Ледяное апостольство

Священник Георгий Осипов

Советчик из меня плохой. Когда меня однажды спросила взволнованная знакомая: «Как же теперь жить, если хочешь спастись?» – я не нашел ничего лучшего, как мрачно пробормотать: «Только не как я». С тех пор вопросов сильно поубавилось. С одной стороны, оно и спокойнее.

Но тут совет требовался точно. Сказать, что Мишка был расстроен – не сказать ничего. Горечь, возмущение, гнев и оторопь:

– Слушай, этот «православный» меня просто обворовал. Семью без денег оставил. Обещал заплатить за работу, которую я выполнял в течение полугода, а потом, что называется, «кинул», да еще глазки круглые выпучил: «Ты что, не знаешь, что ты работал во славу Божию?!» О как. «Во славу Божию» – это, оказывается, даром, да еще и постфактум, да еще не я решаю, а этот гражданин. Мало того: ограбив семью, лишив меня заработка, он начал клеветать на меня, слухи распространять всякие. То ли алкаш я, то ли наркоман, то ли вовсе шпион иностранный, и не берите его, граждане, на работу. А найти ее и так трудно. В общем, подсудобил мне радости. «Калашников» есть? Будь другом, одолжи.

– Ты пагубно универсален, – отвечаю, пытаясь найти время для размышления и шуткой хоть немного разрядить тревожную обстановку. – Странно, что твою биографию еще не пытались в светло-синие тона раскрасить, сейчас это модно.

– Как это не пытались? Вовсю! «Калашников», спрашиваю, есть?

Нет, так не пойдет. Не то чтобы патронов жалко, хотя и это тоже. Но лучше все-таки подходить к этому делу с холодным рассудком, чистыми руками и горячим сердцем, по словам еще одного устроителя бесплатных работ. Там, правда, масштаб был пошире: вся страна радовалась, трудясь в поте и крови. Успокоить надо друга, а то ведь и правда печально все закончиться может – носи потом передачки, а я ленивый.

– Съезди в Горицы, тут недалеко, – говорю. – Там, в монастыре, священник есть, отец Георгий. Честное слово, он лучше в таких делах разбирается: и старше нас с тобой, и, что уж говорить, поумнее будет. Вы бы с ним поговорили – точно поможет. По крайней мере успокоишься, а когда спокойный, то многие трудности решаются, по себе знаю. Да и красиво там просто. А красоты нам ой как недостает.

Вздохнул, проворчал что-то, но поехал. С неделю отсутствовал.

Вернулся – даже взгляд другой. Можно даже сказать, помудревший. А то и добрый даже. То есть сегодня об АК-47, похоже, говорить не будем. Да и нет его у меня, открою эту маленькую тайну.

– Мишка, колись: как провел это время?

– На календарь смотрю: вроде бы всего неделя прошла, а такое впечатление, будто пару лет вдали от всего этого провел, от городов ваших.

–То-то я слышу, ты «окать» стал. Как с отцом Георгием поговорили?

Тут Мишка приосанился и начал рассказ.

– Что, приехал я в Горицы. Нет, сначала в Кириллов, это километрах в пяти. Дай, думаю, пешком пройду до села – далеко ли. Дорога снежная, укатанная, пружинистая. Светло, лес кругом, волчьи следы на снегу. Я ходу чуть прибавил, понятно. Прихожу в монастырь – стоит на берегу Шексны, скромный такой. Из труб дымок идет, коты горделиво перекатываются у крыльца. Коровы, слышно, тоже есть. Куры кудахчут где-то. Потом сказали, что и павлины предусмотрены – летом туда туристы толпами ходят. Мне, понятно, не до павлинов, и я сходу так спрашиваю, где, мол (здравствуйте, конечно), батюшка Георгий. На меня посмотрели, за стол усадили, горячего хлеба дали, а потом обедом накормили. Так, говорят, хоть на человека похож стал немного. А отец Георгий – во-он там сидит: на льду у лунки. Рыбалка потому что. Щук много и жереха, так его, заядлого рыбака, теперь вряд ли от лунки оттащишь: все свободное время на реке. Если хочешь, иди к нему – там и поговорите, только негромко. Валенки с галошами дали, куртку теплую, я и пошел.

Сидит мужик с бородой. Вдали еще пара таких же. Найди среди них священника

Сидит мужик с бородой. Молчит, насупился. Вдали еще пара таких же. Найди среди них священника. Стою, переживаю. Глаза поднимает: «Добрый день. Как понимаю, вы священника ищите. Так это я, протоиерей Георгий. Давайте поговорим, только, прошу вас, тихо: природа не любит суеты и шума. Да и душе они вредны». И глаза-то, главное, добрые. Я и вывалил ему свои беды. Сначала чуть не вопил от злости и гнева, но потом, знаешь, как-то успокоился: то ли от его внимания не только к лунке, то ли от величественного спокойствия вокруг, то ли от всего вместе. Но было ведь ради чего вопить, согласись: когда ты становишься жертвой подлости, обмана, да и клеветы в придачу, не обрадуешься. Я и ору что-то вроде: «Как Бог таких уродов терпит? Почему не обрушит на них огненный дождь, ну, или хотя бы землю под их ногами разверзнет, а они бы все и сдохли?» Бедный отец Георгий. Хоть и в плотной ушанке, а вопли-то слышно. Потом выпрямился и тихо так говорит:

– Садись рядом. Возьми бур, сделай лунку. На тебе удочку. Подумать надо.

Сидим метрах в двух друг от друга. Он спрашивает:

– Помнишь, кем был евангелист Матфей до своего апостольства?

