«Владыка Кирилл до рассвета творил Иисусову молитву»

16 января протоиерей Владимир Тимаков, почетный настоятель храма преподобных Зосимы и Савватия в Гольянове, отметил свое 90-летие. Мы от всей души поздравляем батюшку с юбилеем и публикуем очередную часть его воспоминаний о жизни рядом с замечательным архипастырем Церкви Христовой – архиепископом Кириллом (Поспеловым).

Предыдущие части:

• О том, как будущий епископ Кирилл (Поспелов) привез голодающим 13 вагонов хлеба и угодил в лагерь
• Митрополит Илия кричал Богородице: «Русь погибает! Спаси!»
• В Ташкенте

Особенная вещь – ехать по пустыне весной!

Епископ Кирилл (Поспелов)

– Мой прошлый рассказ, действительно, заканчивался Ташкентом. Надо отметить, что в то время Среднеазиатская епархия включала пять республик, и существовало пять республиканских городов. В свою очередь было пять республиканских уполномоченных по церковным делам (республиканского масштаба). И во все эти места надо было съездить архиерею, чтобы постоянно быть с ними со всеми на связи: то в Ашхабад (как тогда он назывался), то в Целинабад (это сейчас Душанбе), то в Акмолинск, то в Актюбинск, то в Кустанай, то в Павлодар… И вот так колесили мы с архиереем по всей Средней Азии.

Но колесить так возможно было только зимой, ранней весной и осенью, потому что тогда можно было ездить на машине. И, скажу вам, это особенная вещь – ехать по пустыне весной! Это особенная красота: кругом всё в маках! Ни единого пустого местечка вы не увидите, повсюду – маки! А потом, когда солнышко набирает свою силу, цветы их все высыхают. Но оказывается (непостижимо, каким образом), что корни этих маков фактически втягивают луковицы в глубину, где они и сохраняются от палящих лучей солнца. А весной – то ли они вызревают вновь и возвращаются на свои места, то ли из земли просто пробиваются, но опять – все поле становится необыкновенной красоты!

Вот и колесил владыка Кирилл по всей Средней Азии

Но когда становится по-настоящему жарко, уже путешествовать нельзя.

– Но, вероятно, у вас с владыкой бывали и дальние поездки?

– Если только была такая возможность, мы с архиереем ездили в международном вагоне прямого сообщения (помню, он был красноватого цвета). Конечно же, там были все удобства, но ехать в нем летом все равно было мукой, потому что все окна плотно закрыты, но и открыть их было нельзя! Потому что снаружи – просто раскаленная печь!

– А кондиционеров тогда не было?

– Да о чем вы говорите: конечно, нет! Какие там кондиционеры… Воду мы набирали только на стоянках. И то сырую воду брать было нельзя: она была привозная – в земле были вкопаны чаны, и она была там вся протухшая, так что если выпьешь такую воду – сразу же дизентерию подхватишь.

Поэтому пить можно было только кипяток: мы его приносили, наливали, потом он остывал, и можно было делать чай.

Жара была такая, что просто дышать было нечем! Даже прислониться к стенке вагона было невозможно! И это еще мы находились в лучших условиях: это же был международный вагон прямого сообщения! Но и при всех его «удобствах» все равно было множество трудностей.

Поэтому мы часто на лето уезжали из Ташкента в Пензу: там проводили лето, отдыхали, а осенью возвращались. Тогда вновь начиналась наша деятельность в епархии.

