Церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове
|
8 / 21 сентября престольный праздник в церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове, одной из древнейших и самой легендарной церкви Москвы, связанной с именами преподобного Сергия Радонежского, Димитрия Донского и героев Куликовской битвы. Именно с нее начал свою историю великий Симонов монастырь, уничтоженный после революции. А в наше время она была первым московским храмом, возвращенным Церкви.
Легенды и были Старого Симонова
Свою историю церковь Рождества Богородицы и Симонов монастырь начали с благословения преподобного Сергия Радонежского, не раз побывавшего здесь. Когда смотришь на величественную, но очень «московскую» стену Симонова монастыря и на белоснежную изящную церковь Рождества Богородицы, ощущается связь этих благодатных московских мест с жизнью преподобного Сергия, несмотря на убогую «пролетарскую» застройку местности. Эта история, полная тайн, преданий и чудес, началась с тех далеких времен, когда преподобный Феодор, племянник и ученик преподобного Сергия Радонежского, основал здесь деревянную церковь Рождества Богородицы и иноческую обитель.
Святой Феодор, родившийся в 1341 году, был сыном Стефана, старшего брата преподобного Сергия. В 14 лет он был пострижен преподобным Сергием в иноки и подвизался вместе с ним в Троицкой обители. Именно племяннику собирался преподобный Сергий вручить управление свой обителью в будущем, но провидение Божие уготовило Феодору иное. По преданию, ему во сне явилась Сама Царица Небесная и молвила: «Иди из монастыря и найди место для собственной обители». Другое предание гласит, что однажды во время ночной молитвы он услышал таинственный глас, велевший ему идти в пустыню и основать обитель, в которой будут спасаться многие иноки.
Молодой инок действительно задумал основать собственный монастырь, и, как всегда, открывая помыслы преподобному Сергию, рассказал о задуманном. Преподобный Сергий сначала отговаривал племянника, опасаясь, что юноша еще не справится с таким сложным делом, но когда тот рассказал ему о чудесном видении, то преподобный сразу же дал свое благословение. Есть и такая версия: святой Феодор так просил у своего дяди благословения и содействия, так настаивал на своем решении, что тот, видя такую твердость племянника, узрел в этом Божественный замысел и согласился. Преподобный Сергий благословил основание обители и отпустил с племянником тех монахов, которые захотели уйти вместе с ним в Москву. Было это в конце 1360-х годов.
Придя в Москву, Феодор обратился к митрополиту Алексию с просьбой о разрешении основать монастырь, и святитель с радостью велел искать для него подобающее место, зная, что обитель будет часто навещать сам преподобный Сергий и что это детище великого игумена будет источником Божией благодати. Преподобный Феодор осмотрел много земель, пока не нашел истинного чуда – места «зело красно на строение монастыря», за Крутицами, на высоком берегу Москвы-реки, «недалече от града» (10 верст от Кремля), где было свободно, красиво, а главное, удивительно тихо и покойно. Сосновый лес, глубокие Медвежьи озера, живописный крутой берег реки – все это располагалось к молитве и уединению и, наверно, уже тогда преисполняло душу светлой, неведомой радостью. Преподобный Сергий сам осмотрел место для нового монастыря, поскольку благочестивый племянник ничего не делал без его одобрения, и оно ему понравилось. Преклонив колени, всероссийский игумен помолился Богу о благословении обители и ее молодого основателя. Затем, избрав место для соборного храма, преподобные Сергий и Феодор водрузили деревянный крест и снова молились Богу, прося ниспослать благословение и помощь на создание храма, посвященного Царице Небесной.
И в 1370 году здесь была поставлена деревянная соборная церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Предание гласит, что посвящение храма избрал сам преподобный Сергий, провидя грядущие великие события в русской истории, и что он своими руками «срубил» и освятил храм вместе с Феодором. Он же, по преданию, сам выкопал монастырский пруд, никогда не страдавший от безводия, который находился севернее обители и был назван Святым прудом. Далее версии историков расходятся. Одни считают, что пруд у Симонова был один, тот самый, выкопанный руками святого Сергия. Потом он еще назывался Лисьим – по обилию лис, водившихся в местных лесах. А после выхода повести Карамзина «Бедная Лиза» был назван Лизиным прудом, поскольку именно в нем утопилась героиня, и он стал местом паломничества влюбленных. Другие считают, что было два пруда и что Лизин пруд нельзя путать со Святым прудом. Первая версия считается более вероятной.
Рождественская церковь стала первым соборным храмом новоустроенной обители, которая позднее получила имя Симоновой.
Что же за место было выбрано для столь благодатного монастыря?
Традиционная версия гласит, что земли пожаловал монастырю сурожский купец-гость Стефан Васильевич, потом принявший иночество под именем Симон, оттого обитель была прозвана Симонова. Одни считают, что изначально обитель с соборной церковью Рождества Богородицы была основана на его землях. Другие обычно относят это пожалование к более позднему времени – к 1379 году, когда на подаренных землях, в полуверсте от церкви Рождества Богородицы стал возводиться новый монастырь, получивший имя Симонов.
