Трудные места богослужебных текстов

Иеромонах Тихон (Васильев)

Кондак Крестопоклонной недели

В современном издании Постной Триоди[1] мы видим следующий текст кондака Крестопоклонной недели:

«Не ктому пламенное оружие хранит врат эдемских: на тыя бо найде преславный соуз, древо крестное. Смертное жало, и адова победа прогнася. Предстал бо еси, Спасе мой, вопия сущим во аде: внидите паки в рай».

Сразу зададимся вопросом: почему Древо Крестное названо «преславным соузом», то есть «союзом», «совокупностью»? Собственно, с этого вопроса, который задала одна любознательная послушница, и начались мои исследования. Приходили разные богословские мысли, порой и не совсем безосновательные. Забегая вперед, скажу, что этот эпитет Кресту вряд ли дал автор кондака. В любом случае, пусть русский книжник, но назвал же Древо «соузом». Может быть, это связано с трисоставностью Крестного Древа или с тем, что Крестом восстановлен союз человека с Богом. Чтобы прояснить вопрос и обосновать какое-нибудь из предположений, я обратился к тексту современной греческой Триоди[2]:

Ουκέτι φλογίνη ρομφαία φυλάττει τήν πύλην τής Εδέμ, αυτή γάρ επήλθε παράδοξος σβέσις τό ξύλον τού Σταυρού, θανάτου τό κέντρον, καί Αδου τό νίκος ελήλαται, επέστης δέ Σωτήρ μου βοών τοίς εν Άδη, Εισάγεσθε πάλιν εις τόν Παράδεισον.

Итак, в греческой современной Триоди не «преславный соуз», а παράδοξος σβέσις – парадоксальное (странное), если угодно, «преславное погашение (утушение)». И еще один момент: Древо Крестное «найде» на самом деле не «на тыя», а «НА ТОЕ», то есть не на врата эдемские, а на пламенное оружие. Таким образом, слово «соуз» нужно понимать в смысле утушения: это то, что «связало» пламя. И вот какой прекрасный и емкий образ греческого кондака теряется в современном не совсем точном переводе: древо странным образом потушило огонь пламенного оружия.

Куда же смотрел переводчик и многочисленные справщики?

Если мы заглянем в древние славянские рукописи[3], то наше недоумение не уменьшится, а только возрастет.

В рукописи XIV века мы увидим следующий кондак:

«Уже пламенное оружие не хранит врат эдемских…»

Здесь стоит немного остановиться. Обратим внимание, что в рукописи XIV века кондак начинается с короткого и понятного слова «уже» без всяких современных «не ктому»! Ну, а дальше самое интересное: как же переведен был наш «соуз», то есть σβέσις?

«… Приде бо ему ПРЕСЛАВНЫЙ ГЛАС древо крестное...» Получается, по мысли книжника ΧΙV века, что Древо Крестное «приказало» огненному оружию перестать охранять эдемские врата.

А ежели мы, набравшись терпения, откроем еще и рукопись начала XVI века, то вряд ли сможем сдержать улыбку, ведь там предложен еще один вариант перевода:

«Не уже ктому пламенное оружие хранит врат эдемских...»

Заметим, как усложнилось по сравнению с XIV веком начало кондака. Здесь уже вообще слабо улавливается, хранит все еще или нет пламенное оружие эдемские врата! Возможно, такое усложнение является результатом так называемого второго южнославянского влияния на церковнославянскую письменность. А наиболее интересующее нас место переведено так:

«…сие бо найде ПРЕСЛАВНО НАИТЬЕ древо крестное...»

Вот как решил выйти из затруднения книжник XVI века! Нашло наитие!

После того как я увидел всю эту путаницу в славянских рукописях, мне очень захотелось посмотреть древние греческие Постные Триоди.

В библиотеке СПбДА мне удалось посмотреть греческую венецианскую Триодь, в которой я нашел расхождение с современным греческим текстом. Хотя и не принципиальное, но все же. Вместо παράδοξος σβέσις там стоит παράδοξος δέσις, то есть «преславный СОУЗ» – связывающее. Вот и источник нашего современного «соуза».

К сожалению, более древних греческих рукописей пока мне посмотреть не удалось.

Похвала (43) на непорочных в Великую субботу

Данная похвала, на мой взгляд, является примером одного из очень немногих действительно неудобовразумительных текстов.

«Копием прободеннаго, Спасе, из ребра Твоего, живот животом из живота спасшаго мя искапаеши, и живиши мя с ним».

Совершенно ясно, что в данной ситуации без греческого текста не обойтись. Из греческого текста видно, что на славянский неверно переведено слово εξωσάση как «спасшаго». На мой взгляд, здесь корень – εξω (вне), от которого и причастие. Λογχονύκτου тоже, наверное, неверно было переводить «копием прободенного», так как это, скорее всего, genetivus absolutus, который переводится либо деепричастием, либо придаточным времени, места и т.д. («Когда Ты был прободен копием»).

