Протоиерей Николай Ведерников: «Наша религия – это любовь ко Христу, и больше ничего!»

Протоиерей Николай Ведерников и матушка Нина Аркадьевна

(Окончание)

Замечательные люди, которых мне удалось встретить

Но она была человек больной, это был большой крест для меня. Она была смертельно больна – у нее был не рак, но такое состояние сердца, при котором уже не живут. Но тем не менее я следил за ее здоровьем, и до 76 лет она дожила все-таки. Ее здоровье – очень большой для меня крест. Была она замечательным музыкантом, в консерватории ее хотели оставить как концертмейстера. Но из-за гипертонии и вот этого своего состояния сердца она не смогла выступать, не могла уже полноценно работать. Поэтому, когда Александр Васильевич Свешников спросил ее: «Почему вы уходите от нас? Может быть, потому, что ваш муж – священник?» – она отвечала: «Нет, совсем не поэтому. А по состоянию здоровья». И вот, ей пришлось уйти.

Она аккомпанировала в классе у Нины Львовны Дорлиак, в общем, была прекрасным музыкантом, но, к сожалению, здоровье ей не позволяло выступать. Нервная система была такова, что, к сожалению, она не смогла это осуществить.

Я отпевал таких замечательных людей, как Святослав Рихтер. Я отпевал его у нас, в храме Иоанна Воина. Потом – такого замечательного композитора, как Альфред Шнитке, тоже я отпевал в храме. И говорил слово соответственное на отпевании – и у Рихтера, и у Шнитке. И потом Нину Львовну Дорлиак отпевал тоже.

К сожалению, у меня не было личных отношений с Владимиром Владимировичем Софроницким, но с его родными – через его друга – я имел отношения, в смысле духовничества. Я исповедовал брата и двух сестер Софроницкого в Ленинграде: ездил специально, чтобы их исповедовать, окормлять. И потом – его сына, покойного Александра Владимировича. Сейчас осталась, по-моему, жива только его невестка (ей 90 лет). Итак, лично с Софроницким не был знаком, а его родных – брата и двух сестер – знал хорошо. Знал двух дочерей Скрябина. Оксана и Елена Александровна – это дочери Александра Николаевича Скрябина, композитора. Мне довелось их и причащать, и отпевать... Вот такие отношения были у меня с этими композиторами.

– Получается, что даже в советское время среди композиторов и вообще людей культуры были православные, духовные личности?

Мария Вениаминовна Юдина – подвижница благочестия, которая не страшилась никогда и ничего

– Конечно, это были замечательные люди, которых мне удалось встретить. Сейчас ежегодно я совершаю панихиду по такому замечательному музыканту, как Мария Вениаминовна Юдина. К сожалению, мне не привелось учиться у нее, но это была величайшая личность, выдающийся человек, гениальный музыкант. И не просто музыкант, а вообще гигант – Мария Вениаминовна Юдина. Вот, сейчас ее ученица пишет о ней книгу, которая называется «Религиозная судьба Марии Вениаминовны Юдиной». Она, действительно, подвижница благочестия, которая не страшилась никогда и ничего. И в самые тяжкие времена она была исповедницей, и не только не скрывала свою веру, но наоборот, всячески декларировала ее! Произносила стихи запрещенных поэтов, дружила с Пастернаком и т.д. Но это – целый разговор, сейчас я этой темы не буду касаться, во всяком случае, каждый год, начиная, по-моему, с 1970-го (она умерла в 1970-м году), я служу панихиду в храме Иоанна Воина по Юдиной, какое-то слово потом говорю всегда. Эти слова записаны в книгах воспоминаний о ней. И во всем, что связано с музыкой и культурой, конечно же, нельзя обойти Юдину. Это был великий человек.

– Вы сказали, что Юдина дружила с Пастернаком. Он был религиозным человеком?

– Конечно, это была замечательная личность. Пастернак – это был ее друг, она всегда устраивала вечера, на которых читались его произведения.

Я сам не был дружен, естественно, с Пастернаком, но его сын к нам приходил на панихиды, когда он был здоров. Не знаю, как он сейчас. И все художники приходили на панихиды, все бывшие друзья Марии Вениаминовны, – это 19 ноября каждый год.

19 ноября в нашем храме Иоанна Воина я всегда служу панихиду по Марии Вениаминовне Юдиной.

