«Мне бы мёд продать, чтобы храм построить»

Пчеловод Алексей Боловинов пережил много удивительных событий. Работал в Москве на хорошей должности, но уехал жить в алтайскую деревню. Увлекался восточными учениями, но совершил резкий переход в христианство. Физик по образованию, занялся пчеловодством и преуспел в нем. В его рассказе дело неотделимо от жизни – и в каждом событии отчетливо виден Промысл Божий.

Алексей Боловинов

Боловинов Алексей Викторович, 71 год, пчеловод:

– Я родился и вырос в Москве. Учился в областном педагогическом институте по специальности «Физика на французском». Этот факультет готовил преподавателей для Африки: когда страны освобождались от колониальной зависимости, туда на помощь отправляли советских педагогов. После института в Африку я не попал, но мои однокурсники, которых туда распределили, вернулись домой с разными болезнями: кто с желтухой, кто с малярией. Так что для меня всё обернулось к лучшему.

Алексей Викторович Боловинов Я занял должность директора Рублевского кладбища, женился. Вел вполне обеспеченную жизнь. В 1980 году так получилось, что в отпуск меня отправили в марте. Куда в марте поедешь отдыхать? Не на море же. А я незадолго до того прочитал в журнале «Огонек» статью о путешествии Николая Рериха на Алтай. Мне очень понравилось всё, что было там описано, и я решил провести свой отпуск на Алтае.

Куда ехать, я не знал. Взял билет до Барнаула, там начал спрашивать: как попасть в горный Алтай? Мне говорят: «А вот кукурузник туда летит». Долетели до Горно-Алтайска, дальше лететь нельзя – снежная буря началась. Пошел ночевать в гостиницу, а со мной в номере оказался кержак из Усть-Коксы. Весь вечер мы с ним беседовали. «Давай к нам, – говорит кержак. – У нас самые красивые места». Ну, полетели.

После Москвы у меня на Алтае случился настоящий шок. Совсем другой мир, другая жизнь! Красота – дух захватывает. Целый месяц я в деревне провел, с местными перезнакомился. Я был общительный, из столицы, со мной охотно шли на контакт. Домой вернулся, вышел на работу, а мыслями там. Вскоре пришел к начальству и говорю: «Увольняйте меня. Не хочу я больше здесь работать, поеду жить на Алтай». Они мне сказали: «Дурака-то не валяй». И дали мне три месяца отпуска, чтобы я поехал туда и насытился горами вволю. Мне тогда 33 года было.

Алтай – это совсем другой мир, другая жизнь! Красота – дух захватывает

На Алтае директор совхоза определил меня работать в маральник. Дал мне лошадь, дом выделил. Я прожил там три месяца и еще больше укрепился в своем желании переехать туда насовсем. Вернулся, а меня опять не увольняют. «Зима, – говорят, – скоро. Что тебе там зимой делать? Подожди до лета». Три года они меня держали – надеялись, что одумаюсь. Никто не понимал, как можно отказаться от доходного места в Москве и уехать куда-то в провинцию. Но я уперся: поеду, и всё! Свозил туда жену свою, Лену. Она поехала, посмотрела, покрутила пальцем у виска. «Чокнулся ты, – говорит. – Куда ты собрался?» Там, конечно, не Москва – деревня, совсем другая жизнь. Ей не понравилось. И стали мы с ней постепенно расставаться.

Пасека в Алтайских горах

Пока меня с работы не отпускали, я решил пойти учиться на пчеловода. Приехал на ВДНХ, спросил, есть ли у нас в Подмосковье чемпионы-пчеловоды. Мне сказали: есть, под Чеховым, лауреат Ленинской премии. Я к нему приехал, попросился в ученики. Он согласился взять меня к себе, если я ему сломанную машину починю. Договорились. Но он мне условие поставил: «Ты меня только ни о чем не спрашивай, не отвлекай». Я говорю: «Как же я буду учиться?» Он отвечает: «Очень просто. Тут у нас 500 семей пчел. И только три человека работают: я, ты и еще один помощник. Я тебе буду давать задания, ты их будешь выполнять, и за лето многому научишься». Так оно и вышло. Потом еще два года я в Рязанскую область ездил работать на пасеке, тренировался.

В конце концов я на работе написал заявление и сказал, что хватит меня уговаривать. Мне сказали: «Ладно, что с тобой делать». А потом я узнал, что с 1924 года я первый уволился с этой должности по собственному желанию. Остальных или увольняли по статье за нарушения, или сажали. Ну вот, с женой я к тому времени развелся, ничего меня больше в Москве не держало, и уехал я на Алтай. Насовсем.

Со знакомым директором совхоза мы решили делать пасеку в верховьях Катуни. Я со стариками поговорил, совхоз дал деньги, начали устраивать пасеку. Строили мы пасеку в горах, все шло прекрасно. А ближе к осени начались проблемы с местными жителями, о которых я не хочу подробно рассказывать. Никто виноват не был, просто возникли некоторые разногласия, и меня попросили уехать. Я тогда христианином не был, но увлекался всякими восточными учениями. Для меня главное было – сохранить покой. Поэтому я собрался и уехал.