Далее я заглянул в книгу последований служб Страстной седмицы на греческом (ΙΕΡΑΙ ΑΚΟΛΟΥΘΙΑΙ ΜΕΓΑΛΙΣ ΕΒΔΟΜΑΔΟΣ και ΔΩΔΕΚΑΗΜΕΡΟΥ. Εκδόσεις ΜΙΚΡΑ ΖΥΜΗ. Θέρμον Α’ιτωλίας. 2005) и там увидел очень многозначащее написание всего одного слова, которое дало мне возможность предложить перевод данной похвалы. Это слово τή Ζωή («Жизни» – дат.падеж), которое в этой книге написано с большой буквы.

Мне видится некорректность нынешнего варианта, предложенного в Триоди для перевода слова εξωσάση, которое славянский переводчик перевел в мужском роде. Но здесь явная грамматическая форма причастия аориста активного залога женского рода в дательном падеже. Имея в виду, что в греческой Библии Адам назвал свою жену Жизнью (Ζωή), я предложил следующее понимание данной похвалы:

Λογχονύκτου Σώτερ, εκ πλευράς σου ζωήν τή Ζωή τή εκ ζωής εξωσάση με, επιστάζεις καί ζωοίς με σύν αυτή.

«Копием прободен, Спасе, из ребра Твоего источаешь жизнь Жизни, исторгнувшей меня от жизни, и оживляешь меня с ней (Жизнью, то есть Евой)» .

Приведу несколько постов из последующей дискуссии по этому тексту.

Димитрий Останин, священник:

– «Из ребра Твоего, Спаситель, копьем пронзенного, / Ты, Жизнь, меня некогда из жизни изгнавшая, / жизнь проливаешь и оживляешь ею меня» – насчет Евы, как мне кажется, это перегиб...

Кстати, перевод, помещенный выше, совершен иеромонахом Амвросием (Тимротом), славящимся своими переводами богослужебных текстов с греческого языка. Вот здесь его сайт http://wertograd.narod.ru/amw.htm

Тихон Васильев, иеромонах:

– При всем уважении к о. Амвросию и его труду, никак не могу согласиться с предлагаемой им редакцией перевода. «Ты, Жизнь...»???? Ведь в оригинале звательного падежа и близко нет! Да и прочее все... «оживляешь меня» не «ЕЮ», а «С НЕЮ». В общем, очень далекий от грамматики оригинала перевод. А Ева, кстати, здесь очень даже причем. Предлагаю заглянуть в службу Великой субботы на три стиха выше разбираемой 43-й похвалы: «В ребра прободен был еси, ребро вземый Адамле, от негоже Еву создал еси, и источил еси токи чистительныя» (похвала 40). Так что 43-я похвала вполне логично развивает сюжет о Еве... И в чем же перегиб?..

Самуил Нн:

– Мне перевод отца Тихона тоже кажется точнее, и, действительно, он вписывается и в контекст похвалы!

Av Игорь:

– Тогда логичнее в переводе заменить слово Жизнь на Ева. Для греков это почти одно и то же, а нам станет понятнее. Потому что «Жизнь, исторгнувшая из жизни», все-таки очень непривычная для русского уха метафора. Можно «расшифровать» так: «Копием прободен, Спасе, из ребра Твоего Еве источаеши жизнь, и тако живиши меня с праматерью, отторгнувшей меня от жизни».

Или сохранить метафоричность, прояснив смысл стиха: «Копием прободен, Спасе, кровию Твоею из ребра источаеши Жизни жизнь, и тако живиши меня с праматерью Евой, отторгнувшей меня от жизни».

Какие же можно сделать выводы из обсуждений в упомянутой группе социальной сети?

Во-первых, мы должны стремиться к ясному пониманию богослужебных текстов. Не нужно закрывать глаза на непонятные и «темные» места. По большей части наше непонимание богослужебного текста связано с элементарным незнанием значений некоторых церковнославянских слов. И многие недоумения снимаются, когда мы просто открываем словарь прот. Г. Дьяченко или другой церковнославянский словарь.

Во-вторых, в богослужебных текстах все же существуют места, требующие для прояснения смысла более точного перевода с греческого оригинала. А значит, необходимость правки богослужебных текстов сохраняется.

Наконец, в-третьих, при правке церковнославянского текста нужно обязательно обращаться к древним рукописям до XV века, где зачастую можно найти более понятные и близкие нам выражения, чем в современном церковнославянском тексте.

Однако в любом случае мы должны осознавать значимость и ценность церковнославянского языка как общего богослужебного языка братских славянских народов.