«Лестницу поскорее, давай лестницу!..»

О русском писателе Гоголе и Синайском игумене Иоанне

Четвёртая неделя Великого поста посвящена великому святому – преподобному Иоанну Лествичнику. Его сочинение «Лествица» – вершина христианских аскетических писаний. Между тем сильное влияние Лествичника испытала и великая русская литература в лице Николая Васильевича Гоголя. Об этом мы говорим с известнейшим гоголеведом, доктором филологических наук, профессором филологического факультета МГУ Владимиром Воропаевым.

– Владимир Алексеевич, когда Гоголь впервые прочитал «Лествицу»?

– «Лествица» преподобного Иоанна Синайского была одной из любимых книг Гоголя с юности. Есть все основания полагать, что уже в конце 1820-х годов он составил рукописный сборник «Из книги: Лествица, возводящая на небо». Этот гоголевский автограф, довольно значительного объема (на 92 страницах, в восьмую долю листа) и написанный каллиграфическим почерком, до 1938 года находился в Харьковском Историческом музее (бывшем Музее Слободской Украины имени Г.С. Сковороды); дальнейшая его судьба неизвестна.

Поскольку во время Великой Отечественной войны харьковские архивы вывозили в Германию, можно предполагать, что рукопись оказалась в Германии. Дошедший до нас автограф Гоголя, хранящийся ныне в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) и датируемый приблизительно 1843-м годом, включает в себя выписки из «Лествицы» в том переводе, который был издан в Москве в 1785-м году с названием «Лествица, возводящая на небо» (возможно, что Гоголь пользовался и другим изданием этого перевода). Цитаты и реминисценции из нее встречаются в письмах Гоголя первой половины 1840-х годов. По всей видимости, в своих заграничных странствиях писатель имел при себе составленный им рукописный сборник.

На сегодняшний день все дошедшие до нас выписки Гоголя из «Лествицы» опубликованы в Полном собрании его сочинений и писем в 17-ти томах. Издание вышло в 2009–2010-м годах, когда отмечался 200-летний юбилей со дня рождения Гоголя, по благословению Святейшего Патриарха Кирилла и приснопамятного, почившего уже Блаженнейшего Митрополита Киевского и всея Украины Владимира.

Гоголь был очень начитан в святоотеческой литературе. После его кончины в его бумагах были обнаружены целые фолианты выписок из творений святых отцов и учителей Церкви.

Гоголь был очень начитан в святоотеческой литературе

– Когда он начал это делать? Тоже ещё в юности?

– Выписки Гоголь делал в разное время. Все дошедшие до нас рукописи духовного содержания также изданы в 17-томнике. Например, целая рукописная книга Гоголя под названием «Выбранные места из творений святых отцов и учителей Церкви». Помимо древних отцов Церкви – Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Афанасия Великого, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Кирилла Александрийского и других – в этом сборнике содержатся также отрывки из сочинений современных Гоголю духовных писателей: святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского, Задонского затворника Георгия и многих других.

Правда, среди них нет Иоанна Лествичника, вероятно, потому, что Гоголь и так возил с собой свой конспект «Лествицы». Писатель провёл в странствиях по Европе, за границей, более 11 лет, и он не имел возможности возить с собой большую библиотеку.

До нас дошла и другая рукопись Гоголя – выписки из служебных Миней, названная им «Церковные песни и каноны» (также изданная в 17-томнике). Он прочитал Минеи за полгода и сделал выписки на каждый день. Гоголь прекрасно читал на церковнославянском языке, и это, конечно, отразилось на его понимании русской литературы. В статье «В чём же наконец существо русской поэзии и в чем её особенность» он указал на три источника самобытности, из которых должны черпать вдохновение русские поэты.

Это народные песни, пословицы и слово церковных пастырей (в другом месте статьи названы церковные песни и каноны). Можно с уверенностью сказать, что эти источники имеют первостепенное значение и для эстетики Гоголя. Он писал: «Еще тайна для многих этот необыкновенный лиризм – рожденье верховной трезвости ума, – который исходит от наших церковных песней и канонов…». Тайна этого лиризма была открыта Гоголю и известна не понаслышке, а из личного опыта.

