Молитва в жизни и для жизни

Есть ли связь между нашей молитвой и нашими поступками и какая? Как отличить «мысленную руду» от «мысленной ерунды» и пробиться к Богу через себя и свое «я»? Что делать, когда «нет времени» молиться? И можно ли читать правило в трамвае?

«Как жизнь? Как молитва?»

Когда мы встречаем близких или просто знакомых нам людей, с которыми какое-то время не виделись, то обычно спрашиваем, как у них дела и как они себя чувствуют. К этому нас побуждает, с одной стороны, элементарная вежливость, а с другой – желание получить краткое представление о том, что является для собеседника важным: все мы прекрасно знаем, что состояние человека очень сильно зависит от состояния его дел и здоровья. Но слыша в повседневной жизни этот вопрос: «Как у вас дела, и как вы себя чувствуете?», я невольно вспоминаю, как приветствовали друг друга христианские подвижники древности. Встречаясь, они интересовались друг у друга: «Как молитва?»

Состояние нашей молитвы и есть наиболее верный и емкий показатель состояния нашей жизни

Наверное, было бы странно, если бы мы сейчас как-то нарочито решили обмениваться такой приветственной фразой. Но вместе с тем для верующих людей в ней заключается наиболее универсальная возможность в нескольких словах что-то узнать друг о друге, потому что состояние нашей молитвы и есть наиболее верный и емкий показатель состояния нашей жизни. Это такой замечательный чуткий прибор со многими шкалами, на которых отражается и уровень, и градус уклона, и глубина, и напряжение, и сопротивление в жизни человека. Не бывает молитвы в вакууме – молитвы, на которую не оказывало бы влияние всё то, что мы делаем по отношению к другим людям, что мы делаем со своим сердцем и с самими собой.

Мы часто совершаем ошибку, думая, что наша молитва зависит в первую очередь от того, насколько мы прилежно исполняем утреннее и вечернее правило, насколько продолжительны наши молитвословия. И усердие, и внимание, конечно, важны, но если бы молитва зависела только от этого, не было бы людей, которые годами ходят в храм, годами читают правило, Псалтирь, акафисты, изучают богослужение – и при этом ровным счетом ничего в их молитве не меняется, не происходит движения к Богу. Почему? Потому что молитва – это наша беседа с Богом, и это общение может быть настоящим только тогда, когда с нашей стороны в нем присутствуют стопроцентная честность и искренность. А откуда им взяться, если человек и с самим собой не бывает честным до конца, если он плутает по жизни, в чем-то обманываясь сам, в чем-то обманывая других? Порой человеку кажется: да, в жизни я кого-то могу ввести в заблуждение, но перед Богом никогда не лукавлю. Но дело в том, что обмануть Бога – это отнюдь не только «сообщить» Ему какую-то неправду. Мы пытаемся обмануть Бога в те моменты, когда делаем вид, что забыли, чего Он от нас хочет, чего от нас требует та или иная Его заповедь. Но Господь в каждое мгновение нашей жизни и видит то, что мы делаем, и знает то, о чем мы думаем.

Есть такое святоотеческое присловье: «Как живем, так и молимся…», но оно было бы, безусловно, неполным без второй его части: «…как молимся, так и живем». И здесь речь идет опять-таки не о количестве прочитанных акафистов и даже не только о том, уделяем ли мы молитве время и достаточно ли внимательно вникаем в ее слова. Суть в том, что, когда наша жизнь питает молитву, когда мы не рассматриваем обращение к Богу как что-то отдельно существующее, происходит и обратный процесс – молитва начинает изменять нашу жизнь.

И это с каждым из нас в той или иной мере происходит, даже если молитвенники мы, скажем так, далекие от совершенства. В принципе, чтобы в этом убедиться, можно провести такой эксперимент: перестать на какое-то недолгое время молиться совсем и понаблюдать за теми изменениями, которые будут с нами происходить. Регулярно молящийся человек уже на первые-вторые сутки с большой вероятностью почувствует, как его сердце остывает, как что-то меняется в его реакциях, как что-то во всей его повседневности начинает идти не так. А еще через некоторое время – до этого этапа, конечно, не нужно доходить – человек теряет ощущение молитвы как таковой, она становится для него чем-то внешним, и вместо памятования о Боге возникает недоумение: зачем вообще уделять молитве столько времени и внимания, зачем вообще она нужна? При этом его жизнь, по сравнению с прежней, идет вразнос, но он этого может уже даже не ощущать. Но если человек всё же опять возвращается к молитвенной жизни, если он просит Бога оживить его душу и постепенно отходит от состояния нечувствия, его жизнь вновь меняется, и он начинает думать: «Да как же я всё это время прожил…» И кажется, что это было сном каким-то, а теперь он наконец вновь очнулся, вернулся к нормальному бытию.

