Человек Церкви

В 40-й день по преставлении ко Господу архимандрита Дионисия (Шишигина) о сослужителе и собрате вспоминает секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве и Епархиального совета Московской городской епархии, благочинный Центрального благочиния, настоятель храма «Большое Вознесение» у Никитских ворот протопресвитер Владимир Диваков.

Архимандрит Дионисий (Шишигин) и протопресвитер Владимир Диваков

Введение в алтарь

Хиротония. С будущим протоиереем Владимиром Чувикиным

Вовочка был очень любознательным ребенком. У него были такие особые глаза: они точно насквозь все просматривали. На службе он вставал вплотную к солее и каждый раз точно пытался хотя бы через щелочки царских врат разглядеть: что же там происходит в алтаре?

Его мама однажды остановила меня, выходящего из диаконской двери:

– Как бы его завести в алтарь? – показала она на сына, который и после окончания литургии не хотел покидать храма. – Хотя бы просто показать ему, что там внутри...

Я подумал, что лучше это сделать во время службы, и обратился к настоятелю, протоиерею Димитрию Цветкову:

– Отец Димитрий, а можно этого мальчика Вовочку, – он такой маленький был, курчавенький, видно было, насколько он интересуется богослужением, – взять в алтарь прислуживать?

– Ну, куда? – заупорствовал батюшка. – Вас и так много.

Нас действительно тогда в лефортовском храме целая компания алтарников собралась: нынешние протоиереи Валентин Радугин и Леонид Ролдугин (родные братья, у которых просто фамилии в паспортах оказались по-разному записанными – О.О.), ныне уже почивший протодиакон Евгений Тихомиров, другие.

– Пусть хоть посмотрит пока? – не отступаю. – Да и все-таки как-нибудь, может быть, можно, – ходатайствую, – и его задействовать в алтаре?

– Тогда берите и учите его сами, – сдался отец настоятель.

Володя буквально глазами все «съедал» – за каждым движением следил, когда удалось его ввести в Святая святых. Стихарь ему не сразу благословили надеть, хотя наши маленькие стихарики, из которых мы уже повыросли, и оставались в запасниках. Но когда мы ему один из них вручили, он делал уже все безошибочно. С ходу все усвоил! Специально учить его ничему не пришлось.

Ко мне он потом всегда с каким-то особым почтением относился. По молодости мы часто виделись на соборных богослужениях. Даже просто встретиться с ним – всегда радость! Потом мы вместе трудились.

Сейчас, уже после его преставления, смотрю в телефоне – одна из его смсок: «Дорогой отец Владимир, мне особенно дорого Ваше поздравление. Любимый с детства батюшка, всю жизнь благодарен Богу, что в Вашем лице имел здесь, на земле, ангела-хранителя. Матушке низкий поклон».

Он и сам точно сопричастен бесплотным силам. Выходишь на середину храма молебен служить, – и он тут как тут! Видимо раньше пришел, где-то стоял молился. Поздравит, – хотя я и сам иногда забывал свои даты, – и так же внезапно, как появлялся, порою исчезал. Дорого само его внимание. Как же приятно было: отец Дионисий пришел! Особенно в последние годы, когда он уже сильно болел, – я видел, каких трудов ему это стоит...

– Отец Дионисий, – скажешь, – спасибо тебе!

– Это мой долг, – отвечает.

Доверенный Святейшего

Книгодержец Святейшего Патриарха Пимена

К тому времени, когда Володя уверенно стал алтарничать, в 1957-м году, я поступил в Московскую духовную семинарию и уже реже, в основном на каникулах, бывал в лефортовском храме. Тогда туда назначили служить митрополита Никодима (Ротова). Иподиаконов не хватало, и Володя достаточно рано начал прислуживать архиерею: то с рипидой выходил, потом с посохом, – так и освоился иподиаконствовать.

Потом, когда он сам уже поступил в семинарию, его включили в штат иподиаконов митрополита Пимена (Извекова), будущего Патриарха. Помню, накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы в алтаре Елоховского собора иеродиакон Серапион (Фадеев; будущий митрополит Тульский и Белевский) объявляет:

‒ Всем иподиаконам владыки Леонида – разоблачиться и покинуть алтарь!