Хотя она и не признавала Патриарха Сергия (Страгородского), как и многие в то время. За его движение к советской власти, в том смысле, что он декларировал мир с советской властью. Но он-то как раз своим таким отношением к врагам – спас Церковь, понимаете? Он такую политику повел, которая фактически привела к спасению Церкви. Это была его «Декларация» 1927 года. До этого многие от него отошли, в том числе и Мария Вениаминовна. Многие не поминали его за это. Она как-то говорила мне: «Мы с вами не можем дружить, потому что вы-то ‟сергиевец”!» И действительно, я Патриарха Сергия любил, и даже прислуживал ему, и с келейником его, будущим митрополитом Иоанном, был хорошо знаком. И одновременно – с Юдиной у нас более близких отношений, чем были, не могло быть. Но тем не менее каждый год служу по ней панихиду и говорю соответственное слово. Вот сейчас 7-й том писем ее издается, это будет книга «Религиозная судьба Марии Вениаминовны Юдиной». Это, конечно, событие в культурной жизни вообще, потому что она не только музыкантом была, но и философом, и много еще кем, – вообще, она была исключительным человеком.

Детство

– В советский период очень многие русские люди отошли от веры: не соблюдали постов, не посещали богослужений в храме. И единственное, что возможно было в советских семьях, – это иконы. Спрятанные и скрытые – или повешенные открыто.

А какие были особенности поста в этот период? Что вам особенно запомнилось из великопостного периода в те годы?

– Пост в советское время – это были мои детские годы. Дело в том, что в тот период мой отец работал в таком учреждении, которое позволяло ему избежать ареста. Мой отец из крестьянской семьи, но приехал в Москву и хотел поступить в университет. А поскольку он был сыном крестьянина-середняка, то его, конечно, не приняли. И вот, его друг дал ему возможность поступить в так называемый Институт слова.

Не знаю, известно ли нашим читателям или нет, но как раз напротив Консерватории есть здание, в котором преподавали знаменитые педагоги: Бердяев, Ильин, Пешковский, Сергей Константинович Шамбенаго... Такие знаменитые профессора, которые потом были изгнаны из России – высланы на «философском пароходе». И папа учился в этом институте, окончил его. Он даже написал учебник русского языка, под редакцией профессора Тишковского. То есть он был очень одаренным человеком в смысле литературы, языка, во многом мне помогал в смысле проповеди. Когда я готовил проповеди, я папе давал на проверку. Когда я делал мои первые шаги в священстве, необходимо было готовить поучение, я давал папе свою проповедь на проверку, и он всегда мне помогал.

Когда я готовил проповеди, я папе давал на проверку

– А когда вы уже имели духовную практику и духовное окормление, как вы соблюдали посты?

– Когда я был женат, у нас уже, естественно, был духовник, отец Николай. И мы всегда контролировали себя в смысле поста. Я не могу сказать, чтобы это было очень строго, бывали случаи, конечно, когда и нарушался пост. Но наши духовники не относились к этому как-то догматически, дескать, что это какой-то великий грех.

Во всяком случае, мы старались соблюдать пост, елико возможно. Среда и пятница, особенно Великий и Успенский посты – те, которые наиболее строгие. А в остальные, менее строгие посты разрешались рыбные блюда: когда пост Петра и Павла, Рождественский, – здесь можно было и рыбу употреблять.

То есть догматически к этому тогда не относились, но в настоящее время, слава Богу, мы стараемся придерживаться поста строго.

Поворот к Церкви

Храм Илии Пророка в Обыденском переулке

– В некоторых советских храмах все же совершалось богослужение, не все они были закрыты. Не помните какие-то особенности богослужебные в те годы, которые, может быть, сегодня забыты или утрачены.

– У меня это совпало с периодом, когда я посещал наш любимый храм (1941 год, начало войны) Илии Пророка в Обыденском переулке (или храм Илии Обыденного). Это Третий Обыденский переулок, напротив храма Христа Спасителя. Это был наш любимый храм, куда я ходил.

Мои родители работали, они были преподаватели (отец преподавал русский язык, мать закончила Институт иностранных языков, преподавала иностранный), и у нас были дома домработницы. Всегда были какие-то няни, которые со мной были, которые готовили обед и т.д. И вот, они-то как раз меня время от времени, не часто, но водили в храм.

