Жизнь, богословские труды и нравственно-аскетическое учение прп. Нила Синайского. Часть 9

Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8

Прп. Нил Синайский

Сам же чин принятия монашества, по учению преп. Нила, представляет собой торжественный литургический обряд, имеющий целью излить на постригаемого особую Божественную благодать. Это ясно видно из его письма, адресованного монаху Амфилохию, который, как казалось, ослабевал в духовной брани. Утешая его и укрепляя, преп. Нил указывает ему на Божественную благодать, сопровождающую монаха в его земной жизни и помогающую ему в делах духовного совершенствования. «Запомни, – пишет, в частности, преп. Нил, – что ты, приступив к пречестному монашескому лику, помазан, подобно блаженному Давиду, таинственным елеем… Божественным помазанием называю я благодать Святого Духа»^[4]. В другом письме, направленном затворнику Филомену, преп. Нил упоминает и об отдельных актах самого чина пострижения. Здесь он обращается к Филомену с вопросом: «Когда ты облекся в сию честную монашескую одежду? Какой авва возложил на тебя благословляющую руку?»^[5] Из этого письма очевидно, что чин монашеского пострига во времена преп. Нила был уже связан с облачением в особую монашескую одежду, с чтением определенных молитв и с возложением рук аввы. Помимо этих действий, чин монашеского пострига, как это отмечено во многих местах в произведениях преп. Нила, включает в себя и монашеские обеты, то есть добровольные обязательства по исполнению всего того, что требует «высокое монашеское достоинство». Сколь непременным считалось хранение обетов, видно из трактата «Слово подвижническое», в котором сам преп. Нил говорит, что «лучше умереть, чем сделать что-либо противное обетам»^[6]. Обеты, которые, по учению преп. Нила, суть одно из главных условий для принятия в монашеский чин, в широком смысле слова являются торжественным обещанием того, что постригаемый «возьмет крест и пойдет за Христом, оставив все: отца, лодку, сети и все виды занятий, а вместе с тем расторгнет он всякую родственную связь и даже воспоминание о ней».

Но особое внимание преп. Нил уделяет требованиям, сопряженным с данными обетами, то есть со строгим хранением 1) послушания, 2) целомудрия и 3) нестяжания.

1. Сущность и смысл послушания состоит в готовности монаха всю свою волю и свои желания подчинить воле Божией, присно путеводящей человека к лучшему, причем часто вопреки его личным самолюбивым желаниям и порывам. «Послушание Божией заповеди, – пишет преп. Нил, – обычно дарует жизнь и бессмертие, а непослушание – смерть и тление»^[7]. Ибо сам человек, вследствие ограниченности своего разума, не имеет возможности всегда правильно познавать волю Божию и часто выбирает то, что приносит ему вред. Высота и трудность духовной жизни, неизвестность лучшего и более благоприятного пути восхождения к духовному совершенству, опасность от падений или заблуждений, препятствия со стороны врага нашего спасения – все это заставляет нас не надеяться на самих себя и не верить себе, но во всем последовать руководству опытного наставника. Истинное послушание требует от монаха ни в чем не противоречить своему наставнику, но принимать любое его повеление с детской простотой и строго его исполнять как волю Божию, без ропота и возражений, и причем даже тогда, когда его повеления, казалось бы, не имеют смысла. По учению преп. Нила, монах должен быть чистым орудием исполнения воли своего наставника, управляющего волей своего ученика, подобно художнику, свободно распоряжающемуся мертвым материалом. Преп. Нил пишет: «Старцам-учителям нужны ученики, отрекшиеся от своей воли в такой мере, что ничем не отличаются от мертвых предметов или от вещества, находящегося в руках художника. Как художник на веществе показывает свои способности, причем ничто (вещественное) не сопротивляется его намерению, точно так же и учитель, насаждая в душе ученика познание добродетели, должен встречать не препятствия, а полное послушание своих учеников»^[8]. Монаху же Феодору преп. Нил пишет: «Если взял ты на себя славное послушание, то не будь любопытным, чтобы узнать причины того или иного распоряжения настоятеля, но старайся лишь усердно творить повеленное тебе, хотя бы и было оно трудно и требовало усилий. Ведь любопытство узнать причину повеления наставника и желание дать оценку его распоряжениям служит препятствием к твоему совершенствованию»^[9]. Как во время бури люди на корабле повинуются любому приказу капитана, вполне доверяя его опыту, точно так же должны положиться на ведение и духовный опыт своих руководителей и те, которые – оставив свои личные размышления и желания – доверили спасение своей души другому.