После монашеского правила
владыка до рассвета занимался Иисусовой молитвой

Протоиерей Валентин Радугин

– У архиерея моего был, конечно, режим – и режим достаточно строгий. Хотя он и скончался на 78-м году жизни, но ведь надо помнить о том, что из ссылки он возвратился весь разбитый и больной. Особенно же пострадали ноги – а они вообще в старости страдают невероятно, я по опыту это говорю. Я, например, в настоящее время борюсь (и порой успешно) с этими недугами, но на это нужны время и силы. Порой по два с половиной часа в день приходится уделять своим ногам, но благодаря этому в 90 лет я хожу! А вот как раз незадолго до нашего разговора я беседовал по телефону со своим дружком протоиереем Валентином Радугиным. Он говорит мне: «Ноги не ходят!» – «Так зарядкой заниматься надо…» Но он как-то без особенного энтузиазма это выслушал…

Так вот о режиме дня владыки Кирилла… Режим у моего архиерея был такой: вечером мы вычитывали всё монашеское правило, а оно было достаточно обширное. Читал я, читала еще одна инокиня. Так что мы менялись и правило вычитывали полностью. Когда правило было вычитано, я ложился спать, а владыка занимался Иисусовой молитвой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» И занимался он ею до рассвета! А с рассветом, произнеся: «Слава Тебе, Показавшему нам Свет!», укладывался в постель.

И только с рассветом, произнеся: «Слава Тебе, Показавшему нам Свет!», владыка укладывался спать

Какое-то время он спал, а потом – туалет, завтрак, и вновь начинался день: и канцелярские дела, и различные приемы, и богослужения. Перерыв бывал только на обед, но ко всенощной, как правило, мы уже освобождались.

И так было постоянно, ведь владыка Кирилл никогда никому не отказывал в приеме. Но были также и некоторые особенности…

– Так вы и были все время рядом с владыкой? А какая-то личная жизнь?..

– Помню, в то время я выбивался уже из малышей в юноши, в голове уже мысли находились и о девушках, и о свиданиях… И, представляете себе, в ташкентских условиях я ходил на свидания с девушками в белой рубашке и при галстуке! Смешно, конечно, потому что глуп был до предела, а владыка все видел и до поры молчал. Отметив же про себя, что на свидания я надеваю галстук, говорит он мне как-то: «Значит, к девушкам на свидание ты идешь “при параде”, а на молитву встаешь – в рубашке с раскрытым воротом?! Изволь же надеть галстук – и тогда лишь становись на молитву!»

Это была самая настоящая разработка воли. Но и на самом деле: если я надеваю галстук на свидания, то не могу же я девушек предпочитать Богу? Что же, Господь Бог для меня значит меньше, чем знакомые девушки?! Так я и последовал совету владыки…

«Поклончики» от архиерея

– А было так, что владыка бывал чем-то недоволен: ругал вас или делал замечания?

– Владыка никогда меня не ругал, но «поклончики» я от него получал. Он был достаточно требовательным, но я у него все послушания исполнял добросовестно. На мне тогда было всё, но и ответственность, конечно же, была большая: чтобы всё было вовремя сделано, вовремя подано…

Помню, у архиерея моего был синодик, куда он записывал имена «о здравии» и «о упокоении». И это была у него целая книга: как только кто-то попросит помолиться, он имя туда записывает, и потом мы все эти имена вычитывали.

Наступила Родительская суббота. Мы, естественно, пошли к службе, и я захватил этот синодик с тем, чтобы его там прочитать. Прочесть его было на самом деле очень трудно, но все равно я обязан был его прочитать! Прочитал его, но там, в храме, и оставил, забыл…

Казалось бы, что тут такого: оставил и оставил? Пошел да взял! Ничего подобного!..

– Действительно, казалось бы, какие проблемы?..

– Представьте себе, например, церковный праздник в Троице-Сергиевой Лавре, когда народ собирается на богослужение Троицы или Пасхи… Так было примерно и в Ташкенте в ту пору: ведь в каждом доме из-за войны был покойник, все приходили в церковь о них помолиться! В храме стояли столы, на которые складывались записки и поминовения. Прочитать все это, конечно же, было нельзя: это было просто немыслимо! Ну, представьте себе: всё это до потолка лежит на столах! Поэтому забота была только одна – чтобы все эти книжечки и бумажки перелистать и проверить, чтобы там какой рублик не остался лежать (приносили ведь и деньги). Потому что, если рублик лежит, значит, ты не читал это поминовение!..

