Схимонахиня Михаила (Силакова)

Схимонахиня Михаила (Зинаида Михайловна Силакова) родилась 27 октября 1917 года в деревне Ново-Свет Виневского района Тульской области. Отец ее, Михаил Сергеевич Полухин, вырос в зажиточной семье, с детства отличался трудолюбием, добротой, обстоятельностью. А мать ее, Анна Ивановна (впоследствии схимонахиня Александра), происходила из бедной семьи, «сиротка»; красивая, работящая, она умела делать все и пользовалась всеобщей любовью. Ее любили за разумный совет, за доброту, сострадательность, готовность помочь. Михаил Сергеевич относился к супруге с любовью и уважением, считался с ее мнением, советовался с ней во всем.

Когда появились дети, которых родители очень любили, отец, бывало, журил жену: «Нюша, нельзя их так баловать», а сам баловал не меньше. Он любил всех детей – и своих, и чужих. А те, чувствуя такое к себе отношение, едва завидев его, все бросали и бежали к нему «со всех ног». Для всех них было у него всегда и ласковое слово, и гостинец в карманах.

От отца матушка Михаила и унаследовала эту любовь к детям. До конца своих дней она, увидев ребенка, вся светилась радостью и старалась согреть его своей любовью, утешить, всегда у нее на этот случай были в карманах припасены конфеты.

Детство матушки пришлось на тяжелое время становления новой власти, искоренения веры в Бога, но в семье был «прежний» уклад – «без Бога не до порога». Был такой случай: во время переписи пришли в дом к Полухиным и, выясняя вероисповедание, настаивали, чтобы те отказались от Бога. Но Анна Ивановна сказала: «Ни от Бога, ни от царя я не откажусь». Проявить такую твердость в то время было очень опасно, но, невзирая на возможные последствия, супруги не скрывали своих убеждений. И эти качества своих родителей: любовь к Богу, царю, вере, твердость характера – унаследовала матушка.

С детства ее душа тянулась к Богу. В деревне, где жила их семья, не было церкви, и будущая матушка, сама еще ребенок, собирала маленьких детей и водила их на службу в ближайшее село, расположенное на большом расстоянии от деревни. И родители ребят не волновались, знали, что на Зину можно положиться. По дороге дети «служили»: пели духовные песни.

Семья Полухиных была многодетная; кроме Зинаиды, в семье было еще три дочери: Антонина, Надежда и младшая, ныне здравствующая, Лидия. Время было тяжелым, голодным. Михаил Сергеевич, чтобы прокормить семью, ездил на заработки вначале в Петербург, затем в Москву, куда позже приехала и Анна Ивановна с дочерьми. В Москве они обосновались на Смоленке, в Неопалимовском переулке.

Зинаида после школы окончила торговый техникум по специальности бухгалтер-товаровед. Красивая, высокая, стройная. Ее называли «русской красавицей». Жила как все. Но отличали ее серьезность, вдумчивость, целеустремленность, любовь к людям. Бога она не забывала никогда. Зинаида любила читать, и читала очень много. Молодость проходила в трудные годы: война, голод. Чтобы пропитаться, ездила по деревням, добывая хлеб не только для своей семьи, но и для нуждающихся близких.

Вышла замуж. На фотографиях того времени она радостная, счастливая, с ребеночком на руках. Рядом муж, тоже красивый, улыбающийся. Но семейная жизнь не удалась. Сыночек, Мишенька, желанный, любимый, был очень неспокойным, кричал денно и нощно, не умолкая. Материнское сердце все исстрадалось. И поехала Зинаида к Николе в Хамовниках, к «Скоропослушнице», просить помощи у Пресвятой Богородицы: «Владычица, или исцели, или возьми к Себе, больше нет сил терпеть». Приехала домой, а сыночка в живых уже не застала: Господь взял его к Себе, а было ему пять месяцев. Мама утешала: «Зиночка, не скорби, ты молодая, у тебя будут еще дети». «Нет, мама, уже не будут», – почему-то уверенно отвечала Зинаида. С мужем вскоре их пути разошлись, и ни мужа, ни детей у нее уже не было.

