Есфирь перед Артаксерксом |
«В третий год своего царствования Артаксеркс сделал пир для всех князей своих и для служащих при нем, для главных начальников войска Персидского и Мидийского и для правителей областей своих, показывая великое богатство царства своего и отличный блеск величия своего в течение многих дней, ста восьмидесяти дней. По окончании сих дней, сделал царь для народа своего, находившегося в Сузах, от большого до малого, пир семидневный на садовом дворе дома царского. И царица Астинь сделала также пир для женщин в царском доме царя Артаксеркса.
В седьмой день, когда развеселилось сердце царя от вина, он сказал семи евнухам, служившим пред лицем его, чтобы они привели царицу Астинь пред лице царя в венце царском для того, чтобы показать народам и князьям красоту ее; потому что она была очень красива. Но царица Астинь не захотела прийти по приказанию царя, объявленному чрез евнухов.
И разгневался царь сильно, и ярость его загорелась в нем. И призвал царь на совет мудрецов, знающих прежние времена — ибо дела царя делались пред всеми, знающими закон и права, и в присутствии приближенных своих и знатнейших спросил их, — как поступить по закону с царицею Астинь за то, что она не сделала по слову царя Артаксеркса, объявленному чрез евнухов?
И сказал Мемухан пред лицем царя и князей: если благоугодно царю, пусть выйдет от него царское постановление и впишется в законы Персидские и Мидийские и не отменяется, о том, что Астинь не будет входить пред лице царя Артаксеркса, а царское достоинство ее царь передаст другой, которая лучше ее. Когда услышат о сем постановлении царя, которое разойдется по всему царству его, как оно ни велико, тогда все жены будут почитать мужей своих, от большого до малого. И угодно было слово сие в глазах царя и князей; и сделал царь по слову Мемухана — разослал во все области царя письма, чтобы всякий муж был господином в доме своем, и чтобы это было объявлено каждому на природном языке его».
Таким образом решено было избрание новой царицы. В числе девиц, собранных на смотр царя, была и одна иудеянка, именем Гадасса, она же Есфирь, сирота, родственница Мардохея, которую он приютил у себя и воспитывал вместо дочери, но «не сказывала Есфирь ни о народе своем, ни о родстве своем, потому что Мардохей дал ей приказание, чтобы она не сказывала».
«И приобрела Есфирь расположение к себе в глазах всех, видевших ее. И взята была Есфирь к царю Артаксерксу. И полюбил царь Есфирь, и возложил царский венец на голову ее и сделал ее царицею на место Астинь». Она же продолжала умалчивать о родстве своем и о народе своем, как приказал ей Мардохей, которого слушалась она «и теперь так же, как тогда, когда была у него на воспитании». А Мардохей продолжал служить при царском дворце. И вот однажды, когда он сидел у царских ворот, услышал он разговор между двумя царскими евнухами Гавафою и Фаррою, из которого узнал, что они замыслили наложить руку на царя Артаксеркса.
«Мардохей сообщил об этом царице Есфири, а Есфирь сказала царю от имени Мардохея. Дело было исследовано и найдено верным, и обоих евнухов повесили на дереве. И было вписано о благодеянии Мардохея в книгу дневных записей у царя».
В это время пользовался особенным благоволением Артаксеркса царедворец его Аман, сын Амадафа, Вугеянина, и вознес его царь на такую высоту, что «все служащие при царе, которые были у царских ворот, по приказанию царя кланялись и падали ниц пред Аманом. А Мардохей не кланялся и не падал ниц».
Это привело в великое негодование Амана, и он, задумав отомстить Мардохею, сказал однажды царю Артаксерксу: «Есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют; и царю не следует так оставлять их. Если царю благоугодно, то пусть предписано будет истребить их, и десять тысяч талантов серебра я отвешу в руки приставников, чтобы внести в казну царскую».
«Тогда снял царь перстень свой с руки своей и отдал его Аману, чтобы скрепить указ против Иудеев. И сказал царь Аману: отдаю тебе это серебро и народ; поступи с ним, как тебе угодно».
Не замедлил Аман исполнить задуманное им.
Быстро отправились гонцы во все области царя с царским повелением «убить, погубить и истребить всех иудеев, малого и старого, детей и женщин в один день, в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара, и имение их разграбить».