Кстати, ещё одно подтверждение того, что Гоголь собственноручно переписал «Лествицу», я нашел в изданной в 2012-м году книге «Пророки византизма». Это переписка известного нашего мыслителя, писателя и публициста Константина Николаевича Леонтьева с его ближайшим другом Тертием Ивановичем Филипповым. В письме из Санкт-Петербурга от 22 февраля 1888 года Филиппов сообщал Константину Леонтьеву: «С высоты ‟Лествицы”, которая особенно его (т.е. Гоголя – ред.) восхищала и которую он переписал своей рукой, желая глубже запечатлеть в своей памяти её божественное содержание, все его произведения, в особенности комические, естественно, должны были представиться ему в их относительном ничтожестве».

Действительно, Гоголь очень строго относился к своим ранним произведениям, и в предисловии к своему собранию сочинений в четырех томах (единственном прижизненном) пишет, что снисходительный читатель может пропустить весь первый том, то есть «Вечера на хуторе близ Диканьки», и начать чтение со второго.

Откуда Филиппов мог знать, что Гоголь переписал «Лествицу» своей собственной рукой? Дело в том, что в свое время он служил чиновником по особым поручениям при графе Александре Петровиче Толстом, который уже после смерти Гоголя стал обер-прокурором Святейшего Синода. И он мог знать о гоголевской рукописи от графа Толстого или видеть ее в его доме. Писатель умер в доме графа Александра Петровича Толстого в Москве на Никитском бульваре, и оставшиеся после его кончины рукописи хранились какое-то время там. Потом часть из них была отправлена в Васильевку матери и сёстрам Гоголя.

Кстати, сам Константин Леонтьев тоже был большой поклонник и почитатель преподобного Иоанна Синайского. Он отдавал ему предпочтение перед Достоевским, о чем писал в одном из писем из Оптиной Пустыни своему ученику Анатолию Александрову: «Надо доходить скорей до того, чтобы Иоанн Лествичник больше нравился, чем Достоевский».

– Для Леонтьева это была принципиальная мысль, что Достоевский важен лишь как переходная ступень к отцам Церкви, святоотеческому учению.

– Да, но ведь это не значит, что Достоевский не нужен. Тот же Гоголь говорил, что искусство, литература – это незримые ступени к христианству, поскольку современный человек не в силах встретиться прямо со Христом.

Впрочем, вы, наверное, знаете известный отзыв святителя Игнатия (Брянчанинова) о Гоголя? Он сказал, что Гоголь во многом заблуждается, движется душевными побуждениями, а не духовными. Поэтому книга его «издает из себя и свет и тьму».

– Игнатий Брянчанинов про какую книгу Гоголя это сказал?

– Про «Выбранные места из переписки с друзьями». По выходе книги Петр Плетнев отправил два экземпляра друзьям писателя Балабиным. Мария Петровна Вагнер (рожденная Балабина), бывшая ученица Гоголя (которой он давал уроки в бытность свою в Петербурге), один из них передала для прочтения святителю Игнатию, в ту пору архимандриту, настоятелю Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга. и тот возвратил книгу со своим отзывом. Святитель Игнатий в вопросах духовной жизни рекомендует руководствоваться святыми отцами, а не Гоголем. И это совершенно справедливо.

Однако важно понимать, для кого Гоголь писал свою книгу. Когда он получил это письмо-отзыв из Петербурга, то признал справедливость упреков, но утверждал, что для произнесения полного суда над книгой «нужно быть глубокому душеведцу, нужно почувствовать и услышать страданье той половины современного человечества, с которою даже не имеет и случаев сойтись монах».

Примерно в то же время Гоголь писал протоиерею Матфею Константиновскому: «Мне кажется, что если кто-нибудь только помыслит о том, чтобы сделаться лучшим, то он уже непременно потом встретится со Христом, увидевши ясно, как день, что без Христа нельзя сделаться лучшим, и, бросивши мою книгу, возьмет в руки Евангелие». Можно сказать, что эта мысль Гоголя и есть тот итог, к которому он пришел в результате своих размышлений о писательстве. Но этот итог не запрещал ему художественного творчества, а лишь подвигал к решительному его обновлению в свете евангельского слова.

