Воспоминания об архимандрите Таврионе (Батозском). Часть 1

Архимандрит Таврион (Батозский)

Архимандрит Таврион (Батозский)

В России в советское время почти все монастыри были закрыты, но в каждой из Балтийских республик сохранился православный монастырь со своими святынями: в Эстонии — Пюхтицкий монастырь со святым источником и чудотворными иконами, в Литве — монастырь Святого Духа с мощами святых Вильнюсских мучеников, а в Латвии — в Пустыньке — в скиту Рижского женского монастыря близ Елгавы был живой старец, к которому съезжалось со всех сторон множество людей. Это был архимандрит Таврион.

После смерти в 1968 г. схиархимандрита Косьмы (Смирнова) Пустыньке был необходим опытный духовник. Выбор Рижского митрополита Леонида (Полякова) остановился на архимандрите Таврионе. Митрополит уже знал его как деятельного священника, очень много сделавшего для Церкви. Поэтому, когда отец Таврион вначале не соглашался, митрополит достиг своего при содействии Патриарха Алексия I. За послушание высшей церковной власти архимандрит согласился.

В 1975 году после долгого отсутствия я вернулся в свой родной город Елгаву. Через какое-то время Господь призвал меня на служение Ему в храме Успения Божией Матери. Там я встретил нескольких москвичей, которые помогали священнику. Они-то и рассказали мне о старце Таврионе, так как часто приезжали в Пустыньку. Мы стали ездить туда вместе. Когда я познакомился ближе со старцем, меня стало тянуть туда всё больше и больше. До сих пор сохранилось в моей памяти одно очень сильное духовное переживание. Как-то мы втроем из Елгавской церкви приехали в Пустыньку на Литургию (которая там начиналась очень рано), чтобы помолиться, причаститься Святых Тайн и успеть обратно в свой храм на службу. Наше появление, очевидно, для отца Тавриона было неожиданным, так как мы должны были быть в это время в Елгавском храме, и поэтому он встревожился, не случилось ли что. Вскоре мы поняли, что он о нас особо помолился. Когда после Святого Причастия мы вышли из церкви и поспешили обратно, все трое ощутили такой душевный подъем и такую духовную радость, какую ни до, ни после того больше не переживали. Это необычайное чувство сохранялось еще долго. Было такое ощущение, что всех любишь, всем желаешь спасения и сожалеешь, что другие не могут переживать подобное. Такова была сила молитвы старца.

В следующем году митрополит Леонид посвятил меня в иподиакона, и я вступил на новый путь. Вскоре меня рукоположили в диакона, потом во иерея. Теперь я мог ездить к отцу Тавриону только тогда, когда появлялась возможность выехать из Риги, где я служил в женском монастыре. Уже в то время я неоднократно был свидетелем силы его молитв. Когда меня как начинающего священника постигало какое-нибудь искушение или появлялись трудности, я просил отца Тавриона помолиться за меня, и всё оканчивалось благополучно. Как-то у меня возникли сложности по поводу книги религиозного содержания — дал почитать одному человеку, а вышло так, что книга попала не в те руки. Сразу поехал к старцу, он помолился, и сложная ситуация удачно разрешилась. И так каждый раз, если что-нибудь случалось, стоило только об этом рассказать отцу Тавриону, все чудесным образом разрешалось. Мне казалось, что нет ничего такого, что было бы невозможным по его молитвам.

Помню еще случай, когда, будучи диаконом, я однажды неожиданно приехал к отцу Тавриону на вечернее богослужение — захотелось помолиться в Пустыньке. Был пост, будний день, людей в храме мало. Сначала батюшка выказал недовольство тем, что я приехал без его благословения. Когда я зашел в алтарь, отец Таврион служил вечерню. Он то молился в алтаре, то выходил на левый клирос к паломникам, помогая им петь. Когда отец Таврион оказывался в алтаре рядом со мной, я ощущал явную благодать, исходившую от него, и в это время во мне сама собой стала твориться Иисусова молитва.

