Преемники святого Стефана Пермского

Святители Пермские Герасим, Питирим и Иона

Се аз есмь, Господи, посли мя.
Се аз есмь, Боже, в добрый час.
И я Твое прославлю имя,
Се аз есмь, Господи, се аз.

Подвиг святителя Стефана Пермского, положившего начало делу просвещения Пермского края, на века вписан в его историю. Именно он, друг и сподвижник Сергия Радонежского, стоял у истоков православной миссии в Перми: сплавляясь по северным рекам, Стефан проповедовал на их берегах, крестил и утверждал в Православии местных жителей. Безвестный инок посрамил верховного волхва, обратил к себе сердца простых людей и в недолгом времени стал первым епископом новой епархии… Но век человеческий недолог, и жизнь святителя прекратилась задолго до того, как дело его жизни было доведено до конца.

В чащу языческого леса пробились лучи Христова света, однако еще очень много весей оставалось, как и прежде, не охвачено евангельской проповедью. Отброшенные было за уральский хребет и сдавшие свои позиции языческие волхвы теперь, после смерти ненавистного им Стефана, рассчитывали дать новый бой юной Пермской Церкви. В их планах было возвратить утраченную паству к старой вере, разорить Стефановы алтари и вернуться к экономической эксплуатации мирных зырян (большей частью волхвы происходили из вогуличей^[1], редко и неохотно принимавших Православие).

Связь новой епархии с Московской Митрополией казалась, да и во многом была номинальной, призрачной: в конце XIV столетия до Московского Великого князя (и Митрополита) было еще очень далеко. Беззащитность местных клириков перед враждебно, а зачастую и агрессивно настроенным населением пугала пришлое священство и ставила под удар новообращенный клир из зырян. Кроме того, молодой епархии нужны были не просто клирики, но миссионеры, готовые рисковать своей жизнью в открытых столкновениях с непокорными остяками (ханты и манси). Нужны были иноки, не связанные семьей и детьми. Все это порождало кадровый голод.

Молодой епархии нужны были миссионеры, готовые рисковать своей жизнью в открытых столкновениях с непокорными остяками

Еще одна угроза исходила от земских дьяков, постепенно перенимавших у епископа полномочия светских властителей (изначально бывшие прерогативой именно владыки), управляющих огромной территорией. Территория эта оказалась под протекторатом Московского Великого князя в первую очередь под эгидой религиозной солидарности Москвы и обращенных пермяков, но законы развития Московского государства требовали воздать кесарю кесарево, и иногда эти требования обретали жестокую и даже кровожадную форму.

Новгородская архиепископская кафедра негодовала на Москву, полагая, что расчетливые москвичи незаметно и в нарушение всех законов присвоили себе территории, исконно принадлежавший Софийской владычней кафедре^[2], и отдельные недобросовестные церковные деятели из числа честолюбивых лоббистов новгородского империализма готовы были содействовать язычникам из принципа: так не доставайся же ты никому!..

Итак, над трудами святителя Стефана нависла нешуточная угроза. Но, оставляя пермский народ телесно, Стефан обещал зырянам пребывать с ними душой и духом после смерти, лишь бы хранили они сердечную теплоту к Православию. Вот почему после кончины святителя на его кафедру пришли достойные продолжатели его миссии – Герасим, Питирим и Иона.

Над трудами святителя Стефана нависла нешуточная угроза

Впрочем, первый преемник Стефана на Усть-Вымской^[3] епископской кафедре – Исаакий – большую часть своего святительского служения проводил в Москве, полагая, видимо, близость к первым лицам церковной иерархии приоритетом своей архипастырской деятельности. Имели ли успех ходатайства Исаакия перед Митрополитом за новопросвещенный зырянский народ, неизвестно, – известно другое: в анналах пермской истории имя Исаакия почти забылось, а память о нем едва не стерлась и была оттеснена миссионерскими подвигами сменивших его епископов, предпочитавших разделять радости и горести своей паствы на месте, а не слать ей увещевания из далекой Москвы.