Своеобразным итогом заочного диалога двух выдающихся представителей русской культуры, классиков отечественной литературы, могут служить слова известного писателя и новомученика протоиерея Иоанна Восторгова о том, что такие творцы, как Гоголь, по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии: они предохраняют мысль от разложения и гниения, делают пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой. Это сказано было на панихиде по Гоголю в Тифлисе в 1902-м году.

Такие творцы, как Гоголь, по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии

– Как часто Гоголь читал и перечитывал «Лествицу»?

– Это неизвестно. В его письмах 1840-х годов и в произведениях находят множество реминисценций из «Лествицы».

– Какие?

– Образ лестницы, соединяющей землю с небом, – один из любимейших у Гоголя. Он встречается уже в одном из самых ранних его произведений – в повести «Майская ночь, или Утопленница» (1829 год).

«Ни один дуб у нас не достанет до неба, – сожалеет красавица Ганна. – А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по нем на землю ночью перед Светлым праздником». – «Нет, Галю, отвечает ей казак Левко, – у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед Светлым Воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле».

Акакий Акакиевич Башмачкин Акакий Акакиевич Башмачкин

Образ лестницы есть также в «Сорочинской ярмарке», «Главе из исторического романа», «Страшной мести». О предстоящей борьбе со «страстями» и восхождении «по скользким ступеням» лестницы Гоголь упоминает в письме к матери от 24 июля 1829 года.

Также иногда Акакия Акакиевича Башмачкина из «Шинели» сравнивали с преподобным Акакием из «Лествицы». Ведь поведение героя Гоголя носит аскетический характер. Правда, его аскетизм направлен в ложную сторону. В «Шинели» писатель показывает, как человек вкладывает всю свою душу без остатка в вещь – шинель. Эта сторона героя повести, заслуживающая не только сострадания, но и порицания, была отмечена Аполлоном Григорьевым, который писал, что в образе Башмачкина «поэт начертал последнюю грань обмеления Божьего создания до той степени, что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя, до того, что шинель делается трагическим fatum (лат. судьба, рок, неизбежность. – ред.) в жизни существа, созданного по образу и подобию Вечного…».

Следы чтения «Лествицы» присутствуют во многих произведениях Гоголя

Так что следы чтения «Лествицы» присутствуют во многих произведениях Гоголя. Но главное, что они есть и в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Построенная как назидательный труд для современников, нечто вроде аскетического трактата для светских людей, книга Гоголя имеет подобную «Лествице» композицию и духовную направленность: восхождение человека от самого низкого, заземленного состояния – физической или душевной смерти (последняя определяется погруженностью в многообразные страсти) – через победу над страстями и умерщвление в себе «ветхого человека» – к конечной цели – стяжанию Духа Святого и воскресению (одна из последних глав «Лествицы» – «О земном небе, или о богоподрожательном бесстрастии и совершенстве, и воскресении души прежде общего воскресения»).

– Но тем не менее неизвестно, как часто Гоголь читал «Лествицу»?

– Думаю, часто, если он возил с собой свой конспект «Лествицы» в 92 страницы в восьмую долю листа – это большой формат, по сути, амбарная тетрадь. Собственно, там именно 92 листа, не страниц, то есть листы, исписанные с двух сторон.

– Сохранились ли какие-то высказывания Гоголя о «Лествице»?

– Нет, но то, как глубоко жил этот духовный образ в сознании писателя, можно видеть, например, по его предсмертным словам: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..» Последние часы жизни умирающего Гоголя описаны доктором Алексеем Терентьевичем Тарасенковым: «Позже вечером (20 февраля. – В. В.) он, по-видимому, стал забываться и терять память… Часу в одиннадцатом он закричал громко: ‟Лестницу, поскорее, давай лестницу!..” Казалось, ему хотелось встать. Его подняли с постели и посадили на кресло».

