Бабушкина вера

Деревенский домик. Почти все окна на юг, и поэтому в нем всегда солнечно и радостно. В палисаднике огромный светло-золотой ясень и заросли мелкоплодной вишни. Во дворе яблони, дедушкин мотоблок и множество разбросанных железяк-инструментов, а еще клевачий петух – гроза ребятни. Дом бабушки с дедушкой. На душе тепло от этих воспоминаний. Сердцем этого солнечного дома и всего нашего семейства была бабушка. От бабушки ни у детей, ни у внуков не было секретов, ей все можно было доверить – и шалость, и горе. Она была Другом, настоящим другом для всех. Бабушка ушла больше 20 лет назад, но у меня до сих пор нет ощущения полного ее отсутствия; мне все кажется, что она присматривает за нами из Небесных Обителей. И мне очень хочется, чтобы она была в светлом месте. И дедушка тоже.

Бабушка родилась в 1920-е годы. Она была старшей из трех дочерей прабабушки Анны и прадедушки Василия. Выросла в дружной и любящей семье. Бабушка рассказывала, что, бывало, прабабушка, будучи беременной, захочет пряничков или чего-нибудь особенного, и молодой тогда прадед запрягает лошадь и гонит в город – утешить любимую. В доме все делалось по слову прадеда, а он был хорошим хозяином, ведь поднялся в середняки без большого наследства, сколотил крепкое хозяйство. И да, ему приходилось нанимать работников, ведь у него было три дочки да жена, а тяжелую сельскую работу женщине не сделать. Так они жили. Срубили новый дом. Прадед думал: выдаст дочерей замуж, передаст с рук на руки таким же благоразумным и трудолюбивым мужьям и будет нянчить внуков. Но грянула революция.

Все, что было, дед отдал в колхоз – иначе ссылка. Многих так сослали – не богатых, а только что своими руками двух коров наживших. А как иначе? Тогда как было? План надо выполнить: столько-то раскулачили да сослали – а нет, так у самих головы полетят. Прадеда предупредил друг: «Смотри, Василий, ты в списках». Он и отдал двух коров да молотилку. Прямо богач, кулак! Смех один! А в газетах напишут: мол, народное добро отняли. И едет крестьянин лес валить за то, что лошаденку да коровку лишнюю нажил – водку мало пил. За честный крестьянский труд «Сибирь» заработал. Всех-то ведь не предупредишь! Но прадеда уберег Бог тогда от ссылок и смерти.

Началась продразверстка, а там и голод. Церковь закрыли, священника вывезли. Бабушка рассказывала, что, когда батюшку повезли, он сидел на телеге, а прихожане подходили и брали благословение у своего пастыря. Подбежала и бабушка, ей тогда было 15 лет.

На вопрос: «А Бог есть?» – бабушка просто говорила: «Да, Бог есть» – и не требовалось никаких доказательств

Веру в Бога она пронесла до смерти. Мама рассказывала, что на вопрос: «Мам, а Бог есть?» – бабушка очень просто говорила: «Да, Бог есть». Краткий ответ, но в нем была такая спокойная сила и вера, что как-то уже совсем не требовалось доказательств и объяснений и не действовала никакая антирелигиозная пропаганда. Но это уже было намного позже.

Когда началась Великая Отечественная, бабушке было 21. Прадед сразу ушел на фронт. В 1944-м его демобилизовали. Пришел, попарился в бане, лег на лавку и умер. Воспаление легких было. Их подразделение держало оборону на реке. Стояли по грудь в ледяной воде. Из совсем коротких, пересказанных воспоминаний деда четко врезалось в память: ледяная вода в той реке была красно-алой от крови солдат, словно и не вода вовсе, а река крови. А сколько было таких страшных рек… Упокой, Господи, души всех погибших, на поле брани убиенных воинов, защищавших свою Родину.

Прабабушка умерла в 1945-м, в самый День Победы. И остались три сестры одни. Бывшие всегда под покровом любящего отца, они оказались совсем не подготовленными к новому миру. Снова начался голод. Новый рубленый дом продали за мешок муки и ветхую землянку. А что было делать: семьи кругом умирали. Нужно было как-то жить. Младшую Катю, приписав ей два года, определили учиться на ткачиху: там давали общежитие и кормили. Средняя – Валентина – вышла замуж. А бабушка выучилась на зоотехника и замуж вышла только в 28.

Вышла без большой любви. Надо было выходить, и вышла. Но семья у них сложилась хорошая. У бабушки было удивительное почитание, уважение к мужу, она его берегла. Во множестве незаметных, неуловимых мелочей всегда читалось: отец – глава семьи, кормилец.

По множеству мелочей всегда ясно было: отец – глава семьи, кормилец

Бывало, только заслышат трактор, бабушка сразу: «Бегите, детки, ворота отворяйте: отец едет!» Лучший кусок – отцу. А дедушка действительно был кормильцем и главой, постоянно подтверждая свое звание. Вся ответственность на нем. А сколько же он трудился, сколько работал! И на мельнице, и трактористом был, и электриком. Тогда только начинали электрификацию деревень, и дедушка взялся за новое интересное дело. Никогда не унывал. И, несмотря на свою строгость (и дети, и внуки его слушались беспрекословно), мог и праздник устроить. Мама вспоминала: она, маленькая совсем, приходит домой, а дома елочка, по бедности украшенная ваткой и снежинками на лапках. То-то радости было! А как-то дедушка даже хлеб пек! Бабушка уехала в больницу (за новыми братиком и сестричкой), хлеба дома нет, дети плачут. Надо печь, а дедушка этого не умел – не приходилось никогда, ведь бабушка готовила. Но, как говорится, русский мужик из любой ситуации выход найдет. Испек дед хлеб, да неправильно: сладкий получился.