Митрополит Леонид (Поляков)

Митрополит Леонид (Поляков)

После того, как меня посвятили в сан иерея, я старался ревностно говорить проповеди. Я думал, что как священник я должен очень много проповедовать (так я считаю и теперь). Но по неопытности я готовил проповеди, обложившись книгами, стараясь как можно больше собрать материала. Наконец, я понял, что на другие дела у меня просто нехватает ни времени, ни сил. Обратился к отцу Тавриону с вопросом — как быть? Он ответил очень точно: «Ты и так много говоришь». Я успокоился и в дальнейшем стал готовиться к проповедям с чувством меры.

В те времена нередко бывало, что священник служил Литургию, а причастников не было. Под влиянием проповедей отца Тавриона я очень часто призывал молящихся к более усердному причащению. Многим тогда казалось, что это какое-то новшество, и людям было трудно изменить свое отношение к таинству Причащения. Даже монастырские сестры говорили обо мне: «Батюшка нас всё зовет, а мы не идем».

Когда отец Таврион заболел, митрополит Леонид послал меня в Пустыньку к нему на помощь. Это было в 1978 году после праздника Воскресения Христова. Я был в то время начинающим священником, и потому мне было нелегко там служить. К тому же, к архимандриту Тавриону приезжало очень много людей, а когда узнали о его тяжёлой болезни, паломников стало приезжать ещё больше. Но молитвенную поддержку старца я ощущал постоянно.

Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что болезнь батюшки была явно по Промыслу Божию, хотя, наверно, он сам в то время не предполагал, что его жизненный путь уже заканчивается. Несмотря на то, что старец дожил до восьмидесяти лет, у него ещё было много сил служить, благодать Божия его укрепляла. Зная жизненный путь архимандрита Тавриона, я не представлял, что он мог бы не совершать Литургию из-за немощи. Как бы тяжело он ни болел, он всегда служил. Но теперь у отца Тавриона обнаружили рак пищевода, и какое-то время его поддерживала только Святая Кровь Христова, которой он причащался, а есть он ничего не мог. Старец стал заметно слабеть, и совершать богослужения ему с каждым днем становилось всё труднее. Поэтому ему был необходим помощник.

У отца Тавриона в Елгаве был дом, приобретенный, видимо, для того, чтобы совершать там богослужения, когда он почему-либо не сможет служить в Пустыньке. Тяжелые жизненные испытания научили его быть предусмотрительным. Но поскольку старец знал, что Господь рано или поздно призовёт его к Себе, он договорился с митрополитом этот дом переписать тому, кого определят ему в помощники. Впоследствии я передал дом Церкви.

Предусмотрительность архимандрита Тавриона была видна во всём. Например, дрова и уголь у него в монастыре всегда были заготовлены заранее и с запасом. Вина и муки для служения Литургии всегда было вдоволь. К сожалению, надежных помощников у отца Тавриона было немного, а самому во всё вникнуть и всё предусмотреть трудно. Однажды он обнаружил, что в его запасах испортилось много вина. Помню, как он огорчился на праздник Св. Троицы (это была его последняя Литургия): я не проверил вино, которое нам подали на службу, и оказалось, что оно кислое. Было горько услышать упрек отца Тавриона: «У нас вина — хоть пожар туши!»

Однажды был случай, когда архимандрит Таврион захотел самостоятельно решить проблему отопления деревянного храма монастыря (это было ещё до парового отопления) самодельным обогревом. Проведённое им отопление не отвечало противопожарным требованиям. Когда приехал архиерей и увидел проделанную работу, он указал отцу Тавриону на его ошибку и велел всё разобрать. Старец сам, без посторонней помощи, ещё до Литургии, за одну ночь всё исправил.

Во время болезни отца Тавриона в очередной раз в Пустыньку приехал митрополит Леонид. Его все ждали и пригласили на трапезу. Митрополит любил пошутить и иногда сказать что-либо довольно колкое. Во время трапезы из своей кельи вышел отец Таврион, весь сияющий, хотя он с трудом передвигался, придерживаясь за стенку. Митрополит, увидя батюшку, шутя, сказал ему нечто такое, что любого могло бы смутить, но старец сохранил радостное настроение. Видно было, что в этот момент он находился в необычайно возвышенном состоянии духа. Таким я его еще не видел.