Высший пример истинного послушания подал нам Сам Господь Иисус Христос. Его человеческая воля уступает, не противоречит, не противостоит, а подчиняется Его Божественной всемогущей воле. На подражание Христу как на идеал монашеской жизни преп. Нил указывает и в своем учении о послушании. «Как познали вы Христа, – пишет он, – так и живите во Христе, научившись от Христа послушанию, ибо Он был послушен Отцу “даже до смерти и смерти крестной” (Флп. 2: 8)». В другом месте, где преп. Нил хвалит монахов за их послушание, его голос звучит еще более трогательно и сердечно. «Вы, блаженнейшие, – говорит он, – помимо прочих добродетелей, достойны удивления еще и за то, что разными голосами, подобно сладкозвучному многострунному инструменту, возвещаете единую песнь благочестия. Вы, исполняя каждый свое, ни в чем не противоречите друг другу. Разобщенные телесно, вы взаимным послушанием сплачиваетесь в единой цели, подобно музыканту, который высокие и низкие тона, свойственные различным струнам, искусно сочетает в одну согласную, гармоничную мелодию»^[10].

2. Обет целомудрия – это прежде всего добровольное обязательство безбрачной, или девственной, жизни. Это обязательство преп. Нил ясно подчеркивает в письме монаху Ферину в следующих словах: «Монах не имеет права жениться»^[11]. Но воздержание от брачной жизни, или девство, представляет собой лишь внешнюю, отрицательную, сторону обета целомудрия. По учению преп. Нила, понятие «целомудрие» включает в себя не только телесное воздержание, но имеет еще и внутреннюю, основную, сторону: объемля чувственные желания, подчиняя их разуму, соблюдая чистоту души, дает тем самым возможность развиваться и укрепляться и прочим добродетелям. «Заботящиеся о сохранении своей невинности, – пишет преп. Нил монаху Роману, – обязаны подавлять в себе не только плотские вожделения, но и самолюбие, и тщеславие, и поползновения к лжи и ссорам, и ропот, и пьянство, и празднословие, и любой другой порок. Ибо девственником называю я того, кто воздержен и душой, и телом»^[12]. По мнению преп. Нила, мысль о девстве выразил и Сам Господь в притче о десяти девах (см.: Мф. 25: 1–13), из которых лишь пять вошли во двор царский, потому что были чисты и телом, и душой. А другие пять, девственные лишь телом, остались вне двора, ибо осквернялись помыслами. Таким образом, обет целомудрия заключается в хранении чистоты души и в духовном преуспеянии. Ибо стремление к Богу и приближение к Нему как к Существу духовному должно совершаться в духе. Телесное воздержание от брачной жизни служит лишь средством к устранению препятствий с пути духовного восхождения. Трудность и высота целомудренной жизни дали преп. Нилу право сравнивать его с жительством ангелов. Так, например, в письме к девице Анастасии он восхищенно пишет: «Славлю тебя за то, что светом своей жизни и своим смирением превосходишь ты луну. Поразительнее всего видеть в земном теле такую душу, которая проводит жизнь бесплотных ангелов»^[13]. Девство как живая жертва Богу делает людей «Божиим алтарем, храмом и драгоценными сосудами». Образцом целомудренной жизни, по мнению преп. Нила, был пророк Илия, который первым показал настоящую целомудренную и равноангельную безбрачную жизнь.

3. Обет нестяжания – это добровольное отречение монаха от всех земных благ и привязанностей и принятие на себя такой жизни, которая строго соответствует евангельскому духу^[14]. Это отречение основано на словах Самого Господа, сказавшего богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною, взяв крест» (Мф. 19: 21; Мк. 10: 21).

Подвигу добровольной нищеты преп. Нил посвятил обширный трактат^[15], в котором до мельчайших тонкостей излагает он свое учение о тройном нестяжании.

Самое возвышенное нестяжание встречается в жизни весьма редко, потому что мало монахов, которые всю свою жизнь посвящают исключительно служению Богу и, жительствуя на земле так, как жили наше прародители в раю до грехопадения, нисколько не заботятся о материальных вещах. Таким нестяжанием отличались все святые, жившие лишь мыслью о спасении своей души и полностью свободные от земных забот. Антиподом этого высокого духовного состояния является самая малейшая нищета, проявляющаяся в полной преданности земному. Преп. Нил строго осуждает монахов, являющих собой именно эту малейшую нищету и проводящих день и ночь в земных попечениях, и призывает их держаться в своей жизни нищеты средней, состоящей в том, что монах лишь малую часть времени посвящает заботам по удовлетворению самых необходимых телесных потребностей, а все остальное время проводит в молитве и чтении Священного Писания. «Ведь телу нужно мало, – говорит преп. Нил. – Посему заботься и о теле, но лишь столько, чтобы иметь тебе его сотрудником в твоих добродетелях. Попечение о теле не должно мешать совершенствованию души… Если кто-то заботится о волах, ежедневно пересчитывает свои отары овец, тщательно обрабатывает виноградники, надзирает за лесами, нивами и фруктовыми садами, так что даже на эту работу не хватает ему времени, как сможет он помыслить о Боге? Когда найдет время для чтения псалмов? Когда сможет помолиться Богу? Если бы и нашел он минуту в промежутке между делами, чтобы вспомнить о Боге, то как мог бы принести Владыке чистую молитву, если его мысли заняты тем, о чем он так усердно старается?» «Посему бежим от земных забот, – пишет преп. Нил, – презрим имения, деньги и все втягивающее нас в себя и помрачающее наш помысел. Облегчим груз, чтобы корабль поднялся из воды и чтобы мог спастись кормчий, то есть ум, и путники – мысли. Если путники, плывущие по морю, во время бури своими руками выбрасывают в море собственные товары, дабы спасся корабль, ставя тем самым свою жизнь выше имения, – почему же тогда мы ради лучшей жизни не отвергнем все то, что увлекает нашу душу в погибель?» Призывая монахов хранить обет нестяжания, преп. Нил дает блестящее, непревзойденное определение этой добродетели. «Нестяжание, – говорит он, – это искоренение сребролюбия, плод любви, крест жизни, безболезненное состояние, благо, не вызывающее зависти, небо, не знающее забот, неподвижное солнце и безмерное богатство»^[16].

Человек достигает спасения, вечной жизни, или богообщения, путем нравственного совершенствования, которое, по учению преп. Нила, и является ближайшей целью аскетической жизни. В предыдущих главах мы ознакомились с этим сложным процессом внутреннего очищения и восхождения. Поэтому нам остается лишь указать на отдельные аскетические средства, которые преп. Нил особенно предлагает монахам как людям, избравшим «великий путь к совершенной добродетели»^[17]. К таким средствам относятся: 1) чтение Священного Писания и благочестивые размышления; 2) внимание к себе и познание самого себя; 3) созерцание и 4) бесстрастие и жительство в духе.

1. Чтение Священного Писания и благочестивые размышления.

Важное и глубокое значение Священного Писания для духовного очищения и возвышения человека обусловлено самим происхождением и сущностью Священного Писания, которое «богодухновенно» и как таковое имеет источник в Самом Боге. Слово Божие как слово истины (Ин. 17: 17) и слово жизни (Деян. 5: 20) благодатно сеет в душе Божественное семя истинной жизни. Ибо в Священном Писании сокрыто «царство небесное». Плоды благодатного влияния Священного Писания – возрождение, очищение и освящение человека. «Чтение Священного Писания, – пишет преп. Нил, – истребляет всякое бесстыдное и пагубное представление, живописует в душе святые образы и помогает душе, дабы она, храня в себе достойные воспоминания о Боге, стяжала чистоту»^[18], ибо «при чтении Священного Писания у мысли нет времени заниматься страстями, но она неуклонно стремится к лучшему». «Поучение в словах Священного Писания искореняет все, чем питаются злые помыслы, зажигая в то же время духовное пламя, согревающее ум и приводящее его в такое состояние, когда молитва становится особенно сильной». «Чтение слова Божия с любовью способно в итоге сделать добрым даже и злонамеренного человека». Столь существенное влияние слова Божия на человеческую душу дает право преп. Нилу написать следующее: «Божественное Писание благодаря сокровенным в нем тайнам – это вода, текущая в жизнь вечную, вода святая, исцеляющая и просвещающая всех верных». «Божественное Писание – это путевождь чистой жизни; оно предлагает нам обильную пищу и великое наслаждение».

Естественно, к чтению Священного Писания, как и к молитве, мы должны приступать с благоговейным и смиренным настроем. Только такое чтение слова Божия полезно. Если же к чтению Священного Писания примешается горделивый помысел и желание выказать свое знание перед другими, то это преп. Нил открыто и строго порицает. Так, например, диакону Евгению, изучавшему Священное Писание с надменными мыслями, он пишет: «При чтении Священного Писания ты впадаешь в гордость, величаешься своим знанием, насмехаешься над неведущими. Тем самым вместо плодов ты собираешь листья. Возжелай же лучше украсить свою душу богоугодными делами, ибо сказано: “Горе вам, книжники и фарисеи”»^[19]. Подобную укоризну изрек преп. Нил и монаху Павлу, который, предаваясь лености, с раннего утра и до захода солнца беспрерывно сидел над книгой. Преп. Нил ему в частности говорит: «Тебе хорошо известно, что невозможно построить дом из одного камня. Поэтому не думай, что достаточно иметь лишь одну добродетель, то есть чтение. Надобно тебе заниматься и молитвой, и пением псалмов, и физическим трудом, и продолжительным бдением, и вообще разными благодеяниями, дабы мог ты угодить Богу и сбросить с себя скверну и тяжелую леность»^[20].

Самая любимая часть Священного Писания у преп. Нила – псалмы, которые он часто советует воспевать монахам, как некогда это делали апостолы, ибо в них блаженный Давид «вместо печали земной жизни, являет непрестанную радость»^[21]. «Когда поешь псалмы, – пишет он Квинтилию, – пытаясь в своей памяти удержать Совершеннейшего, тогда душа оставляет гнусные и пагубные страсти и, наполняясь неизреченной радостью, с любовью устремляется к Богу, спеша погрузиться в Него и не предпочитая ничто видимое оной несказанной красоте»^[22]. Другому своему ученику, монаху Каллинику, уже одержавшему в духовной брани победу над страстями, преп. Нил для дальнейшего преуспеяния дает следующий совет: «Поспеши подняться на высокую гору добродетелей частым пением псалмов, совершенствованием самого себя и высоким созерцанием»^[23]. По учению преп. Нила, пение псалмов – это самое могучее оружие в борьбе с демонской силой, часто нападающей на монаха, чтобы помешать его молитве. «Не бойся, – пишет преп. Нил своему ученику, – но вооружись прежде всего молитвой и пением псалмов. Ведь бесы ненавидят нас, имея единственную цель: разнообразными средствами, недугами и скорбями убедить наше сердце и ум не уповать на Бога… Посему, познавая их хитросплетения, не бросай своего духовного оружия, то есть молитвы и пения псалмов, не ослабевай, укрепись и собери все свои силы».

При сокрушенном чтении Священного Писания возникают и благочестивые размышления, которые преп. Нил особо рекомендует монахам. Монах, когда он один, в безмолвии читает Священное Писание, помышляя о скоротечности и суетности всего земного, о своем нравственном ничтожестве перед Богом и о Божием Промысле, проявляющемся в отношении к человеческому роду. Размышляет он и о величайшем Божием благодеянии: о ниспослании на землю Единородного Сына Божия, а также о Страшном суде и о несказанных небесных благах. В этих мыслях человек находит для себя новый источник, укрепляющий его в борьбе с искушениями и в нравственном росте. Естественно, монах, занимающийся благочестивыми размышлениями, должен быть свободен от всякой земной привязанности, дабы «человеческая мысль не имела времени возбуждать действие страстей»^[24].

Дабы облегчить трудности, встречающиеся на пути монашеского преуспеяния, преп. Нил обычно советует размышлять о небесных благах, ибо «ум, объятый радостными мыслями, оставляет неприятное и смягчает остроту земной тяготы»^[25]. «Постоянно помышляй о красоте небесных благ, – поучает преп. Нил, – и тогда никакая любовь к земле и к земным удовольствиям не войдет в твое сердце»^[26].

2. Внимание к себе и познание самого себя.

Внимание к себе в монашеской жизни заключается в том, что подвижник сосредоточивает деятельность разума на внутренней, душевной основе своей жизни и своего поведения, пытаясь дать оценку своему нравственному состоянию. Внимание к себе помогает монаху ориентироваться в своих нелегких душевных переживаниях, надзирать над чувствами и отлучать в своей душе добро от зла, душеполезное от душевредного. Следовательно, внимание к себе для монаха необходимо. Ведь при невнимании и ослаблении духовной разборчивости легко можно оставить истинный путь нравственного совершенствования. «Как глаз кормчего, – пишет преп. Нил, – бдительно и со тщанием наблюдает за разбушевавшимися волнами, потому что и малое невнимание может привести к катастрофе, точно так же и ум монаха, борющегося со страстями и лукавыми демонами, должен быть внимательным»^[27]. Поэтому преп. Нил в своих письмах часто поучает вниманию к себе как самому важному и самому необходимому условию для возвышения души и для ее приближения к Богу. Так, к примеру, монаху Ермолаю он пишет: «Будь внимателен к себе (внимай себе) и позаботься о том, чтобы совершать свое дело как можно лучше»^[28].