С отцом я бывал обычно под Пасху, скажем, в храме, который находится в Брюсовом переулке.

Тогда еще время тяжелое было, трудное, – под Пасху, под Пасхальную ночь мы стояли на площади со свечами, в храм войти было невозможно. И когда священник выходил, поздравлял нас, это было прекрасно! И, отстояв эту службу, мы уходили домой.

Потом помню храм Пророка Илии в Черкизове, туда мы тоже ходили с папой, но уже не так часто.

А храм Илии Обыденного – это был любимейший храм наш. В детстве я исповедовался там, у отца Александра Толгского, был там еще отец Александр Егоров, которого я причастил перед смертью. Любимый храм, куда домработницы со мной ездили – не часто, но по праздникам, в основном. Я учился в музыкальной школе тогда, помимо обычной школы. Я как-то не воспринимал богослужение тогда. Воспринимать его я начал в более зрелом возрасте, когда прислуживал во время архиерейских служб. Вот это была для меня большая радость!

Начал я прислуживать в 1941-м году, это и было как раз в Обыденском храме

Начал я прислуживать в 1941-м году, это и было как раз в Обыденском храме. В это время из ссылок возвратились многие епископы, когда Сталин, увидев положение критическое, когда немцы подходили к Москве, видимо, испугался и вызвал трех митрополитов к себе. Вызвал для того, чтобы дать Церкви свободу: хотите Патриарха – выбирайте, хотите духовные учреждения – организуйте и т.д. То есть он как бы повернулся лицом к Церкви, и какое-то время это сохранялось.

И мой папа это очень хорошо описывает, даже в фильме каком-то это сохранилось, где он рассказывает об этом, как это произошло. Во всяком случае, в тот период поворот был к Церкви.

И как раз в этот период епископы возвращались в Москву и по разным храмам служили. Вот, в Обыденском храме служил епископ Питирим (Свиридов) Калужский тогда, будущий митрополит Крутицкий. Это первый архиерей, которому я начал прислуживать.

А как это случилось? Я просто стоял в храме, меня старший иподиакон вызвал, чтобы епископу посох держать. Я с этого начал. Ничего не знал еще, конечно: как и что, как нужно дать посох архиерею, как нужно взять его у него и т.д. Вот с этого началось.

Потом был у меня храм Преображения на Преображенской площади (он был впоследствии взорван). Там был архиепископ Алексий (Сергеев), который изображен на картине Корина «Русь уходящая». Он был из Петровского монастыря, очень к нам хорошо относился, и вот у него я прислуживал тоже там какое-то время.

Влечение к богослужению у меня осталось. Поэтому, когда пришло время, я стал священником

Во время эвакуации уехал в Уфу и тоже продолжал прислуживать у архиепископа Уфимского Стефана (Проценко). А потом возвратился опять в Москву и был у Патриархов Сергия и Алексия I. А потом, когда уже учился в консерватории, мне некогда было уже прислуживать, я уже очень изредка бывал на этих службах. Тем не менее влечение к богослужению у меня осталось. Поэтому, когда пришло время, я стал священником. Но после консерватории, чтобы отдать государству формально долг, как это было положено, я 3 года работал редактором в филармонии, в редакционном отделе. А потом уже принял сан, в 1958-м году. И Патриарх Алексий I как раз рукоположил меня в сан диакона… Я был приписан к собору и проходил практику в Елоховском соборе. А потом – на приход, и пошло чередой: сначала в Измайлово, потом – в Ивановское, и третий храм – Иоанна Воина, который является моим любимым храмом, конечно.

Сколько это время продлится, Одному Господу известно, но тем не менее я не оставляю своих обязанностей: для меня это радость.

Болезнь младостарчества

– Сегодня часто рукополагаются совсем молодые священники. Они получают приходы и создают приходские общины. Но они сами и их духовные чада порой не имеют практического опыта и богослужебной практики. Как относиться к таким священникам? Они часто дают советы, пытаются чему-то научить, но они сами не имеют духовного опыта.

Митрополит Николай (Ярушевич) – Существует так называемая болезнь младостарчества. Наверное, многие слышали об этом? Сейчас, по-моему, она уже изживается, если я не ошибаюсь, потому что в настоящее время духовное образование поставлено на более широкую ногу. Сейчас нельзя принять сан, не имея духовного образования. Поэтому я лично заканчивал сначала семинарию в Ленинграде, потом академию в Москве, учился на заочном секторе. Так как я семейный человек (у меня были жена и дети), то я не мог жить в семинарии и обучаться, поэтому я по заочному сектору все заканчивал: сначала семинарию, потом академию.

