душа его была верующая».
…Елена, можно предположить и…обратное, и это предположение будет обосновано и в т.ч. и на материале Вашей же публикации.
Решил написать свой комментарий, т.к. увидел несоответствие, на мой взгляд, между многими положениями работы и ее заключительным итогом…Тема-то эта весьма и весьма серьезна – верование и неверование.
Знаю, что Вы много и хорошо пишете; предполагаю, что и дальнейшее Ваше творчество – с пользой и интересом будет принято читательской публикой, немалая часть которой – молодые люди. А раз так, то в каком-то плане и ответственность на Вас ложится, немалая. Поэтому и решил, что «обратная связь» Вам должна быть интересна и полезна.

Вернусь к Вашей работе, некоторые выдержки:

1.«Философская концепция Забелина определилась его неверием в физическое существование Бога. Единственным творцом всего существующего он считал природу, а в социальной сфере – человечество как ее высший элемент».
2.«Происхождение религии Забелин объяснял элементарным антропоморфизмом: человек создает божества по своему образу и подобию, но религии принадлежит колоссальная роль в становлении человечества и национальности»
3."Поскольку образ Царствия Небесного отсутствует в мировоззрении Забелина, ибо бессмертия не существует, то жизненный процесс человечества у него ограничивается сугубо земным временем…»
4.“Забелин относился отрицательно к церковному богослужению. В дневниках он называет христианство отвлеченной философией, идеей, моралью, которую не следовало облекать в языческие одежды обрядности, ибо они становятся бессмысленными»
……..
…Можно было бы продолжить - материал публикации большой, но и эти выдержки однозначны и говорят о многом и достаточны, в моем представлении, чтобы пояснить следующее в комментарии.

- Если мы верим во Христа и в будущую Вечную Жизнь с Ним, то должны и явить (являть) дела по этой вере, - и умом и душой и сердцем…
Можно трижды быть уважаемым человеком у современников и потомков, но если человек не сотворил главных шагов в своей жизни и к своему же спасению – не принял Христа и разумом и духом в свое сердце, то, как можем говорить, что у этого человека, - душа была верующая?
…Конечно, - на Суд Господа решить окончательно, – кто верил, а кто не верил, кто сотворил дела по вере, а кто не сделал этого.
Но нам, ныне еще живущим в этом мире и будущим поколениям, - даны строгие наставления от Господа и от святых отцов. Даны и для того, чтобы люди не надеялись на то, что от фактического своего безбожия или от…слабенькой и теплохладненькой своей веры (которая…где-то там у них есть…), перейти в Царствие Небесное, - без трудов, без «узкого пути», без Христа в сердце.

"Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем". Евангелие от Иоанна.

Добавлю к этому грозному изречению из Священного Писания, заповеданного Господом для каждого человека и пару выдержек из наследия оптинских старцев:

«Без веры во что-нибудь нельзя ничего сделать. Посмотрите, почему какой-либо человек, ну хоть ваш брат, желает стать врачом? Потому, что он верит в медицину. Каждый из ученых верит в свою науку. И так везде, во всем. Точно так же для христианской жизни необходимо верить в Бога, Христа, Евангелие…» (преп. Варсонофий).

«Я говорила как-то батюшке (пишет его духовная дочь) об одной семье, что мне всех их жаль, - они ни во что не верят , ни в Бога, ни в будущую жизнь; жаль именно потому, что они, может быть, и не виноваты в этом сами, - их воспитывали в таком неверии, или были другие какие причины». - Батюшка закачал головой и так гневно сказал: «Безбожникам нет оправдания. Ведь всем, всем решительно, и язычникам проповедуется Евангелие; наконец, по природе всем нам от рождения вложено чувство познания Бога, стало быть, сами виноваты…» (преп. Амвросий).

…Перехожу к заключительной части своего комментария.
Знаете, Елена, когда я начал читать Вашу статью, то довольно скоро также начал недоумевать на счет неверия в Бога - историка Забелина. Ведь он жил в эпоху, отнюдь еще не воинствующего атеизма. И как историк - соприкасался с удивительными и интересными фактами летописи. Взять бы хотя бы чудесный факт, упомянутый в Вашей работе, имевший место на похоронах св. митрополита Петра. Знал Иван Егорович и о Схождении Благодатного Огня, - каждый год, в канун Православной Пасхи…А я вот, например, да и многие мои сверстники узнал об Этом Величайшем Чуде, Которое Господь дает и в подкрепление веры людям, - только во времена перестройки. В нашей юности и молодости - наглухо были прикрыты многие исторические и чудесные реалии христианства. Конечно, можно было что-то узнать и в действующем храме и от старых верующих людей. Но в храмах, на службах нас не было и за попытку обрести эти знания, - часто следовали большие неприятности и гонения. Но это отдельный разговор и тема эта многим зрелым и старым, теперь людям, памятна и известна.
Поэтому и удивлялся, читая строки о Забелине, хотя и помнил о том - как много и в ту эпоху отпали реально от Церкви и от веры Христовой. К концу статьи, уже перестал удивляться, как вдруг, увидел последнюю фразу Вашего текста. - Вновь пришло недоумение, теперь уже касательно решающего заключения автора. Заключения, которое, в моем понимании, полностью расходится со значительной частью, Вами же поданного материала о Забелине. В обоснование этого и привел некоторые вышеуказанные цитаты публикации.

Последнее. Не так безобидна ситуация, когда человек не верит, если он не «декларирует антицерковных идей» вокруг себя. - На мой взгляд, декларация эта реально имеет место всегда, явно и неявно. Но более всего, человек повреждает себе и своей будущей Вечной Жизни, ибо не уверовал в…Жизнодавца Этой Жизни.

…«Хулой на Духа Святаго непростительной и ведущей к погибели называется упорное неверие и отрицание бытия Божия, несмотря на воочию совершающиеся чудеса, несмотря на множество фактов, неопровержимо доказывающих существование Бога. Упорное отрицание и неверие являются хулой на Духа Божия, не прощается ни в сем веке, ни в будущем, и человек, умерший не покаявшись в своем неверии, ПОГИБ.» (преп. Варсонофий).

Поэтому, Елена, и решил Вам написать, дабы попытаться посодействовать своим читательским мнением и в том, чтобы у Вас - все было выверено и строго описано и заключено, в будущих Ваших текстах и строках, которые могут быть очень и очень важны по содержанию и рассматриваемому вопросу, для души человеческой.

«Моя жизнь есть недоговоренное слово». Часть 2

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru