В мордовском селе Оркино Петровского района Саратовской области я бывала не раз: и снежной заиндевелой зимой, и пронзительной поздней осенью, и летом… И каждый раз удивлялась – и красоте этих мест, и людям, которые здесь живут и трудятся, и нечастой в наше время способности этих людей сохранять историческую память.
В 2012 году Оркино торжественно отметило свое 300-летие. Оно, может быть, и старше, это село, просто самое раннее упоминание о нем в документах на сей день – 1712 год. Посреди села – огромный храм в честь Рождества Христова, ему больше 180 лет. Долгие годы он пребывал в заброшенном и поруганном состоянии – а сейчас преображается на глазах, не так скоро, как хотелось бы, но движется к былому своему благолепию – трудами настоятеля иерея Алексия Заславского и сплотившейся вокруг него общины.
Отец Алексий и его супруга Ирина Леонидовна – коренные москвичи и люди уже, прямо скажем, немолодые: седьмой десяток пошел. Батюшка по образованию инженер, выпускник МЭИ; инженерил, как в сказке, тридцать лет и еще три года. Матушка – культработник. Познакомились в свое время у подножья Эльбруса: оба увлекались горным туризмом. Но главное – то, что оба оказались искателями истины. Пройдя через увлечения Востоком, Рерихами, агни-йогой, Блаватской и Порфирием Ивановым, честно отдав себе отчет в ложности и тупиковости всех этих учений, они в начале 1990-х пришли в возрождавшийся тогда Новоспасский монастырь и стали духовными чадами архимандрита Алексия (Фролова), будущего архиепископа Костромского и Галичского, почившего в 2013 году. От природы музыкальный Алексей Васильевич стал петь в церковном хоре, понемногу осваивать регентство; в составе любительского хора подворья Троице-Сергиевой Лавры под управлением Владимира Горбика участвовал даже в патриарших богослужениях. Мечта о священстве становилась все сильнее, но духовный отец не благословлял его на этот путь: возраст не тот, чтобы начинать… И впрямь, кто начинает с нуля на шестом десятке лет?
Один Господь, наверное, может подвигнуть на такое начало. Дочь супругов Заславских Анастасия вышла замуж за семинариста, будущего священника Сергия Вершкова. Вершковы перебрались из Москвы в Саратовскую епархию вслед за бывшим настоятелем московского подворья Троице-Сергиевой Лавры, вновь назначенным епископом Саратовским и Вольским Лонгином (ныне митрополит. – М.Б.). Отцу Сергию на новом месте нужны были помощники, и он перетянул в саратовскую глубинку тестя с тещей. Тут-то и настал момент истины: 56-летний Алексей Васильевич пришел к владыке Лонгину за благословением на священство. В 2006 году состоялась его диаконская хиротония, в 2007-м – иерейская. Семинарию отец Алексий окончил заочно, став самым пожилым выпускником за всю ее историю. И вот – приход в глубинке. Точнее, три прихода, три села. Одно из них – Оркино.
– Когда мы впервые вошли в храм, – рассказывал мне в свое время отец Алексий, – мы увидели в боковых нефах проваленные полы, под которыми лежал толстый слой сгнившего зерна; почерневший потолок, выщербленные стены, дымящую печку-буржуйку…
Техническое образование помогло батюшке решить самые безотлагательные проблемы: провести электричество, отопление, заменить полы, двери, окна. Конечно, не было денег – откуда?.. Но – с самого начала были люди. И местные жители; и те, кто родился здесь и вырос, а теперь работает в Саратове или Петровске; и те, кто сознательно переехал сюда, в село, из города насовсем, как, например, первый помощник настоятеля архитектор и дизайнер Сергей Алпатов и его супруга Альбина. Приехали сюда Алпатовы с двумя детьми, а теперь у них уже четверо. И у них, как говорится, срослось: и возможность обеспечить семью материально, и жизнь духовная. Благодаря Алпатовым у храма в Оркино появился сайт. Зайдите как-нибудь. Лента новостей обновляется почти каждый день, потому что всё время что-то важное происходит.