Исследователи не раз отмечали сходство предсмертных слов Гоголя о лестнице с тем, что сказал незадолго до своей блаженной кончины святитель Тихон Задонский, сочинения которого Гоголь перечитывал неоднократно. На память также приходят предсмертные слова Пушкина, обращенные к Владимиру Ивановичу Далю: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше... ну, пойдем!»

– Как вы считаете, почему Гоголю была так близка книга Лествичника, что он её даже переписал собственноручно?

– Это важнейшая книга в православной аскетике. И в жизни, и в творчестве Гоголь шел самым трудным, самым сложным путем – путем церковной аскетики – восстановления в себе образа Божия, воцерковления своих писаний. И он остался одиноким подвижником в литературе, почти никем не понятым.

– То есть Гоголю было близко именно аскетическое содержание «Лествицы»?

– Конечно. Гоголь был едва ли не единственным писателем-классиком, творческую мысль которого питали святоотеческие творения. Известно, что в Оптиной Пустыни он прочитал на церковнославянском языке рукописную книгу преподобного Исаака Сирина (с которой в 1854-м году старцем Макарием было подготовлено печатное издание), ставшую для него откровением. В монастырской библиотеке хранился экземпляр первого издания «Мертвых душ», принадлежавший графу А.П. Толстому, а после его смерти переданный оптинскому иеромонаху Клименту (Зедергольму), с пометами Гоголя, сделанными по прочтении этой книги. На полях одиннадцатой главы, против того места, где речь идет о «прирожденных страстях», он набросал карандашом: «Это я писал в прелести (обольщении – ред.), это вздор – прирожденные страсти – зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей – теперь, когда стал я умнее, глубоко сожалею о ‟гнилых словах”, здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение ‟Мертвых душ”. Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравую психологию и не кривое, а прямое понимание души, встречаем у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, – не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимания природы души».

Любое произведение Гоголя имеет глубокий духовный подтекст. Только современные читатели в большинстве своем об этом не догадываются. Спросите, например, любого школьника или учителя, кто такие мёртвые души? Почему они мёртвые? Едва ли кто ответит вразумительно. А между тем Гоголь в своей предсмертной записи обратился к нам, соотечественникам, с такими словами: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…» Герои Гоголя без Бога живут, поэтому они и мёртвые.

Владимир Воропаев Владимир Воропаев

– Но в самом тексте «Мертвых душ» нет имени Иисуса Христа, и там про эту дверь ничего не сказано. Это поздний авторский комментарий.

– Но идея-то была. Гоголь говорил, что хотел так написать свою книгу, чтобы путь ко Христу стал ясен для каждого. По всей вероятности, он хотел провести своего героя через горнило испытаний и страданий, в результате которых он должен был бы осознать ложность, неправедность своего пути. Этим внутренним переворотом, из которого Чичиков вышел бы другим человеком, по-видимому, и должны были завершиться «Мертвые души». По словам архимандрита Феодора (Бухарева), не раз беседовавшего с Гоголем о его сочинении, «первым вздохом Чичикова для истинной прочной жизни должна кончиться поэма».

Страшен тот ревизор, который ждёт нас у дверей гроба

То же самое – с «Ревизором». Какого ревизора надо бояться по Гоголю? Заключительная немая сцена – это сцена Страшного Суда. Герои даже пальцем не могут пошевелить, они перед Судией. Вот какого ревизора нужно бояться. Не этого пустышку Хлестакова-щелкопёра и даже не того, настоящего, которого посылает Император, а того, который ждёт у дверей гроба. «Страшен тот ревизор, который ждёт нас у дверей гроба», – говорил Гоголь. Главная идея «Ревизора» – идея неизбежного духовного возмездия, которое ждет каждого человека.

– Гоголь не собирался уйти в монастырь и стать монахом?

