Отец Моисей Берри: Как хиппи-бунтарь стал скромным православным священником

Священник Моисей Берри

Вы бы не заподозрили, что жизнерадостный православный священник, с таким благоговением выносящий на амвон храма в честь иконы Пресвятой Богородицы «Нечаянная Радость» золотой потир, когда-то приторговывал наркотиками, был бродячим хиппи, содержал кофейню с собственной андеграундной музыкальной группой, да к тому же он – потомок Натаниеля Буна, сына легендарного американского героя Даниэля Буна. Отец Моисей Берри в свои 60 с лишним – все еще активный и энергичный человек, с бьющим через край спонтанным задором. Он перескакивает с одной истории на другую, когда идет по основанному им в его родном городе Эш Гров Озаркскому музею афроамериканского наследия. Это человек, распутавший клубок из хитросплетенных историй.

Жизнь отца Моисея корнями уходит глубоко в темную историю американского рабовладения. В музее три комнаты. Все здесь наполнено фамильными предметами, вещами, артефактами, принадлежавшими его семье. Два поблекших черно-белых снимка в овальных рамках – его прабабушка, Мария Бун, возлюбленная Натаниеля, со своей дочерью, Кэролин Бун Берри, его бабушкой. На них тяжелые платья со шнуровкой, в том же стиле – капоты, бывшие в моде в XIX веке. Моисей говорит, что ребенок любовницы-рабыни «рожден между ночью и днем, вырос в стране теней, не от мира сего». Существование подобных детей не признавалось обществом, и такое отсутствие их в американском сознании стало знаковым в их жизни.

Интимные факты жизни семьи создают беспристрастную страницу истории

Коллаж черно-белых фотографий, пожелтевших исторических документов, инструментов, предметов обихода вдоль стен личного музея отца Моисея становятся иллюстрацией того, как личные, почти интимные факты жизни семьи создают беспристрастную страницу истории. Он указывает на выцветшее фото молодой чернокожей девушки в белом платье: «Это Фанни Мюррей в 1866-м, в возрасте 13 лет. Она спасла жизнь молодого человека, в то время как занималась стиркой за 10 центов в неделю. Вот почему даже незначительные, на первый взгляд, поступки могут оказаться важными. Простое проявление любви и доброты, по-видимому, незначительный жест может иметь невообразимые последствия». Молодой человек столкнулся с серьезными трудностями, его семья отказалась от него, но благодаря Фанни он пережил этот кризис и впоследствии стал профессором истории.

Ниже – другое фото, на этот раз в цвете, пожилой женщины в розовом платье и широкополой цветастой шляпе. «Это мисс Оливия Мюррей, дочь Фанни, она умерла в возрасте 93 лет в 1991-м году. Она ходила по улице в длинном платье и капоте даже в 1960-е годы. Она была эдакой Тетей Джемаммой и несколько раздражала местную молодежь. “Посмотрите на нее!” – говорили они, тыкали пальцем, разглядывали, но я всегда убеждал их: нельзя отвергать людей из-за их внешности. Мы не знаем, что это за человек, что за душа».

После такого личного экскурса в историю своей семьи отец Моисей переходит к своей жизни.

Более 40 лет назад 15-летний чернокожий подросток Карл покинул родной дом, когда услышал, что в Калифорнии молодежь «стреляет цветами, а не пулями». «Как только я услышал о Калифорнии, – вспоминает он, - о ‟детях цветов” и как люди живут там в любви, я понял, что должен ехать туда». И он уехал автостопом на запад из родного городка Эш Гров в Миссури. В Калифорнии жил в коммуне, узнал, как делают гашиш и красят футболки. Вернувшись в Миссури, он поселился в Колумбии и занялся торговлей кожаными вещами марки Латиго из Лондона, держал небольшой магазин на углу 8-й улицы и Бродвея. По ночам Карл играл джаз-рок со своей группой «Honey Chile», одна их песня даже стала популярна среди местной молодежи. Также он участвовал в жизни коммуны Стоуни Брук, собиравшейся среди гранитных холмов в окрестностях города. Далее он открыл подпольный кофейный магазин под вывеской компании «Радужный хлеб». С виду это был кофейный магазин, обычный для того времени, в реальности большая часть выручки шла от продажи гашиша и марихуаны. Так бы и продолжался этот весьма прибыльный бизнес, если бы им не заинтересовалась колумбийская полиция. Они не стали получать ордер на обыск, а устроили рейд. После того как полиция вломилась в их лавочку, весь магазин был разгромлен, а Карл и его партнеры арестованы и заключены под стражу.

«Я опустился на колени и стал молиться впервые в жизни»

Безо всяких обвинений Карл был помещен в одиночку. «Это была комната буквально полтора метра на метр и 2 метра высотой. Без окон. В двери была щель, через которую бросали кусок черствого хлеба». Карл не мог сказать, как долго он был заключен в этом каземате. Он боялся худшего. По закону его заключение могло растянуться на 15 лет тюрьмы. «Я достиг дна. Это был конец». Вспоминая, отец Берри разрушает всю мрачную картину своим сочным, гортанным смехом, идущим будто из глубины души: «Я помню день накануне оглашения приговора. Я опустился на колени в темной, узкой ячейке и стал молиться впервые в жизни. Я молился и взывал к Богу, как никогда раньше. Я сказал: “Господи, выведи меня отсюда, и если так будет, я обещаю служить Тебе”».

