Публикуемые ниже воспоминания об архимандрите Иоанне (Крестьянкине) и Псково-Печерской обители были записаны Андреем Вячеславовичем Емельяновым, тогда студентом ПСТГУ, в 2008 году при подготовке дипломной работы, посвященной служению отца Иоанна, и шли в качестве приложения к ней. Это рассказ ответственного советского работника о посещениях Печерской обители в 1980-е годы и воспоминания пожилой жительницы Печор, духовной дочери преподобного Симеона Псково-Печерского.
Сам Андрей Вячеславович часто бывает в обители, его мама живет в Печорах.
Узнав о том, что митрополит Тихон (Шевкунов) призывает жителей Печор делиться воспоминаниями пожилых печерян о подвижниках благочестия, связанных с Псково-Печерским монастырем, Андрей Вячеславович прислал нам эти свои студенческие «полевые» записи.
«Для меня это было как сказка, как легенда»
Анатолий Владимирович Прокофьев (в 1980-е возглавлял отдел по качеству обслуживания населения, посетил Псково-Печерский монастырь в 1982 году в составе делегации Республиканского Совета по туризму и экскурсиям РСФСР)[1]:
– 1982 год. Первый мой визит на Псковскую землю состоялся именно тогда, в тот год. Конечно, жемчужиной явился монастырь, Псково-Печерская Лавра – почему-то именно так мы его все время называли; конечно, это немножко неправильно, но вместе с тем впечатление было на удивление светлое, красивое. Был я в праздник Троицы. Мне удалось побывать и в Троицком соборе Пскова.
А на следующий день мы были уже в самом Псково-Печерском монастыре. Удалось мне побывать во всех закоулках этого монастыря. Чуть ли не по стенам пройти, потому что показали все, что можно и нельзя было усмотреть и увидеть. Я был очень впечатлен всем увиденным, так как такая святыня была мною увидена впервые. Мне чуть ли не грезились кровавые ручьи, те самые, о которых шло повествование экскурсовода, когда мы проходили по этой «кровавой» монастырской дороге. Впечатлений было много, очень много.
И очень интересное событие, что ли, уж я не знаю, как назвать это: видел я личность весьма интересную – отца Иоанна, ой, хотел сказать Кронштадтского, – Крестьянкина. Мы ходили группой, многие там были и серьезные люди: из обкома партии, из тогдашнего облсовпрофа (это областной совет профсоюзов). И как гостя из Москвы меня там всячески ублажали и святыни все показывали… Это была поездка проверочная, то есть я смотрел состояние работы с кадрами, людской состав, чем заняты, какие ошибки…
Прошлись и по пещерам, и даже была возможность походить по стенам. Я видел весь монастырь – очень красиво!
Это была моя первая поездка, потом состоялась и вторая, и третья, и зимой, но впечатление от лета, от праздника Троицы, было неизгладимое, и больше всех запомнилась именно эта поездка…
Как раз тогда я и видел отца Иоанна (Крестьянкина). Он был в братском корпусе, который рядом со святым источником. Я видел человека, который посмотрел на нас из окна, а экскурсовод показал нам в сторону этого человека, сказав нам, что это отец Иоанн (Крестьянкин). Мы поклонились ему, и он нам поклонился. В то время я только отдаленно был знаком с Православием, для меня это было как сказка, как легенда. А тут воочию я увидел в первый раз в жизни людей в монастырских одеяниях; причем это были молодые ребята, одухотворенные, пронзительные глаза такие – меня это тогда поразило.
Видел я и старых монахов, их было немного, два или три человека, кого я видел. К ним с глубочайшим почтением относилась вся братия. Бесед не было, так как люди – партийная верхушка, какие там беседы могли быть! Вообще я считал тогда, что монастырь и монахи имеют право на существование, и никаких антирелигиозных бесед там проводить, конечно, я не собирался. Следующие поездки тоже были в составе делегаций. О жизни монашеской было вообще мало что известно в то время. И люди заботились, чтобы лишнего в Москву не увезли.
По воспоминаниям А.В. Прокофьева, позиция тогдашних партийных функционеров была следующая: «Вас еще не закрыли? Ну ничего, закроют – не сегодня, а завтра!»
Позднее Анатолий Владимирович обрел крепкую веру в Бога, начал участвовать в церковных таинствах и даже работал в Паломническом центре Московского Патриархата, где организовывал поездки к святыням Православия. Сейчас на пенсии.
