Мой Афон

Святая Гора – для всех одна, единственная и неповторимая, но каждому она открывается немного иначе, в ином ракурсе, в особом ореоле, и поэтому рассказы об афонских паломничествах столь непохожи друг на друга. Даже у людей, путешествующих вместе, посещающих одни и те же монастыри, беседующих с одними и теми же иноками, впечатления об Афоне могут сложиться совершенно разные, как и было в нашей компании. Нас предупреждали об этом, говоря, что не стоит заранее до мельчайших подробностей продумывать свой маршрут, ведь каждого Матерь Божия, Игуменья Святой Горы, ведет здесь своим путем. Вот почему, вспомнив о цветаевском «Мой Пушкин», я и назвал эти путевые заметки «Мой Афон».

 Посетить Святую Гору – мечта любого монаха. Но мой Афон начинался задолго до посещения «монашеской республики», еще в Сербии и Франции. В Сербии это был Ковильский монастырь, где афонское влияние и традиции Хиландаря совершенно очевидны; во Франции – обитель преподобного Антония Великого, подворье афонского монастыря Симонопетра, чей настоятель, архимандрит Елисей, поминается здесь на каждой службе после патриарха Константинопольского Варфоломея. Настоятель Антониевского монастыря архимандрит Плакида (Дезей), знаменитый патролог и духовник, после многолетних исканий перешел из католицизма в православие именно на Святой Горе, в монастыре Симонопетра. Сам отец Плакида в своей книге «Этапы одного паломничества» пишет об этом так: «Мы не “сменили Церковь” – мы просто вошли в полноту единой Церкви Христовой». Дух и традиции афонского монашества отец Плакида успешно перенес на французскую почву.

Таким образом, первое знакомство с Афоном у меня состоялось не в Греции, а в странах, казалось бы, совершенно непохожих друг на друга. И символично, что именно монастыри Симонопетра и Хиландарь оставили после себя самые теплые воспоминания и самые сильные впечатления.

Действительно, планировать что-либо при паломничестве на Афон затруднительно. В этом мы убедились сразу по прилете. Еще в самолете бортпроводник объявил, что разница во времени у Греции с Россией составляет два часа, и мы немедленно перевели стрелки на два часа назад. Первый день мы удивлялись, почему так рано темнеет и почему народ в Уранополе (куда мы прибыли перед отправкой на Афон) так рано ложится. На следующий день утром мы благополучно опоздали на паром, который уходит на Святую Гору один раз в сутки, – он уплыл прямо перед нашими глазами, полный паломников и афонских жителей. К счастью, нам сказали, что часа через два на Афон поплывет катер, и мы пошли прогуляться по Уранополю, несколько удрученные не слишком обнадеживающим началом. (Нередки случаи, когда паломники, уже имея на руках все документы, не могут добраться до Святой Горы из-за шторма – так было, например, с группой из России, которая в минувшем ноябре после трехдневного ожидания вынуждена была вернуться домой.) Начавшийся дождь еще более испортил настроение и заставил нас, прервав прогулку, отправиться на пристань. Каково же было наше удивление, когда, завидев нас издалека, продавщица билетов бросилась нам навстречу, крича, что мы опаздываем на катер! Едва успев погрузиться и отдышаться, мы наконец-то выяснили причину происходящих событий – мы прожили целый день с отставанием на час.