– Последнее десятилетие жизни Гоголя проходит под знаком все усиливающейся тяги к иночеству. Не давая монашеских обетов целомудрия, нестяжания и послушания, он исполнял их в своей жизни. Современники не оставили никаких свидетельств о близких отношениях его с какой-либо женщиной. «Нищенство есть блаженство, которого еще не раскусил свет, – говорил он. – Но кого Бог удостоил отведать его сладость и кто уже возлюбил истинно свою нищенскую сумку, тот не продаст ее ни за какие сокровища здешнего мира». Гоголь не имел своего дома и жил у друзей, – сегодня у одного, завтра у другого. Свою долю имения он отказал в пользу матери и остался нищим, – помогая при этом бедным студентам из средств, полученных за издание своих сочинений. Оставшееся после смерти Гоголя личное его имущество состояло из нескольких десятков рублей серебром, книг и старых вещей – а между тем созданный им фонд «на вспоможение бедным молодым людям, занимающимся наукою и искусством», составлял более 2500 рублей.

Были у него попытки оставить литературное поприще и уйти в монастырь.

Одна была в 1845-м году в Веймаре, где Гоголь был с графом Толстым. Он там исповедовался у протоиерея Стефана Собинина, причащался. А Марфа Собинина, дочь священника, известная мемуаристка, замечательная пианистка, ученица Ференца Листа, записала в своём дневнике: что Гоголь просил у её отца содействия в поступлении в монастырь. Но тот, видя его ипохондрическое (болезненное) состояние духа, отговаривал его и убедил не принимать окончательного решения.

Также и оптинские отцы оставили свидетельства о стремлении Гоголя уйти в монастырь. Преподобный Варсанофий рассказывал своим духовным чадам, что во время последнего посещения обители Гоголь имел намерение остаться в скиту, но старец Макарий не благословил его на это. Это предание отчасти подтверждается свидетельством сестры Гоголя Анны Васильевны, которая писала Владимиру Шенроку, биографу писателя, что брат ее «мечтал поселиться в Оптиной Пустыни».

Монашеские устремления Гоголя отразились и в его творчестве. В повести «Портрет» (второй редакции) художник, создавший портрет ростовщика, решает уйти из мира и становится монахом. Приуготовив себя подвижнической жизнью отшельника, он возвращается к творчеству и создает картину («Рождество Иисуса»), которая поражает зрителей как бы исходящим из нее светом духовности. В конце повести монах-художник наставляет сына: «Спасай чистоту души своей. Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится».

Вторая редакция «Портрета» свидетельствует, что Гоголь вполне сознательно шел по избранному пути религиозного осмысления искусства. В повести он как бы наметил программу своей жизни. Его попытка оставить мир летом 1845 года, по всей видимости, не предполагала окончательного отказа от творчества, но как бы подразумевала возвращение к нему в новом качестве. Путь к большому искусству, полагал Гоголь, лежит через личный подвиг художника. Нужно умереть для мира, чтобы пересоздаться внутренне, а затем вернуться к творчеству.

Гоголь вполне сознательно шел по избранному пути религиозного осмысления искусства

Любовь Гоголя к монашескому образу жизни выражена в конкретных словах составленной им молитвы, которая содержится в его записной книжке: «Милосердия, Господи. Ты милосерд. Прости все мне грешному. Сотвори, да помню, что я один и живу в Тебе, Господи; да не возложу ни на кого, кроме на одного Тебя, надежду, да удалюсь из мира в святой угол уединения». Это устремление Гоголя было открыто не только его ближайшим родственникам или таким литературным соратникам, как Василий Жуковский, но и некоторым школьным приятелям.

Священник Матфей Константиновский Священник Матфей Константиновский – Вы сказали, что Гоголь в своей жизни соблюдал три монашеских обета – нестяжание, целомудрие и послушание. С целомудрием вроде ясно, раз он принципиально не женился. А другие два?

– Что касается нестяжания – то имущества у него, как я уже сказал, практически не было. Все доходы от своих сочинений он завещал в пользу матери, чтобы она делила их пополам с бедными. А свое родовое имение просил превратить в монастырь. Сестра должна была стать игуменией. Это всё в завещании Гоголя сказано.

– А послушание?

– О церковном отношении Гоголя к послушанию говорит тот поразительный факт, что он по совету своего духовного отца, ржевского протоиерея Матфея Константиновского, сжег главы незаконченного труда и практически отказался от художественного творчества. О том, насколько труден этот шаг был для Гоголя, можно судить по его признанию в «Авторской исповеди»: «Мне, верно, потяжелей, чем кому-либо другому, отказаться от писательства, когда это составляло единственный предмет всех моих помышлений, когда я все прочее оставил, все лучшие приманки жизни, и, как монах, разорвал связи со всем тем, что мило человеку на земле, затем, чтобы ни о чем другом не помышлять, кроме труда своего».