«Когда Мардохей узнал все, что делалось, разодрал одежды свои и возложил на себя вретище и пепел, и вышел на средину города и взывал с воплем великим и горьким: истребляется народ ни в чем не повинный!»
В горести своей Мардохей обратился к Есфири, доставил ей список с царского указа об истреблении евреев и молил ее ходатайствовать перед царем о спасении своего родного народа. Но царица поручила ответить ему, что нет у нее в настоящую минуту доступа к царю, так как по закону казнится смертью всякий, кто войдет к царю во внутренний двор, не быв позван, а что она не звана к царю вот уже тридцать дней.
Мардохей же на это велел передать Есфири:
«Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?»
И склонилась Есфирь на увещания своего родного воспитателя и решилась действовать в пользу своих единоверных, хотя бы пришлось ей ради того пожертвовать даже жизнью своей.
«Пойди, собери всех Иудеев, находящихся в Сузах, — сказала она Мардохею, — и поститесь ради меня, и не ешьте и не пейте три дня, ни днем, ни ночью, и я с служанками моими буду также поститься и потом пойду к царю, хотя это против закона, и если погибнуть — погибну».
«И пошел Мардохей и сделал, как приказала ему Есфирь. И молился он Господу, воспоминая все дела Господни» и моля Его умилосердиться над наследием Его и не погубить уст, прославляющих Его.
«И царица Есфирь прибегла к Господу, объятая смертною горестью, и, сняв одежды славы своей, облеклась в одежды скорби и сетования, и молилась, говоря: Господи мой! Ты один Царь наш; помоги мне, одинокой и не имеющей помощника, кроме Тебя; ибо беда моя близ меня. Не предай, Господи, скипетра Твоего богам несуществующим, и пусть не радуются падению нашему, но обрати замысел их на них самих: наветника же против нас предай позору. Яви Себя нам во время скорби нашей и дай мне мужество. Даруй устам моим слово благоприятное пред этим львом и исполни сердце его ненавистью к преследующему нас, на погибель ему и единомышленникам его.
Ты знаешь, что я гнушаюсь знака гордости моей, который бывает на голове моей во дни появления моего, и не ношу его во дни уединения моего. Не веселилась раба Твоя со дня перемены судьбы моей доныне, кроме как о Тебе, Господи Боже Авраамов. Боже, имеющий силу над всеми! услышь голос безнадежных, и спаси нас от руки злоумышляющих, и избавь меня от страха моего!»
На третий день Есфирь, одевшись по-царски, во всем блеске красоты своей, с лицом радостным, как бы исполненным любви, хотя сердце ее стеснено было от великого страха, в сопровождении двух служанок пришла и «стала на внутреннем дворе царского дома, перед домом царя; царь же сидел тогда на престоле своем, прямо против входа в дом, облеченный во все одеяние величия своего, и был весьма страшен».
«Когда же царь увидел царицу Есфирь, стоящую на дворе, она нашла милость в глазах его, однако же он взглянул на нее с сильным гневом; и царица упала духом», лишилась сил и склонилась на голову служанки, сопровождающей ее. «И изменил Бог дух царя на кротость, и поспешно встал он с престола своего и принял царицу в объятия свои, пока она не пришла в себя. Потом утешил ее ласковыми словами, сказав ей: что тебе Есфирь? Я — брат твой; ободрись, не умрешь, ибо наше владычество общее; подойди. Какая просьба твоя? Даже до полуцарства будет дано тебе».
«Ныне у меня день праздничный, — отвечала царю ободрившаяся Есфирь, — и если царю благоугодно, то пусть придет царь с Аманом сегодня на пир, который я приготовила ему».
И по слову Есфири «пришел царь с Аманом на пир, который она приготовила ему. И сказал царь Есфири при питье вина: какое желание твое? Оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена».
«Вот мое желание и моя просьба, — отозвалась Есфирь, — если я нашла благоволение в очах царя, то пусть царь с Аманом придет еще завтра на пир, который я приготовлю для них, и завтра я исполню слово царя».
С благоволением отнесся царь и к этой просьбе Есфири. Польщенный приглашением царицы, Аман в веселом расположении духа возвращался к себе домой, но, встретив у ворот Мардохея, который по-прежнему не встал перед ним и не поклонился ему, он пришел в сильное негодование.