Что же делалось в дальнейшем с записками? Архиерей на Евхаристическом каноне брал подаваемые ему противни с этими записками и произносил: «Боже Великий и Вышний! Ты ведаешь, что не по лени нашей, а по невозможности не можем мы всего этого прочитать! Ты Сам, Господи, имена эти веси! Упокой их со святыми!» Потом другой противень ему подают… И пока всё это не «перелопатят», служба не заканчивалась!

– Но ведь даже и это, наверное, очень трудно было сделать?

– Да, даже и это сделать было очень трудно, вы правы! Но архиерей уже не мог просто пойти на другое, потому что, напоминаю, он был архиереем от Бога!

И вот в таком храме, заваленном записками и поминаниями, я забыл владыкин синодик. Конечно же, я сразу побежал обратно в храм. Ну и что? Все записки после службы сжигались: их негде было хранить. И все они, конечно, были уже сожжены. И, конечно, вместе с архиерейским синодиком…

Это была моя непоправимая ошибка! Не злостная, конечно, но очень существенная. Как я смог вот так просто забыть, оставить этот синодик?! Тем более что восстановить эти имена так просто было нельзя!..

– Наказание, наверное, от владыки было суровым?

– Да, архиерей тогда дал мне «тысячу поклонов» в научение – и чтобы я в ночь их сделал! Я их и делал, а куда тут денешься?..

Дал мне тогда владыка «тысячу поклонов» в научение – и чтобы я в ночь их сделал!

Он резал бумажечки по десять штук, и вот, когда я четки пройду, я бумажечку откладываю. Пройду еще раз четки – еще откладываю… Приходилось всё выполнять добросовестно – тут уж ничего не сделаешь!

А как-то однажды я отложил выполнение одного послушания, потому что меня пригласила девушка в кино. Всё я подготовил, все дела сделал… Владыка занимается приемом, у него люди – вроде бы я могу и погулять? И мы пошли в кино. А в это время как раз я почему-то архиерею и понадобился: «А где Володя?» А Володи нет! Туда-сюда, наконец Володя явился, а девушка (кстати, знакомая владыки) просто взмолилась: «Пожалуйста, только не говори архиерею! Только не говори владыке, что это я с тобой была…»

– Думается, ничего зазорного, что можно было бы скрыть от архиерея?

– Ну, знаете, для молодого человека слово чести важно, и не потому, что это какая-то пассия моя была, нет – просто девушка попросила. И вот спрашивает меня архиерей, я, конечно, путаюсь – то, другое, что-то придумываю… И, конечно же, архиерею ясно становится, как Божий день, что я просто вру. На следующий день он все-таки допытался – и оставил нас вдвоем класть тысячу поклонов!..

А в третий раз снова пришлось выполнять это его послушание – вроде бы снова я все сделал, все идет своим чередом, но случилось вот что.

Русь наша страшно много потеряла!

– Одна барынька из «прежних» барынек (а они отличаются от обычного плебса – у них есть и на что посмотреть, есть и чему поучиться: и культуре речи, и культуре поведения, и обстановке – всё это было у них на высоте), которую владыка знал и очень ценил, пригласила меня к себе на чаек. Ну как тут не пойти? А ведь был я тогда дурнем из дурней: казалось бы, какой вопрос – подойти к владыке и спросить его разрешения. Он бы сказал: «Благословляю, иди…», и этим бы всё закончилось.

Но почему-то это не пришло мне на ту пору в голову. Я к ней пошел, мы с ней посидели, поговорили о многом (многое из нашего разговора я запомнил до сих пор, даже сейчас об этом пишу), я поучился и культуре речи, и общей культуре. Надо сказать, кстати, что потом я и еще одну барыньку знал, которая была супругой генерала, бывшего правой рукой маршала Василевского (это в Москве уже было).

Так вот, я скажу теперь, что Русь наша много потеряла, страшно много потеряла, невозвратимо много потеряла: потому что такую культуру она потеряла! И это не святость, это не молитва, это просто культурный уровень… Я сейчас много пишу об этом.