Герасим, преданный и убиенный

Святитель Герасим Первый святитель, причисленный пермяками к лику святых после смерти Стефана и торжественно названный чудотворцем, – Герасим, – занимал епископскую кафедру в период с 1418 по 1443 годы. Годы святительства Герасима не были простыми: в 1418-м, 1422-м и 1423-м годах на Руси свирепствовал голод, а вся первая половина XV столетия ознаменовалась опустошительными эпидемиями, выкашивавшими целые селения и даже города. В 1432-м году начинается междоусобная война между наследниками Дмитрия Донского, приведшая к многочисленным жертвам среди мирного населения: «Много крови христианской пролилося безвинно, покеда распря была»^[4]. Все это время Герасим, с одной стороны, возглавлял миссию среди вогулов, с другой – предпринимал меры для укрепления границ своей епархии для защиты от их же нападения. По наблюдению М. Б. Рогачева, Герасим, «основываясь на полномочиях, данных Великим князем, осуществлял и административно-политическое управление, вел дипломатические переговоры, был судьей, занимался обороной края»^[5].

Жертвенность святителя в его миссионерской деятельности, а также его последовательная и энергичная политика в управленческой сфере не только направляли развитие края по наиболее прогрессивному пути, но и порождали зависть менее одаренных и менее харизматичных функционеров от государственного аппарата. Эти последние, желая свести счеты с Герасимом, который, по их мнению, превышал свои должностные полномочия, решили воспользоваться кровной ненавистью к святителю вогулов. Формально сговорившиеся земские дьяки были правы: Герасим устроил «земляныя поделия на владычнем горотке на строение храма ружного» и, кроме того, вступил с княжескими наместниками в какую-то «угодейную роспрю»^[6]. По всей видимости, святитель пожелал без санкции светского начальства расширить свою вотчину (владычний городок, на территории которого епископ равнялся феодальному сеньору) и привлечь к добровольно-принудительным работам по обновлению одного из обветшалых усть-вымских храмов часть населения.

Что заставило Герасима твердой рукой требовать повиновения себе подданных Московского князя в вопросах, подлежащих церковной юрисдикции? Дело в том, что святитель полагал (со всей справедливостью), что все успехи московских дьяков, прогресс в развитии культуры, улучшение условий быта жителей простых зырянских селений – все это есть прямое и непосредственное следствие успеха православной миссии, а значит, нет ни для московских функционеров, ни для местных пастухов дела более важного, чем расширение территории владычного городка и реконструкции внутри него обветшавшей церкви.

Убийство совершает «един от присных» Герасима, взятый святителем в дом на воспитание и духовное окормление

Так полагал Герасим, но его оппоненты считали иначе. Дьяки наговорами возбуждают в одном из домочадцев святителя из крещеных вогулов ненависть и убеждают того из патриотических соображений, вступаясь за свой народ, якобы притесняемый Герасимом, убить святителя. Особенно цинично здесь то, что коварное убийство совершает «един от присных» Герасима, взятый святителем в дом на воспитание и духовное окормление. По замыслу святителя, вогул со временем должен был стать пастырем и начать проповедь среди своих соплеменников.

В роковой день, во время загородного молебствия, дождавшись момента, когда святитель обернется к нему спиной, безумец схватил омофор Герасима и задушил им ни о чем не подозревавшего владыку. Так свидетельствует о трагической кончине святителя Вычегодско-Вымская летопись, составленная клириками Михаило-Архангелова Усть-Вымского монастыря в конце XVI века: «убиен бысть епискуп пермский Герасим за неколико стадий от владычнего горотка, месте, зовемый Мыс»^[7].