‒ Кому-то Введение, кому-то выведение, – прокомментировал я, послушно разоблачившись.

Но меня вернули, так как еще до иподиаконства у владыки Леонида (Полякова) я прислуживал митрополиту Пимену, а на тот момент и вовсе был уже в сане диакона. Для Володи Шишигина это было введение в елоховский алтарь, – там мы вновь и встретились.

Потом 12 лет Володя был книгодержцем у Патриарха Пимена, и я не раз наблюдал, как он всегда заботливо подсказывал новым иподиаконам Святейшего, что, когда и как надо делать. Это, кстати, не часто практикуется, иногда, наоборот, норовят подставить новичка: «Пусть сам попробует, обожжется...». У Володи никогда такого не было!

Всегда с улыбкой, зоркий, отзывчивый. Только попроси его тогда – живо и быстренько все исполнит! Таким и должен быть иподиакон: всегда готовый послужить.

Владыку Пимена мы все любили. Он был добрейшей души человек. Но под горячую руку лучше было не попадаться – доставалось всем! Я, правда, избегал этих вспышек негодования. Смотрю, мышца на щеке дергается – «ага, надо ретироваться».

– Слушай, Иван, – скажешь тогда его посошнику, – пойди, по-моему, владыка зовет.

Тот схлопочет, возвращается:

– Ты зачем меня подослал? Чтобы мне досталось?!

Однако Володе, по моим наблюдениям, владыка Пимен ни разу даже резкого слова не сказал. Был к нему всегда расположен. Когда уже стал Патриархом, этим даже пользовались: если боялись к Его Святейшеству подойти, всегда отправляли Володю. Он бесстрашно шел: был очень открытый, и Патриарх просто не мог на него раздражаться. Доверял ему. Поэтому так к себе и приблизил. Взял в келейники. Определил служить в Патриархию.

Видел, что человек честный, преданный. У отца Дионисия было еще такое замечательное качество, он был человек-могила: никогда ничего не скажет лишнего, не разгласит. Все знал, многое замечал, но даже бровью не поведет. Со всеми был доброжелательным. У него, по-моему, никогда и врагов не было.

Отец Дионисий жил памятью о воспитавшем его Патриархе:

– Батюшка, если вам что-нибудь о Патриархе Пимене вспомнится, – обратится, бывало, – со мной, пожалуйста, поделитесь материалом.

Свою книгу «Былое пролетает... Патриарх Пимен и его время» он писал два десятилетия. Все, что ему удалось на то время достать из источников, он опубликовал. Сейчас уже новые данные относительно периода заключения будущего Предстоятеля открываются: где сидел, какие там лагерные «послушания» нес. Ранее отцу Дионисию эти сведения были недоступны. Святейший же о том, что ему довелось претерпеть, как, впрочем, потом и сам отец Дионисий о своих мытарствах, – молчал.

Референт Патриархов

Архимандрит Дионисий (Шишигин)

На отца Дионисия ложилась колоссальная нагрузка: когда он еще при Патриархе Пимене, а потом и при Алексии II, составлял тексты каких-либо резолюций, ему приходилось учитывать злохитрости безбожных властей, постоянно обходить устраиваемые ими козни. Тут требовалась особая изобретательность ума. Надо было знать гражданские законы, понимать, когда и на что можно сослаться. Это все равно что сухим выходить из воды.

Многие проекты указов о назначениях и перемещениях духовенства при Патриархе Пимене подготавливал отец Дионисий, – и делал это с болью в сердце за каждого человека. Старался, по возможности, никого не подставлять под удар. Это было чрезвычайно трудно. Все проекты патриарших указов тогда проводились через Совет по делам религий. Отправляли туда с бумагами часто именно отца Дионисия...

Представляю, чего он там натерпелся. Уполномоченный мог вызвать и продержать в коридоре, принимая тех да этих и делая вид, что не замечает того, что у него там архимандрит под дверью весь день сидит... Издевались всячески, пытаясь унизить.

