«Прямо по сердцу ступай, прохожий!»

Памятник святому царю Давиду Строителю в Тбилиси

8 февраля (26 января ст. стиля) и Грузинская, и Русская Православная Церкви совершают память св. благоверного царя Давида IV Строителя (Восстановителя, აღმაშენებელი) (1089–1125).

Он возвёл грузинское государство на небывалую высоту

С точки зрения мирской, святой Давид уподобился своему небесному покровителю – царю и пророку Давиду – тем, что с Божией помощью освободил Родину от ига иноплеменников (как тюрок-сельджуков, так и арабов, с VIII столетия обосновавшихся в Тбилиси). Именно он возвёл грузинское государство на небывалую для него высоту: XII век, начало которого отметилось правлением царя Давида, считается золотым периодом в истории Грузии. Так, поистине удивительна победа грузинского войска под руководством святого Давида над многократно превосходящим по численности неприятелем в славной Дидгорской битве (1121)^[1].

Однако роднит святых царей не только это: будучи весьма начитанным и хорошо образованным, грузинский царь Давид, подобно своему святому предшественнику, оставил нам образец духовной поэзии. И если израильский царь сочинил, помимо многих других, удивительный по своей глубине 50-й псалом, исполненный покаянного чувства, то грузинский царь написал целый покаянный канон, наполненный возвышенными образами и глубокими смыслами.

«Вместе с естественной порфирой самовластия^[2] ты вверил мне и царский венец, я же продался скверным страстям»^[3], – в покаянном настрое пишет грузинский венценосец, смиренно исповедуя себя последним грешником, уподобляясь «бездне, вобравшей потоки мерзости».

«Подражал я царям Израиля, но только беззаконным, – пишет грузинский царь, – и ныне, преклонивши колени, от сердца взываю как второй Манассия: помилуй мя, Владыко».

Кается он и в том, что по мере возможности старался блюсти интересы своего царства: «Ненасытный... стремился я покорить предел чужих земель… Межу, Богом установленную, считал малой и ничтожной…».

Сокрушается царь и о недостатке боговедения и богопочитания в своей жизни: «Исполнил я меру эллинского неведения Бога из [проявлений] Его мудрости, и обратил поклонение от Творца к Его твари, когда служил каждому из идолов страстей» (ср. 1 Кор. 1, 21; Рим. 1, 19–23).

Грузинский царь Давид оставил нам образец духовной поэзии

Каждая песнь, согласно правилам написания канонов, завершается у св. Давида Богородичным тропарём. В одном из них он молитвенно взывает к Небесной Царице со следующими словами: «Богородице, Заступнице грешных, облекшая Слово плотию, шатром земным, совлеки с меня бремя ненадеяния, дабы, каясь, припал я к Тебе».

Проникновенны размышления грузинского царя о собственном конце, которыми начинается последняя, девятая песнь канона: «Когда угаснет царское величие, упразднятся радости, поблекнет цвет, иной примет скипетр, за иным последует войско, тогда помилуй меня, Судия мой!»

Покаянные строфы канона царя Давида завершаются тропарём, исполненным надежды и упования:

Солнце доселе не видело Девы Матери, кроме Тебя,
И подобный мне грешник не видел света.
Но я твоим ходатайством, Царице,
Уповаю узреть свет Сына Твоего
И свет веков вечных!

Каясь во многих прегрешениях, царь Давид, однако, исповедует истинную веру: «Хоть и дошёл я до такого растления, не отпал я всё же от веры истинной, не уповал на иного Бога». В этой связи можно провести параллель с отрывком из «Достопамятных сказаний»: подвижник авва Агафон, будучи испытываем братией, отвечал утвердительно на все вопросы о якобы присущих ему пороках, но когда его спросили, не еретик ли он, ответ аввы был отрицательным: «Первые пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей; а быть еретиком — значит быть в отлучении от Бога; но быть отлученным от Бога я не хочу», – пояснил авва свои слова^[4].

Интересно, что в одной из своих проповедей Святейший Католикос-Патриарх Илия II отметил: «Нас очень часто спрашивают, какой же грех был у царя Давида, в котором он так кается? Поразительно то, что чем более возвышается человек духовно, тем более переживает о грехах»^[5]. Святой царь, ощущая себя отцом и правителем народа, исповедует не только собственные прегрешения, но приносит покаяние и от имени всех своих подданных.

Подобно Псалмопевцу, царь Давид сочетал в своей жизни мужество и непреклонность в борьбе с врагами отечества и кротость и смирение перед Богом. Это можно видеть в его покаянном каноне, но особенно отчетливо это выразилось в последней воле великого грузинского царя: он завещал похоронить себя во вратах построенной им Гелатской обители (в Западной Грузии), чтобы каждый проходящий через них... наступал на его могилу. Проникновенное стихотворение об этом написала грузинская поэтесса XX столетия Анна Каландадзе^[6]:

– Прямо по мне ступайте, по сердцу,
Милость явите...
Так пожелал, всей Грузии царь – я,
Давид Строитель...
Пусть под ногами плита сотрется
С лозою на камне...

– Царь, что за смертный грех тебя мучит,
Грех непрощённый?
Верой и правдой отчизне служил ты,
Не в чем виниться –
От Никопсии до Дарубанда
Простёр границы!

Или... быть может, это смирение,
Праведных доля?
Если ты грешен, как же тогда, царь,
Быть грешным,
Людям простым, духа мирного
Не обретающим?

– Прямо по сердцу ступай, по камню,
По мне, прохожий^[7].