В 1944 году от воспаления брюшины внезапно скончался и Михаил Сергеевич. Горевали все, не только осиротевшая семья. Матушка до конца своих дней с большой любовью и скорбью вспоминала об отце. Постоянно за разговором поминала усопших сродников. «Мамы нет, папы нет», – говорила она. Потом объясняла: лишний раз скажешь – лишний раз вспомнишь добрым словом, им и то хорошо, а собеседники слушают и о своих родителях думают, поминают их добрым словом, молятся о них. Вообще слушать матушку надо было очень внимательно, так как слова, сказанные ею о себе, часто относились к собеседнику.

Матушка очень скорбела по поводу того, что у нее не было духовного отца. Как-то, поехав в Троице-Сергиевую лавру, попала на службу незнакомого иеромонаха, и душа затрепетала: вот такого бы она хотела иметь духовного отца. И он – отец Савва (впоследствии насельник Псково-Печерского монастыря) – стал ее наставником, пастырем, горячо любимым духовным отцом. А она – его чадом, верной и преданной помощницей до конца своих дней.

Матушка так говорила об этом: «Я жила под его руководством много лет. Характерно, что до того, когда он взял меня в духовные чада, я молилась Владычице: “О Пресвятая Владычица, Ты видишь мое стремление, Ты знаешь, что я желаю спасти свою душу, но без духовного наставления я – как ветка в поле: куда ветер подует, туда и я. Пошли мне духовного руководителя”. О чудо! Незабываемый вечер после всенощного бдения в Троицком храме. Отец Савва подошел ко мне и сказал: “Так мне Божия Матерь внушила, я буду твоим духовным отцом”. От радости я ничего не могла сказать, но зато всю ночь проплакала и написала ему полную исповедь с самого детского возраста.

Наутро он прочитал и сказал: “Хорошо ты написала о себе”. И с этого дня стал руководить мною и учить, а учить нужно было многому. Я была в духовном смысле как первоклассница. Тогда он перед мощами преподобного Сергия заставлял меня читать Трисвятое, я не могла, не умела, так он мне диктовал, и я за ним повторяла! О дивный, чудный старец, дорогой пастырь и добрый! Он не по возрасту, а по подвигу был старец, наставник и прозорливец.

В то время я ездила к нему через день. Работа моя была ночная, и как только я иду с ночи, то направляю стопы свои к преподобному Сергию. Мама моя, хотя и духовная, но уже останавливала меня: “Что ты так часто ездишь? Ты ему, наверное, надоела”. А я все равно лечу к нему как на крыльях и скорее к раке преподобного Сергия, так как духовный отец каждый день служил тогда перед мощами молебен, и я с ним молилась. Он вкратце говорил какое-нибудь поучение, так я в "оба уха" слушала – только бы не пропустить ни единого слова»[1].

Открывались монастыри. Отец Савва некоторых своих чад направлял на послушание в Овручевский монастырь Василия Великого в Житомирской области.

Просилась в монастырь и матушка. Но время еще не пришло. Ее послушание было помогать уезжающим, собирать их. Многим она помогла.

Но вот настал и ее день. С радостью ехала она в этот монастырь. Никакие уговоры домашних не могли ее остановить. По словам Лидии Михайловны, зашла домой, оповестила всех, быстро собралась и уехала, оставив всех в недоумении.

В монастыре сразу поставили ее читать Псалтирь. Дома она привыкла к русскому тексту, а здесь церковнославянский. Вышла заминка, насмешки сестер: как же ты не читаешь по-славянски? Матушка молилась о помощи равноапостольным учителям словесности Кириллу и Мефодию. Потом она стала читать так, что никто не замечал, что прежде на церковнославянском она не читала. Голос ее звучал уверенно, ошибок в произношении не было.

Разные послушания были в монастыре у матушки. Все было: и скорби, и радости. Там приняла она и постриг с именем Зиновия. Но, к великому ее сожалению, пребывание в монастыре было недолгим.