Наше поколение прошло через прессинг коммунистической власти. Мы привыкли быть начеку. Думали не о себе, а о том, чтобы Церковь не подвести. Старались быть предельно осторожными. Это тонизирующая закалка тех лет: то и дело жди подвоха. Всегда надо было быть в напряжении.

В нем всегда чувствовалось усилие воли

Отец Дионисий – внутренне потрясающе цельный человек, собранный. В нем всегда чувствовалось усилие воли. Это изрядно способствовало делу, а вот дни его, думаю, сокращало. Работал он на износ, не щадя себя, не жалея.

К сожалению, при Патриархах могли находиться даже священники, которые в большей мере старались проводить линию Совета по делам религий. Отец Дионисий все их доводы внимательно слушал, своих догадок никак не обнаруживая, а наедине со Святейшим уже подсказывал:

– Ваше Святейшество, тут такие-то и такие-то могут быть подводные камни...

Так что те приспешники то и дело недоумевали:

– Как же так, Патриарх уже согласился, а потом вдруг отказался... Почему?..

Святейший Алексий II, точно знаю, к тому, что говорил отец Дионисий, всегда прислушивался. Иногда так и спрашивал или писал ему на той или иной бумаге: «Ваше мнение?» Я просто видел эти документы. Многие решения принимались Патриархом с учетом советов батюшки.

Отец Дионисий всегда радел о пользе Церкви. Не о чьей-то, а только о церковной. Это человек Церкви. Всецело преданный Богу.

Незаметный и незаменимый

Митрополит Истринский Арсений, протопресвитер Владимир Диваков и архимандрит Дионисий (Шишигин)

В 1990-е годы, надо сказать, вся Патриархия была: владыка Арсений (Епифанов; ныне митрополит Истринский), отец Дионисий да я – вот и всё! До 1992 года еще митрополит Владимир (Сабодан), управляющим делами Московской Патриархии, был, а как его назначили на киевскую кафедру, эта должность три года была вакантной.

Это время массового открытия церквей, – бумаг множество: регистрация новых общин, назначение настоятелей и т. д. А в Патриархии даже юриста не было! Представляете? Изредка приходил человек, более-менее в законах подкованный, проконсультировать нас. А так все проблемы приходилось решать самим. Слава Богу, – все получалось, все успевали!

Отец Дионисий, который вникал во все тонкости, потом многое даже мог предвидеть:

– Так-то оно так... – иногда скажет он. – А вот как это всё выглядит с другой стороны, – тут же разворачивает ситуацию. – Вот так на проблему смотрят наши оппоненты… – и разбирает ее так, что заранее снимает спорные вопросы.

При всех его, подчас ошеломительных, догадках и подсказках это был скромный, незаметный труженик. Когда придет, когда уйдет, – никто в Патриархии не знал. Как не видели и того, какие он горы бумаг отрабатывал. Встретишь его разве что на обеде. Хотя он в последние годы из-за больных, как у мамы, суставов и в трапезную уже не спускался.

У него на третьем этаже патриаршего корпуса была маленькая комнатка с очень низким потолком (там в свое время из одного этажа сделали два). У нас потом достраивали канцелярский корпус, и я предложил ему:

– Отец Дионисий, у нас теперь есть свободные кабинеты, – выбирай, какой хочешь!

Он приличия ради заглянул, но стал отказываться.

– Ты к нам поближе будешь, – уговариваю его. – Нам же к тебе туда не набегаться! Да здесь и повольготней...

– Батюшка, да я уж на прежнем месте останусь, – отнекивается он. – Мне память дорога, что я там при Патриархе Пимене был...

Он думал не о себе, а о деле

Так и не переехал в комнату попросторней. Думал не о себе, а о деле.

Это человек, на которого можно было полагаться, как на самого себя. Когда бы ты ему ни отправил вопрос, допустим, относительно дел в его Богоявленском благочинии, – тут же ответ приходил! Сидишь, бывало, заполночь, думаешь: «Ладно, смску отправлю, утром прочтет…» Жму «отправить», взгляну на циферблат: час ночи, – а он сразу же отвечает, не спит! В крайнем случае, напишет: «Получил» или просто поблагодарит за присланную информацию, которую еще надо обдумать.