Ташкент, 50-е года

– Но чем закончилась ваша история с владыкой?

– Да, вернусь к моему рассказу… Я пошел к этой барыньке, посидели мы с ней, великолепно обо всем поговорили, чаек попили. Возвращаюсь, а владыка спрашивает: «Где был?» Тут я сразу же признался: так-то и так. «А благословение брал?» – «Нет!» – «Еще тысячу поклонов!» И учитывая, что до этого я откладывал с исполнением старых, получилось однажды, что нужно сделать три тысячи поклонов подряд!

«А благословение брал?» – «Нет!» – «Еще тысячу поклонов!»

Я частенько получал такие «выговоры» от владыки, но когда сразу три тысячи поклонов – это мне особенно запомнилось!

– А еще какие-нибудь интересные факты о Ташкентском периоде?..

– О Ташкенте можно было бы много рассказывать – и о поездках, и особенно о Самарканде. Но вы сами можете узнать сегодня и про Самарканд, и про дворцы Тамерлана и свое обо всем этом вынести впечатление.

Еще один момент – город Сталинабад (как он тогда назывался), там протекает река Душанбинка. Она мелкая, но постоянно меняет русло. Такая бурлящая река, что ворочает громадные камни, а вода в ней просто ледяная: лед с гор только что стаял, и вот ледяная вода с них течет…

Жара вокруг несусветная, так хочется в воду! Но просто так войти в воду нельзя, потому что она просто ледяная!..

Эта река не судоходная, потом уже она переходит в Аму-Дарью. Она такая же неспокойная. А Сыр-Дарья – спокойная, в ней можно плавать.

Но была в реке одна излучина, над которой я разбегался и прямо прыгал в ледяную воду: потом сразу же выносило прямо на берег!

Как я притворялся пьяным

– Вспоминаю сейчас, какие бывали казусы у нас в Сталинабаде… Приехали мы как-то в город, а там оказался очень дельный настоятель. Конечно же, он был «весь свой» у предержащих властей, но при этом – не чета Брицкому, потому что он жил и Церковью.

– А это все-таки чувствовалось?

– Конечно. Сразу бросалось в глаза! С одной стороны, понятно, что тебя и не поставят настоятелем, если ты не сотрудничаешь с властями, но ведь сотрудничать-то можно по-разному…

И вот, в честь приезда архиерея уполномоченный устраивал званый обед, на котором присутствовало всё правительство республики. Так бывало в каждом городе, в частности и в Сталинабаде.

Устраивают прием архиерею – а архиерей обязан потом дать как бы «ответный» обед. Комнат больших тогда нельзя было найти (их просто не было), были просто клетушки. И вот в саду под виноградом настоятель устраивает застолье.

Огромнейший стол был установлен под виноградом, накрыт яствами так, что я просто до той поры ничего подобного не видывал (а я ведь уже много где побывал с архиереем). Такого обилия и такой изысканности представить себе просто невозможно! Вина стояли в бочонках, ящики с вином, коньяки – всё это было невесть как обставлено!..

– Вы тоже принимали участие в застолье?

– Ну, на застолье мне просто нечего было делать, хотя вроде бы я и должен с архиереем быть, но ведь он – вместе с правительством, там всякие тосты, обмен мнениями и прочее.

Так что мы, молодежь (вместе с детьми настоятеля, а их там было немало), решили в доме тоже устроить банкет. У нас всё было в руках – и мороженое, и пирожные, и всякие яства, и всякие напитки.

Меня, конечно, сразу там усадили за стол. И сразу – тост! Но я – при архиерее, так что пить полную рюмку я не мог. И как только это увидели, то возмутились: «Что?! Нет, так не пойдет – до дна!» Я и так, и эдак отговаривался – никаких отговорок: «До конца!», и всё.