Все, в том числе и я, не могли поверить, что он умрёт. Было необъяснимое чувство, что он с нами рядом будет всегда. Но отец Таврион тихо угасал, и всё-таки по воскресениям приходил на службу до тех пор, пока хватало сил. В праздник Святой Троицы отец Таврион из последних сил, но с большим воодушевлением отслужил Божественную Литургию. Слабым голосом батюшка проникновенно произнес проповедь о величии Божественной Евхаристии и нашем участии в ней. Хотел он служить и в день Святого Духа, но уже не смог прийти. Я предполагаю, что в дальнейшем отец Таврион совершал Литургию у себя в домике, поскольку там была отдельная комнатка для богослужений, в которой, по свидетельству очевидца, находились церковные сосуды для служения Евхаристии.

Перед самой смертью, когда всем стало ясно, что дни старца уже сочтены, и многие стали тревожиться о том, что же будет дальше. Отец Таврион просил передать своим духовным чадам, чтобы они не скорбели и не смущались, так как все они находятся крепко в руках Божиих.

В день кончины отца Тавриона 13 августа рано утром я служил в храме Преобра­жения Господня. В какой-то момент службы я увидел, как в оконное стекло алтаря ударилась птица. Так было несколько раз, поэтому я обратил на это внимание и сразу подумал: «Наверное, отец Таврион отошёл ко Господу». Вскоре мои предположения подтвердились.

Отец Таврион весь пребывал в Боге. Это чувствовалось во всём. Центром его жизни была Литургия. Он был очень собран на богослужении и в то же время всё видел и замечал.

Иногда митрополит Леонид приглашал отца Тавриона в Ригу на праздничные богослужения, в которых участвовали и другие священники. Нам, священникам, во время соборного богослужения при большом стечении народа трудно было не отвлекаться от молитвы. Отец Таврион же всегда бодрствовал, пребывая в молитве. Помню, случилось, что во время службы мы стояли один напротив другого. Батюшка, опустив глаза, был весь погружён в молитву. Я с интересом наблюдал за ним. Он это почувствовал, взглянул на меня и тотчас опять углубился в молитву.

Архимандрит Таврион приезжал в Ригу как духовник не только Пустыньки, но и всего Рижского женского монастыря. Мне запомнилась одна Литургия, которую он служил в монастырском храме. Чувствовался большой духовный подъём. Во время проповеди отец Таврион рассказал несколько случаев из своей священнической жизни. Когда он был в ссылке, ему пришлось жить в землянке. Каждый день он совершал там Ли­тургию. Чашей ему служила обыкновенная консервная банка. Он сознавал несоответствие окружающей обстановки величию совершаемого богослужения и поэтому с сокрушением души обращался к Богу: «Господи, Ты ведь тоже в пещерке родился...»

Священномученик Павлин (Крошечкин)

Священномученик Павлин (Крошечкин)

Тогда же он рассказал о встрече со своим Владыкой — архиепископом Павлином Крошечкиным. (Можно предположить, что это было в то время, когда арх. Павлин, незадолго до своей мученической кончины в 1937 году, находился в Мариинских лагерях Кемеровской области.) Отец Таврион издалека увидел архиепископа за колючей проволокой. Узнав батюшку, Владыка прижал руку к сердцу, показывая этим, как он жаждет причаститься Св. Тайн. Но, к сожалению, отец Таврион не смог исполнить его желание.

У отца Тавриона ничего не было лишнего — ни лишних слов, ни движений. Когда он читал канон или произносил ектеньи, голос его звучал очень бодро, живо, и во время его богослужения дремать было невозможно. Служба протекала быстро и всегда с духовным подъемом. После отъезда из Пустыньки вскоре опять тянуло туда, хотелось вновь побывать там и особенно — услышать западавшую в душу проповедь.

Очень часто во время проповеди старец любил повторять слова Христа: «Кому прос­тите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин.20,23). В это он свято верил. Он всех постоянно призывал к таинствам Церкви, так как видел в этом преображение и спасение людей. Он верил, что Чаша, которая приносится за всех и за вся — это то, чем держится весь мир. Как говорил праведный Иоанн Кронштадтский, Литургия — это рычаг мира. Иногда можно было видеть, как слезы текли по лицу отца Тавриона, когда он, только что причастившись в алтаре, выходил на амвон с Чашей.