Владыка Тихон (Зайцев), епископ Подольский, спросил недавно в связи с новым назначением, как ему передать дела, на что я невольно вздохнул:

– Вот если бы здесь сейчас был отец Дионисий! Он бы все досконально объяснил и подсказал, что и как лучше сделать.

Все ревизии, сколько помню, в последнее время проводил он. Умел все деликатно обставить – никто не ждал этих проверок, как какого-то бедствия. Делал все с любовью. С расположением ко всем. Как его при этом можно было не любить? Уж насколько у нас дотошен протоиерей Александр Абрамов: у каждого найдет недостаток. А вот отца Дионисия он почитал особо: «Раз батюшка сказал – значит, всё!»

Отец Дионисий умел завоевать авторитет отнюдь не давлением сверху – со всеми он всегда держался просто. Его уважали не страха ради, а по любви.

На фронтах восстановления святынь

Никольский храм в Покровском, воссозданный отцом Дионисием

Помню, когда еще только решался вопрос о передаче Церкви храма святителя Николая в Покровском, мы поехали туда с владыкой Арсением и отцом Матфеем Стаднюком смотреть здание.

Там при советской власти был хлебозавод. Внутреннее пространство храма разделили перекрытием на два этажа. Поднимаемся на второй, а там сплошные дыры: как бы не   провалиться. Полная разруха! Тестомесильные чаны валяются... Сзади при входе – обшарпанная пристройка, с восточной стороны – покосившиеся гаражи. Ничем эти руины былой храм уже не напоминали. Отец Матфей качает головой:

– Да-а-а... Восстановить здесь что-либо будет сложно. Да и кого сюда назначишь?

– Тут все-таки недалеко от Елоховского собора... – начинает вслух рассуждать владыка Арсений. – Может быть, кого-то из Патриархии... Отца Дионисия? – смотрит вопросительно на нас.

– Владыка! – ужаснулся я. – Жалко же отца Дионисия!

– Ну, давайте мы ему предложим, – видимо понял, что больше ни на кого надежды нет. – Откажется – так откажется...

Я с содроганием сердца ждал этого момента. Меня самого трясло. Это все казалось невозможным.

И вот мы едем смотреть этот заброшенный хлебозавод уже с отцом Дионисием. Он ходит, озирается. Напрягся весь. Обычно он улыбался, а тут стал очень серьезным.

Я молчу. Да и что тут скажешь? А он:

– Ну, что же... Какой-то крест надо нести. Все восстанавливают храмы, мне стыдно бездействовать. С Божией помощью начнем!

И начал! Он просто творил чудеса. От противников воссоздания храма в Патриархию жалобы посыпались одна за другой.

– Слушай, отец Дионисий, – встречаю его, – опять на тебя кляуза!

– Что там? – интересуется.

Излагаю.

– Ну, вы, батюшка, лучше знаете, как ответить, – махнет рукой.

До смешного доходило: негодовали, что он, мол, видите ли, перекрытие убрал, разрезающее объем храма на этажи! И вот начинают скандалить:

– Не имел права! Надо было проект заказывать! Здание могло обрушиться!

– Ну, устояло же? – спрашиваю.

Ответить им нечего. Вряд ли их интересовало само архитектурное сооружение, построенное, разумеется, без этой перепонки. Просто в чьих-то интересах было заработать.

– Заявились ко мне, – рассказывает потом отец Дионисий, – а я им говорю, что ничего и не думал ломать. Перекрытие от ветхости само обвалилось...

Так и я стал от подобных упреков отмахиваться:

– Никто ничего не демонтировал! Всё рухнуло само по себе. Потому что обветшало...

Заказывать проект – это же миллионы растрачивать! Против Церкви по-прежнему воевали, если не безмерными налогами, как при Хрущеве, то посредством таких вот претензий с притязаниями.

