Неузнанное величие святого Иоанна Предтечи

Святой Иоанн Креститель. Мозаика. Византия. XIII век. София Константинопольская

Проповедь покаяния, с которой выступил святой Иоанн Креститель, была действительно значимым событием для его современников, живущих в окрестностях Иордана. Вот что писал о Предтече Иосиф Флавий: «Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения. <…> Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу (вполне подчинившуюся ему) не повело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно»^[1].

Для многих святой Иоанн Креститель по силе своей пламенной проповеди и высоте безукоризненной жизни был воплощением одного из древних пророков, который пришел возвестить об избавлении Израиля от ига язычников. Евангелист Иоанн Богослов рассказывает о посольстве к Предтече иудеев из Иерусалима, которые спрашивали его: Что же? Ты Илия? <…> Пророк? (Ин. 1, 21). Да и Сам Спаситель, говоря о святом, указывает на высоту его жизни: Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя (Мф. 11, 11). Блаженный Августин в одной из проповедей говорит, что Предтеча «был столь велик, что его могли счесть за Христа».

Представления о соперничестве Спасителя и Предтечи отображены в некоторых гностических писаниях

Такая сила личности святого Иоанна Предтечи, невзирая на его собственные свидетельства о грядущем Мессии, у которого он не достоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его (Мк. 1, 7), вызывала недоумения по поводу его взаимоотношений со Спасителем уже во времена его земной жизни. Стоит вспомнить хотя бы описанное в Евангелии обращение к Предтече его учеников, с досадой и завистью говоривших по поводу проповеди Христа: Равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему (Ин. 3, 26). В дальнейшем это непонимание вылилось в более серьезную проблему: некоторые последователи святого Предтечи не признали Спасителя, часть их вступила в споры с ранними христианами (Мф. 9, 14), образовав иудейскую секту. Следы ее верований отражает культ мандеев (секта возникла в I в. по Р.Х.; ее последователи живут ныне в Ираке и Иране), которые почитают Иоанна Крестителя (Яхья) как пророка, а Иисуса Христа считают самозванцем^[2]. Подобные представления о соперничестве Спасителя и Его Предтечи отображены также в некоторых гностических писаниях раннехристианского времени. Все это дает повод многим ученым рационалистам утверждать, что Иисус Христос и Иоанн Предтеча были своего рода конкурентами. Как пишет один из таких рационалистов: «На самом деле Иоанн и Иисус вначале были в одной секте, где Иоанн был лидером, а Иисус – рядовым членом, а потом, после раскола секты на две, они вступили между собой в конкурентную борьбу»^[3].

Если посмотреть на ситуацию с точки зрения законов мира, житейской логики, то, действительно, взаимоотношения Спасителя и Иоанна Предтечи, занимавших одну «нишу» общественной жизни, не могли развиваться иначе, как только в плоскости конкурентной борьбы. Однако евангельская логика иная. Сам Иоанн Креститель, отвечая на приведенное выше негодование его учеников о популярности Спасителя, говорит: Вы сами мне свидетели в том, что я сказал: не я Христос, но я послан пред Ним. Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3, 28–30). Как видим, сам Предтеча осознавал свою миссию не в ярком служении пророка, который собирает толпы народа, а в свидетельстве о Сильнейшем через свое умаление! Святой даже объяснил истоки логики его учеников и тех гностиков и рационалистов, которые склонны видеть в нем конкурента Мессии: Сущий от земли земной и есть и говорит, как сущий от земли (Ин. 3, 31).

Пример Иоанна Крестителя открывает перспективу нового евангельского взгляда на личность

В этом историческом противоречии логики мирской и Христовой, евангельской – парадоксе возвышения через умаление, столь ярко проявившемся в личности Иоанна Крестителя – заключается глубокий смысл христианского взгляда на соотношение индивидуального и Божественного в Церкви. Для рационалиста непонятно, как можно не реализовать в полноценной общественной деятельности такой личностный потенциал, которым обладал Предтеча. Из этого непонимания вырастают разного рода теории и домыслы о его якобы сложных взаимоотношениях со Спасителем. Однако пример служения Иоанна Крестителя, стоящего как бы на грани двух Заветов, открывает перспективу нового евангельского взгляда на личность. Последняя не затеняется Божественным светом, не теряется в стихии единства и самоотвержения, к которым призывает Церковь. Наоборот, именно в Церкви она освобождается от оков индивидуализма, стесняющего ее истинную красоту и силу!

Блаженный Августин так размышлял о логике завистливых учеников Иоанна Крестителя: «Кто [из сущих] от земли познал что иное, кроме земли? Человеческое он говорит, человеческое познает, человеческое разумеет, плотски о плотском судит, плотски подозревает; вот весь человек»^[4]. Это образ мыслей ветхого человека, который в индивидуализме видит все выражение своей личности. Для него главное – выразить свое Я, доказать другим свою уникальность. Именно этот индивидуализм, рожденный в стихии первородного греха, делает стремление выделиться из массы одним из главных мотивов любых начинаний. Внешне он может выражаться и в добрых поступках, следовании нравственным законам. Однако в основе этой нравственности без Христа, доброты вне Церкви лежит не что иное, как стихия индивидуализма, самовыражения и прочих начал человеческого «эго». По существу же, индивидуализм не может сплотить, не может даже понять истинного единения людей, но порождает разделение, во всем видит скрытые подлоги, ищет своего, поскольку зло, как говорил святитель Василий Великий, «противоборственно не только добру, но и самому себе»^[5].

Мы привыкли основой личностного считать то, что нас выделяет из среды других людей. Однако личность по-настоящему раскрывается не в обособлении от других, а, наоборот, в преодолении этого обособления, в силе противостоять внутреннему греху, разделяющему людей! И именно в служении святого Иоанна Предтечи ясно показан путь к этому. Он состоит в умалении перед Христом, обретении радости в приближении к Богу. Личность, как часть Образа Божьего в человеке, может полностью проявиться лишь при попадании на нее лучей Божественного света. Святой Предтеча перед учениками признает вершиной своего пророческого служения радость о собственном умалении перед явившимся в мир Спасителем. В отличие от пророков Ветхого Завета, его образ не возрастает по мере ревностного служения, а как бы затихает. Так должен постепенно умирать всякий индивидуализм в человеке по мере его приближения ко Христу. А личность – наоборот: только в этой благодатной тишине характера, кротости нрава, нежелании во всем выказывать свое «я» она и раскрывается! Вот и умаление Иоанна Предтечи в конечном итоге заканчивается немыслимым для человека исповеданием величия его личности: Сам Господь Вседержитель, Сын Божий, называет его большим из всех когда-либо рожденных женами (ср. Мф. 11, 11)!