Иные версии относятся к разряду «государственных». Древняя легенда гласит, что Симоновым называлось одно из сел боярина Кучки. Ученые же выдвинули интересную научную гипотезу: местность Симоново носила имя московского великого князя Симеона Гордого, сына Ивана Калиты. Он продолжал объединение княжеств вокруг Москвы, и все русские князья «были отданы под руки его», к тому же он настаивал на беспрекословном подчинении младших князей-братьев старшим, за что они и прозвали его Гордым. Местность же Симоново носила его имя потому, что это была великокняжеская земля, либо же она граничила с соседними государевыми землями на Крутицах, где была церковь во имя Пресвятой Богородицы. Существует еще малопринятая версия, что посвящение церкви Рождества Богородицы в Симонове вторило посвящению великокняжеской Богородичной церкви на Крутицах. Так или иначе, но посвящение соборного храма обители Рождеству Богородицы было явным пророчеством: ровно через 10 лет в день этого праздника состоялась Куликовская битва.
Первую роспись храма осуществил сам преподобный Феодор, обладавший даром иконописца. Он написал и несколько прижизненных образов преподобного Сергия, один из которых воссоздан в этом храме в наши дни.
Благодатный Рождественский монастырь под настоятельством своего основателя святого Феодора привлек к себе многих иноков, имел такой же общежительный устав, что обитель преподобного Сергия, и очень быстро возвысился. Он получил от Константинопольского патриарха статус ставропигиального, то есть подчинялся не митрополиту всея Руси, а непосредственно патриарху. А его настоятель стал личным духовником великого князя Дмитрия Донского и великой княгини Евдокии. Иногда называют точную дату, когда великий князь избрал святого Феодора своим духовным отцом, – 1383 год, то есть после Куликовской битвы. Но князь и раньше посещал эту обитель, и приходил сюда за духовной помощью в те грозные дни, когда Москве грозила великая опасность. Так церковь Рождества Богородицы стала и домовым храмом великого князя, хотя такой статус имел тогда кремлевский монастырский собор Спаса на Бору. Здесь же, в Симонове, было тихое благодатное место для молитвы и утешения, здесь чувствовалась близость преподобного Сергия, здесь служил его племянник. Великий князь и княгиня ездили в Рождественскую церковь исповедаться и причащаться, там же преподобный Феодор крестил их сына Константина, там же шла и подготовка к Куликовской битве – великому подвигу Дмитрия Донского и всего русского воинства.
Приходили в монастырь и другие паломники. Прослышав о святости настоятеля, к нему со всех концов шли за помощью, советом, утешением. Из-за этого преподобному Феодору все труднее было уединяться на молитву. Он задумал найти себе новое тихое место для общения с Господом, тайно покинул обитель, но лучшего, более благодатного места найти не смог и вернулся сюда, решив поставить свою келью в небольшом отдалении от монастыря, чтобы уединиться там для безмолвия. Однако остаться наедине с Господом он так и не смог: иноки, опечаленные уходом любимого пастыря, быстро обнаружили его новое укрытие и умолили его разрешить им приходить к нему, жить около него. А за ними потянулись и богомольцы. Так появилась фактически новая обширная обитель, нуждающаяся в новом, втором храме.
Преподобный Сергий, посетив новую обитель, благословил выстроить Успенскую церковь. Она была заложена в 1379 году, и ей суждено было стать преемницей церкви Рождества Богородицы, то есть новым соборным храмом обители. Так возник Новый Симоновский, а потом просто Симоновский монастырь. Для него и были подарены земли, будто бы названные иноческим именем прежнего владельца, а его сын Григорий Стефанович, прозванный Ховриным, участвовал в обустройстве этого монастыря. Да и вообще Ховрины не раз были причастны к судьбам московских церквей. Симонову обитель достраивал Владимир Григорьевич Ховрин, будущий схимник московского Крестовоздвиженского монастыря, который спас многих москвичей во время нашествия казанского хана Магмета в 1440 году. А вот его сын, строитель Иван, прозванный Головою (Голова) своеобразно повлиял на ход истории Москвы: Успенский собор в Кремле мог быть построен и русским архитектором. В начале 1470-х годов для его строительства пригласили видного московского зодчего Василия Ермолина, но поставили условие: работать только вместе с Иваном Головой. Тот счел это обидой и отказался. Так строить Успенский собор поручили Аристотелю Фиораванти. Потомков же Ховриных с тех пор стали именовать Головиными, некоторые из них честно прослужили державе Российской и упокоились в Симоновой обители.
Новый Успенский храм, заложенный в 1379 году, был освящен только в 1405 году. Все это время церковная жизнь Симоновой обители протекала в ее старых стенах, при церкви Рождества Богородицы, и иноки, поселившиеся в кельях в Новом Симонове, ходили в нее на богослужения. Когда же новоосвященный Успенский храм стал соборным, старый монастырь официально был назван Рождественским, что на Лисьем пруду (или просто – Старым Симоновым), а храм Рождества Богородицы стал скитским. В кельях Старого Симонова жили в уединении старцы-молчальники первого поселения, которые не хотели покинуть свои убежища, или же те, кто избрал Старое Симоново для спасения в уединении и безмолвии.
Так, волей провидения место, выбранное преподобным Феодором для уединения и безмолвия, обратилось в обширный Симонов монастырь, а обитель, которую он покинул ради безмолвия, превратилась в строгий скит пустынников и молчальников. Но прежде чем иноческая жизнь переместилась в другой духовный центр, накануне Куликовской битвы преподобный Феодор отслужил в соборной церкви Рождества Богородицы молебен за победу святой Руси.
«Велик Бог христианский!»