Мученик Питирим

Духовный брат и продолжатель дела святых Стефана и Герасима – святитель и чудотворец Питирим – правил слово истины на Усть-Вымской кафедре с 1444 по 1455 годы. Несмотря на то, что многочисленные пожары истребили большую часть письменных свидетельств по истории Пермской епархии, история сохранила многие детали биографии этого видного церковного деятеля эпохи, прожившего чрезвычайно богатую событиями жизнь. «Сей преподобный бысть от страны северскыя от Великыя Руси Богом спасаемаго града Ярославля». Воспитанный благочестивыми родителями, Питирим в юном возрасте порывает с миром и его соблазнами, под руководством «некоего велика старца Кирила именем» Питирим совершенствуется в монашеском делании. В скором времени молодой инок оказывается в московском Чудовом монастыре, где сначала принимает священство, а после становится архимандритом и наставником младшей братии: «таже и архимандритом был многых богоподвижных инок общежительства и ины обители многы въздержая, и наказуя, и уча истинному Божию пути». На протяжении всей своей жизни Питирим трепетно почитал память Митрополита Алексия, основавшего обители в стенах Московского Кремля, и позднее, уже занимая Пермскую епископскую кафедру, составил его житие и похвальный канон.

Чудов монастырь считался придворной обителью, а его настоятель становился доверенным лицом Московского Великого князя. Вероятно, Питирим в сане Чудова архимандрита крестил в младенчестве Ивана III, а после известия о кончине епископа на Усть-Выми выбор Митрополита пал на его кандидатуру не без влияния, а, может быть, и по прямой инициативе самого князя. Весть о мученической кончине Герасима должна была поразить Питирима: на восточных границах Митрополии велась невидимая брань, кровавыми жертвами которой становились представители высшего московского духовенства. К этому времени на Руси уже полыхала братоубийственная война между Василием Темным и Дмитрием Шемякой, а полем ее брани была Пермская сторона, и военные действия не могли обойти стороной епископскую кафедру: будущему святителю волей-неволей надлежало вступить в большую политику. Прекрасно понимая все это, Питирим со смирением и осознанной готовностью принимает на себя владычний сан и направляется к осиротевшей по смерти Герасима пастве.

Святитель Стефан, епископ Великопермский Деятельность Питирима на Усть-Вымской епископской кафедре носила в первую очередь миссионерский характер. Стены Благовещенского собора редко видели своего святителя, а клирики епископского двора просто не могли позволить себе вести оседлый образ жизни, ведь Питирим неотступно находился при Благовещенской церкви, пожалуй, только в самые первые месяцы своего святительского служения. Со свойственной своему образованию, эрудиции и энергии сметкой Питирим взялся за миссионерство только после того, как рассчитал все pro et contra кампании, условия ее проведения, все сложности и риски, перспективы и возможные препятствия на пути достижения цели.

В эти первые месяцы в канцелярии епископа проводилась щепетильная аналитическая работа по определению стратегии предстоящей миссионерской деятельности, на столе Питирима лежали карты, испещренные пометками самого иерарха и его соратников. Старожилы владычнего двора из числа клириков, сослуживших Герасиму, докладывали о том, что, когда и как уже было сделано для обращения в христианство жителей Пермского края, в каких областях епархии жители менее всего были охвачены просветительской деятельностью Стефана, Герасима, а также их учеников, куда ретировались посрамленные Стефаном волхвы. В итоге было принято решение инициировать миссионерскую кампанию в местности, населенной пермяками-удоренами, в бассейне реки Вашки. Дело в том, что именно здесь, на Удоре, находился оплот современного Питириму язычества, именно здесь водворились после изгнания Стефаном духовные путеводители идольского служения и их последователи за несколько десятилетий до того.