– А как же: мытарем. Таможенником, приспешником оккупантов. Гаишником-взяточником, оборотнем в погонах, продажным чиновником-оптимизатором, хранящим награбленные народные деньги в офшорах на Кипре, имеющим дачку в Лос-Анджелесе, и прочая, и прочая, если на наши радостные реалии перенести.

– Эк ты его. На всякий случай уточню: как ты думаешь, взывали ли люди, пострадавшие от тогдашнего мытаря, будущего апостола, к Богу о каре, долженствующей, по их убеждению, обрушиться на голову Матфея?

– А то!

– И почему же Бог, уж точно не остающийся равнодушным к бедам людей, медлил с карой? В чем причина, по-твоему?

– Не знаю. Верно, в том, что Бог знал, кем Матфей может стать, если оставит мытарство. У Него другой взгляд на время, похоже.

Священник Георгий Осипов

– Вот теперь давай разбираться. Матфей стал тем, кем и должен был стать, то есть самим собой: святым. Это стало возможным после его встречи с Христом, которая полностью изменила, преобразила его жизнь – было бы это возможным, если бы Бог сразу и немедленно удовлетворил жалобы людей, я не уверен. Да, у нас, у христиан (к нашему стыду, христиане мы так себе, раз есть повод для таких вопросов, да мы сами таким поводом и являемся), часто буквально гремит вопрос: «Куда Бог смотрит? Почему злодеи благоденствуют? Почему Он их не наказывает?» Ты помнишь житие апостола Матфея?

– Так себе. Помню, что он с проповедью до Эфиопии дошел и там мученически скончался.

– Да, его мучили по приказу тамошнего правителя Фулвиана, страшно мучили. Но после того как апостол погиб, сам Фулвиан раскаялся и стал христианином, а потом епископом.

– Об этом я не знал. И что?

– А то, что плохо мы верим, и не верим в то, что Бог лучше нас умеет распоряжаться временем, мягко говоря. Только на примере жития апостола Матфея мы видим, как долготерпелив и многомилостив Господь, в отличие от нас, скорых на суд и расправу. Почему Бог не наказал Матфея, когда он был мытарем, злодеем-мироедом? – Да чтоб нам, маловерам, показать, как может измениться человек. Почему Господь не наказал Фулвиана, который так истязал евангелиста? – Да потому что хотел нам, маловерам, показать, как из жестокого мучителя человек может стать примерным епископом.

Церковь знает множество примеров того, как Господь верит и доверяет человеку

И вообще, Церковь знает множество примеров того, как Господь верит и доверяет человеку. Тут и апостол Павел, бывший гонитель Церкви, тут и апостол Петр, трижды отрекшийся от Христа и много других, от древних времен по сию пору.

– Повезло нам с апостолами, я смотрю.

– Ты, это, в зеркало глянь при случае. О, стоп: клюет! Спокойно, спокойно. Так. Подсекаем! Тяни! Тяни, тебе говорю, криворукий! Есть! Поздравляю: неплохая щука. Клади на снег подальше от лунки.

– Батюшка, а ведь апостолы тоже рыбаками были.

– Ага, только рыбалки на льду у них там не устроишь. Сравнил, тоже, Галилейское море какое-то с Шексной нашей. Продолжим разговор.

Да, не все злодеи преображаются, и это страшно. Как, кстати, страшно смотреть на кончину тех, кто не раскаялся, не употребив на пользу себе данное Богом время, – как священник, могу многое рассказать, но, честное слово, это вызывает ужас. Не все преображаются… Но и не все добрые люди остаются такими до конца. Вспомни, как Холмс говорил об одном из злодеев в нашем прекрасном фильме: «Бывают такие деревья, которые сначала растут как полагается, но потом искривляются. Так и некоторые люди». Думаю, иногда он прав. Жизнь – штука многогранная и наполнена примерами того, как злодеи становились праведниками, а праведники – злодеями. Тут только, в отличие от флоры, всё зависит от человека, за ним последнее слово. Вспомни «Лествицу» преподобного Иоанна. Вспомни последнее слово распятого со Христом разбойника.

– Разбойник не призывал на головы всяких гадов огненный дождь. Он каялся. Сам за себя. Вывод: в этом моем конкретном случае дать место гневу Божию, дать Христу возможность Самому разобраться с моими обидчиками?

Не роптать на «несправедливость» Божию, а учиться у Него снисхождению к огрехам других

– Думаю, да. Если сможешь, то и пожалей, помолись за них. Трудно, понимаю. Главное во всем этом – нам самим не роптать на «несправедливость» Божию, не возмущаться Его долготерпением, а учиться у Него и долготерпению, и снисхождению к огрехам других, и вере, и доверию ближнему, потому что без этого мы никогда не сможем полюбить. А в этом случае в Царствии Любви нам делать будет нечего.

Словом, всякий раз, когда окружающая действительность вновь и вновь будет выжимать из нас вопрос к Небесам, вспомним слова Божии к Антонию Великому: «Антоний, внимай себе, а остальное – судьбы Божии».

– Какой из меня Антоний, уж тем более – Великий…

– Да и рыбак ты не очень. Но ничего: главное – пытаться, честно пытаться.

Вот так мы почти целую неделю с отцом Георгием рыбу и ловили: говорили, обсуждали, иногда и спорили. Простил я того человека. И, слушай, я убедился, что священники – преемники апостолов. Не только в смысле рыбалки. Кстати, рыбы столько наловили, что семье на месяц вперед хватит, до конца поста. Да еще и священник поделился. Хочешь щуку? Своих порадуешь.