Куликовская битва. Миниатюра XVI в. из рукописного лицевого «Жития преподобного Сергия Радонежского»
|
«Велик Бог христианский!» Так, по преданию, воскликнул Мамай на Куликовом поле, видя поражение своих полчищ, перед тем как обратиться в бегство. Православные историки подчеркивают, что одолеть врага и собрать русские силы вокруг себя Москва смогла благодаря своему глубоко христианскому началу. И хотя иго продержалось на Руси еще 100 лет, первая победа над ним была одержана на Куликовом поле, открывшем путь к «великому стоянию» на Угре 1480 года.
Предчувствуя важность этого боя, святой князь Димитрий с воинством, выйдя из Кремля, отправился за благословением в Троицкую обитель к преподобному Сергию. Путь великокняжеской дружины к победе и вечности пролегал мимо недавно построенной церкви Рождества Богородицы. В Троицкий монастырь они прибыли в праздник святых Флора и Лавра, 31 августа 1380 года. Отстояли литургию с молебном, вкусили хлеба от преподобного Сергия на трапезе и получили благословение. Святой игумен предсказал тогда, что князь останется жив: «Господин, не будешь еще венец смертный носить». А потом тихо молвил ему: «Погубишь супостатов своих, как должно твоему царству. Только мужайся и крепись и призывай Бога на помощь». Князь попросил у него двух воинов из иноков. Историки правы, говоря, что иноки были нужны великому князю не как ратники – два человека в его воинстве были каплей в море, а как духовные чада преподобного Сергия, как его зримое благословение и его явственное присутствие на поле битвы. И тогда преподобный Сергий призвал к себе двух иноков, Александра Пересвета и Андрея Ослябю, бывших в миру воинами, облачил их в схиму вместо доспехов и сказал: «Вот оружие нетленное, да служит оно вам вместо шлемов». Есть версия, что иноки Пересвет и Ослябя прежде побывали в стенах Старого Симонова у святого Феодора и молились в соборной церкви Рождества Богородицы, которая, следовательно, видела их и живыми.
По дороге на Куликово поле князь Димитрий Иоаннович предавался тяжким раздумьям, горячо молился, и было ему с воинами утешение. Ночью явился им Николай Чудотворец и предрек победу. Князь возрадовался и после битвы повелел поставить на том месте, где было это явление, Николо-Угрешский монастырь. Другое видение было в ночь накануне битвы: два светлых юноши мечами иссекали темное ополчение, вопрошая с гневом: «Кто вам велел погублять Отечество наше?!» В них узнали святых Бориса и Глеба.
21 сентября 1380 года войско Донского вышло на Куликово поле. Перед ними стояла многотысячная орда Мамая, превосходящая численностью русскую армию. Первый бой, как известно, принял сергиевский монах Пересвет: когда огромный богатырь, потомок печенегов Челубей, подобный Голиафу и слывший непобедимым, одержав победу в 300 поединках, вызывал русского на единоборство, Александр Пересвет принял его вызов. Помолясь и простившись со всеми, он выехал на него лишь с одним копьем, облаченный, по заповеди игумена, в схиму вместо доспехов. Всадники разогнали коней и, столкнувшись, насмерть пробили друг друга копьями и пали замертво. Но Челубей свалился с коня, а Пересвет остался в седле – в этом русские увидели доброе предзнаменование победы.
Все время, пока шла Куликовская битва, преподобный Сергий стоял на молитве в своей обители и духовно видел сражение, молясь о православных воинах, о даровании им победы, поименно поминая павших. Та Божественная литургия, совершенная великим чудотворцем, была первой церковной панихидой по ратникам Куликовской битвы. Много чудесных знамений было явлено в час боя. Благочестивые и прозорливые удостоились видеть в небе и Георгия Победоносца, и Димитрия Солунского, и святителя Петра, и самого архистратига Михаила, мечами гнавших вражеские орды. Видели они и багряное облако, из которого человеческие руки опускали венцы на главы православных воинов. Слово преподобного Сергия сбылось: князь Дмитрий остался жив, он спасся тем, что перед битвой поменялся доспехами с боярином Бренком. В одеянии простого ратника он бился среди всех, и враги не узнавали в нем государя московского, а боярин Бренк отвлек внимание на себя и пал смертью храбрых. Господь особо прославил его: в числе потомков боярина был святитель Игнатий (Брянчанинов).
После победы Дмитрий Донской поставил на Куликовом поле храм Рождества Пресвятой Богородицы и установил днем вечного поминовения павших воинов Димитриевскую родительскую субботу – ближайшую субботу перед праздником святого Димитрия Солунского, своего небесного покровителя. Всех погибших князь повелел хоронить в дубовых колодах и на самом Куликовом поле, и в Москве (их захоронения есть в Спасо-Андрониковом монастыре), а иноков из Сергиевой обители, привезенных в таких же деревянных гробах, он повелел захоронить в своей любимой церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове. Причиной тому было и посвящение этой церкви празднику, в который пришла на Русь первая великая победа. Так Дмитрий Донской хотел почтить своего духовника, преподобного Феодора, вдохновить москвичей и воинов на новые ратные подвиги во славу Отчизны и оставить святых иноков при себе, в домовой церкви, как Сергиево благословение. Популярная версия, что Ослябя остался жив и в 1398 году участвовал в посольстве в Константинополь, ныне подвергается сомнению и объясняется тем, что в летописном повествовании упоминался не он, а его родственник Иродион Ослебятя. А сам Андрей Ослябя пал на Куликовом поле и упокоился рядом с Александром Пересветом.