Я сразу же сообразил, что так дело не пойдет. Я выпил эту рюмку, а потом (поскольку отказываться и отнекиваться было бесполезно) пошел в атаку. Притворился пьяным, только и прошу: «Наливайте мне!..» Чокаюсь со всеми, только и прошу наливать. Они уже и останавливать меня стали, а я просто вошел в роль – никаких уговоров не слушаю, только и наливаю рюмку. Тосты полились рекой… И в разгар такого нашего веселья вдруг раздается архиерейский голос: «Володя!» Я тут же: «Что, владыка?» Все просто оторопели, потому что были уверены: я сейчас предстану перед владыкой пьяным! А я – как стеклышко, потому что только лишь играл роль пьяного. Все просто недоумевали: «Ну и хлюст!»… Этот момент мне тоже очень запомнился.

На Ивановской кафедре

– После Ташкента владыку перевели в Иваново?..

– Помню, как-то однажды ехали мы на отдых в Пензу. И ехали кратчайшим путем – через Москву (из Ташкента – прямо в Москву). Приезжаем в столицу, а Святейший Патриарх Алексий очень нам обрадовался: «Очень хорошо, что вы приехали! Я вас перевожу на Ивановскую кафедру. А в Ташкент даже и за вещами не возвращайтесь…»

Успенский собор г. Кинешма

– Так и оставили свои вещи в Ташкенте?

– За вещами пришлось возвращаться туда мне, а архиерей отбыл прямо в Иваново. И новый титул владыки Кирилла стал «Ивановский и Шуйский». Но в Шуе храма не было. А в Кинешме, прямо на берегу Волги, был расположен великолепнейший собор, который никогда не закрывался.

Ну, владыка прямо и сказал патриарху, что в Шуе нет никакого храма, а собор только в Кинешме, так что титул изменили на «Ивановский и Кинешемский».

– Тоже, наверное, интересный был период жизни?

– Об этом периоде жизни можно многое рассказать, но расскажу я в основном только негативное.

Владыка Кирилл был очень любвеобильный человек, но к богослужению он относился всегда очень строго. И даже того же Брицкого в Ташкенте часто критиковал и наставлял. Например, когда мы, священники, из Чаши в алтаре причащаемся, то потом платом оттираем край Чаши. А Брицкий как-то однажды вытер рот рукавом облачения или рукой, так что капли Божественной Крови попали на престол. Архиерей увидел это и тут же схватил Брицкого за плечи и буквально силой поставил его на колени! Ну, тут уж реакции Брицкого никакой не было – получил за дело, ведь такую небрежность проявил!

– Но вернемся в Иваново…

– В Иванове мы придерживались нашего прежнего режима: днем владыка занимался епархиальными делами, вечером правило вычитывали, ночь владыка проводил в молитве, потом снова – епархиальные дела, а потом – приемы.

Преображенский Кафедральный собор, г. Иваново

– Но условия были уже лучше, чем в Ташкенте?

– Хуже. И хуже уже потому, что вроде бы внешне никакого противодействия нам не было. Всё наружно было вроде бы великолепно.

Кстати, собор там и сейчас стоит, я там в прошлом году был: собор на месте. Тот самый, в котором мы с владыкой начинали служить.

И был там настоятель – отец Павел Миловидов. Он был не просто настоятелем, но и управляющим Ивановской епархией. Архиерея там раньше не было, а протоиерей был управляющим, хотя у него было всего лишь семинарское образование.

Владимирским архиереем был тогда владыка Онисим, друг отца Павла Миловидова еще по семинарии. И этот его друг все полномочия ему и передал. Поэтому тот и управлял всей Ивановской епархией (может быть, только лишь взносы отчислял архиерею).

И вдруг тут приезжает в епархию новый архиерей – значит, это враг номер один! Конечно же, эту власть он у протоиерея сразу отнял.