— Сам царь возвеличил меня над всеми, — говорил он домашним своим, — и царица почтила меня, не позвав на свой пир никого, кроме меня, «но всего этого не довольно для меня, доколе я вижу Мардохея Иудеянина сидящим у ворот царских».
— Что ж, «пусть приготовят дерево вышиною в пятьдесят локтей, и утром скажи царю, чтобы повесили Мардохея на нем, и тогда весело иди на пир с царем», — посоветовали Аману жена его и прочие родные. И успокоился он их словами и распорядился приготовить дерево.
Между тем в ту ночь не спалось царю, «и он велел слуге принести памятную книгу дневных записей; и читали их пред царем, и найдено записанным там, как донес Мардохей на Гавафу и Фарру, двух евнухов царских, которые замышляли наложить руку на царя Артаксеркса. И сказал царь: какая дана почесть и отличие Мардохею за это? И сказали отроки царя, служившие при нем: ничего не сделано ему».
В это время явился Аман и с разрешения царя вошел к нему. «И сказал ему царь: что сделать бы тому человеку, которого царь хочет отличить почестью?» Аман, подумав, что это намерение царя может относиться только к нему, отвечал царю: «Тому человеку, которого царь хочет отличить почестью, пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на главу его, и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!»
«И сказал царь Аману: хорошо ты сказал; тотчас же возьми одеяние и коня, как ты сказал, и сделай это Мардохею Иудеянину, сидящему у царских ворот; ничего не опусти из всего, что ты говорил».
И принужден был Аман исполнить повеление царя.
Когда же после того с сокрушенным сердцем возвратился он в дом свой и рассказал близким своим о случившемся с ним, то опечалился еще больше, когда они сказали ему: «Если из племени Иудеев Мардохей, из-за которого ты начал падать, то не пересилишь его, а наверно падешь пред ним, ибо с ним Бог живый». В это время пришли царские евнухи и стали торопить Амана идти на пир к царице.
Во время пира снова царь сказал Есфири: «Какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена».
И отвечала ему Есфирь:
«Если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю будет благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей!» Ибо вот мы, по указу твоему, осуждены на истребление.
«Кто это такой, и где тот, который отважился в сердце своем сделать так?» — спросил царь.
«Враг и неприятель — этот злобный Аман!» — отвечала царица, и затрепетал Аман, услышав эти слова.
«Царь же встал во гневе своем с пира и пошел в сад при дворце»; возвратясь же оттуда, увидел Амана, преклоненного перед Есфирью и умоляющего ее о жизни своей. Видя это, он пришел еще в большее негодование и велел увести Амана с покрытой головой, как преступника.
Когда же при этом один из евнухов сообщил царю, что «вот и дерево, которое приготовил Аман для Мардохея, говорившего доброе для царя, стоит у дома Амана, вышиною в пятьдесят локтей», то сказал царь, что пусть повесят на нем самого Амана.
«И повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мардохея. И гнев царя утих».
В тот же день отдал царь Есфири дом Амана и, узнав от Есфири о родстве ее с Мардохеем и что он для нее, приблизил его к себе и возвысил его, «и снял царь перстень свой, который он отнял у Амана, и отдал его Мардохею».
Есфирь же продолжала умолять царя отменить жестокий указ против иудеев, составленный Аманом, но так как нельзя было отменить указа, подписанного царским именем, то Артаксеркс разрешил Мардохею написать другой указ от царского имени и скрепить его царским перстнем — «о том, что царь позволяет Иудеям собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить».
Так и было исполнено в самый день, назначенный для истребления иудеев, в тринадцатый день двенадцатого месяца, то есть месяца Адара. Собрались иудеи во всеоружии и «взяли власть над врагами своими, — и никто не мог устоять пред лицем их, потому что страх пред ними напал на все народы». Были преданы смерти и десять сыновей Амана.
После того успокоились иудеи, и было тогда у них «освещение и радость, и веселье, и торжество», в воспоминание о котором был установлен праздник, называемый Пурим (от слова «пур» — жребий), на вечные времена в дни четырнадцатый и пятнадцатый месяца Адара.
16—17; 5, 1, 3—8, 13—14; 6, 1—3, 6—10, 13; 7, 2—3, 5—7, 9—10; 8, 2, 11, 16; 9, 1—2)