Дальше – больше. Надо алтари восстанавливать. За каждым действием – слежка. С восточной стороны храма гаражи, как дзоты, установлены.

– Слушай, – говорю, – поскольку сейчас холода, ты используй гаражи как тепляки, начни изнутри кладку делать, а потом, как всё выложишь, тогда гаражи снаружи и снесешь.

Он так и стал делать.

Росписи воссозданного отцом Дионисием Никольского храма в Покровском

– Он что-то там пристраивает...

– Да нет же, – потом уже поясняю им. – Просто гаражи старенькие разобрали, а там внутри обнаружились эти алтари.

Затем от приделанной с западной стороны храма трех-четырехэтажной кирпичной хозпостройки стал освобождаться.

Мне опять пришли выразить ноту протеста.

– Послушайте! – встречаю их в дверях. – Пойдите на объект, отец Дионисий вам акт покажет: износ здания 90%. Оно само по себе всё разваливается...

Потом он начал колокольню строить. Рухнуть-то теоретически без вмешательства может, а воссоздаться?.. Этажа два возвел, сеткой закрывая новую кладку, а вот как дальше подниматься, так доносчики опять вой подняли:

– Колокольню строит!!

Как они ни хаяли его, но пока размышляли, что предпринять, – рабочие все скоренько достроили. Пришла комиссия охраны памятников, Министерства культуры и пр., стали грозить наложением штрафа:

– Строительство велось без разрешения... с нарушением... и т. д. и т. п.

Отец Дионисий обычно тихонький такой – как трудится, так его не видно и не слышно, – а тут, смотрю, разошелся.

– Подождите! Минутку! Вот вам фотография, смотрите! – достает дореволюционный снимок. – Скажите, что тут не так?!

– Да что вы нам показываете?.. – опешили те.

– Как было – и что есть: сравните. В чем тут разница? Что я сделал? Чего нарушил?

– Куда вы нам тычете? – спохватились «охранители». – Мы сейчас снимок 1930 года предъявим...

– Я не знаю, что вы тут вытворяли в 1930-м году. Но то, что здесь было, то и есть. Вот, взгляните. В чем вы видите разницу? Если что-то не соответствует, укажите.

Шумели-шумели – но так и не выдумали, что по существу ему вменить. Колокольня, как до революции на этом месте стояла, так и стоит: в тех же пропорциях, в том же масштабе, как и сам храм.

Прозевали момент строительства, а теперь в чем тут уличить?

Роспись воссозданного отцом Дионисием Никольского храма в Покровском

Только однажды, помню, признался, как же это все-таки тяжело ‒ поднимать храм после такого запустения. «Но я этим живу, – тут же тем не менее повеселел он. – Стараюсь успеть сделать как можно больше того, что в моих силах!»

И он не унимался! По завершении строительства пригласил на службу Святейшего Патриарха Кирилла.

– Надо же было великим чином освятить! – заметил мне тогда Святейший, обводя взором огромный обновленный храм.

– Ваше Святейшество, – отвечаю, – я предлагал отцу Дионисию, а он говорит: «Мы еще дораспишем своды, а то пока только алтарь успели... Как все закончим, тогда великим чином и освятим».

Да что там крепкие стены и наведенное благолепие! Отец Дионисий собрал один из самых сплоченных и активных приходов Москвы. При его проводах и потом в дни памяти соборно причащалась вся община.

Когда даже ангел может не выдержать

В воссозданном храме. Благословение прихожан

Приезжает он, допустим, на приход, чтобы самому лично сказать настоятелю:

– Теперь благочинный у вас я.

– А что мне толку-то от вас? – в штыки его встречает тот.

– И что ты ему ответил?! – уставился я на отца Дионисия, когда он мне все это пересказал.

– Ну, что ему ответить? – улыбается он. – Промолчал я.

А тот священник, пользуясь обстановкой, тогда несколько храмов в центре Москвы под себя захватил.

– Батюшка, – убеждал меня отец Дионисий, – он же умышленно на скандал напрашивается. Давайте не будем ругаться, а? Господь все расставит по своим местам.