Внешне всё вроде бы было прилично. Все целуют архиерея: «Владыка, как мы вас любим!» и т.д., но как только отворачивались – сразу же вражда наступала. Рассылались повсюду письма, чтобы не делались взносы на епархию, потому что, дескать, «архиерей временный», «скоро его не будет» и «если вы перешлете деньги, то мы с вас затребуем во второй раз»…

Но некоторые люди все-таки деньги присылали, так что существовать было можно. В таких вот условиях мы начали нашу жизнь на новой кафедре.

«Отцы, что вы имеете против меня?..»

– А владыка Кирилл не пытался как-то сам уладить этот конфликт своими силами?

– Архиерей, конечно же, сразу всё это увидел и всё сразу понял. Он собирал священников и спрашивал: «Что вы имеете против меня? Что? Я занимаюсь епархиальными делами, по собору вас не ущемляю, старосту не трогаю (а им следовало бы заняться) и т.д.» – «Да что вы, владыка, мы вас любим…» И всё вот в таком же точно духе.

Но архиерей всё понимал и очень за всё переживал. И переживал настолько, что однажды его хватил ишиас (воспаление седалищного нерва, сопровождавшееся дикими болями). И несмотря на это, владыка не мог оставаться в постели и болеть.

– А настоятель или староста не пытались как-то помочь архиерею?

– Надо сказать, что настоятель, отец Павел Миловидов, вместе со старостой приобрели епархиальный автомобиль, но архиерею его не отдали. Сами ездили на машине, а архиерей ходил пешком. Но вроде бы расстояния тут были небольшими, всё нормально. Однако когда владыку ишиас поразил, он ходить практически не мог, переносил дикие боли. А в храм ему надо было обязательно попасть, но машины нет…

У владыки боли были страшные, он практически не мог ходить – но шел в храм, и служил, и проповедовал

И вот я его фактически на закорках приволакивал в храм, там он служил, проводил богослужение, а потом прямо на амвоне часто садился и проповедовал.

И его проповедь всегда зажигала… Народу на его богослужении всегда было полно, службы он никогда не пропускал, хотя и переносил эти дикие, страшные боли!

– Это на нервной почве случается?

– Именно. Ишиас как раз и случается на нервной почве.

«Ваше Святейшество, переведите меня в Пензу!»

Епископ Михаил (Постников)

– Такой был свирепый человек?

– Дело в том, что епископ Михаил (Постников) был некогда жутким обновленцем, владыка мой знал его по Саратову, где тот некогда просто лютовал. Но хитрым он был чрезвычайно… Он, например, добился того, что его должны были посвятить в епископы. Но добивался он не просто, а чтобы православные сами избрали его в епископы!..

Время было сложное, кадров никаких нет (а он умеет притворяться), его и посвятили в архиереи. И как только он принял хиротонию, сразу же ушел к обновленцам! И лютовал там лютой ненавистью: врывался во время богослужения в храмы, прекращал богослужения, выгонял всех молящихся… Таким его знал владыка Кирилл по Саратову.

А потом он опять возвратился в Православие. И вот, хорошо зная его характер, владыка Кирилл и сказал патриарху: «всем им головы пооткрутит». А патриарх пророчески возразил: «А может быть, и свою потеряет…»

– Патриарх, вероятно, тоже был наслышан о нем?

– Да, он тоже хорошо знал владыку Михаила (Постникова): бывший обновленец, он был «своим» для властей предержащих. И вот, патриарх действительно поменял архиереев местами: Постникова перевел на Ивановскую кафедру, а архиерея моего возвратил в Пензу.

Узнав о решении патриарха, Постников сразу же связался с моим владыкой по телефону. Тогда не было возможности общаться по прямому телефону, и мы поехали по вызову на Главпочтамт. Там владыка Кирилл с ним и переговорил. И Постников попросил его встретить на вокзале, но с условием, чтобы ни одним звуком не сообщать Миловидову и старосте о его приезде в епархию.

– Вы встречали его?

– Да, мы его встретили: приехал он, облачился в рясу, клобук, надел панагию и сразу же нагрянул в собор!..