Она сама пишет об этом так: «В 1960-х годах выгнали из монастыря. 100 с лишним монашенок было. Как преступников, выгнали и никаких справок не дали. Куда хочешь, иди, и денег на дорогу не дали. И все пошли куда глаза глядят. Я же поехала к своей маме родной, в Москву. Но, увы! Как преступницу, меня не прописывали и даже маме сказали: не принимать свою родную дочь, а увидим ее – заберем. И я, преступница, не совершившая никакого преступления, стала скитаться по всей Москве. Правда, кто меня знал и кто не знал, все равно меня принимали на день, на два, а на три я уже боялась оставаться – это было для них опасно. И так я проходила, кажется, года два, а быть может, и больше – не знала, где главы своей приклонить.

Вся надежда моя – Господь и Его Пречистая Матерь. И говорила Ему: “Господи! Животные и то имеют приют, а я, многогрешная, ничего не имею, и еще паспорт просрочен!” Но чудо! Я верю: молилась я в храме во имя Илии Обыденного, на акафисте Божией Матери “Нечаянная Радость”, и Она мне внушила: иди в милицию, поменяй паспорт! Поверила – поехала в милицию, и в один день мне обменяли старый паспорт на новый и прописали в квартиру, где я жила с мамой. Слава Всевышнему Богу и Владычице, Матери Бога Всевышнего!

Теперь дело плохо с работой! Я обратилась к своему духовному отцу, где мне устроиться, и он благословил: “Работу бери черную, только ночную, чтобы ночью работать, а днем по храмам ходить. Будешь мало получать, на хлеб насущный будет, а на другое Господь даст!” Так и было.

В гостинице устроилась работать сутками, где проработала до своей пенсии, до старости, а днем никогда не забывала храм Божий. Как говориться: кому Церковь не мать, тому Бог не отец!»

Матушка жила насыщенной жизнью: ни минуты свободной. Деятельная, трудолюбивая. Приходится только удивляться, как у нее хватало сил работать, посещать церковные службы, ездить к духовному отцу и выполнять его поручения, паломничать, переписывать акафисты (тогда потребность в этом была большая).

И матушка молилась, усердно молилась за своего духовного отца, за своих родных, близких, знакомых, милующих и обидящих – за всех!

Ее послушанием также было и помогать духовному отцу в печатании книг. Остался первичный материал с сопроводительной запиской: «Отче! По грубым подсчетам, в книжке будет 60 страниц (-/+ 5), а если нижнее поле вместо 30 мм сделать 23 мм, то будет еще меньше на 5 страниц. Допустимо так?» Судя по оставшимся материалам, она была высококвалифицированной машинисткой, через руки которой прошло многое, написанное схиигуменом Саввой, и дополнительно та литература, которую он благословлял печатать.

Матушка много паломничала по святым местам. Желая рассказать о своем духовном отце, о его жизни, великой любви к Богу, его помощи людям, она изъездила всю страну. Так побывала она и на Севере, и у преподобного Иоанна в Тобольске, доехала и до «прокаженных», но ее туда не пустили. Ездила на Севан, к севастийским мученикам. Да, во многих местах побывала она по благословению отца своего духовного.

Был и такой случай в ее жизни: по весне, вечером, нужно было ей переправиться через речку. Лед еще до конца не сошел. Уже смеркалось. Решила не терять времени и идти напрямик по реке. Помолилась и смело пошла. Церковь была на противоположной стороне. Когда пришла туда, все удивились: откуда она пришла? Когда сказала: «По реке», – все с недоверием переглянулись: оказывается, лед уже тронулся, и даже смельчаки не рисковали ходить по нему.