Вылезти из кустов

Святитель Епифаний Кипрский

В этом утверждении кроется одна из важных причин того, почему нам так трудно бывает сосредоточиться на богослужении, почему нам с таким усилием приходится подвигать себя на молитвенное правило. Когда человек творит молитву только лишь в какое-то положенное время, а в «междумолитвенный» период о ней забывает, в это состояние обращенности к Богу бывает очень трудно возвращаться.

Постараемся всё делаемое, всё помышляемое проверять словом Божиим – тотчас же

Молитва «прорастает» в жизнь человека тогда, когда он сознательно ею свою жизнь наполняет. Это наполнение начинается с того, что мы стараемся всё делаемое, помышляемое проверять словом Божиим и, исходя из этого, делать вывод о правильности или неправильности того, что происходит в этот момент в нашей жизни. Тем, кто когда-либо пытался это делать, наверное, хорошо знакомо трудно преодолимое желание в некоторые моменты как бы скрыться от лица Божия. Каждый раз, когда мы этой слабости поддаемся, мы наносим серьезный удар по нашей молитве. Невозможно после каких-то событий дня, на которые мы не захотели взглянуть с евангельской точки зрения, «вылезти из кустов», подобно Адаму, встать на свое вечернее правило и как ни в чем не бывало пребывать в общении с Богом. А этих моментов, когда кусты впереди маячат, может быть рассеяно по каждому нашему дню десятки. И нам нужно как раз в это время Бога просить о помощи, чтобы Он дал нам решимость, дал нам мужество, дал нам способность самих себя не жалеть.

Нужно сказать, что именно жизненные события, в которых мы – тут же, переживая их в настоящем времени, – к Богу обращаемся, становятся для нас самой главной практической школой молитвы. Ведь тогда мы действительно молим Бога, а не просто читаем строки молитв, и порой наше слово, произнесенное в такой ситуации с болью, из тесноты сердца, приобретает совершенно особую силу и особую цену.

В этой реальности своей жизни должно пребывать и во время ежедневной домашней молитвы, и на богослужении. Мы многократно повторяем просьбу о том, чтобы Господь нас спас и помиловал. Но чувствуем ли мы при этом, что действительно погибаем, что это не абстракция, не метафора? Как правило, не всегда. Но чем более осознанно человек живет, чем меньше он пребывает в своих фантазиях, тем чаще и эти, и другие слова оказываются наполнены для него конкретным смыслом и содержанием.

Я или не я?

Очень важно бывает, начав день с молитвы, на протяжении всего этого дня не уходить далеко от самих себя. Это, может быть, непросто объяснить в нескольких словах, но многим наверняка знакомо такое ощущение: встаешь вечером на молитву, открываешь молитвослов, начинаешь читать – а в голове неразбериха, в которой потерялся даже ты сам и не можешь себя найти. И тогда, конечно, молитва будет от нашей жизни оторвана, потому что нужно как минимум находиться в чувствовании самого себя, чтобы ощущать, перед Кем ты предстоишь.

Поэтому прежде, чем обратиться к Богу, нужно обратиться к себе. Что это значит? То, что каждый из нас – уникальная личность, которая не исчерпывается именем, характером, родом занятий, обстоятельствами нашей земной жизни, представлением о нас окружающих и тем, что мы думаем о самих себе. Наше «я» – это нечто, что описать словами невозможно. Это то, что по-настоящему знает только Господь и что только Он может нам самим открыть. И когда человек обращается к своему неповторимому «я» и следующим внутренним движением обращается к Богу, начинается процесс взаимодействия.

Почему это осознание себя так важно? Потому что человек, у которого ощущение своего «я» утрачено, способен на безумие. Он как в запое каком-то находится, он что-то творит, и ему самому толком непонятно, где во всем этом он, а где не он. В тяжелых случаях это вопрос медицинский, но важно понимать, что это и духовный процесс, который может для внутренней жизни человека иметь разрушительные последствия. И опять же, нельзя сказать, что это не касается хотя бы в какой-то степени очень многих из нас. Мы совершаем какие-то поступки, а потом приходим на исповедь и не можем их никоим образом объяснить. Мы кого-то обидели, кому-то чего-то наговорили, и вот мы рассказываем всё это о себе и понимаем, что это не укладывается в рамки здравого смысла, которым мы все же обладаем. И это вновь свидетельствует о том, как важно постоянно в себя приходить и хотя бы каждый раз перед тем, как мы встаем на молитву, себе об этой необходимости напоминать.