С вниманием к себе тесно связано познание самого себя, которое, по учению преп. Нила, служит одним из главных аскетических средств. Познание самого себя направлено на точное измерение своей духовной силы и на четкое определение положительной и отрицательной стороны [собственного] духовного бытия. Это – внутренний самоанализ духовной монашеской жизни, необходимый для дальнейшего нравственного роста. Познание самого себя – исходная точка в процессе непрестанного восхождения монаха к «почести вышнего звания». Без мысленного углубления в самого себя невозможно очищение души и приближение к Богу, невозможно и познание Бога. Поэтому преп. Нил постоянно требует от своих учеников познавать самих себя. «Прежде всего, – пишет он одному монаху, – познай самого себя, ибо познание самого себя является самым трудным делом. Познав самого себя, будешь ты иметь возможность познать и Бога»^[29]. Таким образом, содержание аскетического познания составляют, по учению преп. Нила, с одной стороны, сам человек, его внутренняя природа, а с другой стороны – Бог. Ясно, что монах в состоянии взращивать в себе внимание как к самому себе, так и к Богу только тогда, когда в своей душе возгревает он благоговейные чувства и когда свой ум всецело обращает к подвигу своего спасения, которое, по существу, есть взаимоотношение духовной природы человека и Святейшего Духа – Бога. Это благочестивое настроение в аскетической литературе называется созерцанием.

3. Созерцание^[30].

С психологической стороны созерцание – это религиозная интуиция, дающая человеку возможность в эмпирической реальности видеть непреложную и вечную сущность вещей и ощущать в ней Божественные свойства Творца. «Израильтянином я называю того, – пишет преп. Нил, – кто через созерцание видимых и невидимых тварей достигает зрения Самого Творца, Бога»^[31]. Ту же самую мысль преп. Нил выражает в своем труде «Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова». «Рассматривая видимое, – говорит он, – надобно через видимое стремиться дальше, дабы душа воздвиглась и приблизилась к богопознанию, к этому конечному пределу наших желаний»^[32]. Однако, по учению преп. Нила, эта главная цель созерцания не может быть осуществлена вполне, потому что «невозможно точно познать Божию природу», а к тому же и «ум человека не в состоянии объять сущность Бога».