На следующее утро Карл услышал, как ключ поворачивается в замке его двери. Он знал, что охранники периодически избивают заключенных и потом возвращают их обратно в камеру. Напуганный сценами жестоких избиений, свидетелем которых он был до того, как подвергся одиночному заключению, он не хотел выходить наружу. Охрана была вынуждена вытащить его вон с криками: «Тебя освободили, уходи!»

«Он раскаялся, – задумчиво говорит священник. – Полицейский, выдвигавший обвинения против меня, раскаялся. Он пришел в полицейский участок около полуночи и снял все обвинения. Он появился именно в то время, когда я молился». С этого дня жизнь Карла Берри совершенно изменилась. Его душа откликнулась на Божественный призыв.

Прошло несколько лет, прежде чем Карл пришел к Православию. После своего освобождения он поехал в Нью-Йорк, где стал учителем в Гарлеме. Там он встретил свою будущую жену, еврейскую учительницу либеральных взглядов. «Я помню, как мы шли по улицам Гарлема, держась за руки, и пели песни Битлз. Люди, должно быть, думали, что мы сумасшедшие», – вспоминает отец Моисей. Потом они жили в Атланте, штат Джорджия, и как-то спонтанно приняли приглашение друга приехать в гости в Ричмонд (Вирджиния). После восьмичасового пути они прибыли, было 6 вечера, и друг, пригласивший их (он был православным христианином), сказал: «Я только что узнал об одной церкви, находящейся в двух часах езды отсюда».

Тут была красота, и мир, и любовь

Преодолев сомнения и усталость, они все же поехали и нашли храм. Он располагался на втором этаже чьего-то дома в колониальном стиле. «Это была не отдельная церковь; мы попали в чью-то гостиную», – говорит отец Моисей. Они вошли. За службой пел простенький любительский хор из трех-четырех женщин, Карл никогда еще не слышал такого богослужения. «Я услышал: “Радуйся, Бане, омывающая совесть. Радуйся, Чаше, черплющая радость. Радуйся, Обоняние Христова благоухания. Радуйся, Животе тайного веселия!” – вот это была поэзия. Тут была красота, и мир, и любовь. Было благоухание. Было благоговение. Нигде я не слышал такой службы. Я увидел иконы Моисея Мурина, Киприана Карфагенского, святых китайских мучеников, Петра Алеута. И после этого я стал православным».

С этого момента Карл Берри приложил все усилия, чтобы жить так, как он обещал Богу. Он стал работать со сложными подростками, заключенными, наркоманами. Одним из его успешных проектов стала программа реабилитации из семи ступеней в Детройте, основанная на православном учении о спасении.

Два последние его дела – открытие храма и основание музея в Эш Гроув. Отец Моисей и его семья вернулись к своим корням. Они переехали из комфортабельного трехэтажного дома викторианской эпохи в пригороде Сент-Луиса в 150-летний неприметный фермерский дом, похожий на тот, в котором родилась его прапрабабушка. «Большинство чернокожих покинули Эш Гроув. Моя семья осталась. Когда люди слышали, что я собираюсь открыть музей, они говорили: будь осторожен, белые не любят подобное. Тем не менее музей стал местной достопримечательностью».

«Добрый поступок уходит с вами в вечность и, возможно, спасет вашу душу!»

Отец Моисей заканчивает еще одной историей, подчеркивающей важность взаимоотношений: они единственное, что может превозмочь безличность истории, существование рас, классовое неравенство. Недалеко от дома Бунов и Берри расположено семейное кладбище. Серые камни отмечают могилы, где покоятся рабы, не достигшие станции назначения на Подземной железной дороге^[1]. Один из «кондукторов»-помощников Гарриет Табмэн похоронен здесь. Также здесь находятся могилы Марии Бун и Кэролин Бун-Берри. «Это было около трех месяцев спустя после того, как мы переехали в этот дом и не навели еще порядок. Я приехал из церкви и вдруг увидел красный “Корвет” с калифорнийскими номерами, припаркованный у ворот, перекрывший въезд на кладбище. Я увидел трех блондинов, одетых в черное. Я спросил их: “Что вы здесь делаете?” – “Извините, – ответили они очень вежливо. – Мы не знали, что здесь кто-то живет”. – Я ответил им несколько сердито: “Вот, я здесь живу, и вы сейчас на моем участке. Что вы здесь делаете?” – Оказалось, их воспитывала чернокожая няня, которая похоронена здесь. – “Мамочка воспитывала нас с семи лет, когда умерла наша собственная мать”, – сказали они. Оказалось, что ребята приезжали на ее могилу каждый год в день ее смерти, чтобы возложить цветы». Отец Моисей заканчивает эту историю почти как проповедь: «Простой добрый поступок уходит с вами в вечность и, возможно, спасет вашу душу!»

«Православие – это истина. Это единственный путь спасения, – говорит отец Моисей, – и когда вы поймете, что это такое, то не будете пытаться скрыться от истины. Для православных очень важно сохранять надежду».

«Нет другой надежды, как на нашего Господа Бога и Спасителя Иисуса Христа, – говорит он с улыбкой. – Я – живой пример неоскудевающей любви Божией к свои детям, даже тем, кто ушел в страну далече: пример безнадежности, обратившейся в надежду. Мы никогда не должны терять надежду».