Об одной из своих поездок в Пермскую область рассказывала особенно часто. По благословению отца Саввы ездила к протоиерею Николаю, который служил в храме Всех святых. Он был простой, Бога очень любил. И ему Бог дал многие милости. Храм стоял на берегу Камы. Для возвращения в Москву надо было на лодке переправиться на противоположную сторону и там до утра ждать поезда у переправы, где жил гостеприимный старец со своей старушкой Феодосией и внучкой Оленькой. У них матушка на ночь до отправления поезда оставалась, и через них Господь дал матушке молитву, которой она молилась до конца своих дней: «Христос, моя отрада и Пастырь добрый мой, спаси меня от ада и будь всегда со мной». Всем советовала она всегда, особенно при скорби и болезни, взывать к Господу словами этой молитвы, говоря: «Какие чудные слова и какие успокоительные. Всегда читай! Всегда пой! И будет Господь всегда с тобой! А еще прибавь: Пресвятая Богородица, спаси нас!»

Очень любила матушка Грузию, где была неоднократно. Любила рассказывать о поездке к равноапостольной Нине, которую очень почитала. (Похороны матушки были в день празднования памяти равноапостольной Нины, 27 января.) В одну из своих поездок в Грузию отец Савва взял ее с собой.

Его подарок – деревянную ложку – она бережно хранила до конца своих дней и особо почетным гостям давала ей пользоваться в знак своего расположения.

Матушка обладала необыкновенной притягательной силой. Ее любовь, доброта, отзывчивость располагали и приводили в ее дом многих людей. В день ее 50-летия у нее собралось около 70 человек. Но этот юбилей был исключением. Матушка, как и ее духовный отец, считала, что христианам не следует застольем отмечать дни своего рождения, а если отмечать, то в святой Церкви – это будет и Господу угодно, и святому, имя которого носишь.

Никогда ничего матушка не делала без благословения своего духовного отца. В 1976 году по благословению отца Саввы она едет к схиархимандриту Серафиму (Романцову) для пострига в схиму. Когда она приехала, встал вопрос об имени:

– Какое тебе имя дать, что сказал отец? – спросил отец Серафим.

– Ничего не сказал, – ответила матушка.

– А кого ты больше всех любишь!?

– Всех люблю!

– А кто тебе в этой жизни больше всех помогает?

– Конечно же, архистратиг Михаил! Сколько раз он помогал и спасал, да и родного отца Михаилом звали.

На том и порешили. Стала матушка Михаилой. Начался новый период ее духовной жизни. Как хорошо, когда рядом духовный отец. Он учил, вразумлял, исправлял в жизни. Во всем она руководствовалась его наставлениями до конца своей жизни.

В дни ее ангела обычно все собирались в храме, а после службы шли к матушке. И всегда было много народа. Матушка накануне готовила очень основательно, и всегда были ее «фирменные» щи с рыбой. За столом, конечно же, говорили о схиигумене Савве, читали в основном его книги, вспоминали, пели духовные песни. Матушка была необыкновенным организатором; обладая удивительной памятью, много рассказывала, причем рассказывала очень своеобразно: «учитывая потребность», один и тот же рассказ у нее звучал и воспринимался по-разному. Читала и пела она замечательно. Читала хорошо поставленным голосом. Очень «сердечно» пела «Мой духовный сад, как запущен ты…»

От нее никто из гостей никогда не уходил с пустыми руками, она всегда давала «гостинец», а ко дню ангела готовила особые «гостинцы» – книги, которые она очень любила, покупала заранее и с духовным наставлением, поучением, особым смыслом дарила каждому своему гостю. Иногда подарки разыгрывались. Но всегда каждый получал насущное для себя. После посещения матушки было всегда легко, было светлое настроение.

Господь дал матушке много талантов. Писала она и стихи, посвященные духовному отцу, своим духовным чадам, знакомым.

Матушка была очень сострадательной, чуткой к чужой боли, не терпела ложь, клевету, лукавство, обличала «зло творящих».