Личным примером Питирим наставлял своих служителей в том, как им находить те слова, которые дойдут до сердец простых людей

Личным примером Питирим наставлял своих служителей в том, как им находить те слова, которые дойдут до сердец простых людей, к которым обращена их проповедь. Этими словами были слова утешения и поддержки, слова, которые зачастую глубоко потрясали людей, живших по законам кровной мести, исполненных дикости языческих нравов: «и многыя крести и обрати на веру, убо человецы неуки суще и жестокый нрав имуще, сей же блаженный с многою кротостию уча и наказуя». По свидетельству Вычегодско-Вымской летописи, успех миссии был полным и безоговорочным: «владыко Питирим привел к святей вере пермяков удоренов на Вашке реке, игуменов и попов им дал, святеи храмы тамо воздвиг».

Странствуя по окраинам своей епархии, святитель не забывал и о тех пермяках, которые составляли основное ядро его паствы. Питирим нередко оказывал адресную помощь жителям зырянских селений, раздавал щедрую милостыню из личных средств, а главное – ходатайствовал перед Великим князем об уменьшении размера дани, которую следовало платить пермякам.

Святитель за время своего служения несколько раз посещал Москву, чтобы принять участие в событиях, ставших эпохальными для его современников. Первое из них было связано с проклятием Собором русских епископов удельного князя Дмитрия Шемяки, ослепившего Великого князя Василия Темного с целью захвата власти и устранения с политической арены наиболее опасного и легитимного своего соперника. Удивительно, с каким единодушием принимают церковные иерархи (как преподобные, например, Григорий Пельшемский, так и епископат) сторону Василия в этой политической борьбе.

Позднее современный историк XV столетия А.А. Зимин скажет, что Шемяка пал жертвой своего поражения, и, сложись исход этого противостояния иначе, история вместе со своими историографами заняла б его сторону^[8]. Однако ригоризм героев агиографического повествования внушает серьезные сомнения в этой гипотезе. Белозерские старцы снимают с Василия обет отказаться от претензий на Московский Кремль, развязывая тем самым ему руки для дальнейших действий. Церковные иерархи съезжаются в занятую Василием столицу, чтобы засвидетельствовать ему свою лояльность. Одним из наиболее авторитетных представителей высшего духовенства, безоговорочно поддержавшим Василия, становится владыка Питирим: ему как никому другому было известно, сколько страданий принесли простому русскому люду разорительные походы, инициированные Шемякой. Ангажируя для своих целей наиболее закосневших в своей неприязни врагов Пермской епископской кафедры – вогулов и вятичей, Шемяка не раз добивался успеха в своих бандитских действиях: лилась кровь, умирали люди из числа паствы святителя Питирима. Позднее Шемяка отомстит пермякам, казнив пермских сотников Емельку Лузькова и Ефимия Эжвина за готовность выступить на стороне устюжан, земли которых разоряли его полки^[9].

Одним из представителей высшего духовенства, безоговорочно поддержавшим Василия, становится владыка Питирим

Несколько лет спустя владыка Питирим обращается со словами своей проповеди к вятчанам, пошедшим в услужение непомерным амбициям мятежного князя, и его проповедь имеет прямое воздействие: осадив Усть-Вымь в 1450-м году, войско вятчан снимается с места и оставляет город невредимым. Жители самого пермского края остаются равнодушны к призывам Дмитрия. Все ведет к тому, что заветные мечты князя вот-вот превратятся в прах, и во многом содействует тому непреклонный и энергичный епископ Питирим.

Шемяка принимает твердое решение захватить владыку во время одного из его странствий, а после уговорами или посулами заставить того снять возложенное на него проклятие. Надеялся ли Дмитрий на психологический контакт и взаимопонимание, которое могло возникнуть в разговоре со святителем тет-а-тет, полагал ли в себе скрытую харизму, имел ли наготове доводы, которые оправдали бы его агрессивную политику на северно-русских землях, рассчитывал ли воздействовать угрозами, а может, и посулами^[10], – неизвестно. Как бы то ни было, главной целью, ставшей перед ним, было переманить Питирима на свою сторону.