Иноки-витязи были похоронены в особой каменной палатке подле стен храма и, по преданию, рядом с ними упокоились 40 ближайших бояр князя Дмитрия. А в храм Рождества Богородицы Дмитрий Донской с благоговением поместил бесценную святыню – икону, которой благословил его перед битвой преподобный Сергий. С того времени церковь стала местом паломничества и государей, и простых москвичей, и всех русских людей.
После смерти супруга от полученных ран, последовавшей в 1389 году, в этом храме слезно молилась вдова Дмитрия Донского. Затем она приняла монашеский постриг с именем Ефросиния и основала в Московском Кремле новую церковь Рождества Богородицы при княжеских палатах, чтобы иметь такой храм около себя. Эта церковь стала кремлевским домовым храмом великих княгинь, а потом и цариц.
Между тем история церкви Рождества Богородицы и Симоновой обители продолжалась. Рождественской церкви предстояло совершить путь от соборного храма великого монастыря до приходской церкви на окраине.
У Симоновых стен
Симонов монастырь с церковью Рождества Пресвятой Богородицы
|
После освящения в 1405 году Успенского храма ансамбль Симонова монастыря охватил всю земную жизнь Пресвятой Богородицы – от Ее Рождества до Успения. На первых порах обитель еще была единой. Преподобный Сергий видел в Симоновом монастыре детище своей Троицкой обители, почитал его, помогал строить и всегда навещал его, бывая в Москве, для него даже устроили отдельную келью. В старых стенах обители при церкви Рождества Богородицы начинали свой путь великие русские святые. Первым из них был Кирилл Белозерский, принявший в нем вместе со святым Ферапонтом монашеский постриг. Здесь его заметил преподобный Сергий и, приходя в обитель, всегда навещал его в хлебне, где он исполнял послушание, чтобы побеседовать о спасении души, предвидя его будущую роль в истории России.
После того как преподобный Феодор в 1390 году был хиротонисан во архиепископа Ростовского, его преемником, вторым настоятелем обители, ненадолго стал святой Кирилл. Строящееся Новое Симоново он не выделял, а особо почитал храм Рождества Богородицы и поставил около его стен маленькую келью: он тяготился настоятельством, предпочитая молитву и уединение. Однажды ночью, как обычно, преподобный Кирилл пел акафист Богоматери перед Ее образом и молил указать ему место для спасения души. От Ее иконы он услышал голос: «Кирилл, выйди отсюда! Иди на Белое озеро, и покой там найдешь. Там тебе уготовано место, в котором спасешься». И было святому видение – прекрасное место, озаренное неземным светом. Это чудо случилось здесь, в Москве, около церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове! Оно теперь запечатлено в росписи на южной стене храма, близ которой и стояла келья подвижника. После его канонизации в 1547 году на месте кельи поставили деревянную церковь, потом в Рождественской церкви освятили придел во имя Кирилла Белозерского, а место кельи обозначили памятником.
По преданию, в обители при церкви Рождества Богородицы учился иконописи сам Андрей Рублев, достоверно известно, что в этом храме работал знаменитый иконописец Дионисий, здесь же подвизался будущий митрополит Московский Иона – ко многим великим людям была причастна церковь Рождества Богородицы.
Между тем рядом с ней вырастала новая обитель. Просторный, обширный каменный Успенский храм был удобнее для богослужений, чем маленькая деревянная церковь Рождества Богородицы, и вскоре, в том же XV веке, он стал соборным храмом обители. История способствовала его возвеличиванию.
В 1476 году, когда в Москву уже приехали итальянцы строить «Третий Рим», в купол соборного Успенского храма Симонова ударила молния. И сам Аристотель Фиораванти перестраивал его – по образцу своего Успенского собора в Кремле. Тогда же из кирпича, что производили на заводе Фиораванти в Калитниках, из того же самого кирпича, что шел на строительство кремлевского Успенского собора, соорудили первую в Москве кирпичную монастырскую ограду – вокруг Нового Симонова. Это объясняется и особой заботой московских государей о Симоновом монастыре – мощнейшей сторожи московских рубежей.
Однако скромная Рождественская церковь, положившая начало величайшей московской обители, все еще стояла деревянной. И только в 1509–1510 годах итальянский зодчий Алевиз Фрязин, создатель Архангельского кремлевского собора, построил на месте деревянной каменную Рождественскую церковь, ту самую, которая сохранилась до наших дней.
Имя архитектора соответствовало статусу церкви с ее историей и святынями. Алоизио Ламберти да Монтаньяна был любимым придворным зодчим Василия III. Алевизом Фрязиным он стал в Москве – фрязинами москвичи звали всех итальянцев. Будто бы не привыкнув к русским морозам, они все жаловались на своем языке: «Фре! Фре! – Холодно!». Этот Алевиз еще называется Новым в отличие от своего тезки-предшественника Алевиза Старого, который тоже строил в Кремле башни, мосты и дворцы. Алевиз Новый, приехавший по приглашению русских послов, и зарекомендовавший себя строительством знаменитого Бахчисарайского дворца для крымского хана, стал главным архитектором Москвы и строил исключительно по заказу великого князя. Он возвел 11 храмов. В их числе несохранившуюся Введенскую церковь на Лубянке для переселенцев из Новгорода и Пскова (будущий домовый храм князя Пожарского), церковь Варвары в Китай-городе для торговых людей и храм святого князя Владимира в Старых Садах при великокняжеской резиденции. Он также и автор знаменитого кремлевского рва, что остался в названии храма Покрова на Рву.
