Если всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею (Мф. 5, 28), то не гораздо ли чаще делается пленником тот, кто заставляет себя смотреть на нагую? Хорошо, скажете вы, — что же нам прикажешь делать? Идти в горы и сделаться монахами? Сожалею, что вы скромность и целомудрие почитаете обязанностью одних монахов, тогда как Христос постановил общие для всех законы. Когда он говорит: кто смотрит на женщину с вожделением, то говорит не к монашествующему, но и к женатому, потому что гора, на которой Он говорил, покрыта была людьми всякого рода. Я не воспрещаю жениться, не препятствую веселиться, но хочу, чтобы это происходило не без целомудрия, не с бесстыдством и бесчисленными пороками. Я не предписываю идти в горы и пустыни, но чтобы ты вел себя честно, скромно, целомудренно, живя среди города. Все законы у нас с монахами общи, кроме брака. Я не повелеваю удаляться на верхи гор, хотя желал бы того, потому что города поступают подобно содомлянам, — впрочем, не понуждаю к тому. Пребывай дома с детьми и женою, только не бесчесть жену, не соблазняй детей, не вноси заразы в дом твой. Чем извинишься, — скажи мне, — если смотришь с великим вниманием на то, о чем неприлично и говорить, — предпочитаешь всему то, чего нельзя терпеть в рассказе?