КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
Кирилл и Мефодий - миниатюра из Радзивилловской летописи (XIII в.) |
Около 851 г. св. Константин был членом византийского посольства в Арабский халифат, возглавляемого известным дипломатом того времени Георгием Асикретом и имел диспуты с мусульманами о вере. После этого он посещал Херсон, где изучал древнееврейский и сирийский языки, а также участвовал в посольстве в Хазарский каганат, где добился определенных успехов для греков.
Когда в Константинополь прибыло посольство из Великой Моравии с просьбой прислать учителя, который мог бы объяснить славянам истины христианского учения на их языке, эту миссию возложили на св. Константина, позволив ему, как он просил, создать для этого письменность. Вместе со своим братом свт. Мефодием они отправились в славянские земли, где и посвятили свою жизнь целиком делу составления славянского алфавита, переводу Писания и богослужебных книг, и утверждению христианства среди славян.
В 869 г. он посетил Рим, где получил благословение и поддержку папы Адриана для служения на славянском языке. В Риме. св. Константин тяжело заболел и, приняв великую схиму с именем Кирилл, через два месяца умер.
ТВОРЕНИЯ
Все сведения, которые мы имеем о св. Константине и дошедшее до нас богословское наследие известно нам из Жития, которое было написано на славянском языке сподвижниками св. Константина в первые же годы после его смерти - около 870 г. По-видимому, это произведение является плодом совместного труда свт. Мефодия и его учеников, в том числе свт. Климента Охридского[1].
Большая часть “Жития” представляет собой “теологический компендиум, составленный из выдержек сочинений Константина”[2]. В Житии присутствуют тексты четырех диспутов, проведенных св. Константином: с иконоборцем Иоанном Грамматиком (V), с арабами-мусульманами (VI), со сторонниками иудаизма и ислама в Хазарии (IX-XI) и с латинскими священниками в Венеции (XVI). “Тексты эти, скорее всего, не созданы самим агиографом и представляют собой приспособленные к требованиям жанра извлечения из полемических сочинений Константина, написанных против сторонников соответствующих воззрений”[3].
Отдельно эти сочинения не сохранились. Для нашего исследования представляет интерес диспут с арабами. Очевидно, что он был составлен на греческом, еще тогда, когда св. Константин находился в Константинополе, вернувшись из Багдада. Описанный диалог даже в пересказе изобилует подробностями быта христиан в арабском халифате, речевые обороты выдают контекст переговоров, что не оставляет сомнений о записи св. Константином по памяти реальных диалогов.
Поводом для посольства в Житии называется письмо, присланное от халифа к императору с критикой христианского учения о Боге-Троице. Вполне возможно, что это действительно было поводом для включения в состав посольства самого Константина — молодого придворного богослова, уже проявившего себя в диалоге с иконоборцем Иоанном Грамматиком. О том, что халифы, по примеру Мухаммеда, посылали византийским императорам письма, известно из истории, в частности, к Михаилу III было направлено два арабских послания с нападками на догмат о Троице, на которые по поручению императора писал опровержение Никита Византийский, еще ранее аналогичное письмо от Омара II получил Лев III.
Основной политической целью посольства, по-видимому, было заключение перемирия и договор об обмене пленными, который состоялся несколькими годами позже. Из реплик арабов в диалоге с Константином видно, что речь шла о выплате дани со стороны Византии, однако насколько успешным было это посольство, сложно судить, поскольку в византийских источниках о нем не сообщаются. В репликах самого Константина имеется прозрачный намек на разговор о пленных.
Житие очевидно содержит сокращения диалога, в одном месте житописатель пишет: “после того и другие многие вопросы задавали, испытывая его во всех искусствах, какие сами знали”.
Кроме багдадской миссии, в рассказе о хазарской миссии св. Константин после диалога с иудеями отвечает на один вопрос, касающийся ислама: ...
СОДЕРЖАНИЕ СОЧИНЕНИЯ
Мусульмане направили императору письмо с нападками на учение о Троице. Константина посылают к арабам вместе с Георгием Асикретом. Прибыв к мусульманам, св. Константин стал свидетелем унижений христиан: согласно распоряжению халифа Мутаваккиля, они должны были иметь на дверях своих домов изображения бесов. Философ остроумно отзывается об этом, говоря, что демоны не могут находиться вместе с христианами, потому бегут за дверь, там же, где таких изображений нет, бесы, следовательно, живут внутри домов.
Во время обеда происходит наиболее значительный разговор святого с мусульманскими учеными. Первое, что говорят арабы, они указывают на то, что “Божий пророк Магомет принес нам благую весть от Бога, обратил многих, и все мы держимся одного закона, ни в чем его не нарушая”, в отличие от христиан, которые, “соблюдая закон Христа, вашего пророка”, исполняют его различно, имея в этом разделения между собой. Св. Константин отвечает, что христианское богопознание весьма высоко и только “сильные разумом” могут в нем преуспеть, слабые же неуспевают, отчего и происходит неравномерность в исполнении Христова закона. Закон же мусульман удобен и легок, он заповедует лишь то, что все без труда могут делать - поэтому он и выполняется всеми одинаково. Но Христос, заповедуя то, что сверх естества, возводит человека ввысь, Магомет же, оставляя человека жить по его страстям, “ввергает вас в пропасть”.