Несмотря на то, что отец Савва при своей жизни в монастыре был гоним, и далеко не всегда доступ духовных чад к нему был свободный, живое общение с ним было возможно, утешало, давало силы, сплачивало, объединяло, ободряло, зажигало сердца молитвой, указывало путь к покаянию, духовному возрождению. И какой же тяжелой вестью для всех его духовных чад был его уход из этой жизни. Матушка говорила, что она настолько была ошеломлена, расстроена этим сообщением, что долго ходила по комнате, никак не могла собраться с мыслями, сообразить, что делать дальше, – и это она, которая отличалась силой воли и твердым духом. Но как-то само собой в душе укрепилось чувство, что отец жив, не ушел, и всегда будет его незримое руководство, его помощь. До конца своих дней она во всем руководствовалась его наставлениями. За его помощью она обращалась всегда. У нее была удивительная духовная связь с отцом Саввой. Когда люди приходили к ней за советом, она молилась, просила помощи отца Саввы.

Матушку отличала любовь к людям. Хотя иногда она и говорила: «Люби людей и беги от них», сама она без людей не могла. Когда к ней долго никто не приходил, она скорбела.

У нее было тонкое чувство юмора, и она всегда следовала указанию обличать премудростью. Могла сказать незамысловато, бесстрастно, но в то же время с поразительной точностью.

Послушание свое – утешать скорбящих, молиться о болящих – она выполняла самоотверженно, жила без лукавства и других тому учила. «Все лучшее отдай другим, за подвиг это не считая и ничего не называя своим – одни грехи своими почитая», «хлеб, соль ешь, но правду режь», «не лги, а говори только правду», – часто повторяла она. «Правда – вечность – Бог, а кривда, то есть обман, обманщик, враг Бога, и враг учит нас, грешных, обманывать».

Этому она всегда следовала, это было руководством к ее жизни. Матушка была очень общительной. Она удивительно чувствовала человека (знала, с кем и как говорить), располагала к себе людей. Часто знакомства завязывались в храме, на улице, в транспорте. Нередко эти знакомства переходили в долголетнюю дружбу. Ездила матушка к святому Феофану, Затворнику Вышинскому. В поездке познакомилась с рабой Божией Александрой, до конца дней продолжалась их дружба. Муж Александры, участник войны, принял матушку как родную, поверил, прочувствовал ее молитву на себе. Матушка убедила их повенчаться. Тогда это было непросто, но они, доверяя ей, послушали ее совета. Потом Иван говорил матушке: «Если бы я знал, что это так благодатно, я бы давно повенчался».

Матушка вела большую переписку, ее корреспондентами были и священники, духовные матушкины чада, просто знакомые. В основном к ней обращались с просьбами помолиться, за духовным советом.

Отец Савва, поучая, говорил: «Делайте больше добрых дел. Добрые дела дороже тысячи поклонов». И матушка не щадила себя для добрых дел. Она много помогала возрождающимся храмам. «Храм – земное небо! Поэтому мы и должны по своей силе возможности помогать ему!» – говорила она и, как могла, помогала, собирала деньги, вещи, продукты, все это отвозила в монастыри. Сколько денег прошло через ее руки, знает только Господь, но ни одной копейки она не оставляла себе на свои нужды, все отдавала.

Отец Савва завещал: «По возможности читайте молитвы, которые я раздавал вам. Изучайте книги, которые я написал для вас. Они разрешат все ваши недоуменные вопросы». Матушка не только сама следовала этому наставлению, но и другим помогала в этом.

Она пыталась купить все имеющиеся в продаже книги отца Саввы (хотя все эти книги в машинописном варианте были у нее, она сама их печатала), но «настольно-постоянной» была книга отца Саввы «Бисер духовный». Она с ней не расставалась, читала ее всегда. Какие-то места были отмечены, подчеркнуты, было видно, что чтение было вдумчивое. У матушки был заведен такой обычай: на маленьких листочках она писала поучения, молитвы святых отцов, святого праведного Иоанна Кронштадтского, своего духовного отца схиигумена Саввы. Их было много: короткие, но очень емкие поучения и молитвы разного содержания, духовные советы. Эти листочки она раздавала в храме, на улицах, в транспорте. «Господи, не мне, а имени Твоему слава; я не своими словами пишу, а из святых писаний, как повествуют святые отцы». Как правило, эти высказывания доходили до сердца, многие их читали, хранили, просили еще.