«Фотография» помыслов

Есть и еще одна причина того, почему так важна постоянная молитвенная обращенность человека к Богу. Что происходит с нами, когда мы забываем себя к этому памятованию о Боге побуждать? То же, что и с окружающими нас людьми, которые даже не знают о том, что можно и нужно молиться в каждое мгновение своей жизни: наша голова оказывается занята беспрестанными, перетекающими друг в друга размышлениями. И если, опять-таки в качестве эксперимента, взять тетрадь и попытаться в ней запечатлеть откровенно всё то, о чем мы в течение дня думаем, – результат с точки зрения здравого смысла будет ужасен. На самом деле очень у немногих на целый день хватит терпения, потому что два-три часа этого записывания за собой дают человеку такую картину, которая побуждает его без промедления начать свои помыслы упорядочивать.

И это упорядочивание, это привязывание своих мыслей, как к некоему колышку, к памятованию о Боге, к стихам из псалмов, к просьбе ко Господу спасти и помиловать нас, к молитве своими словами высвобождает в человеке огромную внутреннюю энергию. Ведь мусор в нашей голове – это не просто некий шлак; это то, что забирает наши интеллектуальные силы, оказывает определенное воздействие на наше сердце, то, что рождает в нас совершенно реальную усталость, которая у современного человека так часто переходит в хроническую. В результате у нас нет сил думать о том, о чем думать действительно нужно, мы истощены напрасными, пустопорожними переживаниями и не находим в себе достаточно сочувствия к ближним.

Безусловно, мы не можем выстроить ход своих мыслей совершенно, не можем сказать себе: «Сейчас я десять минут думаю об этом, потом пятнадцать минут об этом» и так далее. Кроме того, порой и из хаотического движения мыслей складывается что-то такое, что заслуживает внимания. Но всё же нужно различать мысленную «руду», из которой что-то может выплавиться, и мысленную «ерунду», из которой ничего хорошего извлечь решительно невозможно. Если человек во все отрезки времени, когда его ум относительно свободен, стремится занять его молитвой, этого мусора неким удивительным образом становится всё меньше и меньше, он постепенно отсеивается.

Сеяние на камне

Нужно тянуть ниточку молитвы, чтобы она по возможности обвивала, заключала в себе целиком наши сутки. Каким образом это возможно? Это становится возможным тогда, когда христианин не просто начинает день с молитвы и заканчивает его молитвой, а когда он сознательно идет к этому вечернему времени, когда он вновь перед Богом встанет и будет подводить итог прожитому дню: вспоминать все свои поступки, свои дневные просьбы ко Господу, просить о прощении того, что в течение этого дня было не так, и вразумления в том, в чем он не смог разобраться. Тогда у человека будет возможность и в ночной период войти с памятью о Боге и с ощущением предстояния перед своим Творцом. Конечно, во сне мы молиться не будем, но утром, встав и прежде всякого дела обратившись к Богу, ощутим, что эта обращенность в нас никуда и не исчезла.

Нужно тянуть ниточку молитвы, чтобы она обвивала собой целиком сутки

Мы знаем, насколько редко это получается и как легко бывает – в дневной спешке, в вечерней усталости – сбиться с этого пути. Но нужно раз за разом находить, что нашей молитве мешает в нас продолжаться, и разбираться с этим.

Здесь можно вспомнить, например, такое утверждение преподобного Исаака Сирина: молитва злопамятного подобна сеянию на камне. То есть если мы на кого-то обижаемся, сердимся, то уже не сможем помолиться как следует. И хорошо, если человек отдает себе отчет в том, что именно мешает его молитве. А бывает, у человека столько обид на других, что это уже некий неосознаваемый груз, это уже просто постоянный фон его жизни, и почему его молитва оказывается такой сухой, скудной, он, по большому счету, не может понять.

К этому можно добавить, что, как говорил когда-то старец Иероним Эгинский, если ты встаешь на молитву и начинаешь в это время о чем-то, как тебе кажется, очень срочном и важном для себя думать, так что твой ум от молитвы удаляется, то знай: это появились твои враги. Запомни их в лицо, чтобы потом с ними разобраться, и продолжай во что бы то ни стало сосредотачиваться на молитве. Здесь нужно обязательно уточнить, что врагами являются, безусловно, не люди, не вещи, не дела, которые нам во время молитвы вспоминаются, а то, что с этими людьми, вещами и делами в нашем сознании связано и чересчур увлекает наше сердце. Это может само по себе не являться злом в нашей жизни, но в данный момент это то, чему мы позволяем встать между собой и Богом. Нужно понять, каким образом это для нас приобрело такую значимость и как эту значимость снизить. Здесь можно вспомнить эпизод из жития святого Василия Блаженного, когда тот указал царю Иоанну Грозному на его мысли, в которых царь был не на богослужении, а на Воробьевых горах – выбирал место под строительство своего дворца. У нас это может быть не дворец, а что-то гораздо менее грандиозное, но масштаб тут не первичен. Возможно, в возведении этого условного дворца мы совсем не даем действовать Богу, и нужно найти в себе силы сказать: «Господи, я Тебе это доверяю. Я сам всё, что в моих силах, сделать постараюсь, а Ты избавь меня от попечения об этом и дай мне возможность сейчас думать только лишь о Тебе и во всей моей жизни только к Тебе стремиться». И тогда, по милости Божией, нас это попечение внутренне отпустит, и мы сможем помолиться о наших нуждах духовных.