И действительно, вскоре один храм перешел в ведение другого прихода, потом другой, затем третий. Остался самоуправец при одной церкви, да и вести себя стал потише.

А то, знаете, как было? Пришел однажды Святейший Алексий II, а с ним был благотворитель. Только они о чем-то заговорили, а этот настоятель вдруг перебивает Патриарха и начинает про какие-то свои планы втолковывать.

– Подождите, – напомнил ему о себе Патриарх. – Кто будет говорить: я или вы?

– Конечно, Ваше Святейшество, я! Вы же не владеете информацией!

Святейший Алексий II разве что возмутился, а отец Дионисий потом переживал, что он при этой сцене отсутствовал.

– Отец Дионисий, Господь твое здоровье поберег, – успокаиваю его. – Иначе бы ты там не сдержался.

– Да, батюшка, такого даже я не выдержал бы! – согласился он. – В отношении себя готов терпеть, а вот если к Святейшему такое неуважение выказывают, то, конечно, надо ставить на место.

Господь про Себя говорит, что Он посреди учеников как служащий (ср. Лк. 22: 27). А тут, видите ли, обзаведется некто общинкой ‒ и уже себя царьком и богом воображает. Всё и все у него в распоряжении, а самому ему никто не указ. К отцу Дионисию эта псевдоначальственная хворь не приставала. Что бы ему ни поручили, куда бы его ни назначили, он оставался самим собой.

“Отец Владимир, я с большой печалью смотрю в будущее, если на смену нам придут такие требоисполнители”

Его очень удручало отношение некоторых молодых священников к службе как к работе, а не как к подвигу.

– Отец Владимир, я с большой печалью смотрю в будущее, если на смену нам придут такие требоисполнители, – говорил он. – Конечно, есть самоотверженные, преданные Богу пастыри. Но сколько и тех, кто меня просто в уныние ввергают своим поведением.

Однажды я услышал, как один из подначальных отцу Дионисию иереев хамит ему. Зная кротость батюшки, я не стал вмешиваться, а потом, найдя удобный повод, пригласил этого молодого священника к себе. Тот пришел, расселся и начал что-то такое пессимистическое говорить об отце Дионисии…

– Да это человек, перед которым преклоняться надо, – пришлось мне прервать его, оказывается, дежурную речь. – К его слову Патриархи прислушиваются! Для старшего духовенства сказанное им ‒ просто закон. Если батюшка напишет отрицательную характеристику, это же приговор будет, – ты отдаешь себе в этом отчет?

Смотрю, молча вышел. Надеюсь, что-то осознал. Нельзя же так. Отец Дионисий со всеми общался на равных, но сами-то ребята должны понимать, что не по их заслугам им оказывается такая честь.

Все просто знали: отец Дионисий отрицательных характеристик писать не умеет.

«О кресте не забывайте!»

Архимандрит Дионисий (Шишигин)

В 1999-м году отцу Дионисию поручили храм Покрова Пресвятой Богородицы в Рубцове. Это единоверческий приход. Ему всегда доверяли самые сложные позиции. Тогда было время после дефолта, так что из-за финансовых неурядиц он там не столько внешней реставрацией зданий, сколько внутренней ‒ того, что некогда в нашей церковной истории называли «расколом», ‒ занимался.

Везде, где брался за дело отец Дионисий, успех был обеспечен. Он выкладывался до предела: делал всё, что только можно было сделать, а сам всегда оставался в тени.

Помню, в Елоховском соборе думаешь: «Где же отец Дионисий?» Смотришь, а он там где-нибудь за колонной стоит молится. Только в сторонке, не на видном месте, его и можно было найти.

Не то что некоторых «пробивных» батюшек. Раньше, бывало, встанут вперед, приглашенное духовенство отодвинут: вы, мол, не елоховские, можете и подальше постоять. Отец Дионисий всегда тех, кто постарше, вперед старался пропустить.

Помню, встанешь в конце, а он обратит внимание:

– Отец Владимир, а вы почему там встали?

– Да ладно, отец Дионисий...

– Нет-нет, пройдите туда.