Матушка говорила: «Мое послушание – говорить», и говорила она необыкновенно; слова ее укрепляли веру, вразумляли. Речь ее носила форму мягкого назидания, не было ни одного намека, ранящего или задевающего самолюбие; многим помогала она посмотреть на вещи иначе. Не забывая слов отца Саввы: «Беседа хорошо, а молитва – выше», матушка никогда не оставляла молитву. Иногда можно было видеть, как она, говоря по телефону, читала акафист.

Уходя из этой жизни, отец Савва завещал своим духовным чадам: «Вручаю вас Пресвятой Владычице Деве Богородице. Она будет вашей Игуменьей и Защитницей от всех стрел вражьих, врагов видимых и невидимых». Матушка очень любила, почитала Владычицу Богородицу, всегда молилась Ей. В ее правило входило и обязательное чтение акафиста «Слава Богу за все» и чтение акафистов Пресвятой Богородице.

Матушка почитала Косинскую икону Пресвятой Богородицы, и в ее день всегда ездила поклониться ей в храм святителя Николая в старом Косино. Она считала эту икону тоже чудотворной. Рассказывала, что в 1991 году, когда еще не был возвращен чудотворный образ из запасников музея, сколько народу приезжало помолиться сюда, к этой иконе, и скольким Богородица через нее помогала. Матушка недоумевала, что так быстро все это забыли.

Матушка очень сильно любила праздник Пасхи – светлое Воскресенье. К этому дню она готовилась особо. В квартире устраивалась генеральная уборка: все мылось, чистилось. Иконы протирались, украшались цветами. Праздников праздник был этот день и для матушки. У отца Саввы есть стихотворение «Красное яичко». Матушка этот стих переписывала, сколько могла, для праздничного поздравления. Писала поздравительные открытки и, конечно, красила яйца. Яиц она покупала больше сотни, и все это красила красной краской, именно красной, а потом все раздавала. Любила рассказывать историю, как белое яйцо в руках у Марии Магдалины стало красным в подтверждение того, что Иисус Христос воистину воскрес.

У матушки был обычай утешать едой. Человек ест, а она сидит и за него молится. После такой «трапезы» выходили от нее с легкостью, забыв о своих болячках, проблемах, неприятностях. Матушка готовила всегда с молитвой. То, что готовила она, всегда было необыкновенно вкусно. Позже – возраст о себе давал знать – матушка меньше внимания уделяла приготовлению пищи, но обычай утешать трапезой остался.

Матушка трепетно относилась к хлебу. Где бы она ни увидела большой ли, маленький кусок брошенного хлеба, она всегда поднимала его, приносила домой и скармливала голубям. Матушка в разговорах никогда не говорила собеседнику конкретно: «Вот ты такой-то, и у тебя будет то-то». Она обычно говорила или как бы о себе, или о своих знакомых.

Матушка любила Годеново, любила туда ездить. Ездила часто, привозила деньги, продукты, вещи.

Матушка очень любила престольные службы. И когда были силы, она никогда не пропускала эти праздничные службы. Она знала почти все храмы, когда, где, чей праздник, и непременно в день праздника – близко ли, далеко ли – ехала в определенный храм. Причем старалась быть на ранней службе, иногда оставалась и на вторую – «архиерейскую».

Последние годы жизни матушка ходила в Сретенский монастырь, любила его, считала своим. Молилась она обо всех, за всех болела душой, но были у нее и свои любимчики. Был «внучок» Васенька (ныне иеродиакон Питирим), была «подружка» Анечка – пятилетняя девочка, которую матушка почему-то очень выделяла. Всегда ждала ее прихода на службу, всегда был для нее у матушки гостинец. С большим уважением относилась к наместнику монастыря архимандриту Тихону (Шевкунову).