Государевым заказом была и церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове. А через несколько лет после ее освящения Алевиз Фрязин по велению Василия III перестроил после пожара и кремлевскую церковь Рождества Богородицы. Со временем она стала приходской для разных кремлевских поселенцев, и именно в ней венчались Лев Толстой и Софья Андреевна Берс, дочь кремлевского врача.
Дальнейшая история монастырской церкви Рождества Богородицы была напрямую связана с историей Симоновой обители, которая стала и местом государева богомолья, и градостроительным символом Москвы, и центром подготовки высших церковных иерархов – митрополитов, архиепископов, патриархов, некоторые из которых прославлены в лике святых. В обители, по преданию, хранилась и древняя святыня – та самая икона, которой Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву и которая прежде находилась в церкви Рождества Богородицы. Теперь она стояла в иконостасе соборного Успенского храма, и богомольцы, видевшие этот образ в XIX веке, говорили, что его древность оправдывает предание.
Симонов монастырь по-своему продолжил патриотическую традицию церкви Рождества Богородицы и завершил освобождение Руси от татаро-монгольского ига. Когда в 1480 году великий князь Иван III растоптал ханскую басму, отказавшись платить дань, и русское войско вышло на «великое стояние» на реке Угре, митрополит Геронтий, бывший настоятель Симонова монастыря, послал великому князю благословение и призвал его не отступать до победы. Простояв две недели на Угре, хан Ахмет все же не решился вступить в бой с русскими и повернул обратно. Так в ноябре 1480 года пало татаро-монгольское иго, 240 лет терзавшее Русь.
А в 1552 году Иван Грозный перед штурмом Казани, согласно легенде, вдруг ясно услышал звон далеких симоновских колоколов и почувствовал в этом предзнаменование победы. После взятия Казани он не забыл о том чуде и первым взял себе в опричнину Симонов монастырь, тем более, что его настоятель архимандрит Филофей был в числе посланников, отправившихся в печальном январе 1565 года в Александровскую слободу уговаривать Ивана Грозного вернуться на царство в Москву. Вернувшись, царь и объявил о создании опричнины. Это был, несомненно, любимый монастырь Ивана Грозного. Именно сюда он назначил настоятелем Иова, будущего первого русского патриарха, на которого обратил внимание еще в Старице. В монастырском соборе был похоронен и несчастный Симеон Бекбулатович, крещеный татарский царевич, которого Грозный в минуту безумства в 1574 году назначил на царство вместо себя, а себя объявил его поданным, но через два года все возвратил на свои места. Царевич прожил долгую жизнь и кончил ее схимником Симонова монастыря в Смутное время. Первые же Романовы не только чтили Симонов монастырь, но и избрали его местом особого богомолья – жили и молились в его кельях во время Великого поста.
Значение щита Москвы монастырю придали новые мощные стены, самые крепкие в Москве, которые, как считается, вместе с башнями построил сам Федор Конь, строитель стены Белого города, и очень вовремя, потому что в 1591 году обители пришлось отражать набег крымского хана Казы-Гирея. В память об этом была сооружена надвратная церковь Всемилостивого Спаса, после чего монастырь иногда стали называть Спасским. Одна из чудом сохранившихся до наших дней дозорных башен называется Дуло – то ли по внешнему виду, напоминающему пушку, то ли по имени татарского царевича Дуло, убитого с этой башни стрелой.
В Симонове была устроена оригинальная сигнализация с Кремлем. В стене пробито маленькое сквозное отверстие, через которое хорошо был виден Кремль, а рядом с отверстием – четыре квадратных окна. В случае опасности через них передавали световые сигналы в Кремль и принимали обратные.
Интересно, что именно в этом самом могучем и богатом московском монастыре в XVI веке подвизался инок-нестяжатель Вассиан Патрикеев, последователь Нила Сорского, выступавший против крупной церковной собственности на землю: «монастырям сел не подобает держати». Его неожиданной единомышленницей оказалась Екатерина II. От мощного удара собственной государыни Симонов монастырь пострадал более, чем от всех вражеских набегов. Секуляризация 1764 года подорвала его могущество, монастырские владения и крестьяне перешли в казну, он пришел в упадок, иноки большей частью разбрелись, а затем грянула чума 1771 года. Она не тронула обитель, но Симонов, за дальностью расположения, был обращен в карантин, а иноков перевели в Новоспасский монастырь, где они все умерли от чумы. Симонов остался без монахов, шесть его храмов опустели, и он вовсе был упразднен с передачей зданий под военный госпиталь. Церковная жизнь в него вернулась лишь в 1795 году благодаря усилиям духовенства и графа Мусина-Пушкина.
А уже в 1839 году архитектор Константин Тон в знак уважения к великой московской обители выстроил для нее новую пятиярусную колокольню высотой более 90 метров, намного выше Ивана Великого, чтобы перекликаться с Кремлем. Именно она оставалась самой высокой колокольней в Москве до тех пор, пока и ее не постигла печальная участь. С крутого холма открывалась дивная панорама на Москву, Кремль, Замоскворечье, Коломенское, Воробьевы горы и Даниловский монастырь, – панорама, восхитившая Карамзина. Славен был монастырь и своим некрополем, на котором покоились сын Дмитрия Донского, инок Кассиан, глава семибоярщины Федор Мстиславский, Головины, Татищевы, Нарышкины, Юсуповы, поэт Д. М. Веневитинов, композитор А. А. Алябьев, дядя А. С. Пушкина Николай Львович Пушкин, а потом здесь появилась фамильная усыпальница Аксаковых.