И тем не менее человек может отчасти почувствовать и познать Божественные свойства Творца. Высокое познание Бога доступно человеку лишь при благодатной помощи Самого Бога, когда человек непосредственно ощущает и познает Божественные качества Творца. Такое ничем не опосредствованное созерцание Бога приходит очень редко, и аскеты обычно называют его «созерцанием Владыки в своем сердце». Такое действие благодати возводит [подвижника] на высокую степень богопознания. Другое, менее совершенное, познание свойств Творца человек получает из созерцания видимой природы и наблюдения за целесообразностью мироустройства, то есть когда разум человека, проникая в видимые явления, зрит в них отблеск Божией силы и славы. Разумеется, познание Бога через созерцание природы, то есть через непосредственное за ней наблюдение, менее совершенно, потому что человек познает Бога не по сущности (не в Нем Самом), а по величию Его дел. Для характеристики богопознания, приобретаемого через созерцание природы, аскеты используют сравнение солнечного света и его отблеска в воде. Созерцание видимой природы или отдельных ее предметов и явлений служит как бы духовной лествицей, по которой человеческий ум шаг за шагом восходит к созерцанию небесной красоты. Этот путь восхождения легче и потому доступнее для большинства людей. Поэтому преп. Нил особо останавливается на созерцании природы и советует его монахам. Как учит преп. Нил, в природе нет ничего такого, что не приводило бы людей к «нравственному или богословскому созерцанию»^[33]. «Поистине, – восклицает преп. Нил, – можно всю жизнь провести в размышлении о Божиих деяниях. Возводя очи к небу, человек днем зрит солнце, а ночью звезды. Бросив же взгляд на землю, видит он разные земные плоды и множество разноликих животных. Рассматривая все это и замечая к тому же тысячи разных видов птиц и зверей в воздухе и в воде, человек изумляется премудрости Творца и славит Бога». Преп. Нил выделяет далее морально-практический момент созерцания природы, легко выводимый из детального ознакомления с каким бы то ни было видимым предметом. Ведь любая вещь и любое явление назидает монаха, «как подобает жить и трудиться, дабы угодить Богу». Так, муравей еще во время жатвы заготовляет себе пищу на зиму. Тем самым учит он монаха, как надлежит заблаговременно готовиться к будущей жизни. Пчела, пользуясь цветками растений, весьма искусно приготовляет на зиму соты и мед и, таким образом, указывает нам, что и мы должны брать пример с добрых людей и уготовлять для себя сладость будущей жизни. Далее преп. Нил, ссылаясь на пророка Иеремию (Иер. 8: 7), обращает внимание монаха на горлицу и голубя, которые, хоть и не одарены разумом, строго повинуются закону Творца. Взирая на них, монахи должны научиться без ропота покоряться воле Божией и исполнять ее. Даже наблюдение за мертвой стихией, за морем, дает нам нравственный урок. Гонимое ветром море часто воздымается и с виду стремится выйти из своих берегов. Но, повинуясь воле Создателя, ограничившего море песком (Иер. 5: 22–23), оно опять возвращается в свои пределы. Монах должен подражать морю, подавляя в себе всякий нечистый помысел, а особенно искореняя в себе бессмысленную гордость. Кроме того, и всякое видимое светило научает нас чему-то полезному. Так, солнце своим светом возводит наш ум к познанию отношения между Богом Отцом и Богом Сыном. Луна, постоянно меняя свой облик, напоминает нам о непостоянстве и превратности как земного счастья, так и земной печали. Звезды, пребывая в назначенном для них Богом положении, учат нас не завидовать превосходящему нас славой и богатством и не презирать того, кто в глазах людей мал и ничтожен. Ибо звезды довольны своей участью, то есть той «мерой света, которую определил им Бог». Это прекрасное наставление монахам о пользе созерцания видимой природы преп. Нил заканчивает словами: «Господь, желая, чтобы мы были мудрыми, как змии, и простыми (кроткими), как голуби (Мф. 10: 16), заставляет нас быть учениками у всей природы».

По учению преп. Нила, не всякий монах способен приступить к созерцанию. Дабы успешно восходить на высокую гору созерцания, необходима чистота души, а также бесстрастие, то есть полное подавление страстей. Ибо, по словам апостола Павла, «не может быть общения праведности с беззаконием» (в синод. тексте: «Какое общение праведности с беззаконием?». – Примеч. перев.) (2 Кор. 6: 14). Эту мысль особо заостряет преп. Нил в письме к монаху Арсину. Он пишет: «Когда со временем погасишь в себе все губительные и вредоносные страсти, то только тогда посвяти себя созерцанию вещей возвышенных. Если же возымеешь дерзость и покусишься прежде победы над демонами взобраться на гору, то не получишь Божией помощи и содействия»^[34].

4. Бесстрастие и жизнь в Духе.

Борьба со страстями – это неизбежный земной путь христианской жизни. И потому в нравственно-аскетическом учении преп. Нила особо выделено одно обязательное для каждого монаха условие, а именно: очищение души и ее освобождение от страстей. Страсть как сильнейший враг нашего спасения, тормозящий духовное преуспеяние человека, навлекает на себя самые острые стрелы слов преп. Нила.