Приезжаю к директору совхоза, который меня туда отправил, всё ему рассказываю. Я ведь в эту пасеку много своих личных денег вложил. А директор совхоза мне говорит: «Деньги я тебе вернуть не могу, и на местных повлиять не могу. Если хочешь, езжай на лесозаготовки». Это считалось хлебным местом, все туда стремились попасть. Что мне делать? Я согласился. Поехал на лесозаготовки, и пока работал там, познакомился в деревне с Галиной – моей будущей женой. Венчались мы не сразу – как я уже сказал, в тот период мною владело увлечение восточными практиками.

Смотрю я на икону, а потом вдруг и говорю: «Батюшка Серафим, подскажи: может, я что-то не то делаю?»

Еще во время одной из первых поездок на Алтай мне попала в руки книжка какого-то индийского йога. Я ее прочитал и пришел в восторг. Меня с детства занимал вопрос, зачем вся эта жизнь. Вот мы рождаемся, живем, умираем – а зачем? В этой книжке я нашел ответ. Среди прочего в ней описывалась медитативная практика под названием «Покой разума». Я начал практиковать этот «Покой разума» и даже достиг в нем значительных успехов. Хотя Православие тоже меня интересовало: я ходил в храмы, исповедовался, причащался.

В год празднования 1000-летия Крещения Руси я приехал в Москву по делам. Зашел в Даниловский монастырь и увидел икону Серафима Саровского – с четками и частицей мощей. Я постоял у этой иконы, и вдруг на меня нашло сомнение: правильно ли, что я постоянно делаю «Покой разума»? И в церкви, и везде – непрерывно в нем нахожусь. Поставил к иконе свечку и говорю: «Батюшка Серафим, может, я что-то не то делаю? Ты, пожалуйста, подскажи, правильно я поступаю или нет».

Отошел на пару шагов и стою, практикую свою медитацию. А потом… Наверное, я потерял сознание. Очнулся – сижу на ступеньках у входа в храм, вокруг меня столбики с бархатными ограждениями, как в музее. Сижу, плачу, вся рубаха у меня мокрая. И вот тогда я всё понял. Вернулся на Алтай, говорю Галине: «Хватит дурака валять. Теперь будем в храм ходить». Обвенчались мы с ней, в 1991 году Галина мне сына родила, Николая.

Алексей, Галина и маленький Коля Я вернулся к своей мечте – пчеловодству; купил десять семей пчел и начал их разводить. А потом увидел, как соседка копает огород, а пчелы на нее нападают. И я понял, что надо пчел из деревни убирать. Хоть соседи мне ничего не говорили, но все же людей жалко. Я пошел к директору совхоза, он говорит: «Ищи себе место». Мне подсказали место недалеко от деревни, в горах – идеальное. Я устроил там пасеку. Тогда повально у всех пчелы гибли, болезнь какая-то началась, а я, поскольку учился у чемпиона, всё делал правильно, и у меня всё было хорошо.

Когда Коле исполнилось 4 года, моя бедная Галина заболела раком. Долго лечилась; приехала к старцу Николаю Гурьянову на Залит, и он благословил ее делать операцию. Операция прошла очень успешно, супруга моя поправилась. О ней даже в книге написали про отца Николая Гурьянова. Но через некоторое время – рецидив. Поехала в Москву лечиться и умерла. Повезли мы ее хоронить в Тульскую область, в деревню, где жили мои родственники, – километров 100 от Москвы. Едем в автобусе, а меня гнетет ужасная тоска. Пошел в конец салона, сел рядом с гробом. Смотрю на Галину, и вдруг у меня внутри, в сердце, возникает радость. Я подумал, что от переутомления с ума схожу. А радость всё больше, больше – я встал, ушел. Сел на свое место, успокоился, опять тоска меня захлестнула. Вернулся к Галине – снова радость вспыхнула внутри. Когда приехали на кладбище, я боялся, что меня сочтут ненормальным, такое ликование меня переполняло.

Отец Николай Гурьянов объяснил: «Если радость во время похорон – значит, усопший пребывает в мире»

После похорон я отправился к отцу Николаю на Залит, рассказал ему всё. А он говорит: «Это же очень хорошо! Если такая радость во время похорон – значит, усопший пребывает в мире». Вот такое чудо со мной случилось.

Сына я воспитывал один, больше ни на ком не женился. Коля взрослый уже, но в храм ходит. Вместе занимаемся нашей семейной пасекой.

В нашей алтайской деревне церкви нет, ближайшая в 30 километрах. Мы хотели в центре построить храм, епископ благословил, но дело идет очень медленно. У нас около 1000 человек, но все живут небогато, поэтому много жертвовать не могут. Я этой зимой решил поехать в Москву мед продавать. Взял у епископа благословение, бумагу официальную он мне дал, что я собираю деньги на храм. Я думал как: в Москве я буду три месяца. Каждый день буду заходить в один храм и просить, чтобы они в церковной лавке продавали наш мед. 90 дней – это 90 храмов. В каждом если оставить по 10 кг, то это 900 кг меда. Много денег получим, хватит на строительство. Но мед у меня взял один-единственный храм. Они его за пять дней продали. Остальные все отказывали. Я говорил: «Я же не себе, я на храм, вот письмо от епископа!» Нет. Отказывали. У меня настоящая депрессия началась. Я ведь ни копейки не просил, только мед продать!

С сыном Николаем

Сейчас я вернулся на Алтай. Будем готовиться к новому сезону, делать новый мед. Я верю: с Божией помощью мед мы продадим, и в нашей деревне построят храм.