«За отцом Иоанном всегда шла вереница народа»
Вера Сергеевна Волкова (1924–2011)[2] всю жизнь прожила в Печорах, была духовной дочерью еще преподобного Симеона Псково-Печерского.
Родилась Вера Сергеевна 5 апреля 1924 года в деревне Сенно (скончалась в декабре 2011 года) Печорского уезда, недалеко от Нового Изборска (эстонцы называли его Ирбоска). По Тартусскому мирному договору 1920 года между Эстонией и советской Россией весь нынешний Печорский район принадлежал Эстонии, поэтому считается, что родилась она в Эстонии; она прекрасно владеет эстонским языком. Родители ее были крестьянами, владели своей землей. Училась она в русской школе. Учеба проходила в то время по избам, а последний, 6-й класс учились в доме православного священника. После школы работала в своем хозяйстве.
Молиться ходили в свой приходской храм, но на Успение всегда ходили в Печерский монастырь (это около 20 километров).
Во время Великой Отечественной войны немцы отправили ее на лесозаготовки, где было очень тяжело. Потом ей удалось устроиться на железную дорогу, где она выучила немецкий и эстонский языки. Эстонский она считает очень сложным, так как там 16 падежей. В 1944 году Красная Армия освободила Изборск от фашистов, и ее перевели работать телеграфисткой на ж/д станцию в г. Печоры, где она и проработала 42 года, до выхода на пенсию.
В Псково-Печерском монастыре Вера Сергеевна ходила к отцу Симеону (Желнину), а после его смерти к отцу Серафиму (Розенбергу), который был родом из старого Изборска. Поэтому мама Веры Сергеевны очень хорошо знала его и «была с ним “на ты”». Отец Симеон не благословлял их вступать в колхоз, и им удалось избежать этого.
«Все белые цементные столбики по “кровавой дорожке” отливал сам отец Симеон»
«Все белые цементные столбики по “кровавой дорожке” в Псково-Печерском монастыре отливал сам отец Симеон, – вспоминает Вера Сергеевна. – Отец Иоанн (Крестьянкин) служил часто – каждое воскресенье. И на буднях тоже служил. И вокруг него всегда было очень много народа. По монастырю отец Иоанн один никогда не ходил, всегда за ним шла вереница народа. Отец Филарет, его келейник, “отгонял” особо приставучих от отца Иоанна. Последнее время его возили на коляске.
Однажды в Успенском храме обители, проповедуя, отец Иоанн коснулся поминовения усопших: “Кто поминал родителей с вином, идите просите прощения. Вы только масла им в огонь подливаете”. А вообще он хорошо говорил проповеди. Особенно хороши они были в пятницу, на первой неделе Великого поста, перед общей исповедью».
Знакомые присылали письма отцу Иоанну на имя Веры Сергеевны, и она отдавала их:
Отец Иоанн говорил: «Кто поминал родителей с вином, просите прощения. Вы только масла им в огонь подливаете»
«Передавала через отца Филарета или через Марию, Анну, которые там работали. Попасть же к отцу Иоанну всегда было сложно.
Интересно, что отец Симеон и отец Серафим сами рыли себе нишу в пещерах для погребения.
На всё брала благословение у отца Симеона».
Хотелось бы привести воспоминания Веры Сергеевны и о крестных ходах, которые ходили из Псково-Печерского монастыря в 20–30-е годы XX века. Вот, например, крестный ход в Вознесение:
«Из монастыря шли пешком, несли на своих руках чудотворные иконы “Умиление”, Казанскую и другие иконы, но главную святыню монастыря – Успенскую икону – не брали (ее вообще очень редко выносили). В каждой деревне выносили хлеб, квас. Священники служили молебны по домам, у того, кто просил. Шли к Печкам, недалеко от тогдашней советско-эстонской границы. От Печков шли к Сенно, дальше к Старому Изборску. И везде служили вечером всенощную, а утром Литургию. Потом шли в Малы. Выходили из монастыря в Вознесение и возвращались в Троицкую субботу. Так как надо было встречать крестный ход, а в этот день была родительская суббота, то в Печорах перенесли Троицкую родительскую на четверг и назвали “родительский четверг”».
Что интересно, и до сих пор в приходской печорской церкви 40 мучеников Севастийских служат заупокойные службы и в четверг, и в субботу перед Троицей, что, конечно же, есть отголоски того Крестного хода.