Однако в результате быстроходный катер, на который паче чаяния мы попали, пришел к месту назначения, в порт Дафни, значительно раньше медленного парома, чем навел нас на разнообразные метафизические размышления о суетности мира, об относительности времени, о русской пословице «Тише едешь – дальше будешь» и латинской «Festina lente». К тому же на катере мы познакомились с удивительным монахом из знаменитого скита святой Анны, который рассказал массу интересных вещей об Афоне и пригласил посетить его скит, правда, так и не назвав своего имени. И мы действительно с ним встретились…

О любом из афонских монастырей можно рассказывать бесконечно долго: каждый из них – это свой микрокосм, со своими красотами, чудесами и тайнами, которых не узнать простому паломнику, но которые открываются инокам, живущим в этой обители. То, что доступно восприятию гостя, – это потрясающая архитектура, великолепные фрески, чудотворные иконы, удивительные святыни. Пояс Пресвятой Богородицы и глава святителя Иоанна Златоуста с одним полностью нетленным ухом (в которое, по преданию, нашептывал ему слова благодати апостол Павел) в Ватопеде; нога святой великомученицы Марины и ее изображение, где она молотом разбивает голову дьяволу, в Филофее; Иверская Вратарница в Ивироне; источник преподобного Афанасия Афонского недалеко от Великой лавры; мощи святой праведной Анны – «бабушки Спасителя» – в скиту святой Анны; глава пророка Исаии и «Троеручица» в Хиландаре; дары волхвов в монастыре святого Павла – этот список можно продолжать довольно долго.

В каждой афонской обители, как правило, хранится внушительная коллекция святынь, которую обычно выносят паломникам для поклонения после вечерни. Если путешествовать по монастырям на машине, как мы делали первые дни, желая увидеть как можно больше, то через некоторое время ловишь себя на мысли, что потихоньку перестаешь правильно воспринимать эту череду встреч с драгоценными свидетельствами благодати Божией. По-настоящему глубоко (насколько это доступно паломнику, впервые попадающему на Афон) можно прочувствовать монастырь, добираясь до него пешком и прожив там хотя бы день. Чем мы и занимались вторую половину нашего 12-дневного путешествия.

Любопытно, что в эти же дни на Афоне пребывал с официальным визитом Константинопольский патриарх Варфоломей. Он приехал в Карею и планировал посетить четыре монастыря, в которых никогда не был: Филофей, Каракалл, Хиландарь и Костамонит. Однако в первых двух обителях патриарха отказались принять. Надо сказать, что недовольство его политикой в отношении Римского папы (которого месяцем позже ждали в Стамбуле) на Афоне ощущается довольно сильно, однако столь резкие шаги разделяют немногие. Один старый сербский монах из Хиландаря говорил нам: «Патриарха не принимают уже четыре афонских обители – я впервые за 33 года монашества вижу такое».

Смута началась с Эсфигмена, который давно стал образцом «ревности не по разуму». Отказываясь поминать Константинопольского патриарха, «революционеры в рясах» сами поставили себя вне афонского братства, по всей видимости сочтя свое мнение единственно непогрешимым, в отличие от соборного разума святогорских отцов. С флагом «Православие или смерть», отложением монашеских обетов послушания, вооруженным сопротивлением (подтверждением чему стала потасовка в Эсфигмене) и активной пропагандой своих идей в светском мире зилоты подрывают самые основы афонского жития, которые состоят в мирном духе, углубленной молитве, нелицемерной любви. Один сербский епископ, говоря об Эсфигмене, заметил: «У них не вера, а изуверство». Странно, что именно эсфигменские раскольники принимают самое активное участие в православных выставках-ярмарках в Москве, где они занимаются целенаправленной пропагандой своего восприятия Церкви.

К сожалению, нам не довелось увидеть Константинопольского патриарха, зато по всему Афону мы встречали русских епископов. В Хиландаре нам даже посчастливилось молиться на литургии, которую возглавил митрополит Черновицкий и Буковинский Онуфрий, приехавший с представительной украинской делегацией. Причем владыка не захотел ехать от пристани до сербского монастыря на машине, а пешком прошел весь этот непростой путь около 12 км.