Все это могущество, взлеты и падения Симонова монастыря отразились на церкви Рождества Богородицы, которая сопровождала его в истории, словно верная супруга, разделяла его судьбу, страдала и ликовала вместе с ним. Дело в том, что у столь могущественного монастыря образовалась собственная Симонова слободка, где жили сначала плотники и мастера, строившие его храмы, стены и помещения, а потом «монастырские люди», которые обслуживали нужды обители: сапожники, квасоделы, кузнецы, работники скотного двора, отчего Симонова слободка иногда называлась Коровьей. Церковь Рождества Богородицы и стала приходским храмом для этой слободы, хотя здесь уже окормлялись и жители окрестных деревень, и обыкновенные москвичи, отставные военные, селившиеся в окраинной Симоновой слободе.
Такая же приходская церковь для монастырских работников-мирян была и у Новоспасского монастыря, поныне стоящая напротив его ворот. Но только если для работников Новоспасского построили собственную церковь, то для жителей Симоновой слободки отдали бывший соборный храм обители, после того как древний скит здесь перестал существовать. И когда во второй половине XVIII века Симонов монастырь был временно упразднен, церковь Рождества Богородицы окончательно обратилась в обыкновенную приходскую церковь Москвы, лишь с тем отличием, что ее духовенство продолжало служить и во всех шести храмах бывшего Симонова монастыря вплоть до его возобновления.
Все это время не иссякал поток верующих к церкви Рождества Богородицы, шедших поклониться сергиевским инокам. На протяжении веков в престольный праздник здесь совершали панихиду по всем православным воинам Куликовской битвы, первыми из которых поминали Пересвета и Ослябю. Кланяться их могилам приходили сюда и Иван III, и Иван Грозный – стены церкви помнят этого царя. Алексей Михайлович повелел выстроить над могилой иноков каменную палату на казенные средства и сам следил за исполнением своего приказа – это было делом государственной важности. А потом императрица Екатерина II, посетившая храм в Старом Симонове после коронации, приказала устроить там надгробную белокаменную плиту.
В огне 1812 года Рождественская церковь пострадала вместе с Симоновым монастырем, который был взят под конюшни и под постой наполеоновских солдат. Собственных крепостных стен у нее не было, и ей вредили ядра даже русских пушек с бойниц монастырской крепости. Церковь была восстановлена, но после строительства грандиозной симоновой колокольни новшества потребовались и для нее, чтобы соответствовать ансамблю. По благословению святителя Филарета, митрополита Московского, к церкви Рождества Богородицы были пристроены новая колокольня и трапезная, после чего могилы героев Куликовской битвы оказались внутри храма. Святитель Филарет тоже почитал эту церковь, и сам освящал ее новоустроенные приделы во имя Николая Чудотворца и преподобного Сергия.
В 1870 году скромная Рождественская церковь стала главным центром торжеств, посвященных 500-летию Куликовской битвы и местом августейшего паломничества к могилам иноков. Тогда храм посетил император Александр II Освободитель, и это тоже следует особо отметить, потому что в Москве осталось так мало мест, связанных с памятью великого государя. Могилу героев увенчала прекрасная чугунная сень и драгоценная лампада из платины, украшенная фигурами архангелов – дар военно-морского ведомства, ибо святые Александр Пересвет и Андрей Ослябя считаются покровителями Военно-морского флота России, и два русских дореволюционных крейсера носили их имена.
22 апреля 1900 года в церковь Рождества Богородицы состоялось новое августейшее паломничество. В тот день ее посетили государь Николай II с Александрой Федоровной и великий князь Сергей Александрович с Елизаветой Федоровной – сразу три особы, в будущем прославленные Церковью. Для Николая II это было первое посещение храма Рождества Богородицы в Старом Симонове. Государь намеревался тогда провести в Кремле Страстную неделю и встретить в Москве Пасху, а за это время посетить московские монастыри и храмы. Так августейшие особы приехали в Симонов монастырь и из него отправились в Рождественскую церковь: это посещение доставило им глубокую душевную радость. Первым делом паломники поклонился могилам святых иноков, затем осмотрели место, где стояла келья Кирилла Белозерского, и хоругвь, сооруженную в память 500-летия преставления преподобного Сергия по образу стяга, который был у Дмитрия Донского во время Куликовской битвы. Показали государю и другую хоругвь, сооруженную в память его коронации, но больше всего его потрясла палехская роспись храма и особенно евангельские образы. Эта изумительная роспись, исполненная мастерами Палеха лишь в 1894 году, была самой первой росписью каменной церкви Рождества Богородицы и чудом дожила до наших дней.
«Русская Голгофа»
После революции судьбы храма Рождества Богородицы и обители разошлись. Церкви было суждено пережить трагическую гибель Симонова монастыря и долго оставаться одной подле его руин. Такая исполинская обитель, каким был Симонов, раздражал злой глаз богоборческих властей. Монастырь был закрыт в 1923 году и обращен в музей «оборонного зодчества», но на его колокольне еще недолго звонил знаменитый Константин Сараджев.