Нагрянул внезапно, и вы бы посмотрели, как он сразу же, моментально их буквально в бараний рог свернул! Всех сразу поставил на место: тут же приказал принести всю отчетность, все документы сразу же опечатал, а старосту и настоятеля сразу же отправил с поручениями. Причем придумал им по множеству поручений, а сам остался в соборе. И так продолжалось в течение целого дня: только они исполнят его поручение, приходят – тут же дает новое. И ведь придумывал же поручения!..

Под вечер уже протоиерей Миловидов буквально взмолился: «Владыка, позвольте мне хотя бы чаю попить, я чувствую, что у меня уже рак начинается…» – «Я раком тебя заставлю ходить!..» Так он кричал и пугал всех…

«Останьтесь с нами – мы вам будем ноги целовать!»

– Но вы должны были уже уезжать на новое место?

– Да, мы уже потихонечку стали собираться. Постников порядок навел, сразу же мы собрали вещи, чтобы перевезти их с собой в Пензу. И вот, Постников отлучился, а Миловидов и староста – к моему архиерею. Упадают на колени и слезно молят: «Владыка, от вас требуется только одно слово вашего согласия, и сразу же всё изменится! И вы останетесь с нами, а мы просто ноги вам будем целовать!..»

– То есть смогли сравнить?..

– Да, сравнили! Но архиерей же не мальчик, он сам просил патриарха о переводе! И ничего изменить уже было, конечно, нельзя…

И вот, состоялась прощальная Литургия владыки Кирилла (Поспелова). Прошла она великолепно, вышел потом архиерей с проповедью, а народ (видимо, уже осведомленный обо всем) был так настроен против настоятеля, что готов был его буквально «по косточкам разобрать»! И владыка говорил народу, что это – и Божия воля, и патриаршая воля, поэтому его и переводят. Но народ, особенно дореволюционный ивановский народ, так просто ведь не обманешь! Они стали возмущенно выступать на настоятеля…

Тут и милиция была, и дружинники – но что они могли сделать против тучи народа, который был и в соборе, и собрался вокруг собора на улице!

– Значит, они поняли наконец, какого архиерея теряют?

– Да, какого теряют архиерея!.. Они и выступили, чтобы защитить владыку Кирилла. А Миловидова готовы были просто растерзать!..

Так они и не уходили до вечера, а Миловидов закрылся в алтаре (там был очень прочный иконостас), но вы бы посмотрели, как он дрожал! Он дрожал как осиновый лист, так он боялся. И действительно, наверное, разорвали бы в клочья, не считаясь с тем, храм это или не храм…

Протоиерей Владимир Тимаков

– Прямо настоящая революционная ситуация…

– Я сам никогда не видел революции и того, как она совершается. Только читал об этом в разных источниках. И вот я уверен просто, что там я своими глазами увидел настоящую революцию! Если вот такая ненависть и такая активность проявляются народом – это на своем пути способно всё смести!

– Но вы уехали из Иванова… Не узнавали потом, чем там дело кончилось?

– Мы оставили Иваново, а там события развивались уже сами по себе. У настоятеля, как он и говорил («У меня, наверное, рак»), так рак и приключился. А епископ не уволил его от настоятельства, но продолжал изматывать разными заданиями, как только мог. Старосту он просто убрал. Но и сам пробыл там недолго: по-видимому, люди поднялись и против него, по-видимому, ходатайствовали о том, чтобы его перевести, в результате чего патриарх его и перевел. Правда, не помню сейчас, на какую кафедру…

И вот, тот собирается уезжать, вдруг – звонок уполномоченного по церковным делам: «Отец Михаил, мне стало известно, что вы переведены, что вы уезжаете…» – «Да, да…» – «А где же элементарная вежливость?! Вы даже не приехали оповестить меня. Что, и попрощаться не захотели?» – «Я сейчас же приеду…» Приехал он туда – и с концами, больше он уже не вышел, его взяли. Продержали года полтора или два, освободился из заключения абсолютно слепым, потом где-то скончался.

Вот такой был период в служении нашем с епископом Кириллом (Поспеловым).