Страсти преп. Нил противопоставляет высокую монашескую добродетель – бесстрастие, то есть полное освобождение от страстей и страстных помыслов. «В бесстрастии, – говорит преп. Нил, – умиротворяется все возбуждающее ум, а сама душа возносится превыше всех земных вожделений»^[35]. Характерной чертой бесстрастия является свобода от порочных душевных поползновений. Однако только к этому понятие бесстрастия не сводится. «Бесстрастен тот, – говорит преп. Нил, – кто победил после поражений во многих битвах, а страстен [тот], кто заявляет, что стяжал добродетели без борьбы». На первый взгляд кажется, что два понятия – «победа над страстями» и «освобождение от страстей» – тождественны и имеют одно и то содержание. Однако по своей сущности эти два понятия весьма различаются. Понятие «победа» включает в себя и господство над чем-либо. Не побеждает тот, кто по малодушному настроению сердца устраняет от себя всякую опасность или же сам от нее уклоняется. Почетное имя победителя дается тому, кто мужественным сердцем достигает владычества над своим противником. Понятие же «освобождение от чего-либо» с господством над чем-либо в основном не связано. Освободиться от опасности можно путем ее простого отведения или же устранения себя самого от этой опасности. Последнее можно заметить в нравственной работе буддийского аскета. Буддист охотнее устраняется от мира и его страданий, не имея желания вести с ними борьбу. Буддийское бесстрастие лишено активной силы. Это – состояние полного индифферентизма, в котором угашаются все чувства, то есть когда человек делается пассивно бесстрастным, тяготея к небытию, к вожделенной нирване. Не о таком пассивном бесстрастии пишет преп. Нил. Бесстрастие, по учению христианских аскетов вообще и преп. Нила в частности, не ограничивается лишь негативной составляющей, то есть освобождением от страстей, как учит Будда, но имеет и важную активную позитивную составляющую. Это – напряженное духовное состояние, в котором – основа и начало чистой добродетельной жизни. Христианское бесстрастие – это чистота души, активно способствующая дальнейшему преуспеянию человека и возводящая его к монашескому идеалу, к святости. Отвергнув все то, что крепило в нем и возгревало эгоистический образ жизни, монах в бесстрастном состоянии уподобляется Христу, ибо он распял «ветхого человека», «умер для греха» «подобием смерти» Христовой (Рим. 6: 6, 2, 5) и воскресает вместе со Христом к новой, благодатной, жизни.

Нравственная чистота души, обычно связанная с бесстрастием, дает монаху возможность возгревать в себе любовь ко Христу, которая и составляет главное содержание бесстрастной души. Эту мысль вкратце, но весьма ясно, преп. Нил выражает в следующих словах: «Любовь – это спутник бесстрастия»^[36]. Любовь как величайшая христианская добродетель воспламеняет подвижника к дальнейшему преуспеянию, возводя его «в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4: 13), и способствует решительному завершению «перехода из жизни телесной в жизнь духовную, в которой человек живет уже не плотью, а духом». Упоминая о таком высоком духовном состоянии, преп. Нил говорит, что «это состояние свято, мирно и светоносно; в нем человек не имеет никакого воспоминания о чем бы то ни было тленном». Возгревая в себе благодатное чувство, подвижник мало-помалу переходит в состояние «нового человека», в высшей степени просвещенное и просветленное состояние человеческого духа, когда идея сыновства Божия обращается из теоретического знания в живое созерцание. Ибо «если монашеская жизнь начата в Боге, продолжена в пламенной вере и наставляема Божественным Духом, то душа на позлащенных крыльях возлетает прямо к небу». Таким образом, человек еще здесь, на земле, становится в прямом смысле слова обитателем и гражданином мира невидимого. Но на этой высокой ступени добродетельной жизни подвижнику предстоят нарочито большие искушения, которые преп. Нил описывает в живой и красочной форме. «Когда взойдешь ты на самую высокую ступень, – пишет он монаху Евгению, – когда обособишься от земли, когда полностью возненавидишь земное, когда презришь все видимое, когда истинно возлюбишь небесные блага, когда ухватишься за крылья небесных орлов, легко возносящиеся к небу, тогда – именно тогда – увидишь ты страшные искушения и претерпишь ужасную брань»^[37]. Для того чтобы избежать искушений и возможного падения, преп. Нил учит, что и на высшей ступени духовной жизни нельзя приписывать успех собственному труду, но лишь силе Божией, ибо «Сам Господь хранит от падения восшедших на высоту добродетелей, говоря: “Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать” (Лк. 17: 10)»^[38].

Мы познакомились с жизнью, трудами и нравственно-аскетическим учением преп. Нила. Нам остается лишь выделить главные особенности его учения и характерные черты его личности, которые мы находим в его догматических и нравственных поучениях и в его учении о монашестве. Коротко остановимся на каждой из этих особенностей.

1. Особенности догматического учения преп. Нила.

При беглом обозрении трудов преп. Нила сам собой напрашивается вывод о том, что собственно догматические вопросы интересуют преп. Нила весьма мало. Он, как мы это уже подчеркивали, уделяет особое внимание способам приближения человека к Богу, а не абстрактному рассмотрению христианских догматов. Преп. Нил не ставил перед собой задачи разъяснять догматические вопросы абстрактно-логически. Поэтому у него и нет трактатов, которые были бы посвящены раскрытию той или иной догматической истины. Между тем в своих сочинениях он иногда затрагивает известные положения догматики, однако делает это лишь в тех исключительных случаях, когда эти истины непосредственно соприкасаются с нравственно-практической областью; другими словами – когда он хочет найти догматическое обоснование своего аскетического учения. И все-таки в его многочисленных письмах можно найти весьма интересные места, касающиеся догматики, на которые богословская наука до сих пор не обращала внимания. Так, например, для разъяснения и решения вопроса о догмате искупления весьма важно письмо епископу Сильвану^[39], в котором преп. Нил дает изумительное толкование мессианского псалма 21 («Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?») в связи с Евр. 5: 7.