Но здесь может быть другой момент, который в корне отличается от того, о чем я сказал только что. Бывает, что мы во время молитвы вспоминаем человека, который нам причинил какую-то боль, а возможно, что и мы ему причинили боль тоже. И мы с чем-то другим хотим к Богу обратиться, а у нас всё это стоит перед глазами. В этом случае нужно, наоборот, не пытаться освободиться от этих помыслов, а сделать содержанием своей молитвы молитву об этом человеке. И это соединит нашу молитву с жизнью: если бы наши переживания и душевная мука в этот момент были бы об одном, а молились бы мы о другом, это было бы искусственно, а так наша молитва будет цельной и правдивой. Мне представляется очень важной мысль святых подвижников о том, что всё, касающееся нас в этой жизни, касается и Бога, – и поэтому не надо ничего, что нас тревожит и что касается наших ближних и нашего спасения, мимо Бога проносить. Обо всем нужно молиться, и обо всем нужно с Господом говорить.

Правило в трамвае

На этом, наверное, можно было бы и закончить, если бы… Если бы не вопросы, которые можно услышать порой от прихожан после бесед на эти темы. «Батюшка, я со всем согласна, что вы говорите: как нужно сосредоточиться во время правила, как отгонять посторонние помышления. Но на практике я, чтобы собраться, отправить детей в школу, доехать вовремя до работы, встаю в полшестого утра, и для меня единственная возможность прочитать правило – в трамвае…»

Пусть для сосредоточенной молитвы находится только пять-десять минут – но они обязательно должны быть!

Это не редкость. И я не могу сказать прихожанам, которые и так спят по пять-шесть часов в сутки, чтобы они вставали еще на полчаса раньше и успевали помолиться дома. Кто-то молится утром в транспорте, кто-то по дороге вечернее правило читает, возвращаясь поздно с работы, потому что понимает: потом просто от усталости отключится. Но это тоже – жизнь, и наша молитва, как я уже говорил выше, – часть этой жизни со всеми ее непростыми обстоятельствами. По аналогии можно сказать, что кто-то может позволить себе разнообразную, здоровую пищу, а для кого-то основой рациона становятся дешевые макароны. И точно так же, как у человека, не имеющего денег на что-то большее, не возникает вопроса сварить себе макароны или остаться вообще без пищи, у нас не должно возникать дилеммы, помолиться по дороге на работу или просто констатировать, что исполнять правило по утрам мы не можем. Но при этом так же, как человек, живущий в скудости, стремится при любой возможности насытиться, человеку, имеющему мало возможностей для полноценной уединенной молитвы, должно быть свойственно стремление устраивать себе хотя бы время от времени полноценную духовную трапезу.

Нужно постараться, чтобы в любых обстоятельствах хотя бы какое-то время для молитвы в уединении, молитвы сосредоточенной в нашей жизни присутствовало. Если это не может быть полчаса, значит, это должно быть хотя бы пять-десять минут: можно начать таким образом свое утреннее правило, а продолжить его уже в пути. Так же и вечером: можно прочитать в дороге молитвы до «Владыко Человеколюбче, неужели мне одр сей гроб будет…», а заканчивать свою молитву уже в тишине, когда ничто нас не отвлекает от предстояния перед Богом.

Возможно, в какой-то момент мы скажем Богу всего лишь несколько слов, прося у Него прощения за то, что молимся так, то на ходу, то в полусне, прося Его укрепить нас в жизненных трудностях, – и в этих словах будет сконцентрировано то, что не родилось бы в нас даже за много лет при идеальных условиях для молитвы. И если бы мы всё это время не пытались молиться, несмотря ни на что, то этого опять же не было бы. Ведь на самом деле суть молитвы заключается в покаянном, просительном, благодарственном обращении человека к Богу, происходящем непосредственно из его жизни. А всё остальное – лишь некие внешние вариации.