Хиландарь и Зограф – это афонские обители, где понимаешь, что славянское единство все-таки чего-то стоит. Сколько ни рассуждай об утопии панславизма, а теплота встреч с сербами или болгарами говорит сильнее любых рациональных теорий. Недаром Хиландарь так любят посещать русские паломники (к ним, разумеется, я причисляю и украинцев), которых и в этот раз было великое множество, так что мы после продолжительного пешего путешествия через леса и горы рисковали остаться без ночлега. «Сколько вас?» – спросил гостиничный отец Павел. «Двое», – отвечаем. «У меня осталась последняя келья на два человека», – и нам оставалось только поблагодарить святителя Савву Сербского и преподобного Симеона Неманю за милосердие, потому что о дальнейшем пути куда-то страшно было и помыслить.

В Хиландаре продолжаются грандиозные строительные работы по восстановлению монастыря от сильнейшего пожара, весть о котором потрясла несколько лет назад весь православный мир. К счастью, стихия, а вернее Промысл Божий, пощадила древний храм и потрясающую трапезную, фрески которой, наверное, представляют собой одно из главных сокровищ Афона. Сохранилась и великая святыня – лоза преподобного Симеона, ягоды которой помогают при бесплодии. Старый монах рассказал нам о тысячах писем с просьбой о высылке целебных ягод и о том, как он подшучивал над своей племянницей, родившейся по вере ее родителей в благодатную помощь Симеоновой лозы. «Я не из гроздия родилась», – плакала та. «Конечно, не из гроздия, а по благодати Божией и вере твоих родителей», – успокаивал ее монах. Надо заметить, что желающие иметь ребенка не на магическую силу ягод возлагают свое упование, а на молитвы преподобного Симеона, которому в течение определенного срока служатся специальные молебны; кроме того, и сами супруги берут на себя подвиг сорокадневного поста и некоторых других ограничений ради рождения долгожданного чада.

Хиландар

Гробница преподобного Симеона Немани находится в Хиландаре, а мощи – в знаменитом сербском монастыре Студеница; мощи же его сына, другого основателя и покровителя Хиландаря, святителя Саввы, были сожжены турками – теперь на этом месте в Белграде возведен величественный собор.

В Хиландаре мы «случайно» оказались в день монастырского праздника – на «славу» преподобной Параскевы Сербской, чему были несказанно рады вместе с украинскими паломниками. Завершилось наше пребывание в сербской обители посещением знаменитых винных погребов, куда нас позвал гостеприимный отец Никанор, знакомый нам по рассказам сретенской братии, ранее бывавшей на Афоне. На его рабочем месте – большой портрет Радована Караджича и других сербских героев, рядом с фотографией афонского паломничества Владимира Путина.

Болгарский Зограф также оставил приятные впечатления (тем более что здесь мы неожиданно встретились с двумя нашими спутниками, пошедшими за несколько дней до этого иным маршрутом), хотя это не столь знаменитый и посещаемый монастырь. Беседуя с игуменом, тихим и скромным человеком, мы даже не поняли, что это настоятель, архимандрит Амвросий.

Какая-то первозданная простота и радушие царят среди святогорских жителей. Причем это не какая-то национальная черта – то же самое мы встречали и в греческих обителях, когда тебе радуются просто потому, что ты пришел, что ты есть на свете, хотя, может быть, ни словом с тобой перемолвиться не могут, если ты не говоришь по-гречески, а они – по-английски. Это настоящее Царство Божие на земле.

Когда-то, лет пятнадцать назад, я испытал подобное чувство, попав впервые в Псково-Печерский монастырь, где еще жили и здравствовали старцы: отец Иоанн, отец Феофан, отец Досифей и другие, – где в самом воздухе была разлита благодать Божия. Время, оплодотворенное вечностью, время, сквозь которое вечность проступает, – это состояние, отчасти переданное Андреем Тарковским в его фильмах, ощущалось здесь совершенно реально. И теперь, на Афонской горе, после долгого перехода, в скиту святой Анны, когда уже начинало темнеть и бескрайняя даль моря сливалась с еще более бескрайней небесной глубиной, так что граница между небом и землей переставала существовать, а огоньки кораблей казались плывущими по воздушным дорогам, я ощущал такое же бесконечное счастье, как и когда-то давно, в Псково-Печерском монастыре, возвращаясь после трудного рабочего дня на огромном возе собранного сена и любуясь, как заходящее солнце садится за монастырь и освещает его своими длинными и мягкими лучами…