На территории монастыря стоит распятие, матушка никогда не проходила мимо него, не поклонившись; в любую погоду – дождь, снег, слякоть, грязь, – проходя мимо Креста, склонялась в земном поклоне и молила: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!», подавая пример. Сопровождавшим ее говорила: «Всегда, всегда поминайте Господа, и Он, Всемилостивый, помянет вас!»

Во многом матушкина жизнь была примером для подражания. Матушка никогда не пользовалась привилегиями. Она, схимница, никогда не шла без очереди ни на исповедь, ни к причастию, ни к кресту. Как бы ни тяжело ей было стоять, она смиренно, терпеливо ждала свою череду, и когда ее пропускали, не спешила этим воспользоваться. Обязательно, когда шла в храм, что-либо брала на канон «покойничкам» – как правило, это был хлеб, в праздник она брала и еще что-нибудь.

Матушка очень любила голубей. Часто повторяла рассказ. Жил один человек по имени Иван, пил, вел непутевую жизнь. Как-то пошел пьяный на речку и утонул. Родные, обеспокоившись о его душе, послали на Афон письмо с просьбой помолиться об Иване, но ответа не получили. Пишут второе письмо, деньги шлют, просят святых молитв. Приходит ответ: молимся, но нужна ваша помощь: кормите птиц, раздавайте милостыню. Так родные и стали делать. Вскоре получают с Афона письмо, что «отмолили вы своего Ивана, голубки вам помогли».

Матушка всем настойчиво советовала: хотите спасения души – кормите голубей. И сама она начинала свой день с того, что вначале поправляла лампадки, потом кормила голубей, которые постоянно ютились на ее окнах. Кормила она их несколько раз в день. Когда приходила из храма, никогда не садилась есть, не покормив «своих голубков». Было удивительно, что она еще не открывала окна (там у нее была кормушка), чтобы дать им крупу, а они, почувствовав, что она пришла, откуда-то прилетали «тучей» и ждали «трапезы». Было такое впечатление, что они прилетали со всего района.

Были, конечно, проблемы с соседями, особенно в последнее время, когда число голубей увеличилось, и соседи испытывали «некоторые» неудобства от птиц и просили прекратить «кормежку». Матушка все недоумевала: как же они не понимают, как важно кормить голубей, и не заботятся о спасении своей души. Но кормить дома стала меньше, «украдкой». Стала кормить их на улицах. Идя в храм, брала с собой крупу, как она говорила, «для своих голубков», а свои были у метро «Свиблово». Они так привыкли к матушке, что в любую погоду, только она выходила из метро, слетались к ней со всех сторон. Матушка просила после ее смерти обязательно продолжать кормить голубей. Говоря о голубях, матушка вспоминала, как однажды привезли в один из монастырей пирожные, а начался пост, и их скормили голубям, которые их с удовольствием склевали. Отец сказал: «Не только мы любим вкусное, матушка». Дома она их тоже иногда баловала.

Вспоминала она поездки к отцу Кукше и как он их кормил. Они пришли к нему в домик после литургии, в сенцах стоял тазик – и чего там только не было намешано. И вот отец Кукша приглашает их на трапезу, берет этот тазик и из него наливает каждой по большой миске. Матушка с ужасом думает: она же причащалась, а от этой еды ей будет дурно, как быть? Отец Кукша говорит: «Ешь!» Съела и почувствовала необыкновенную легкость.

Потом она приехала к нему просить прощения: прошел слух, что он умер, и она поминала его за упокой. Отец Кукша, поскольку это было по неведению, простил ей, но сказал: «У Бога все живы». И еще раз она была у него, когда он уже почил. Пришла, а где могилка – не знает. Взмолилась: «Отец Кукша, помоги!» И вдруг появилась старушка, которая и отвела ее на могилку.

У матушки было очень много икон. Иконы были везде: в комнате, на кухне, в коридоре. Для нее не существовало различия: «большие или маленькие иконы, писанные, полиграфические или фотографии». Она никогда не говорила уменьшительно «иконочка», для нее все иконы были дорогие, ценные, с которыми были связаны особые воспоминания.