Болезнь младостарчества – это когда человек не имеет еще опыта, но уже пытается быть духовным руководителем. Это болезненное явление сейчас уже изживается, даже, может, почти изжито. Потому что руководить человеку, который сам требует руководства и еще знаний не имеет, – конечно, это очень неприятное явление. Но сейчас даже молодые епископы проходят какое-то обучение, даже для них есть какое-то обучение. И, конечно, желательно, если у священника есть еще светское образование. Это очень важный вопрос. Это рекомендуется, потому что одной семинарии или академии, конечно, маловато, чтобы иметь широту взглядов и т.д.

Болезнь младостарчества – это когда человек не имеет опыта, но уже пытается быть духовным руководителем

Но у меня становление происходило так: папа работал в области церковной, начиная, по-моему, с военных лет. Сначала Открытый богословский институт был в Ново-Девичьем монастыре и пастырские курсы (где он организовал курс русской религиозной мысли), а потом папа перешел уже в редакцию Московской Патриархии и работал вместе с митрополитом Николаем (Ярушевичем). Так как у него все-таки образование-то филологическое было, его использовали в плане подготовки и написания всяких посланий, обращений... Сейчас в «Журнале Московской Патриархии» многие его статьи сохранились.

Папа работал в этой церковной области до самых своих последних лет, когда он уже старый был, на пенсии, уже почти совсем ослабел.

Антоний (Блум) был нашим другом. Это было счастье – иметь возможность общения с таким человеком

Так что у меня связь с духовным образованием была с самого начала. Ну, конечно, Богословский институт и пастырские курсы – это мои юные годы, я еще не мог приезжать и полноценно посещать занятия, потому что учился: просто приезжал иногда на какие-то встречи или вечера... А потом я уже поступил на заочное отделение, приняв сан. Такое правило было: если человек принимает сан, он должен поступить на заочное отделение. И вот, с 1958 года я уже начал время от времени ездить и сдавать экзамены. Готовился дома – а чтобы сдать экзамен, приезжал сначала в Ленинград, а потом в Москву, в академию. Так и завершил обучение. Я никаких диссертаций не писал, мне это как-то претило в научном плане, но я закончил успешно, все экзамены у меня сданы.

То есть я полностью прошел курс духовной академии и семинарии. Ну, и, конечно, опыт личный и общения с духовниками. С таким великим иерархом нашей Церкви, как Митрополит Антоний (Блум). Он был нашим другом и замечательно влиял на нашу жизнь. И как проповедник, и как собеседник, и вообще – это была личность выдающаяся. Это было счастье – иметь возможность общения с таким человеком!

«Недодумки»

– Вы не раз принимали Исповедь у кающихся, это огромная духовная практика... Как вам кажется, за последнее время изменились как-то ваши духовные чада, с чем сегодня приходят люди на Исповедь, с чем приходили раньше? Какие грехи стали наиболее частыми? Как люди каются? Происходит ли духовный рост человека?

– Я могу говорить, конечно, только о тех, кто рядом со мной. В более широком плане мне судить трудно, потому что я общаюсь только с теми духовными чадами, которые ко мне как-то имеют отношение. И о них я могу сказать, что это, в общем, люди, которые стоят на духовном пути. Несмотря на то что они имеют разные профессии, они как-то руководимы, то есть они имеют послушание.

Если нет послушания – нет смысла в духовничестве

Я считаю, что главное в духовнической жизни – иметь послушание духовнику, то есть отсечь свою волю. То есть священник, который тебе говорит на Исповеди, говорит не от себя, а говорит от Бога! И поэтому послушание ему – приятно тебе или неприятно, хочется или не хочется – необходимо. Вот, мне кажется, на эту сторону я больше всего обращаю внимание. Если нет послушания – нет смысла в духовничестве.

– Кажется, что духовный настрой в семье формирует и личность ребенка, который растет в этой семье. Насколько это верно?