– Тогда и ты со мной становись! – пододвигаюсь. – Ты же тоже благочинный!

– А, ну, хорошо, – послушается он.

Подойдет, встанет. Молодежь смотрит: их потеснили, – а ничего поделать не может. Он умел как-то ненавязчиво утвердить должный порядок.

Один священник как-то сильно зазнаваться стал. Надо было его уже привести в чувство. Смотрю, отец Дионисий точно намеренно отмалчивается... Тогда замечание сделал уже сам Патриарх:

– А вы почему здесь стоите? – указывает на несоответствие не по чину продвинутому.

– Да у нас, в Елоховском, год за три идет, – решил сострить тот.

Потом подошло время награждения, а этот батюшка недоумевает:

– Э, а мне? Про меня, что, забыли?!

– Ты же сказал: год за три, – напоминаем ему. – Патриарх, наверно, не понял, в какую сторону отсчитывать: в ту или в другую. Не так рассчитал, да?

Отец Дионисий смеялся тогда от души. Он и сам часто как-нибудь по-доброму шутил, – это ему было очень свойственно. Так, бывало, съюморит, что всем настроение поднимет!

Ему бы и дальше вверяли решение сверхсложных задач, у него был для их решения какой-то побеждающий настрой, но однажды владыка Арсений, задумавшись, сказал:

– Все должно быть соразмерно силам человека, чтобы он не надорвался.

Старался там, где требовалось реставрировать храм, ставить молодых настоятелей, а отец Дионисий им уже просто как благочинный что-то подсказывал, направлял их.

Каждого из нас в свое время касались какие-то указы, неожиданным образом определяющие нашу дальнейшую деятельность, – отец Дионисий относился к этим переменам спокойно, даже с некоторым воодушевлением:

– Молодцы! Так и надо, чтобы нам всё не представлялось бы в слишком в розовом цвете. Необходимо чувствовать свое место.

Наставлял никогда ни на какие ротации не обижаться.

– О кресте не забывайте! – говорил он.

Я как-то рассказал отцу Дионисию о том, как владыка Леонид (Поляков), назначенный в Елоховский собор, сменил там бессменного в течении 40 лет настоятеля протопресвитера Николая Колчицкого и чего это ему стоило. Дело в том, что отец Николай был непререкаемым авторитетом, – ему даже архиереи прекословить боялись. Бухгалтер собора, бывшая его почитательницей, поносила нового начальника самыми последними словами:

– Да что это за архиерей такой? – кричала прямо во дворе. – Да он даже священником быть недостоин! ‒ и т. д.

Его Преосвященство отшучивался и никаких мер не предпринимал.

– Владыка, да вы бы ее уволили, что ли? – однажды не сдержался я, наслушавшись этих отповедей.

А он меня огорошил:

– Зачем?

– А что это она тут раздоры сеет… – растерянно ответил я.

– Ты знаешь, – сказал он мне тогда, – крест свой все равно нести надо. Тут я уже знаю, чего мне от нее ждать. Убери ее, так враг как-нибудь иначе подступать будет. Уволю эту, так ударит с другой стороны через кого-то еще, а я, может быть, и не готов окажусь. Поэтому лучше терпеть, а то новых искушений не оберешься.

Однако, как только в собор назначили очередным настоятелем митрополита Пимена, будущего Святейшего, он эту сотрудницу тут же рассчитал.

Самое смешное, что к тому времени она владыку Леонида вспоминала уже так:

– Вот святой архиерей был!..

Когда я отцу Дионисию рассказал всё это, он прямо ахнул:

– Вот так пример! Так и нужно поступать. Какой замечательный образ мыслей изложил владыка Леонид. Уволить проще всего. Обидеть, выгнав и не вразумив. Куда как сложнее терпением приобрести душу. Лучше всегда действовать благорасположением! Так можно даже внутренне неустроенных людей развернуть к возможному совершенству.

Скольких он так обратил ко Христу?

Вечная тебе память, отец Дионисий.

Протопресвитер Владимир Диваков на отпевании архимандрита Дионисия