Вот как описывает событие Вычегодско-Вымская летопись: «Лета 6960 (1452) поимал окаянный Шемяка владыко Питерима, шедшу на Москву, приведе на Устюг, темницу метнув и мучал ево тамо, а владыка не убоялся тово Шемяки, проклятое слово свое не взял». Находясь в 1452-м году в Устюге, Дмитрий внимательно отслеживал все перемещения авторитетного архиерея Русской Церкви, и, как только один из соглядатаев князя донес о запланированном шествии Питирима в Москву, сообщив и дату отправления святителя, и характер самой процессии (епископ старался странствовать налегке, заботясь не столько о безопасности, сколько о скорости своего передвижения), Шемяка не преминул воспользоваться столь удачно сложившимися обстоятельствами.

Несколько месяцев провел святитель Питирим в заключении. Коль скоро уговоры и льстивые обещания не возымели своего действия, а в лице Питирима князь увидел в первую очередь сурового обличителя своим злодеяниям, личной жестокости и нравственной распущенности, аргументы князя приняли иной характер: темничная камера, голодный паек, угрозы физической расправы, по мнению князя, должны были подействовать скорее и надежнее, чем задушевные беседы и попытки самооправдания. Напрасно: мысль, слово и дело Питирима были едины: «Я умереть готов». И Питирим исполнил бы свой святительский долг – так, как он сам его понимал, и доказал бы лукавому князю, что тот ошибся, предположив, что увидит в нем «трость, ветром колеблемую» (ср. Лк. 7, 24). Однако на сей раз Бог сохранил жизнь своему служителю: московская рать, выдвинувшаяся в сторону Углича, заставила Дмитрия спешно ретироваться в Великий Новгород, последний оплот антимосковских настроений. Святитель Питирим был освобожден и вернулся к своему пастырскому служению с новым энтузиазмом.

Мысль, слово и дело Питирима были едины: «Я умереть готов»

Важнейшим событием, участником которого стал Питирим, был Собор 1448-го года, на котором впервые за несколько столетий был избран и утвержден в своем сане без санкции Константинопольского Патриарха Московский Митрополит. По сути дела, утверждение рязанского епископа Ионы Собором русских епископов было равнозначно становлению автокефалии Русской Церкви. Многим иерархам того времени событие казалось неканоничным, а легитимность Ионы подвергалась сомнениям. В сложившихся обстоятельствах (отступление от Православия Константинопольского ставленника Исидора, нестроения внутри самой Византии) святитель Питирим не мог остаться в стороне и со свойственной ему прямотой и твердостью выразил свою позицию: русской автокефалии – быть. Со всеми минусами, которые может принести разрыв пуповины, соединявшей Русскую Церковь с Царьградом, теперь иного пути просто не оставалось.

Жизнь Питирима закончилась в зените его архипастырской деятельности. Много лет назад, принимая святительский сан, стоя у надгробия своего предшественника на Пермской кафедре Герасима, Питирим вполне отдавал себе отчет, что теперь едва ли следует ожидать блаженной кончины на мирном одре, в окружении благодарных учеников: святительское служение во все еще не покорившейся Московскому князю и Митрополиту Перми сулило ему иное. 19 августа 1455 года, вскоре после завершения успешного миссионерского похода на Пермь Великую, на Чердынь, по окончании воскресной литургии в Благовещенской церкви Усть-Выми Питирим вместе с другими клириками и прихожанами отправился на молебствие в поле между руслами Выми и Вычегды^[11], однако в нескольких верстах от этого места в засаде притаился вогульский князь Асыка со своим сыном Юшманом. Быть может, вогулы решили отомстить Питириму за крещение части печорских вогулов, быть может, просто воспользовались удачной возможностью расправиться со своим вечным антагонистом в лице пермского епископа во время очередного набега: «понеже гневахуся на святаго отца, что нехотящих их святый, елико можаше к вере православной и ко Святому Крещению обращая»^[12].