– Я считаю, что воспитание детей начинается с внутриутробного возраста. Вот, произошло зачатие. Пусть это маленькая клеточка еще в утробе матери, но это уже будущий человек, в котором все заложено! Новый человек уже создался! Он развивается, и воспитание уже начинается с этого времени. Зависит оно от состояния матери: в каком она нравственном состоянии. Не борется ли она с раздражительностью, с таким негативным своим настроением внутренним, – все это отражается на нервной системе ребенка, который уже все воспринимает. Пусть родители не думают, что, поскольку он еще во чреве, он ничего не чувствует. А когда родился ребенок, воспитание его происходит уже с самого раннего возраста.

А какое воспитание? Не словесные какие-то там поучения, а состояние в семье, состояние родителей. Если они в любви друг ко другу, если у них дома климат благостный, отношение друг к другу с любовью, то это все отражается на судьбе нового человека.

Матери, вы ответственнейшим образом должны относиться к тому, что с вами совершилось! Вы отвечаете за судьбу человека! Вы можете испортить всю судьбу нового человека, если вы ведете себя недостойно. Это все отразится не только на его душе, но и на нервной системе, на всем! Вы можете совершенно испортить всю судьбу человека, если ведете себя недостойно! Так часто и бывает, когда матери ведут себя ужасно, или родители ссорятся, и т.д.

– Но мы сегодня, к сожалению, часто наблюдаем молодых женщин, идущих с коляской или с ребенком на руках, сквернословящих, с сигаретой... Каким может вырасти ребенок у такой матери?

– Безусловно, это трагедия. Все зависит от поведения родителей. Если они позволяют себе сквернословить и вообще вести себя недостойно, то тем самым берут на себя великую ответственность. Если человек неверующий, это другое дело. Неверующий думает, что все заканчивается вот этой земной жизнью, что он никакой ответственности не имеет: умер – и все закончилось. К сожалению, я с такими людьми встречался, у которых было такое мировоззрение.

Был дядя Володя, а теперь – нет дяди Володи

У моей жены был дядя, которого мы все любили. Он был летчиком-испытателем. Это опасная профессия, как вы понимаете: летчик-испытатель самолетов. Он дожил до пенсионного возраста, у него была дача в Коктебеле, мы часто ездили туда отдыхать, мы любили очень дядю. И у него был такой взгляд на жизнь: «Был дядя Володя, а теперь – нет дяди Володи». И все! И на этом все кончается. «Я смерти не боюсь: был дядя Володя, теперь его нет!» Вот и все. Ничего там нет, когда я умру. Просто все прекратится... Я превращаюсь в «ноль», в ничто.

И такой взгляд я встречал у некоторых людей, ученых даже. Знал даже одного ученого, члена-корреспондента... А через свою супругу и через тещу я встречался с такими учеными людьми, как Михаил Михайлович Дубинин, академик, Здрадовский Павел Феликсович... Моя теща была микробиологом, профессором и доктором наук. И среди друзей был еще один член-корреспондент, Шмутов, очень симпатичный человек, но он говорил: «Я после смерти буду чувствовать то, что я чувствовал до рождения!» Вот такое мировоззрение, понимаете? Что ничего там нет! Я умер, и я превращаюсь в «ноль». Вы себе можете такое представить: что вы не просто сохраните какую-то часть сознания, а превратитесь в «ноль»? Вот, я этого никак не могу представить!

– Но до сих пор многие ученые настаивают на теории эволюции и происхождении человека от обезьяны...

– Люди, которые так мыслят, – «недодумки», они ничего просто не понимают в жизни. Но когда сложится определенная ситуация с ними самими, они сразу поймут, что в действительности происходит.

Пока они живы и здоровы, как будто все нормально. Но настанет момент, когда произойдет, например, инсульт, или частичная потеря сознания, или что-то еще... Господь может послать разные вразумления, и человек может почувствовать, что этим не кончается все!

Но об этих фактах много написано, например, в книге «Жизнь после жизни» и подобных. Сейчас я не включаюсь в это, но это очень интересная область – область загробного существования души человека. Существует много фактов, свидетельствующих о жизни души после физической смерти человека. Есть такие работы, как «Жизнь после жизни», «Феномен человека»...

Так что только «недодумки» закрывают на это глаза: легче жить так, жить просто – изо дня в день. Быть порядочным человеком, чтобы было удобно, комфортно, а уж дальше – будь что будет... Эти «недодумки» – это такие «халтурщики жизни».