***
Протерли один из ларей для муки – и увидели иконы, из которых эти лари были сколочены
Недалеко от храма – старая заброшенная мельница, она выглядит как сарай. Минувшей осенью прихожане услышали от кого-то из старожилов, что лари для муки на этой мельнице были сколочены из икон – сразу после закрытия и разгрома церкви в 1930-х годах. Вот что рассказывала тогда мне одна из прихожанок оркинского храма Светлана Никифорова:
– Мы открыли наконец этот замок и вошли в мельницу. Сначала осмотрели верхний этаж, там ничего не оказалось. Потом нас всех вдруг потянуло вниз, под лестницу. Там стояли старые пустые лари. Альбина Алпатова протерла один из них тряпочкой… и мы увидели иконы, из которых эти лари были сколочены. Мне сейчас кажется, что они сразу засветились, заиграли светом, хотя день был пасмурный и внутри мельницы было темно… Лари разбирали больше двух часов, образа теперь сплошь в дырах от гвоздей…
Эти гвозди отец Алексий вытаскивал клещами – непосредственно из ног Спасителя… Такой вот символический момент. Иконы очень сильно пострадали, конечно, но сейчас они находятся там, где были всегда, – в храме в честь Рождества Христова.
***
Александр Сергеев – один из тех уроженцев Оркино, которые живут и работают в городе, но каждое воскресенье спешат в родные места. Тем более – теперь, когда действует храм и столько важных дел связано с храмом. Александр с детства слышал от родных о своем прадеде – степенном благочестивом крестьянине Захаре Ивановиче Богомолове, который не расставался со Священным Писанием и, как умел, толковал его землякам. В достопамятном 1937-м Захар Иванович был арестован. И ни дети, ни внуки ничего более о нем не знали – пока не взялся за дело правнук, а у правнука это как раз совпало с началом сознательного воцерковления. Александру помогли в епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия: он получил доступ к нескольким уголовным делам 1930-х годов и ужаснулся тому, сколько же «преступников» нашлось тогда в глухом мордовском селе и его лесных окрестностях.
Священник Илия Бурцев был расстрелян за то, что «усиливал религиозное влияние через посредство богослужения»
Например, по большому уголовному делу 1930–1931 годов прошло 22 человека, из них пять сельских священников, один псаломщик, один заштатный диакон и одна монахиня; остальные – крестьяне, или, на языке НКВД, – кулаки и, естественно, лишенцы. Все эти люди обвинялись «в создании контрреволюционной организации, которая ставила своей задачей насаждение контрреволюционных ячеек, преимущественно из духовенства… устраивали нелегальные сборища, на которых договаривались об усилении религиозного влияния среди населения через посредство коллективного богослужения, вели суждения по вопросу ослабления и подрыва проводимых мероприятий…» и т.д.
Из документов этого дела:
«Священник Белов высказывал проповеди из евангелия (с маленькой буквы, конечно. – М.Б.), призывал усердно молиться, вовлекать в число верующих новых граждан, заявляя, что советская власть устраивает гонения на церковь».
«Эти лица собирались в доме монашки Жeвайкиной, вели антисоветскую агитацию, подстрекали население к недопущению снятия колоколов, вследствие чего собравшаяся толпа жителей не дала возможности провести изъятие».
А священник Илия Бурцев, уговаривая своего соименника заштатного диакона Мигачева стать священником, по показаниям последнего говорил: «Несмотря на то, что сейчас гонения на нас, то долг наш, священнослужителей, – службу проводить. Унывать не следует, Господь Бог услышит наше горе и пошлет перемены к лучшему».
Священники Илия Бурцев и Яков Белов расстреляны. Большинство других подсудимых получили десятилетние сроки.
Что же касается Захара Ивановича Богомолова, прадеда Александра Сергеева, то он взошел на свою голгофу шестью годами позже. Следствие пришло к выводу, что Богомолов «систематически занимался контрреволюционной деятельностью, распространял клеветнически провокационные суждения о скорой гибели Советской власти, клеветнически высказывался в адрес руководителей партии и правительства». Мученик Захар расстрелян в октябре 1937 года.
По благословению отца Алексия Заславского усилиями семей потомков репрессированных крестьян на средства, собранные всем миром, на оркинском кладбище установлен большой крест с надписью: «От благодарных потомков жителям села Оркино, репрессированным, невинно убиенным и сгинувшим в лагерях ГУЛага в 30–40 годы ХХ века».