У преп. Нила христианские догматисты могут найти также данные, касающиеся святых таинств и их числа. Ведь из учения преп. Нила о монашестве видно, что он, наряду с другими аскетами, рассматривает монашеский постриг как одно из таинств. Таким образом, труды преп. Нила представляют определенный интерес для догматики, и могут быть использованы при решении тех ее вопросов, которым современная православная догматическая наука уделяет особое внимание.

2. Особенности нравственного учения преп. Нила.

Нравственное учение преп. Нила свидетельствует о его глубоком познании и понимании тончайших сторон человеческой души. Без преувеличения можно сказать, что в учении преп. Нила вся духовная жизнь человека, со всеми его добродетелями и пороками, нашла свое полное отражение. Особого внимания заслуживает его учение о грехе вообще, а в частности – его восьмичленная схема страстей. Преп. Нил, как искусный и глубокий психолог, описывает свойства каждой страсти и условия, в которых та или иная страсть развивается, указывая в то же время и на ее пагубные последствия. При этом он дает и наставления, как надлежит бороться со страстями. Представляя весьма ясно сущность греха, его зарождение, развитие и укрепление в душе человеческой, преп. Нил одновременно предлагает и средства борьбы с ним. Труды преп. Нила, в которых изложено его учение о грехе, могут быть весьма полезны для «оживления» весьма сухого раздела о грехе, как он преподается в школах.

3. Особенности учения преп. Нила о монашестве.

По учению преп. Нила, монашество – это не цель, а лишь средство, условие, или орудие, усвоения спасения, совершенного Господом Иисусом Христом. Такой взгляд на монашество типичен для христианских аскетов. Ибо пост, бдение, нестяжание, девство, послушание не составляют сами по себе совершенства, а служат лишь средствами, с помощью которых человек может достигнуть цели. И потому наставления и советы, которые дает преп. Нил монашествующим, строго индивидуальны^[40]. Что же касается общего направления, которого держался преп. Нил в своем учении о монашестве, то его можно охарактеризовать как «золотую середину» Аристотеля.

4. Характеристика личности преп. Нила.

В заключение мы выделим некоторые характерные качества самой личности преп. Нила. Стремясь к личному совершенствованию, он оставил мир и ушел в пустыню. Однако и удалившись от государственной и общественной жизни, преп. Нил не прервал духовной связи с людьми. Самые разные люди, из городов и из монастырей, обращались к нему с многочисленными просьбами. И каждый получал просимое. В своих письмах преп. Нил дает ответы, советы, утешения и излагает поучения к духовной жизни. Он толкует отдельные места Священного Писания, а к тому же просто и ясно разъясняет даже трудные догматические истины. Люди всех сословий и положений одинаково равны были для преп. Нила. Перед нами, как в калейдоскопе, проносятся имена простых монахов, игуменов, архимандритов, епископов, высоких чиновников, полководцев и… даже имя самого императора Аркадия. В этих письмах преп. Нил являет христианскую любовь – ту истинную любовь, которая, ревностно соблюдая догматы веры и оберегая авторитет Церкви, одновременно возгревает в душе сочувствие к страждущему и сорадование с радующимся. Со страниц этих писем перед нами как живой предстает преп. Нил, который хотя и удалился в пустыню, но своим высоким авторитетом продолжал оказывать влияние на общественную и даже на государственную жизнь. Жизнь преп. Нила служит ярким примером того, сколь великая польза бывает для общества от одного истинного подвижника, монаха-аскета. Ведь подлинный христианский аскет служит светочем [всему] обществу; своим нравственным влиянием он может способствовать духовному возрождению общественной жизни на вечных принципах справедливости, мира и любви.

Благоговейно преклоняясь перед преп. Нилом как перед истинным христианским подвижником, мы вкупе с Православной Церковью молитвенно восклицаем: «Радуйся, садоделателю рая мысленного; радуйся, девства хранилище велие; радуйся, красная гусль Духа; радуйся, страстей кореносечный мечу; радуйся, праведных мужей высото; радуйся, верных земнородных предстателю; радуйся, Ниле, отче всемирный»^[41].