Затем арабы высказывают критику учения о Троице, как многобожия, замечая, что “если так говорите, тогда и жену Ему дайте, и пусть от него многие боги расплодятся”. На это Философ отвечает, что “Отец, Слово и Дух — три ипостаси в едином Существе. Слово же воплотилось в Деве..., как и Магомет, ваш пророк, свидетельствует, написав так: Послали мы дух наш к деве, ибо хотели, чтобы родила[4]”.
Следующий вопрос арабов: если Христос заповедовал вам: молитесь за врагов, добро делайте ненавидящим и гонящим вас и щеку подставьте бьющим (Лк 6:27-29, Мф 5:39, 44), то почему же вы выступаете с оужием против делающих вам такое? В ответ святой говорит, что христиане стараются соблюсти не только эту заповедь Христа, но и ту, где говорится, что нет большей любви, чем если кто положит душу свою за друзей (Ин 15:13), так что “ради друзей мы и делаем это, чтобы с пленением тела и душа их в плен не попала”.
Тогда ему указывают, что “Христос давал дань за себя и за других”, почему же христиане в таком случае не желают платить дани сарацинам? На это Философ возражает, что Христос давал дань римскому царству, следовательно, и ученики Его должны платить ее его преемнику - Константинопольскому кесарю.
После этого происходит диспут о искусствах и науках, и когда св. Константин показал себя компетентным во всех их, арабы спросили: “как ты все это знаешь?” Отвечая на это, святой уподобил сарацин человеку с мешком морской воды, похваляющимся перед людьми, обладающими целым морем: “так и вы поступаете, ведь все искусства вышли от нас”[5].
Наконец, на традиционном для подобных посольских встреч показе дворца и богатств халифа, сарацины обратили внимание делегации на них, как на “дивное чудо, великую силу и огромное богатство” халифа. На это св. Константин отвечает, что Богу надлежит относить хвалу и славу, ибо Ему все пинадлежит и “все это — Его, а не другого”.
МЕСТО В ВИЗАНТИЙСКОЙ АНТИИСЛАМСКОЙ ПОЛЕМИКЕ
Говоря о византийской полемике с исламом, как правило, забывают о сочинениях св. Константина Философа. Ни в монографии Khoury, ни в монографии Sdrak’и о нем даже не упоминается, что, на наш взгляд, ошибочно. Только о. Иоанн Мейендорф в своем обзоре обращает на него внимание, заметив, что рассказ о багдадской миссии “является богатейшим по содержанию и наиболее оригинальным”[6].
В этой традиции диалог занимает особое место: это отражение опыта живого столкновения византийца с миром ислама. Авторы, писавшие до него, либо постоянно жили под мусульманским владычеством, либо жили в Византии и знакомились с религией арабов через чье-либо устное или письменное посредство. Диалог св. Константина пронизан живым удивлением этим личным опытом, святой обращает внимание и дает богословское осмысление тех деталей и частностей, на которые не считали нужным обращать внимание первые, и о которых не могли узнать вторые, как, например, условия жизни христиан под мусульманским владычеством.
Это действительно не диспуты, а отдельные перепалки, состоявшиеся по пути, во время обеда, на прогулке. То, что Житие сохраняет упоминания деталей такого рода, позволяет предположить, что антимусульманское сочинение Константина было свободным по форме, и скорее подобно “Письму своей Церкви” свт. Григория Паламы, нежели классическому диалогу, как у Феодора Абу Курры.
Безусловно, св. Константин готовился заранее к своей миссии и должен был читать уже имеющиеся к его времени противомусульманские византийские сочинения. По тексту видно, что он был знаком с 100 главой ересиологического трактата прп. Иоанна Дамаскина, и использовал его аргументацию.
Еводий в своей версии “Страдания 42 мучеников Аморийских” заимствует две реплики арабов из диалога св. Константина и влагает их в уста арабов, спорящих с мучениками. Ответами св. Константина Еводий, по-видимому, не был удовлетворен, в одном случае он дает целиком собственный ответ, в другом — значительно расширяет ответ св. Константина.
Следует признать, что св. Константин — органичная
фигура византийской полемической традиции, воспринявший
идеи предыдущих полемистов и оказавший определенное
влияние на некоторых последующих. Поэтому без него любой
обзор византийской антиисламской полемики будет неполным,
и тем более интересно, что пересказ его диалога явился
также первым противомусульманским трудом на славянском
языке.
[1] Флоря Б.Н. Сказания о начале славянской письменности. СПб., 2000. — С. 84.
[2] Vavrinek V. Staroslovenske zivoty Konstantina a Metodeje. Praha, 1963. — S. 84.
[3] Флоря Б.Н. Сказания... — С. 79.
[4] Коран 19.17.
[5] Аналогичные воззрения на соотношение между греческой и арабской учёностью у продолжателя Феофана.
[6] Прот. Иоанн Мейендорф. Византийские представления об исламе // Альфа и Омега № 2/3 (9/10) 1996. — С. 138.