Испек дед хлеб, а он… сладкий получился. Дети только рады: сладкий хлеб!

Ни с супом, ни с кашей не поесть. А дети только рады. Как же – СЛАДКИЙ хлеб! Им очень сладкого хотелось, не было же ничего. Мама говорит, они все потом просили еще такого испечь. До сих пор не пойму, как у него так получилось, ведь сахара не было. Наверное, из-за ржаной муки, да еще, видимо, хлеб не дошел, вот кислоты и не хватило.

Потом дед увез всех из Вологды на целину в Казахстан. Там бабушка пекла огромные белые караваи. Много. Хлеба можно было есть сколько хочешь, а также таскать с собой на улицу. В итоге кормились все дети на улице. Соседки даже возмущались: «Тася, зачем разрешаешь?!» А как откажешь своим детям после вологодского голода? Пусть едят, хоть вся улица, хоть все село. Потом снова переехали – сначала в Назаровку, а потом на Южный Урал. Там и остались. Дом построили, воспитали пятерых детей, а потом и внуки пошли. А там и старость.

Последние два года бабушка не ходила. Дедушка за ней ухаживал. Мне мало досталось общения с ними – родилась поздно, почти самая младшая внучка. Мама уходила на работу, а меня оставляла у бабушки с дедушкой. Бабушка уже была «лежачая». Я была совсем маленькой, и очень мало что помню. Только один разговор почему-то остался в памяти. Бабушка позвала меня к себе, усадила и стала говорить о вере, о том, что раньше церковь была открыта и все люди ходили и молились Богу и жили по Божиим законам. Она говорила, и передо мной открывался мир настоящий и удивительный – мир Божией правды и любви.

Бабушка говорила, что придет время и откроются храмы – «ты будешь уже большая тогда». Только будучи взрослой, пришла мысль: откуда она знала, что откроются храмы? Ведь она прекрасно помнила времена гонений, не просто помнила, но видела своими глазами, насколько это было страшно. Наверное, это мудрость старого человека, умеющего подмечать еле видимые «знамения времен». А может, ей сказал это какой-то святой человек, ведь она тайком ездила причащаться в далекое село, где была церковь… Бабушка выучила тогда меня молитве «Богородице Дево». И еще много чего говорила, что потом уже всплывало в памяти.

Помню, будучи лет семи, я начала задумываться, размышлять о церкви. Вот, думаю, бабушка говорила, что если не будешь знать молитвы «Верую», «Отче наш» и «Богородице Дево», то в церковь не пустят. «Богородице Дево» я знаю, «Отче наш» – почти выучила с мамой, а вот «Верую» – не знаю вовсе. И даже не знаю, где мне взять эту молитву (мама не знает тоже, уже спрошено). И как же мне ее выучить? Ну все, не пустят меня в церковь! Это было потрясение, мое детское горе. Потом пришла мысль, что подрасту и, может быть, как-то найду. Мне запомнилось даже то, что было вокруг, пока я думала эти мысли: огород, яблоня, ворох опавших листьев, последние осенние астры, в руках огромные неуправляемые грабли – и все в ярких солнечных лучах.

Зернышки веры были вложены Господом в наши души бабушкиною рукою

Прошло время, стали открываться храмы. И наша семья начала понемногу воцерковляться. Какое же это счастье – иметь веру, пусть даже слабую, знать, что над всем нашим миром есть Господь – Любящий Отец. И Он ведет каждого, обо всем заботится и никогда не может ошибиться, ведь это Всемогущий, Всеблагой Господь. Как же несчастен человек, живущий один, без Бога, без веры, без Церкви. Мне жаль, что когда мы (мама, сестра, брат) стали понемногу понимать важность церковной жизни, бабушки уже не было. Как бы она радовалась! Мама недоумевала, почему бабушка не рассказывала нам всего: как важны Таинства, исполнение заповедей. Но, может, мы были и не готовы? Во всяком случае, зернышки веры вложены Господом в наши души бабушкиною рукою.

Может, и нам предстоит теперь, когда заканчивается время младенчества в вере, учиться мужеству, непоколебимости веры и верности Богу у своих бабушек и дедушек

Еще не перестаю удивляться, как, прожив такую трудную жизнь, встречая ужасные несправедливости, нужду и смерть близких, смогли наши бабушки и дедушки уберечь главное, самый стержень человеческого настоящего смысла жизни – веру. Как они смогли, несмотря на скорби и окружающий мир, сохранить желание исполнять Евангельские заповеди, а не законы мира сего. Но вера, она, видно, как золото: в испытаниях становится чище. Может, и нам предстоит теперь, когда заканчивается время младенчества и новоначалия в вере, учиться мужеству, твердости, непоколебимости веры, стойкости и верности Богу. Проходя через искушения, испытание огнем скорбей, быть достойными своих бабушек и дедушек, быть достойными дара веры, знания о бытии Божием, Правде Божией, данной нам Самим Богом. Не опускать руки, но выйти победителями с Божией помощью, победителями своей ветхой природы, своих страстей и малодушия, быть верными Богу, достойными гражданами Небесного Отечества.