В скит святой Анны я пришел в одиночестве, проделав по следам своих друзей горный путь из кельи святого Модеста через монастыри Симонопетра, Григориат, Дионисиат и агиу Павлу. Наверное, это одна из красивейших дорог, вернее тропинок, на Афоне, где не ездят машины и где трудно заблудиться, потому что путь здесь только один. В скиту мы наконец-то встретились с одним из отцов нашей группы, который, как и я, не стал искушать судьбу восхождением на вершину Афона (в отличие от двух других наших спутников), и мы начали думать, как же найти того монаха, с которым мы познакомились на катере из Уранополя. Монах не назвал своего имени, а скит святой Анны оказался довольно большим поселением, со множеством келий, удаленных друг от друга. Гостиничный широко улыбался, но английского не понимал, мы же по-гречески могли разве что поздороваться, извиниться, поблагодарить да попрощаться – явно недостаточно для поиска загадочного инока. Но отец N (пусть уж он останется инкогнито) в ту же минуту появился сам, хотя, как мы узнали впоследствии, он бывает в архондарике от силы в месяц раз – у него своя келья с кухней и домовой церковью.

Греки считают его русским, а русские – греком, так что везде отец N оказался чужим. Его отец был понтийским греком, а мать – русской, из Питера; они жили в Одессе и вынуждены были эмигрировать после революции. Отец N был женат (его матушка постриглась в монахини перед смертью), работал учителем, у него трое детей, сейчас уже и внуки. На старости лет пришел на Афон и вот удивительно – предшествующая благочестивая жизнь позволила ему в немногие годы стать настоящим монахом, чего далеко не всегда удается достичь тем, кто никогда не был женат. Беседы с этим замечательным человеком навсегда останутся в наших сердцах.

Жаль, что не удалось попасть к «папе-Янису» – старцу, у которого окормляется отец N и которого он предупредил о нашем приходе. Но сколько мы ни стучались, папа-Янис дверей не открыл – видно, мы не были готовы к этой встрече…

Симонопетра

Можно долго говорить и о других обителях и скитах, где нам посчастливилось побывать, но наибольшее впечатление на меня произвел монастырь Симонопетра. С внешней стороны это неприступная крепость, возвышающаяся над морем, своего рода монашеский Минас Тирит. С внутренней – один из самых образцовых и благоустроенных монастырей Святой Горы. Приходилось слышать, будто здесь «обитель интеллектуалов», которые свысока относятся к другим инокам и считают себя чем-то вроде «духовной элиты», однако надуманность таких обвинений очевидна. Те же простота и гостеприимство, радушие и смирение царят в монастыре. Другое дело, что в основном здесь представлено ученое монашество, и сам распорядок жизни Симонопетра выстроен таким образом, чтобы иноки имели достаточно свободного времени для келейной молитвы и ученых занятий, для чтения святоотеческой литературы и духовных размышлений. Этому способствует и прекрасная библиотека, в которой хранятся многие драгоценные литературные памятники, к примеру одно из первых изданий «Добротолюбия» преподобного Никодима Святогорца или древнее издание «Энеиды» Вергилия на латинском и греческом языках.

Будучи многолетним почитателем монашеского пения Симонопетра, слушая его на кассетах и дисках, здесь я убедился, что оно представляет собой предмет особой заботы иноков, и даже в рядовых будничных службах участвуют два небольших, но полноценных монашеских хора, а не один певец, как порой бывает на Афоне в силу тех или иных обстоятельств (возможно, и сознательных установок). При этом само богослужение может быть не столь продолжительным, как в других монастырях, – ради сохранения времени для келейной молитвы и чтения, о чем нам поведал библиотекарь отец Макарий, ставший нашим проводником по святой обители.