В книге «Детская исповедь» (2003 г.) помещены слова о.Александра Ильяшенко: «Один замечательный подвижник XX в., архимандрит Таврион, который без малого 30 лет провёл «в заточении и горьких работах», говорил, что «если бы не Божественная Евхаристия, то нас бы давно уже черви съели».

Отец Таврион стремился к тому, чтобы мы все были участниками и причастниками Божественной Евхаристии, а не сторонними наблюдателями. Один опытный, всеми уважаемый московский священник благословлял своих духовных чад ездить к отцу Тавриону и причащаться у него Святых Христовых Тайн каждый день, говоря, что «раз уж вы в Пустыньке, то используйте такую благодатную возможность, потому что для этого там есть все условия». В этом отец Таврион следовал заветам святого праведного Иоанна Кронштадтского. Вот что писал отец Иоанн (привожу по книге «Завет с священной гробницы приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского», С.-Петербург, 1914): «Всякий день Господь гласом Церкви приглашает к причастию Своего тела и крови во время Литургии: «Приимите ядите и пиите от нея вси» (Матф.ХХVI, 26-27). «Ведь кто грешит всегда, тот должен всегда искать и исцеления. Живи, христианин, так, чтобы заслужить принятие Христа Иисуса ежедневно: ибо тот, кто не заслуживает принимать Его ежедневно, не достоин принимать Его и раз в год». «Да возбуждаем себя, чтобы как можно чаще приступать к Трапезе Господней, со страхом за свое недостоинство, но с верою в благодать, — с сердечным алканием и жаждою любви к сладчайшему Иисусу, Которого плоть и кровь есть истинный хлеб жизни и единственная чаша спасения».

Отец Таврион старался делать все для того, чтобы люди поняли смысл и значение таинства Евхаристии. О впечатлении, которое производило служение старца, мне рассказала одна пожилая женщина, с детства ходившая в церковь. Когда она впервые приехала в Пустыньку на Литургию, она увидела много горящих свечей на престоле и вокруг него на специальных подставках, множество ваз с цветами в храме и в алтаре. Увидела, как батюшка при открытых Царских вратах переоблачался в красную ризу перед совершением Евхаристического канона, затем выходил на солею и, обращаясь ко всему церковному народу, говорил: «Приспели важнейшие минуты в мироспасительном служении Литургии. Церковь просит и умоляет вас — всем сердцем участвовать в молитве». Какой-то особый духовный подъем охватывал всех в эти минуты, и у всех действительно были единые уста и единое сердце. После службы она призналась, что только теперь перед ней по-настоящему раскрылась красота и смысл совершающегося Таинства.

В одной из проповедей отец Таврион говорил: «Кто бы вы ни были, но если вы раз побывали в Пустыньке, то и за вас молитва поется «Со святыми упокой», и за вас молитва поется «Под Твою милость». А потом ранненьким утречком мы совершаем то великое мироспасительное служение, в котором священник говорит: «Твоя от Твоих... о всех и за вся.» Это за вас. Понятно? За вас! В каждом месте, где вы будете, вспомните: в скромной Пустыньке за вас приносится величайшая жертва. И не только за вас, но и за весь мир».

После Литургии отец Таврион никогда не служил молебны. Не потому, что он был против совершения треб и не потому, что это было ему физически трудно (так как он служил ежедневно утром и вечером). Он считал, что совершение после Литургии еще какой-нибудь другой службы умаляет величие Евхаристии как Таинства Таинств и предполагает некую ее недостаточность, требующую дополнения. Но по своему существу Евхаристия уже заключает в себе все прошения как о живых, так и об умерших, так как за них приносится бескровная жертва, а это несравненно важнее и значительнее, чем прошения на молебнах и панихидах.

Когда отцу Тавриону приходилось совершать отпевания, он всегда говорил проповедь и старался донести до сознания присутствующих мысль о том, что это ждет каждого из нас.