Святоотеческое наследие, непосредственное общение с носителями святоотеческой традиции во многом определили характер религиозного миросозерцания Гоголя, особенности его творчества. Можно сказать, что определяющей чертой религиозного мировоззрения Гоголя является понимание Священного Писания и всех вопросов общественной и духовной жизни в духе святых отцов.

Гоголь сказал всем нам, что значит быть русским. Он писал: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь Сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви».

Это не Достоевский первый сказал, что русский – это православный, это Гоголь сказал: «Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, – нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова».

С Владимиром Воропаевым
беседовал Юрий Пущаев

5 апреля 2019 г.

Смотри также
Царский путь спасения Царский путь спасения
Прот. Андрей Овчинников
Царский путь спасения Царский путь спасения
Протоиерей Андрей Овчинников
Христианин должен постоянно пребывать в поиске правильных шагов и решений, чтобы следовать по «царскому пути» своей жизни.
Советы из «Лествицы» современным христианам Советы из «Лествицы» современным христианам
Прот. Андрей Овчинников
Советы из «Лествицы» современным христианам Советы из «Лествицы» современным христианам
Протоиерей Андрей Овчинников
Перед нами стоит важная задача – избегать крайностей, т.е. чрезмерных трудов и пагубной лености. «Духовная выносливость», или добродетель терпения, крайне необходима всякому христианину.
Владимир Воропаев: «Современный пастырь обязан знать русскую классическую литературу» Владимир Воропаев: «Современный пастырь обязан знать русскую классическую литературу» Владимир Воропаев: «Современный пастырь обязан знать русскую классическую литературу» Владимир Воропаев: «Современный пастырь обязан знать русскую классическую литературу»
Кристина Полякова
Нет разделения на светскую и духовную словесность – это единый литературный процесс. Нам навязывают разделение. И русская история неотделима от церковной – это часть Священной истории, ее продолжение.
Комментарии
Маргарита12 апреля 2024, 06:28
Ах, какая глубокая, прекрасная статья! Искреннее спасибо автору. Сейчас мне особенно стало понятно, почему мой отец так любил Николая Васильевича Гоголя и так часто, только что вернувшийся с войны, читал нам с братом "Вечера на хуторе близ Диканьки", а потом, когда мы стали постарше, - "Тараса Бульбу". Ах, какие светлые воспоминания возникают у меня, уже старушки, после чтения этой замечательной статьи... Спасибо...
Надежда 9 апреля 2021, 20:01
Благодарю за интересную беседу. Мне дороги Гоголь и Достоевский, поскольку именно они подвигли меня к вере.
Евгений27 сентября 2020, 12:40
. Трудно по прошествии времени и не зная многого высказываться аргументированно, всё же, думаю, вторая часть произведения "М. Д." была бы интересна читателям .
р. Б. Любовь 8 апреля 2019, 16:16
Спаси Господи! Интересные факты из жизни великого Русского писателя!
Natalie 7 апреля 2019, 22:19
СпасиБо за интересную статью!
евдокия 6 апреля 2019, 22:27
Как- то странно от филолога слышать столь идеализированный и однобокий взгляд на характер устремлений и достижений в этом Гоголя. Существуют воспоминания С.Аксакова ( одного из близких друзей Гоголя), переписка его с Гоголем, записки сопровождающих Гоголя в Иерусалим, опубликованные Вересаевым. Там все не так радужно и здорово духовно, мягко говоря . хотя у С.Аксакова в последних записках о Гоголе был интересный факт, что тот за день до смерти отстоял Литургию и панихиду, говоря, что он " уходит".
Екатерина 5 апреля 2019, 13:31
Великолепная беседа. Спасибо.
Душан 5 апреля 2019, 09:54
Благодарю!
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.
Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:
Ваше имя:
Ваш email:
Введите число, напечатанное на картинке

Осталось символов: 700

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×