Среди них были такие, как Иверская икона Божией Матери «Благая Вратарница» – она у матушки была на верху киота, «Рождество Богородицы» – эту икону кто-то выбросил, матушка нашла ее, принесла домой, икона Пресвятой Богородицы «Старорусская», «Призри на смирение», писанная отцом Алипием, наместником Псково-Печерского монастыря, икона святых угодников целителей Космы и Дамиана, икона «Собор архистратига Михаила».

Матушка постоянно молилась. Никогда не выходила она из дома, не испросив помощи у Пресвятой Богородицы, святых угодников, не благословившись у своего духовного отца. И придя домой, обязательно первым делом прикладывалась к иконам, благодарила, разговаривала со святыми, как с живыми.

Перед иконами у матушки теплились неугасимые «обетные» лампады. Постоянно их количество увеличивалось и дошло до двенадцати. Матушка свои деньги, то есть пенсию, тратила на лампадное масло, корм для голубей, книги. Деньги, которые ей жертвовали, отдавала нуждающимся бедным храмам, монастырям.

Накануне пожара 17 июня 2006 года – как раз дня празднования «Старорусской» иконы Пресвятой Богородицы – матушке купили несколько упаковок лампадного масла. И поскольку масла было много, его поставили под стол, чтобы не мешало. Утром 17-го числа матушка по обыкновению пошла на службу в Сретенский монастырь, из дома ушла в 6 часов утра, а возвращалась домой уже после 12. Когда подходили к дому, увидела: подъехала пожарная машина: соседи, почувствовав запах гари, вызвали пожарных. Квартира горела. Матушка, которая очень дорожила книгами, всегда, уходя, убирала их, а тут все свои основные ценные книги оставила на диване, где и был очаг пожара, и многие из них сгорели. Пожарные оперативно справились со своей работой. Матушка на все смотрела равнодушно, как будто это и не с ней произошло. Поскольку в квартире оставаться было невозможно, то переехали на новое место жительства – в Фили. Матушка по-деловому собрала необходимые ей вещи, в первую очередь ложку отца Саввы, а в машине призналась: «Я давно уже этого хотела».

Когда переехали в Фили, матушке стало тяжело ездить в Сретенский монастырь, и она стала ходить в ближайший храм. Гости к матушке приезжали и сюда, но их было уже меньше, и матушка скучала. Читать она стала меньше, в основном молилась по четкам. Годы сказывались, как она сама говорила: «Сердечко слабенькое, ноги не хотят служить». Было видно, как тяжело давался матушке каждый шаг, когда она шла в храм.

За неделю до смерти она встала, оделась, чтобы идти в храм, и осталась сидеть – ни рукой, ни ногой пошевелить не могла. Пришлось лечь в постель. Речь была тоже нарушена, но можно было понять, чего она хотела. Сказала, чтобы сначала приехал священник, а потом уже вызвать врача. Приехал батюшка из Сретенского монастыря и причастил, потом приехала «скорая помощь». Диагноз – кровоизлияние. Сделали уколы. Матушке стало немного легче. Пыталась уже сама встать. Какое-то время была в полузабытьи. Из Сретенского монастыря не оставляли ее, приезжали, причащали, соборовали. В последний раз отец Никодим причастил ее вечером 24 января, а утром 25-го, в Татьянин день, она ушла из этой жизни – мирно и тихо. Все эти дни она практически ничего не ела, кроме просфоры и святой воды.

26 января гроб с ее телом отвезли в ее любимый Сретенский монастырь, как она и хотела. Ночью монахи читали Псалтирь, а утром ее отпели по монашескому чину. Когда ехали, появилось солнце. И пока шли от ворот кладбища до ее могилы и пели «Святый Боже», солнце ярко светило. Так и закончилась ее земная жизнь.

Упокой, Господи, рабу Твою схимонахиню Михаилу, прости ей ее грехи вольные и невольные и не лиши ее Царствия Небесного, и нас прости за то, что мы, неразумные, вольно или невольно огорчали матушку. Матушка, прости нас, и спасибо тебе за все.