***
Здесь, в лесу, в 1930–1940-х годах был скит, где жили и молились монахини разоренных обителей
4 августа сего года мимо этого креста прошел многолюдный крестный ход, возглавляемый митрополитом Саратовским и Вольским Лонгином. Молитвенная процессия направлялась в лес, к месту, называемому «Монастырский родник», где в 1930-е и, по некоторым данным, 1940-е годы был тайный монашеский скит, в котором жили и молились монахини разогнанных большевиками обителей, в частности Вольского женского монастыря в честь Владимирской иконы Божией Матери. Место это почиталось в округе издавна, то есть с тех времен, когда монахини там еще жили; а позже люди ходили туда молиться, в засуху – просить дождя. Там был родник со срубом, его периодически чистили; стоял крест. Приход оркинского Христорождественского храма занялся «Монастырским родником» прошлым летом: расчистили дорогу в лесу, установили взамен полуистлевшего новый крест, устроили новый колодец, отыскали остатки землянок…
Подтверждение тому, что монашеское поселение в лесу действительно существовало, что монахини или, может быть, женщины, не принимавшие монашеского пострига, жили в землянках, удалось получить благодаря уже упомянутому Александру Сергееву и епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия, возглавляемой протоиереем Кириллом Краснощековым. В числе уголовных дел 1930-х годов, связанных с Оркиным, есть дело двух насельниц Вольского монастыря – Елены Мигачевой и Агафьи Кривоноговой. Обеим было за пятьдесят, обе жили в монастыре с юности, обе после его разгрома вернулись в родное село и вскоре были арестованы; обеим было предъявлено обвинение в «организации контрреволюционных сборищ» и «агитации против мероприятий соввласти». И обе были расстреляны. Так вот, из показаний Агафьи Кривоноговой, которая, по ее словам, живя в монастыре, пострига не принимала, «между Озерками и Оркиным в лесу была пещера, в которой руководительницей была Лушникова из села Озерки. Туда ходила и я. Эта пещера носила название келлии монастыря. Так я считала себя монашкой. В связи с этим я состояла членом церковного совета Оркинской церкви вплоть до ее закрытия». Но это только начало: оркинцы продолжают поиски и надеются установить всё: и имена лесных отшельниц, и историю каждой из них.
День крестного хода был для села особым днем: за архиерейской Литургией в похорошевшем Христорождественском храме молились не только жители села, но и многочисленные гости, приглашенные общиной из Саратова и Петровска. Владыка Лонгин обратился к собравшимся с проповедью:
– Мы не имеем права забывать о той героической и очень тяжелой странице нашей церковной истории. Жить в лесу, и не одну неделю, не один месяц, а годами, и летом, и зимой – это, безусловно, подвиг, и мы преклоняемся перед этим подвигом: люди шли на жертвы ради Христа, ради возможности жить с Ним, не отрекаясь от Него. Будем помнить и этих монахинь, и всех тех, кто пострадал ради Господа, кто не предал Его, не отступился, кто оставил ради Него всё, что имел и мог бы иметь.
Дистанция крестного хода – пять километров. Местность холмистая, то вверх, то вниз, то полем, то лесом. Жара. Но организаторы крестного хода позаботились обо всем – в храме перед выходом каждый мог взять себе бесплатно бутылку воды. Издалека – поскольку процессия растянулась – доносится пение архиерейского хора, а мы тут подпеваем как можем. И радостно, как всегда бывает радостно в крестных ходах. На роднике, на колодце владыка совершает водосвятный молебен, а затем всех ждет братская трапеза и концерт на лесной поляне. Старожилы рассказывают, как ходили к «Монастырскому роднику» еще со своими бабушками и дедушками…
Если вдуматься, ведь совершенно удивительное это явление – такое вот неофициальное и стойкое почитание народом святых мест, связанных с жизнью подвижников, и зачастую – подвижников гонимых. Совсем недавно мне пришлось побывать в Вавиловом Долу, это Ивантеевский район Саратовской области, и вот – Оркино.
Оркино стало уже центром местного паломничества. На сайте то и дело читаешь об очередной прибывшей группе гостей – взрослых или детей из воскресной школы саратовского храма. А ведь совсем недавно о нем мало кто знал. Мало ли в нашей глубинке «бесперспективных» сел…
Но назвать трехсотлетнее Оркино «бесперспективным» язык не поворачивается. Потому что все мои оркинские друзья – простите уж за пафосную фразу – смотрят в будущее и именно ради него спасают от забвения прошлое.