Сам отец Макарий заслуживает отдельного разговора. Коренной француз, закончивший Сорбонну в конце 60-х, когда страну потрясали студенческие волнения, ультра-левый экстремист, после долгих духовных поисков он обрел для себя православие. Он путешествовал по румынским монастырям вместе с отцом Плакидой, о котором говорилось выше, и нашел свое пристанище у греческого старца архимандрита Емилиана, сыгравшего определяющую роль в возрождении монастыря Симонопетра. Отец Емилиан вместе с братией переселились из Больших Метеор в Симонопетра в 1973 году в поисках безмолвия, и монастырь, по словам старца, «после долгих лет отчаяния», обрел новую жизнь. «Молодая поросль Метеор свила духовное гнездо на скале святого Симона», – говорит отец Емилиан в своем слове «Монашеское житие: дом Божий и врата небесные»^[1]. Одним из птенцов этого гнезда и был отец Макарий.

С тех пор вот уже более двадцати лет главным послушанием отца Макария остается составление житий святых. Первое издание «Нового синаксаря» (так называется сборник ежедневных чтений) вышло на французском языке, затем на греческом и английском. В настоящее время издательство Сретенского монастыря готовит русский перевод этого шеститомника, не имеющего аналога по полноте персоналий. В это подготовленное на современном научном уровне и в то же время общедоступное собрание вошли рассказы как о святых православного Востока, так и о святых Запада, прославленных Церковью до X века, но незаслуженно забытых. Включены и русские святые, в том числе новомученики. Текст удовлетворяет вкусам как просвещенных взыскательных читателей, так и простого народа.

Я раньше читал в одной книжке об Афоне про отца Макария и рассчитывал с ним встретиться, но произошло наше знакомство неожиданным образом. Приходим мы в первый раз (еще вчетвером) в Симонопетра – благо, монастырь находится недалеко от кельи, где мы жили, – часа два пешком. И на подходе к вратам вдруг видим множество монахов, провожающих какого-то епископа, который садится в машину. Приглядевшись, узнаем владыку – это наш дорогой епископ Афанасий (Евтич), который частенько бывает в Сретенском, читал даже в нашей семинарии небольшой курс лекций, а мы издавали его сборник. Подбежали, благословились, владыка просил передать нашему наместнику отцу Тихону, с которым они очень дружат, поклон «от инопланетянина» – шутит, как всегда, сербский богослов.

Машина уехала, монахи потихоньку разошлись. Кроме одного, который остался с нами. Его-то я и решился спросить, как нам найти отца Макария. «Это я», – был ответ. На Афоне перестаешь удивляться таким совпадениям.

В этот и другие дни мы вели с отцом Макарием многочасовые разговоры «за жизнь» – монашескую, разумеется, – черпая из его рассказов глубокое и живое понимание иноческого подвига. Московским инокам, которые сами себя порой в шутку называют «декоративными», такое общение необходимо, как воздух. Теперь, к счастью, возможностей для него будет больше благодаря нашему совместному издательскому делу.

В Симонопетра мне довелось побывать еще несколько раз – и однажды из-за сильного недомогания. Оказывается, в монастыре есть инок – дипломированный врач, специалист мирового уровня, которого считают лучшим доктором не только в Греции, но и на континенте. За пять минут он поднял меня на ноги…

Рассказывать можно долго. Но хотелось бы верить, что след в душе от этой поездки остался не только в виде восторгов от действительно потрясающей природы, не только в виде приятных воспоминаний от общения со святыми людьми – хотя одно это уже много значит, – но и в чем-то большем. Потому что, наверное, Святая Гора существует не только для того, чтобы ей восхищаться, но чтобы напоминать нам всем: и монахам, и мирянам – о том, к чему мы призваны. О Небе.