Святитель безропотно встретил свою кончину, не предпринимая попыток защитить себя

По одной из версий, вогулы выяснили планы Питирима, расспросив о том одного из «иноверных», вышедших «от Устьвымска городка для некоего орудия по реке, зовомой Вычегде… за пять поприщ, именуемо Юром»^[13]. Когда вся процессия оказалась в поле зрения отряда Асыки, иноверцы бросились из своего укрытия на безоружных богомольцев. Завидя неприятеля, святитель тотчас же приказал своим спутникам спасаться бегством, надеясь ценой своей жизни прикрыть их отступление до укреплений Усть-Выми. Питирим понимал, что главной целью нападения иноверцев был именно он, и едва ли его паству ждет преследование. Святитель безропотно встретил свою кончину, не предпринимая попыток защитить себя: «и яростию яша святаго, и един по единому начаша бити, и умучиша святаго и смерти придавше неповинно»^[14]. Тело святителя, пребывшее непогребенным в течение 40 дней, осталось нетленным, а мощи его были положены под спудом в Благовещенской церкви Усть-Выми, по левую сторону от раки святого Герасима.

Иона, креститель Великой Перми

Святитель Иона Великопермский В 1456-м году на Пермскую епископскую кафедру был возведен святитель Иона. Как и его предшественники, Иона был в первую очередь взвешенный политик, прагматик, и очень хорошо понимал, что от его душепопечительской деятельности зависит дело спасения сотен, если не тысяч все еще не крещенных инородцев. В скором времени святителю стало ясно, что огромная по территории Пермская епархия отчетливо «храмлет» на свое правое, восточное колено: большая часть не принявшего евангельскую истину населения проживает в районе Перми Великой. Несмотря на необходимость провести несколько лет в Москве (умирая, Митрополит Иона доверил своему тезке важную миссию по объявлению Собору епископов своей воли в выборе преемника на Московской митрополичьей кафедре), уже в 1462-м году Иона организует под прикрытием московской рати, отправленной Иваном III на усмирение черемисов на Вятку, своего рода крестовый поход на Великую Пермь. В итоге святителю удается обратить в христианство пермского князя, принявшего в Святом Крещении имя Михаил. А уже с его помощью Ионина проповедь в считанные месяцы доходит до своего адресата: «того же лета владыко Иона добавне крести Великую Пермь, постави им церкви и попы»^[15].

В 1462-м году Иона организует своего рода крестовый поход на Великую Пермь

За годы пребывания святителя Ионы на пермской кафедре существенно улучшилось политическое положение края: Москва в лице Василия Темного и его наследников окончательно подавила сопротивление как местных языческих князьков, собиравших свои дикие полки для разорения мирных зырянских городов и деревень, так и завистливую новгородскую вольницу^[16], на деле не менее языческих полчищ грозившую развитию края. Молитвы праведников были услышаны, Иона умирал в глубокой старости с чувством выполненного долга: тучи, сгустившиеся некогда над наследием святителя Стефана, трудами и молитвами праведников были разогнаны. «Что будет с Пермским краем дальше?» – спрашивал себя, умирая, глубокий старец в 1472-м году. Ответ пришел к Ионе не сразу: дальше родятся новые христиане, которые станут молиться Христу на этой земле и в этих, им и его предшественниками освященных храмах уже после его смерти, после смерти его преемника и так далее, до скончания века. Останки святителя положили в ту же гробницу, в которой почивали мощи Герасима и Питирима.

Пример служения трех пермских святителей, потрудившихся в деле просвещения языческих племен, населявших северо-восточные окраины русского государства в XV веке, повествует о том, как в нужное время и в нужном месте среди русских людей нашлись те, кто на призыв Господа: «Кого пошлю и кто пойдет к людям этим?» с бесстрашием ответил: «Вот я, Господи, пошли меня» (Ис. 6, 8).