Симонов погибал как воин на поле битвы. В ночь на 21 января 1930 года, к очередной годовщине со дня смерти Ленина, монастырь взорвали. Эта дата, третья в СССР по важности после Октябрьской революции и дня рождения вождя, была выбрана намеренно, так как снос Симонова входил в череду идеологических злодеяний. Пять из шести храмов, и все стены, кроме южной, были уничтожены. Уцелели фрагмент стены с несколько башнями, в том числе и Дуло, Тихвинский храм, где устроили завод рыболовных принадлежностей, солодежня. Одни историки считают, что так и было задумано – сохранить несколько памятников, другие полагают, что просто не хватило средств на полное уничтожение. Еще раньше был разорен погост: на Новодевичье кладбище перенесли останки поэта Д. В. Веневитинова, С. Т. и К. С. Аксаковых. Когда вскрыли гробницу Аксаковых, потрясенные рабочие увидели, что в сердце С. Т. Аксакова пророс корень громадной березы, кроной покрывавшей родовую усыпальницу и мешавшей рушить отеческие гробы.
На месте «крепости церковного мракобесия» построили образцовый символ нового строя – Дворец культуры ЗИЛа. Как объясняла пропаганда, именно территория Симонова монастыря оказалось для дворца «единственным целесообразным местом». Поскольку стройка была крайне ответственной, ее поручили братьям Весниным, которые соорудили показательный конструктивистский монстр. К. Г. Паустовский сравнивал его со «сверкающей глыбой горного хрусталя», раздвигающей религиозную «ночь».
Своей гибелью Симонов словно защитил церковь Рождества Богородицы, приняв основной удар на себя. В связи с расширением завода «Динамо» она оказалась на его территории и должна была неминуемо погибнуть: Куликовская битва тогда не интересовала тех, кто идейно не имел Отечества. Святой пруд засыпали и выстроили на его месте административное здание все того же завода «Динамо». В 1926 году церковь закрыли, выселив из дома ее последнего настоятеля отца Сергея Румянцева, и подготовили к сносу, но потом, вероятно, за крепкие каменные стены, обратили в компрессорную станцию. Несколько десятилетий над могилами святых иноков ревели моторы, сотрясая бесценное здание, хотя есть утверждения, что компрессоры врыли на 1,5 метра в грунт не над могилами, а по бокам. Чугунная сень была сломана и продана как лом, по новейшему преданию, за 317 рублей 25 копеек. Фрагменты иконостаса раздавали по музеям – в Коломенском хранится портал с царскими вратами. В стенах, покрытых штукатуркой, были пробиты отверстия для окон и дверей, главу и колокольню сломали, фасады закрыли пристройками: бывшая церковь стала похожа на сарай, являя всю мерзость запустения. И, тем не менее, именно этот храм стал первым в Москве, возвращенным Церкви в наше время. В этом помогла сама история.
Благостный звонок раздался в канун 600-летия Куликовской битвы, когда многие вспомнили, где лежат герои Куликовской битвы. В числе первых за эту церковь открыто выступил художник П. Д. Корин, который спасал многие храмы от социалистических безобразий. В газетной статье он указал, что издавна было завещано помнить павших на поле Куликовом, пока стоит Россия, и призвал быть нетерпимыми «к попранию народных святынь». Об этой церкви ратовали многие видные деятели культуры: архитектор П. Д. Барановский, писатели Леонид Леонов, В. Распутин, В. Астафьев, космонавт В. Севастьянов, скульптор В. М. Клыков, и… председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин, который тоже поучаствовал в судьбе легендарного храма. Он дал делу успешный ход и поддержал его на самом высоком уровне, где другие могли бы и отказать.
В 1977 году на имя Косыгина было отправлено письмо членов Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры с просьбой принять меры к реставрации церкви в преддверии празднования юбилея Куликовской битвы. В то же время готовилась реконструкция завода «Динамо» и было предложено соорудить новую компрессорную станцию (довольно дорогостоящее дело, да еще и ради храма), а церковь освободить и отреставрировать. Косыгин в январе 1977 года подписал соответствующее распоряжение. Моторы из храма удалили – и с этого начался почин его возвращения: святые иноки снова прикрыли собой и эту церковь, и Россию.
В начале 1980-х храм передали под филиал Исторического музея, и к нему был устроен проход по заводской территории. Из числа добровольцев для его ремонта и восстановления как музея образовалась «симоновская дружина», из людей разных возрастов, разных судеб, верующих и некрещеных, ставшей прообразом общины. Скульптор Вячеслав Клыков исполнил каменное надгробие для могилы иноков – теперь оно как памятник стоит во дворе церкви. А затем последовал год Крещения Руси. На Освященном Поместном Соборе, проходившем 6–8 июня 1988 года в Свято-Троицкой Сергиевой лавре Димитрий Донской был причислен к лику святых. В следующем 1989 году храм Рождества Богородицы вернули Церкви.
Воскресение
Белоснежный, искрящийся на солнце храм и его восстановленная необыкновенно красивая молочно-розовая колокольня греют душу паломника еще издалека. Человека, перешагнувшего за порог храма, охватывает удивительное чувство. Непонятно, в каком веке он оказался, словно храм вобрал под свои своды все века русской истории: тут и старинные образа в серебряных окладах, и искусно резные киоты, и яркие новые иконы, вписанные в эту своеобразную летопись храма. Разумеется, современные вставки утраченного заметны, но они столь органично вписаны в облик храма, что будто видишь живую запечатленную историю, протянувшуюся с того самого XIV века, когда был основан этот храм.
Оказывается, после возвращения храма судьба уготовила новое чудо: в советское время бесценную роспись не сбили, а покрыли штукатуркой, может быть в надежде на лучшие времена. И под слоем штукатурки сохранилось 80 % старой росписи, на основании которой был восстановлен не только исторический интерьер храма, но и изумительная палехская живопись.
А над могилами иноков возведена резная дубовая сень – точная копия дореволюционной, только из дерева. Вероятно, что вскоре здесь появится еще одна святыня, ныне хранящаяся в Рязани, – яблоневый посох инока Пересвета, помогающий исцелять зубную боль и весом более 3 кг. Говорят, при Петре I молодые дворяне демонстрировали свою силу, поднимая этот посох и размахивая им. А в стену восстановленной колокольни вмонтирован фрагмент колокола, разбившегося при сносе звонницы после революции – тоже святыня.
Первая служба прошла здесь 1 июня 1989 года – в первый день памяти Димитрия Донского после его канонизации. Уже в сентябре того же года был первым освящен Сергиевский придел. В местном чине стоит удивительная, необыкновенно выразительная икона преподобного с частицей мощей, исполненная по тому образу, что создал святой Феодор, и отрадно, что перед ней можно затеплить свечу. Оригинальны некоторые подсвечники храма – в виде круглой чаши на цепях, словно гигантская лампада с горящими свечами перед святыми иконами.
Святынями возрожденного храма стали чудотворные иконы Тихвинская, Иверская и Казанская, и удивительный образ Влахернской Богоматери, не написанный, а вырезанный из дерева. На левой стороне есть образ с частицей Ризы Богородицы. В иконостасе Сергиевского придела – редчайшая Петровская икона Богоматери, написанная с образа, созданного святителем Петром в те времена, когда еще не было в Москве чудотворного Владимирского образа. Петровская икона была главной святыней Москвы до 1395 года, а затем ею стала Владимирская, спасшая Русь от Тамерлана. Давно забытый Петровский образ восстановлен в этом храме, напоминая о священной летописи православной Москвы.
Есть тут и современная икона основателя обители – преподобного Феодора Симоновского, и святителя патриарха Тихона, который в свое время восстановил службу с акафистом святому Феодору, и глубокий, западающий в душу образ святой Елисаветы Феодоровны, напоминающий о ее прижизненном посещении этого храма. А в алтаре хранится икона святителя Саввы Сербского, поскольку возрожденный Рождественский храм тесно связан с Сербией и в нем особо молятся о наших славянских братьях. Этот святой на родине имеет такое же почитание как преподобный Сергий в России. В наше недавнее время произошло чудо: в тот день, когда бомбы НАТО падали на Сербию, по иконе святого Саввы скатилась слеза.
Храм Рождества Богородицы, хранитель воинской славы России, стал центром патриотического воспитания и служения Отечеству. Здесь принимают присягу и получают благословение военные моряки у гробниц своих небесных покровителей, а с 2006 года два военных десантных корабля Тихоокеанского флота вновь носят имена Пересвета и Осляби. В этом же году здесь прошла панихида по одному из создателей российского военного флота, доблестному боярину Федору Головину, далекому потомку тех самых Ховриных-Головиных, которые столь много сделали для Симонова монастыря. Первый кавалер ордена Андрея Первозданного, спасший маленького Петра I от стрелецкого бунта, он был и военным министром, и начальником первой Навигацкой школы в Сухаревой башне, с которой начиналась подготовка русских моряков. Его могила в монастырском некрополе не сохранилась.
Несколько памятников есть и на территории храма. Это, во-первых, часовня во имя преподобного Кирилла Белозерского, устроенная в ознаменование его пребывания иноком обители. Рядом с памятником Пересвету и Осляби – увенчанная деревянным крестом могила священника и поэта Владимира Сидорова с удивительной светлой судьбой: чудом, явленным здесь, словно было отмечено возрождение храма. Он начинал церковным старостой храма Рождества Богородицы, потом служил в нем диаконом, а 10 января 1993 года в Преображенском соборе Новоспасского монастыря Святейший Патриарх Алексий II рукоположил диакона Владимира в сан священника.
Надо верить и ждать хоть до смертного часа:
Смолкнет сердце, и выпадет книга из рук,
И расплещется свет ослепительный Спаса,
И не будет ошибок, не будет разлук!
Это были его поразительно пророческие строки. Первую неделю после рукоположения отец Владимир служил в Богоявленском соборе в Елохове, а на вторую вернулся в родной храм. Утром 27 января 1993 года он принимал исповедь, и вдруг, внезапно прервав ее, ушел в алтарь – и умер, стоя у престола и глядя на образ Спасителя. Ему не было и 45 лет. Его могила стала первым местным захоронением со времен революции.
А напротив, за стеной Симонова, тоже затеплилась церковная жизнь, словно пробужденная храмом Рождества Богородицы. В единственном уцелевшем Тихвинском храме образовалась уникальная православная община для инвалидов по слуху – говорят, она единственная в мире. Священники прошли специальный курс для общения с прихожанами, проведена огромная работа по переводу службы на язык жестов, богослужения идут с сурдопереводом. Так каждый больной человек может приобщиться к полноценной христианской жизни, исповедоваться и даже участвовать в службе в качестве чтецов. В 2002 году впервые в истории в сан диакона был рукоположен слабослышащий чтец-сурдопереводчик. Примечательно, что пока продолжался ремонт в Тихвинской церкви, литургии с переводом шли в церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове.
К Рождественскому храму приписан и строящийся в Кожухово храм Александра Невского с нижним приделом во имя святых иноков Пересвета и Осляби, заложенный в мае 2005 года, накануне 60-летия Победы. Здесь можно внести пожертвования на него. А впереди новый исторический юбилей – 500-летие храма Рождества Богородицы, что в Старом Симонове.